Африканский рубеж 9

Глава 4

Время на аэродроме будто остановилось. Ветер стих. Будто бы сама природа, увидев произошедшее, «обалдела».

Пока мы с Кешей направлялись к полосе, нас уже обогнали несколько групп техников и спецмашин. Обогнавший нас ещё на «старте» командир 727-го полка, подполковник Никитин, уже выскочил из своего УАЗа рядом с вертолётами и начал жестикулировать перед доложившим ему инженером.

— Чего он там говорит? — спросил Кеша, когда увидел резкие движения Никитина руками.

— Много чего. Думаю, что инженеру не сильно нравится, — ответил я, обогнав двух лётчиков, которые остановились недалеко от рулёжки и зацокали языками.

Крики Никитина были слышны издалека, но слова было трудно разобрать.

— Он так орёт, будто это инженер ему лично снёс половину вертолётов полка, — сказал мне Кеша.

Подойдя ближе к подполковнику, можно было заметить на фоне яркого солнца, как летят слюни в инженера. Такие эмоции в сочетании со свистящим голосом Виктора Юрьевича сильно нагнетали и без того печальную обстановку.

— Я вас уничтожу! Вы у меня под суд пойдёте… нет, побежите под суд! — метался Никитин между покорёженными машинами, словно тигр в клетке.

Мне почему-то кажется, что под суд есть вероятность пойти самому Виктору Юрьевичу. Всё же приказ на расстановку отдавал он лично.

— Ты, Петров! Что ты там застыл, как истукан⁈ — заорал он на какого-то техника, который с ужасом осматривал повреждённый Ми-8.

Кешу сначала передёрнуло, поскольку он воспринял это на свой счёт.

— Товарищ подполковник, живы все. Экипаж Ан-24… вон! Они сами выбрались. Тоже живы, — пролепетал за спиной Никитина его заместитель, указывая на несколько человек, стоящих рядом с самолётом на полосе.

— Живы⁈ Да и хрен на них. Придурки косорукие! — выругался Никитин.

Он нервно дёргал себя за майку, пытаясь справиться с нахлынувшей волной гнева. Казалось, он готов был растерзать любого, кто попадётся под руку, лишь бы найти козла отпущения.

— А ну-ка, ты, балбес! Ты смотрел, куда они садились? Ты не видел, что… что они вот-вот в вертолёты воткнутся⁈ — переключился он на другого человека в каске, песочной форме, бронежилете 6Б2 и с автоматом на плече.

— Товарищ командир, я…

— Тоже готовься. Будешь отвечать перед комиссией. Я на тебя все вертолёты повешу!

— Командир, это часовой. Он вообще…

— Ты меня не учи. Тоже тебя сдам! И тебя сдам! Всех сдам, уроды! — «рвал» на себе волосы Никитин, который никак не мог успокоиться.

Кеша, стоявший рядом, тихонько дёрнул меня за рукав.

— Сан Саныч, он сейчас так и к размахиванию кулаками прибегнет.

Я направился к командиру полка, отправив Кешу к нашему вертолёту. Вообще, нашей эскадрилье повезло. Все вертолёты, к счастью, стояли чуть поодаль.

— Товарищ полковник, разрешите обратиться — позвал я Никитина, стараясь говорить спокойно, но твёрдо.

Виктор Юрьевич обернулся, но его взгляд был по-прежнему полон ярости.

— О, Сан Саныч! Ты же мне говорил! Говорил, что тут опасно! А я… я что, слепой, что ли⁈ Вот, смотри! — начал разводить он руками и подошёл ко мне ближе. — Чего пришёл, Клюковкин⁈ Позлорадствовать! Вот и свободен. Мне тут зрители не нужны.

Он махнул рукой в сторону покорёженных вертолётов. Я подошёл к Виктору Юрьевичу ближе, не сводя с него глаз.

— Вы бы сопли подобрали, товарищ подполковник. А то на них поскользнуться можно. Лучше думайте, как вы будете выполнять боевые задачи. У вас много вертолётов теперь «не в строю». И это только ваша преступная халатность тому виной.

Никитин злобно зыркнул на меня и отвернулся. Постояв несколько секунд, он сплюнул на бетонку, сел в машину и уехал в сторону КДП.

Его заместитель только развёл руками.

Я взглянул на часы. До вылета было ещё немного времени, так что я решил осмотреть весь масштаб предстоящего «грандиозного шухера».

Первый Ми-8, который был ближе всех к полосе, выглядел просто ужасно. Вся передняя часть фюзеляжа, от кабины пилотов до середины, была смята, как будто кто-то гигантской рукой прошёлся по металлу. Краска была содрана. Лопасти несущего винта были сломаны, а одна была полностью согнута под прямым углом. Передняя стойка шасси была вывернута. А сам вертолёт накренился набок.

Рядом стоял второй Ми-8. Повреждения были не столь критичны, но тоже значительны. Хвостовая балка была сплющена, и вертолёт опасно накренился на левый борт. Лопасти несущего винта были погнуты.

Пострадал и Ми-24. У него была смята хвостовая балка. Рулевой винт упёрся в землю. Казалось, что и этот борт уже не подлежит быстрому ремонту.

Дальше я не пошёл, но и там картина была печальная. Про повреждения Ан-24 и вовсе нет смысла говорить.

Судя по всему, он порвал пневматик на левой основной стойке при посадке. При этом накренился влево и начал уходить с полосы. Лётчик самолёт не удержал и всё сшиб.

— Повреждения серьёзные, товарищ майор, — сказал мне инженер, держа в руках обломок лопасти одного из вертолётов, подводя Никитина к одному из вертолётов.

— Главное, что никто не погиб, — ответил я, нагнувшись к земле.

Под ногами было много обломков, но мне на глаза попалась рукоятка от блистера Ми-8. Я взял её и покрутил в руке. За спиной вновь скрипнули тормоза УАЗика.

Выпрямившись, я повернулся на звук двигателя автомобиля. Это был УАЗик Никитина. Сам же Виктор Юрьевич вылез с пассажирского сиденья и пошёл дальше по стоянке. Бросив на меня злобный взгляд, он прошёл мимо и ничего не сказал.

— Ты видел, что осталось от техники⁈ Сколько ждать запчасти⁈ Сколько времени уйдёт на ремонт⁈ Нам нужно выполнять задачи! — объяснял Никитин своему заместителю на ходу.

— Я понимаю. Но искать виноватых — дело неблагодарное. Сейчас нужно оценить ущерб и понять, что мы можем сделать.

Больше мне на месте происшествия делать нечего. Мне стало ясно, что Никитин «сопли подобрал» и теперь ему разгребать эту проблему. А ещё ясно, что в Джелалабад уже собирается комиссия. Наверняка приедут и из Кабула, и из Ташкента.

Через несколько минут мы запустились парой и начали руление к полосе.

— 902-й, Омару. Повнимательнее на взлёте. С полосы самолёт ещё не убрали, — подсказал мне руководитель полётами.

— Понял. Разрешите, мы по рулёжке разбежимся, — запросил я и получил разрешение.

Вертолёт начал разбег. Скорость растёт, а хвост уже начинает подниматься.

— Отрыв! — произнёс я по внутренней связи.

Мы поднялись в воздух. Сначала, как и всегда, над аэродромом, начали набирать высоту. Я видел, как под нами проплывает стоянка с разбитыми вертолётами. Ан-24 всё ещё стоял на полосе, и вокруг него суетились люди. Надо переходить уже в более энергичный набор, но не тут-то было.

— Саныч, давай в горизонте, — сказал Кеша по внутренней связи.

На контрасте с разбитыми вертолётами и самолётом, из воды в одном из бучило нам приветливо махали несколько девушек в открытых купальниках. Тут-то и проснулся наш мужской инстинкт.

— Саныч, ну пониже-пониже. Это ж с этого… Во-во! — радостно «замурчал» Кеша, когда я начал разворот рядом с местной купелью.

Всё бы хорошо, да только мне ведь некогда смотреть.

— Извини друг, но нам по заданию работать надо, — сказал я улыбаясь.

Взгляд быстро переключился на то, что раскинулось перед нами. Пейзаж изменился до неузнаваемости. Горы, величественные и суровые, предстали во всей своей красе. Они были не просто холмами — это были исполины, поднимающиеся к самому небу. Склоны, покрытые скудной растительностью, переходили в отвесные скалы, испещрённые ущельями и трещинами. Камни здесь были разного оттенка: от охристо-коричневого до тёмно-серого, почти чёрного. Солнце, только что слепившее на аэродроме, на высоте приобрело мягкость. Оно освещало горные хребты, создавая игру теней и света, подчёркивая их рельеф.

— Сан Саныч, ну ты глянул, какая красота⁈ — спросил меня Кеша по внутренней связи.

— Ты про горы или про что-то другое? — посмеялся я.

— Можно сказать и про «горы», и про ложбинку. Ты ж видел у мадам из строевого. Там все три «единицы» с хвостиком.

Ну Кеша! Я ж два месяца Тосю не видел и женского тепла не чувствовал. А тут он напоминает о мужских потребностях

— Я бы дал четыре. Давай до дома потерпим. Нас девочки ждут, как-никак.

— Согласен. Но ты видел, какие у этой дамы они большие⁈ Ну «горы», — продолжал меня терроризировать Иннокентий.

— Кеша, смотри на обычные горы, — решил я остановить этот разговор о женских прелестях.

Обсудив размерность зоны декольте некоторых девушек, мы вернулись к полёту.

Слева на горизонте, виднелись вершины, ещё покрытые остатками снега, несмотря на жаркий день.

Мы начали лететь вдоль границы, разыскивая по предполагаемым маршрутам караваны душманов.

— 12-й, здесь ниже пройдём, — произнёс я в эфир, опуская рычаг шаг-газ.

— Понял. Справа на месте, — ответил ведомый.

Внизу под нами, протянулась одна из основных рек Афганистана — Кунар. Среди гор ещё несколько речушек, которые сливались с этой волной артерией.

Их вода была бирюзовой, почти изумрудной, прозрачной, и на солнце сверкала, как драгоценные камни. Эти реки пробивали себе путь сквозь скалы, образуя узкие каньоны. Местами река была спокойной, зеркальной, отражая синее небо и вершины гор, а где-то — бурной, с перекатами и мелкими водопадами, где вода с шумом падала вниз, оставляя за собой клубы водяной пыли.

— Саныч, где река делает поворот, кажется, какое-то поселение. Маленькое, прямо у воды. И несколько человек.

Я присмотрелся. Действительно, на одном из поворотов реки, среди скал, виднелись несколько глиняных домиков, словно вросших в склон. Маленькие, невзрачные, они казались частью самого ландшафта. В таких местах, казалось, время остановилось.

— Вижу, — ответил я, выполняя отворот влево.

Крен заложили большой. Так, что аж лопасти загудели, а слева в блистере крыши домов можно было рукой достать.

У реки и правда было несколько человек. Рядом ни ишаков, ни машин. Да и сами жители выглядят мирно.

— Саныч, руки подняли. Вроде нету у них ничего.

Я ещё раз присмотрелся к афганцам, которые просто так мыли руки в реке. Такого за все командировки в Афганистане не видел ни разу. На борту у нас никого нет, чтобы «подсесть» и проверить. Да и негде тут среди скал садиться.

— Пират, 902-му, — вызвал я на связь РП в Ассадабаде.

— Отвечаю, 902-й.

— Доброго дня! Работаем по заданию. Нашли проблему. Район Баргор и Серай, — доложил я.

— Уточняю.

После небольшой паузы, руководитель полётами вновь нас вызвал. Всё это время я продолжал кружить над несколькими домами, заглядывая практически в каждый из дувалов.

— 902-й, там отдельный кишлак. Сегодня его проверили. Группа уже доложила об окончании работы.

— Понял. На маршрут уходим, — произнёс я, выровнял вертолёт и взял курс на Ассадабад.

Горы сменялись новыми хребтами, долинами, ущельями. Иногда попадались редкие, одинокие деревья, цепляющиеся за жизнь на каменистых склонах. А иногда — огромные, пустынные плато, где ветер выдувал из земли причудливые формы.

— Я на берегу той реки шашлыки бы пожарил, — хихикнул Кеша.

— Тебе лишь бы поесть, — посмеялся я.

Мы приближались к Ассадабаду. Пейзаж начал немного меняться. Горы становились ниже. Но всё равно, величие природы поражало.

— Помнишь, как эти места называют? — спросил я Кешу, когда мы разворачивались на обратный курс.

— «Край непуганых духов».

— Вот-вот, — спокойно сказал я.

Кеша немного помолчал, а затем выдал ещё одну интересную мысль.

— А ещё не просто так среди солдат ходит поговорка: если хочешь пулю в зад — поезжай в Асадабад.

Кроме подозрительного кишлака никаких более особенностей не было. Так что мы спокойно взяли курс на Джелалабад.

После посадки, проходя по аэродрому, я заметил, что на аэродром прилетели два «неместных» Ми-8.

— Не помнишь, откуда эти вертолёты? — спросил я у Кеши.

— Не-а.

Но тут нам один из техников подсказал, кто это «гости». Как я и думал, в Джелалабад прилетели начальники из Кабула.

Сразу со стоянки мы зашли на доклад к Свиридову. После непродолжительного рассказа, он попросил меня задержаться. Кеша убежал купаться, а я решил воспользоваться гостеприимством командира эскадрильи. Он предложил мне отведать его травяного чая.

— Мятный. Супруга передала из дома. Тот борт доставил, который сегодня на «бильярде» сыграл, — улыбнулся Свиридов, наливая мне чашку чая.

С позволения командира, я снял куртку комбинезона и остался в футболке. Вспотел я за время вылета изрядно, так что серая футболка была с тёмными пятнами.

— Ммм! Очень вкусно. И аромат хороший, — отпил я немного из кружки.

— Запах дома, Сань.

— А я Родину по запаху сирени вспоминаю. Возле детского дома росла. Я подростком когда сбегал на гульки с девчонками, срывал с неё несколько веток и на свидание.

— И как свидания? — улыбнулся Свиридов.

— Ну, шансы на приглашение зайти к девушке домой возрастали в разы, — посмеялся я вместе с командиром.

— Чуть не забыл. Почта пришла, — поставил кружку комэска и достал из стола конверт.

Это было письмо от Антонины. Она как и всегда его ещё обрызгивала зачем-то своими духами.

— Ты про сирень сказал, так я и вспомнил, что письма твои пахнут именно этими духами.

— Спасибо, командир, — ответил я, прислонив уголок письма к носу.

Отпив чай, я посмотрел на Свиридова, который как-то уж сидел очень напряжённо. Я поймал себя на мысли, что так и не сказал мне комэска, зачем попросил меня остаться.

Дверь в кабинет распахнулась, и к Свиридову вошло двое человек. Один был одет в форму расцветки «Бутан». Второй был низкого роста, в старом лётном комбинезоне песочного цвета.

И именно этого лётчика я узнаю всегда. Его характерная лысина и родинка на лбу не позволяет его спутать с кем-то ещё.

Поставив чай на стол, я поднялся со стула и выпрямился. Всё-таки в помещение как минимум зашёл полковник.

— Вольно, Клюковкин, — сказал своим низким противным голосом Хорьков Иван Николаевич.

Бывший начальник штаба в Соколовке, а потом и командир полка, полковник Хорьков подошёл ко мне вплотную. Он был похож на быка, увидевшего матадора с самой красной тряпкой, которую только можно себе представить. Ноздри его то сужались, то расширялись.

Ему было на что обижаться на моего реципиента. Предыдущий Клюковкин имел неформальные отношения с его дочкой. Причём в буфете. А про трижды проклятый УАЗик вообще лучше не вспоминать.

Иван Николаевич махнул своему коллеге, и он вышел из кабинета, оставив нас втроём. Только дверь закрылась, как Хорьков протянул мне руку и пожал её.

Начало многообещающе.

— Живой, значит? — скривился Иван Николаевич.

Ну блин!

— Не дождётесь, товарищ полковник, — ответил я.

— Да чтоб тебя! Ты неисправим. Опять паясничаешь⁈ — возмутился Хорьков.

— Виноват, а как я вам должен был ответить⁈ — удивился я.

Хорьков вновь вскипел. Стал красным, как знаменитый сеньор Помидор и начал грозить мне своим указательным пальцем.

— Володя, иди-ка ты с этим Клюковкиным… куда вы там обычно, испытатели и исследователи, ходите! Я никаких документов на него не подпишу. И вообще, чего это я с вами тут разговариваю⁈

Я посмотрел на Свиридова, который широко улыбался мне.

— И нечего улыбаться, Володь!

— Товарищ замкомандующего, но ведь на Клюковкина документы запросил сам Член Военного совета…

Ух! Не знал, что Иван Николаевич теперь в 40-й армии.

— Вот пускай он и подписывает! Мне одного взгляда хватило, чтобы понять — недостоин!

Свиридов покачал головой и подошёл ближе к Хорькову.

— И нечего на меня так смотреть. Да, мы с тобой однокашники. Но я знаю этого человека. Он недостоин!

Тут у меня в душе всё вскипело. А самое главное, в памяти реципиента всплыла история с УАЗиком. Там было всё не так однозначно.

Конечно, Клюковкин пьяным разбил этот автомобиль. Но первоначально он его взял для других нужд.

— Это потому что я вам как зять не подошёл? Или потому что УАЗик был мной взят, чтобы ребёнка с высокой температурой отвезти в райцентр? — спросил я.

Хорьков бросил взгляд на Свиридова и подошёл ко мне ближе.

— Только потому, что ты именно для этого взял УАЗик, я тебя и не уничтожил сразу.

— А теперь у вас есть шанс…

— Есть. И я им воспользуюсь, товарищ майор. По полной программе! — громко сказал Иван Николаевич и подошёл к телефону.

Он громко проговорил с кем его нужно связать и стал ожидать соединения.

— Это Хорьков. Документы на Клюковкина готовы? Мне по прилёту на подпись, — произнёс Иван Николаевич и повесил трубку.

Зам командующего смотрел на меня внимательно и цокал языком.

— Не знаю, что с тобой стало после той аварии, но… вот от такого бы зятя я не отказался бы, — сказал Хорьков, сев на место Свиридова.

Комэска улыбнулся, похлопал меня по плечу и начал наливать чай Хорькову.

— Вы говорили этому… Никитину, что так нельзя ставить технику? — спросил Иван Николаевич.

— Да. Ну как видишь, Николаевич, он хотел оказаться «умнее» всех. А ты не успел прилететь, — сказал Свиридов.

Исходя из диалога этих двух людей, я понял, что наш комэска вчера позвонил и сообщил о такой проблеме.

— Надо было вчера мне этому Никитину вставить. Думал сегодня прилетим, и я его тут… в бараний рог и куда-нибудь к белым мишкам! А теперь, у него техники не хватает. И лётчиков выбило из строя с болезнями, — объяснил Хорьков, отпивая чай, который ему поставил Свиридов.

Иван Николаевич продолжал рассказывать о проблемах в 727-м полку.

— Нехватка личного состава, техники, проблемы с головой у таких как Никитин… Я всего третий день зам командующего, а столько всякой ерунды. Ну, ладно! Я ж к вам по делу.

Свиридов настроился слушать Хорькова. Да и я сам придвинулся ближе.

— Надо, чтобы вы поработали, как строевые лётчики ближайшие несколько дней. Сопровождение колонн, доставка почты и грузов, перевозка личного состава. И это не обсуждается.