Горро мысленно вернулся в свою комнату, где его ждала мягкая кровать и чистое постельное бельё — его самое любимое место в доме. Здесь он ощущал себя в полной безопасности, в окружении тепла и уюта. Ему казалось, что на стене мерцает тень от свечи.
Внезапно перед его глазами предстало лицо отца, широко раскрыв глаза. Оно было необычным, изменённым и лишённым каких-либо эмоций. Это лицо не было родным, не казалось живым. Слегка освещённое светом свечи, оно исчезло.
Внезапно отец снова появился, на этот раз уже полностью. Он крепко схватил Горро за руку и начал куда-то тащить. Уютные деревянные стены родного дома сменились на мрачные и холодные каменные.
Горро хотел закричать, но не мог произнести ни звука. Он пытался встать, но не мог пошевелиться — руки и ноги словно исчезли, хотя он их чувствовал. Паника и тревога охватили его. Непонимание происходящего сводило его с ума. Отец тащил его из безопасного места в кошмар, и Горро был не в силах сопротивляться. Из всего ужаса у мальчика был лишь один вопрос:
«За что, отец?»—вместе с чувством безысходности и обреченности, Горро ощутил непонятную печаль.
Когда он снова задал этот вопрос, отец отпустил его руку и остановился. Горро не мог прийти в себя от удивления. Он лишь смотрел на стену, на тень от свечи и на тень от отца, которая, казалось, начала меняться в размерах и форме. Из тени послышался изменённый голос:
«НИКОМУ НЕ ВЕРЬ. НИКОМУ», — произнёс он с лёгкой досадой, словно сказал это без особого желания. В его голосе не было предостережения, он звучал лишь очень устало. Как бы Горро ни старался, он не смог услышать в этом голосе своего отца. Он лишь знал, что это был именно его голос.
Горро проснулся и увидел на небе яркий источник белого света. Дул холодный ветер, и он весь замёрз. Небо пересекали непонятные прутья, сквозь которые проникал неровный и прерывистый луч раскрытого глаза Лэнноса.
Вместе со зрением вернулось и ощущение тела. Руки и лицо жгло огнём. Нагнетающая боль словно сверлила его до самых костей. Горро замёрз и хотел ощупать одеяло ногами, но не сразу понял, где находится. Несмотря на мороз, от осознания безвозвратности реальности его бросило в жар. Он чувствовал, как его желудок бунтует и требует выхода, словно в панике.
Горро попытался произнести хоть слово, но его горло невыносимо болело, а губы онемели настолько, что он их совсем не чувствовал. Изо рта потекли слюни, падая на пол.
«Что это за странный пол?» — подумал он.
Мальчик лежал на деревянных, плохо обработанных досках, которые неприятно скрипели под его телом. Вся эта конструкция куда-то медленно двигалась, издавая звуки стука лошадиных копыт и скрипа колес телеги.
Чем больше Горро осматривал и слышал свое окружение, тем сильнее сжималось его сердце, скованное тревогой, страхом и безысходностью. Он хотел только одного — чтобы этот кошмар закончился. Чтобы он проснулся у себя в кровати и почувствовал запах маминого супа. Но агония продолжалась. Ощущение неизменности судьбы и невозвратимости случившегося угнетало его мысли, и с каждой новой крупицей воспоминания его моральное состояние лишь ухудшалось.
Пытаясь убежать от своих мыслей, мальчик попытался что-то сделать. Он хотел приподняться, но когда медленно и осторожно начал двигать к себе руки, раздался звон металла — железных цепей, которые приковали его локти к телеге…
— Кажись зенки раззявил?
«Кто это сказал?»
Звук доносился откуда-то справа. Было слишком темно, чтобы что-то разглядеть.
Удар. Смятение. Лучше не шевелиться. Не издавать ни звука. Замереть, как делает испуганное животное, когда другого выходя нет. Во рту появился привкус крови, но Горро всё ещё ощущал, как тело содрогается от холодного ветра. Он чувствовал деревянные доски под собой, пока его сознание не разбилось на миллион осколков. На вопросы о том, кто он, где находится и что происходит, он не мог дать ответ, потому что не мог понять их суть. А возможно, даже сформулировать их.
Горро видел странные сны, которые сильно искажали его восприятие реальности. В этих снах он то уменьшался до размеров окружающих предметов, то его голова казалась невероятно огромной по сравнению с телом. А иногда становился великаном, заполняя всю комнату.
Словно находился между сном и явью, не осознавая, где заканчивается одно и начинается другое. В животе ощущалась сильная боль, а по голове словно стучали молотом. Особенно его удивляло, что болит лицо, зубы, чего раньше никогда не было. Боль также пронзала плечи и локти, а кисти рук он совсем не чувствовал.
Внезапно резкий звук металла вырвал его из этого состояния, и мир вокруг начал обретать краски. Первое, что он почувствовал, был запах старых досок и мочи. В скулу словно впивалась иголка или камешек. Открыть глаза оказалось настоящим испытанием: веки слиплись, а яркий свет ослеплял.
Горро с трудом поднялся и попытался протереть глаза, но его пальцы не слушались. Первое, на что он обратил внимание, были его руки: они были полностью перебинтованы, а кисти так сильно замотаны, что он не мог ими пошевелить. Пальцы были собраны в кулак, а ладони были похожи на большие ложки.
Внезапно его отвлекло ржание лошади, а затем резкий скачок. Он рухнул на пол и только сейчас понял, что находится в клетке. Горро хотел вскрикнуть, но не смог. Его рот и нос закрывала тряпка.
Сердце охватил ужас, и он застыл… Нет, это была не паника, не страх, это было похоже на то, как если бы погас свет свечи, освещающей мозг, и он ослеп…
Горро закрыл глаза и начал слушать своё сердце, как оно бьётся. Он начал чувствовать свои лёгкие, ощущать, как они работают. Возможно, он хотел просто убедиться, что он жив и всё это происходит на самом деле.
«Что произошло?» — спросил он себя.
Он начал восстанавливать в памяти события, но они были неясными, расплывчатыми. Единственное, что он знал наверняка, это то, что произошло что-то страшное, что не даёт ему покоя, от чего его душа колышется как масло на раскалённой сковороде. Отчего он может находиться в таком состоянии? Или правильнее спросить, от кого?
Лина… Папа… Богот…
Горро стало не хватать воздуха, что же произошло? Последнее, что он помнит, — это как лежал на земле: пахло пеплом, горелым мясом и ещё противным запахом сгоревших волос. Перед ним стоял отец, да именно. Горро хотел позвать отца, но не мог открыть рот, произнести хоть звук. С отцом кто-то стоял… Хроны…
«Это не мой сын. Это сын плотника…»
Эти слова зазвучали в его голове, словно колокольное эхо в храмах.
«Папа не стал меня спасать, он… он отказался от меня. Что же я такого натворил?» — спрашивал себя Горро.
«А Лина? Где она? Что с ней случилось? Элодия… Огонь… Пожар, нет, костёр… Богот…».
Перед тем как нахлынули воспоминания, перед его глазами возникло лицо маленькой Элодии. Она сидела на костре и плакала. Горро почувствовал, как она тянется к нему, ожидая спасения. В его сознании возник образ на красном фоне — женское лицо, и он потерял сознание.
Горро прибежал домой, вдыхая вкусный аромат маминой похлебки. Отец стоял у окна, обернулся и с улыбкой сказал что-то, чего младший сын не расслышал. Но это было что-то очень приятное, чего отец никогда раньше не говорил. Сын почувствовал гордость и радость от того, что смог угодить отцу.Горро взбежал по деревянной лестнице в свою комнату и лёг спать. Кровать была такой мягкой, но что-то острое и колючее упиралось в его щеку. Приоткрыв глаза, он увидел перед собой стены дома, на которые падали лучи солнца. Ощущение того, что он дома, в безопасности, наполнило его сердце теплом и спокойствием. Но что-то явно было не так. В щеку впивалось что-то острое и колючее.
Сестра зашла в комнату с чашей воды, окунула руку и начала брызгать на младшего брата. Он ощутил, как на лоб попали холодные капли. Странно, он не помнит сестру, но будто знает её.
Медленно, лениво и еле слышно капал мелкий дождь.
Капли начали падать и кусать его маленькими зубами. Но затем, вдали, замигали светлячки. Зрение постепенно просыпалось ото сна, и оказалось, что его окружает всего лишь глубокая ночь.
«Люблю дождь…» — думал мальчик, лишь ощущая улыбку, так как губы не слушались.
Мальчик все так же был в клетке, а дом и безопасность, наполнявшие его сердце, оказались всего лишь сном. Это ощущение дома, родного места, где всегда было хорошо, даже в тёмные моменты жизни, теперь казалось ему очень далёким.
Потянувшись к щеке, Горро нащупал на правой скуле опилку, которая впилась в кожу. Он не помнил свой сон, но острая боль неправдоподобности, несправедливости и нелогичности вгрызалась в его сердце, терзая внутренности.
Отец, он ведь похвалил его? Или ругал? Почему от воспоминаний об отце его наполняла лишь горечь, а ком так и поднимался к горлу? В голове у него до сих пор не складывалась картинка и хронология событий. Кто-то в темноте крикнул, Горро этого не услышал, но в голове прозвучали слова, которые он не забудет никогда:
— Это не мой сын.
Вот, что его разум не хотел принимать. Именно эти слова произнёс его отец, когда он лежал на земле. Вспомнил, как его вели к костру, затем вспышки, крики ужаса и запах…
Сын видел отца, лежа на земле и попытался позвать на помощь, он хотел прокричать «Папа, помоги», но не мог открыть рта. Тогда к нему подошел солдат. Удар.
Горро всё вспомнил.
Это был не сон. Горро закрыл глаза и зажмурил настолько сильно, насколько мог. Он снова хотел закричать, но горло его не слушалось, рот был словно замурован. В этом бессилии, он раздвинул руки на всю ширину цепей, а в голове у него, вырисовывалась картина, где они разрываются на мелкие кусочки! Но в реальности, у Горро задрожали плечи от напряжения, а в кистях заболело так, что он и забыл обо всем. Мальчик опустился на деревянный пол клетки, тяжело дыша, сквозь металлическую маску.
В животе снова заболело, но больше всего его стало беспокоить горло. Оно стало жадно просить воды: так и требовала любую влагу, которую можно выпить, проглотить, лишь бы напомнить рот жидкостью и увлажнить горло. Даже слюны уже не выделялись.
«Но я жив…наверное». — подумал Горро.
«А Элодия нет…» — пробежала мысль у него в голове, как будто она ему не принадлежала. Это был безжалостный внутренний голос, который бессердечно и бесчувственно говорил, как есть-без эмоций, без страсти, без сожаления и надежд.
Этот голос стал таким ему уже близким. Это был другой, совсем не похожий на его собственный. Холодный и спокойный, который всегда приходил в тяжёлые и опасные моменты в жизни: когда он впервые встретил Лину, когда дрался с Кеном, когда шёл просить прощения у отца, зная о наказании, либо когда оказался зимой в лесу, повредив ногу. Сейчас этот голос не переживал о будущем и будто наблюдал со стороны, ожидая чего-то.
Горро решил не думать об этом вовсе и единственное его желание, было уснуть, чтобы хотя бы во сне, он больше не испытывал никаких чувств. Магна не позволит, чтобы с ним что-то случилось. Он же хороший мальчик. А Боги не наказывают добрых. Всё будет хорошо. Возможно, его как раз ведут домой?
Его жгло жаром и обдувало холодом. Горро уже не понимал, где находится, где реальность, а где сон. Сколько раз он просыпался и обдумывал эти мысли? Сколько раз он смотрел на тёмное ночное небо? Сколько раз его будило яркое солнце в зените? Сколько раз он уже удивлялся от своего положение? Сколько раз он просыпался от боли в кистях и на лице?
Мальчик подумал, что сходит с ума. Когда он закрыл и открыл в глаза, то в этот миг мир показался ему уже более реальным. Было слышно, как поют птицы. Звук скрипучих деревянных колес телеги. Звук Копыт. Звук грязи, которую втаптывают колеса, создавая новую дорожку. Постепенно начали появляться новые, более родные его слуху звуки. Мычание, блеяние, человеческие голоса. Детские крики. Запах почувствовать не удалось. Остались лишь звуки.
«Мы где-то в деревне? Меня вернули в деревню или, наоборот, я совершенно в чужом месте… В чужом городе. Где все чужие…»
У Горро не было сил, чтобы встать. Перед глазами мелькали то люди, то какие-то дома. Попытка подняться была болезненной до безумия. Мальчик рухнул обратно на деревянное дно телеги. Где-то заблеяла овца. Звуки металла. Металла о металл. Кузница. Неужели? Может, они в деревне Дайвич? Это его дядя там работает? А может, они совсем в другом месте. Совсем рядом пробежали тени. Горро открыл глаза и увидел молодое лицо. Непонятно, был ли это мальчик или девочка. Возможно, они взрослые. В руках он заметил кувшин.
«Там вода. Водааа… Магна! Спасибо!»— Горро потянулся к прутьям умирая от жажды. Наконец-то…
— Спа… сибо…— еле слышно, хрипло и глухо пытался сказать пленник в клетке — Спа… си…бо.
Этот человек, вероятно, был примерно его возраста. Он прижал кувшин к решётке и начал поднимать его горлышком к Горро. Ранеными руками Горро старался приблизиться к решётке, но цепи крепко держали его запястья, и до желанной воды было ещё далеко.
Несмотря на боль и страдания, он тянулся к воде, предвкушая её вкус. Несмотря на тряпки, которыми было замотано его лицо, он надеялся хотя бы краем языка почувствовать эту драгоценную влагу. Растянув руки в плечах настолько, насколько это было возможно, он двигался к заветной цели.
Переживая боль и унижение, морщась и постанывая, он тянулся к решётке, словно к спасению. Кувшин уже был почти опрокинут, но… он оказался совершенно пустым. Человек убежал, а его друзья смеялись. Горро не мог понять такой жестокости. Его разум просто не верил в происходящее.
В конце концов, это осталось в его памяти как сон. Сон о том, как он стал эфреметом для всех людей.