Ближе к ночи подтянулись все разведчики с передовой, и план операции был окончательно составлен. Оставалось только его утвердить и осуществить. Тем более завтра должны были приехать кураторы из управления, так что предоставим им готовый план с требуемым количеством боеприпасов и прочего. Патронов нам могло хватить и своих, но лишних патронов никогда не бывает, тем более расход предстоял значительный. А в первую очередь нам был нужен бензин, миномётные мины калибра 82 и 50 миллиметров, ну и боекомплект к винтовкам и пулемётам. Ещё нужна была санкция на проведение операции, а также наладить взаимодействие с занимающими оборону вдоль берега Дона частями Красной Армии. Чтобы командиры полков и прочих подразделений хотя бы нам не мешали.
Тем более когда линия фронта окончательно устаканилась, и шастать туда-сюда через реку стало проблематично, тактику мы сменили. Если раньше за Дон отправляли по две-три РДГ практически каждую ночь, но недалеко и максимум на двое суток, то когда начались проблемы, пришлось отправлять по одной усиленной группе уже на большие расстояния, соответственно и время прибывания в тылу у противника увеличивалось до нескольких суток. Поэтому охотиться на врага начали днём, но уже с нашего берега. Чтобы разведчики-диверсанты не расслаблялись, да и смену нужно было как-то натаскивать. Снайпер, пулемётчик и стрелок-наблюдатель с самозарядкой или с обычной винтовкой. По одиночным целям работал снайпер, по групповым все трое. Позицию в прибрежном кустарнике занимали перед рассветом и гасили всех, кто не спрятался. Особенно доставалось фрицам в окрестностях населённых пунктов Гнездилово, Хвощеватка и Панская Гвоздевка. Эти опорные пункты были расположены очень близко к реке. А триста-четыреста метров для снайпера, это не та дистанция, чтобы мазать. Поэтому быстренько отстрелявшись, группа тихонечко отходила на другую позицию, метров на сто вверх или вниз по течению, дожидаясь очередного жмура. Или сваливала совсем, если противник начинал волноваться и перепахивать берег арт-миномётным огнём. Объекты и частоту нападений меняли без всякой системы, чтобы «глупые» гансы не догадывались, что их планомерно отстреливают. Типа случайная пуля пролетела и алга…
Мой план был простой и незамысловатый. Сосранья устроить фрицам переполох по всему берегу. А во время этого сабантуя под шумок умыкнуть пацанов. Точнее умыкнуть пацанов я собирался перед рассветом, желательно без шума и пыли ещё до начала вселенского кипиша, но это если получится. Если всё пройдёт не так гладко, то заварушка должна была прикрыть отход диверсантов. Ну и если всё получалось, по противнику так и так отрабатывали из всех стволов. Конечно, было желательно, чтобы и пехота тоже к этому подключилась, да и артиллерия, сидящей в обороне дивизии, помогла огоньком. Но на такую удачу я не надеялся, лимит снарядов и прочие согласования отнимут много времени, да и нервов, при непонятном результате. Так что приходилось рассчитывать только на свои силы. Будет достаточно и того, если артиллерийская разведка дивизионного артполка хотя бы засечёт огневые точки и, проявившие себя, миномётные батареи фрицев. Противник же наверняка не оставит без ответа наше благое дело, и захотит пострелять не только из пулемётов.
Гости из органов прикатили прямо с утра на двух эмках. И не в обычном медико-санитарном составе, а вместе с другими товарищами. Судя по полувоенной одёжке без петлиц, другие товарищи были из членов партии. Так что пришлось сначала напустить им «пыли в глаза», а потом перейти к основному. Хотя этой «пылью» в отряде каждый день занимались, но в процесс обычных тренировок бойцов-диверсантов включили и элементы обязательной показухи. Со снятием часовых, захватом языков, минированием железнодорожных путей и прочими мероприятиями. В общем, впечатлились не только партийцы, но и товарищ Иван не сдержался, выразив одобрение матерком, когда сняв часового, наши сапёры заминировали «чугунку» за рекордно-короткое время, засечённое по секундомеру. Так что не зря Мустафа дорогу строил… Полигон для минёров был оборудован на небольшой полянке в лесу, где они тренировались и испытывали свои взрывоопасные приспособы. Там же мы и построили небольшой участок ширококолейных железнодорожных путей для отработки минирования. Шпалы нашлись в хозяйстве запасливого лесника, а шестиметровые обрезки списанных рельс мы умыкнули у железнодорожников. Можно было не заморачиваться и сделать всё из дерева, но с настоящими рельсами оно было как-то надёжней. Во всяком случае на деле минёры не лопухнутся с установкой замыкателей и прочих взрывателей на путях, и смогут действовать в полной темноте с завязанными глазами. Всё-таки рельсовая война основное направление деятельности партизан-диверсантов и я ей планировал заняться в ближайшее время. Ну а с учётом того, что на нас началась охота, нужно было рейдануть и пошустрить подальше в тылах у противника, где немец ещё не пуганный. Может я и на воду дую, но первые звоночки уже прозвенели, причём корабельной рындой а не колокольчиком от трамвая.
Начальство уехало после обеда, с ними же укатил командир отряда на ЗИСе. Сперва за патронами и бензином, а дальше как повезёт. Дадут добро, затарится на складах округа или фронта, не выйдет, обойдёмся своими ресурсами. Главное, что одобрямс получили. Хотя время операции придётся передвинуть на сутки, к завтрашнему утру вряд ли успеем. С нашей-то стороны всё готово, цели намечены, выбраны и засечены, остаётся только подвоза боеприпасов дождаться, ну и взаимодействие с частями Красной Армии организовать, чтобы сверху указания дали. А то снизу до некоторых жопоголовых хрен допинаешься. За срыв операции по уничтожению немецкого штаба попытались всю вину взвалить на меня, так что пришлось отбиваться. Сперва очень «тонко» намекнув некоторым на дезинформацию, ну и на засаду, устроенную противником. Хотя про всё это Пацюк доложил ещё вчера, и «соломки мне подстелил». Видимо поэтому меня и не сильно пытали, «кровавая гэбня» ограничилась последним китайским предупреждением, а партийцы общественным порицанием за то, что не сильно старался. Вот если бы положил всю группу, тогда бы вообще могли наградить. Но это-то как раз мне и нахрен было не нужно.
Время ещё оставалось, приказы получены, и я отправился на самую дальнюю точку, где можно было кипешнуть уже завтра утром. Так что выехали на бричке с Сашкой и двумя снайперами. Далековато от основного места диверсии, по прямой километров десять, а по дорогам, да ещё с загибулиной больше пятнадцати. Но пускай противник подёргается, а может и кое-какие силы на этот фланг отвлечёт, чем чёрт не шутит. Деревня Гнездилово была расположена всего в двухстах с лишком метрах от нашей стороны Дона. Вдоль правого берега и на околице немцы выкопали траншею, так что это место очень не подходило для скрытной переправы разведгрупп через реку. Хотя паром здесь ходил, но после того, как оккупанты захватили деревню, переправу прикрыли, а совместное предприятие организовывать не захотели, посчитали, что нерентабельно. Потому наши снайпера здесь и охотились, отстреливая предпринимателей из Европы. Левый берег был немного ниже, так что наша пехота окопалась метрах в трёхста и дальше от уреза воды. Рыть канавы в местами заболоченной пойме глупо и непродуктивно. Но имелся и небольшой бонус. Две дороги от паромной переправы тянулись почти параллельно реке. На некоторых участках насыпь дороги возвышалась над окружающей местностью, а проложенные в этих насыпях дренажные трубы отлично подходили для укрытия снайперов. В сухую погоду вода этими трубами не пользовалась, зато наши стрелки и наблюдатели прятались. Хотя и других мест на нейтралке хватало, главное было отстреляться и вовремя смыться, пока не началось.
Съездил не зря. Засветло удалось осмотреться, поговорив с наблюдателями, и поставить снайперским парам боевую задачу. Удалось мне договориться и с командиром роты из отдельного пулемётно-артиллерийского батальона. Который пообещал поучаствовать, приютить на ночь и прикрыть огнём наших снайперов. Так что завтра утром будут работать две пары, а днём подошлю ещё новичков, пускай тренируются под присмотром (наблюдать, выбирать позиции и работать по цели). Пулемётчики в ОПАБе свои, причём наверняка лучше наших, а патронов мы им подкинем, могут резвиться вволю, да и пушки там тоже есть, если не дураки, засекут и отработают немецкие батареи. Зато за это направление я могу быть спокоен, а тяжёлым вооружением усилим другие участки, поближе к месту диверсии. Ещё больше суток на подготовку, на исходные только на следующую ночь выдвигаться.
Когда мы вернулись на базу отряда, личный состав уже отбился. В эту ночь наблюдателей на берег я посылать не стал, наступит новый день, тогда и раскидаем по точкам. Мне не спалось, после долгой езды в тряской бричке всё тело ломило, а в голове бешенными тараканами бегали мысли, не давая сосредоточиться и успокоиться. Чтобы отвлечься, пошёл прогуляться, и ноги сами привели меня на «наше место». К шалашу неподалёку от лесного ручья. Сам шалашик мне был не нужен, а вот на берегу я решил посидеть. Так что снял сапоги, окунул ноги в прохладную воду и потерялся в мечтах.
Не знаю, сколько я так просидел, но от релакса меня отвлёк знакомый бархатный голос.
— Ну что загрустил, казаче? — присела рядом хозяйка местной «тайги», дотронувшись рукой до моего плеча.
— Да не казацкого я роду, из крестьян. — Вспомнил я свою родословную.
— А по ухваткам, вылитый есаул. — Польстила мне хуторянка.
— Бывает. Только не дорос я ещё до таких чинов. Сама-то чего не спишь, Галина свет Ермолаевна?
— Да якаж я тебе Ермолаевна, или ты меня совсем в старухи определил, товарищ лейтенант? — Заметила мои петлицы казачка.
— Да нет, просто уважение к твоим родителям проявил. — Смотрю я в озорные глаза чернобровой дончанки, впервые увидев так близко её лицо в лунном свете.
— Тогда и называй по простому — Гала или сестра. Как у нас принято. Мне же ещё тридцати нет.
— Николай. — Представился я.
— Ой. — Прикрыла она ладошкой свои губы. — Так же как и мужа мово. Да и похож, ты, на него дюже, только без чуба.
— Муж-то пишет? — Поинтересовался я.
— Писал. Как ушёл на войну, две весточки от него пришло. А потом бумага казённая с печатью, мол пропал без вести. А как это может быть? Не убитый, не раненый, а пропавший. — Вопросительно смотрит на меня жалмерка.
— Да по разному. Дивизия могла попасть в окружение, вышли не все. Если кто-то видел, что человека убили, напишут — погиб смертью храбрых. Про всех остальных — пропал без вести. Так что если не погиб, мог и в плен попасть, или вообще где-нибудь в партизанском отряде воюет. — Подсластил я пилюлю.
— Может тогда и меня в свой отряд возьмёте? — Озвучила свою просьбу Галина.
— А зачем тебе, Галя? Ты, же у нас и так на довольствии состоишь вместе с хозяйством и охранниками твоими. — Намекнул я на двух волкособов и двортерьера по кличке «Шалун», которые охраняли не только хозяйку, но и кордон лесничества, особенно по ночам.
— Хочу убивать фашистов, чтобы убрались с нашей земли поскорее. — Твёрдо, как о давно решённом, ответила донская казачка.
— Хорошо, я поговорю с командиром, зачислим тебя в отряд. — Пообещал я.
— Только мне нужно не к бабам в хозвзвод, а к разведчикам. — Продолжила она.
— Дай тебе палец, ты, и руку по локоть отхватишь. Стрелять-то умеешь? Убивала кого? — Задаю я вопросы уже не из праздного любопытства.
— Стрелять умею. Убивала только зверей, на фашистов тоже пыталась охотиться, но не добивает за реку моя «тулка». Винтовку дадите?
— Оружие выдадим. А, ты, район за рекой хорошо знаешь? В темноте ориентироваться сможешь? — Прикидываю я перспективы.
— Район знаю как свои пять пальцев. — Показала она растопыренную ладонь. — Ночью не заблужусь. А хожу я потише ваших разведчиков.
— А если убьют, детей на кого оставишь? — Задал я главный вопрос.
— Детей родители мои вырастят в случае чего. А мне врага убивать надо. Чтобы за мужа мово отомстить и за братьев меньших. Не возьмёте, сама за реку уйду.
— Вот только твоей художественной самодеятельности нам и не хватало. Мне в отряде дисциплина нужна, строгое подчинение командирам и неукоснительное выполнение приказов. А все самостоятельные могут идти лесом.
— Да я же на всё согласная, и подчиняться, и дисциплину блюсти. Только возьмите, товарищ лейтенант.
— Сказал же, поговорю с командиром. И не лейтенант я, а сержант государственной безопасности. Привыкай.
— Спасибо, товарищ сержант государственной безопасности. — Проворно вскочила с травы ушлая хуторянка. — Пойду я.
— Тебя проводить. — Делаю я попытку подняться.
— Не надо. Есть у меня провожатые. — Развернулась она и, покачивая бёдрами, как будто поплыла над землёй, неслышно ступая босыми ногами по лесной подстилке.
Провожая взглядом фигуру казачки, я даже не успел заметить, когда она скрылась из виду. Зашла за дерево и пропала, лишь только серая тень промелькнула в кустах. И для чего это она так приоделась? В сарафан, хоть и неброского зелёного цвета, но почти новый. Обычно я её видел в какой-нибудь хламиде выцветших непонятных оттенков или в широких штанах и брезентовой куртке, перетянутой патронташем. В сапогах и с ружьём на плече.
Вспомнил я и нашу первую встречу с берегиней местных лесных угодий.
"Интересный казус вышел при рекогносцировке, когда поехали выбирать новую базу. Место нам определили по карте, ткнув пальцем в лес не занятый подразделениями армейцев. Ну мы и поехали небольшой группой из семи человек на машине. Нашли нужный лес, дорогу к кордону, а вот в дом сразу попасть не смогли. На высоком крыльце нас встречала хозяйка, почти с хлебом и солью. А на цепи захлёбывался злобным лаем небольшой кабыздох. Не знаю, может ружьё и было заряжено солью, но проверять не хотелось, так что пришлось остановиться возле калитки и переговариваться через невысокий но плотный забор из досок.
— «Шалун», место. — Цыкнула на собаку баба с двухстволкой.
— Кто такие? И чего здесь вам надо? — Поприветствовала нас хозяйка дома, по совместительству лесничиха, как потом выяснилось. Статная донская казачка лет тридцати с большим хвостиком, судя по внешнему виду.
— Здравствуйте, нам здесь место для постоя определили. — Начал Семён.
— И вам не хворать. И кто же это такой смелый нашёлся? — Насупила она свои чёрные брови, держа нашу компанию под прицелом.
— Начальник управления НКВД по Воронежской области. — Признался Пацюк.
— Да мне до пизды. У меня своих начальников дохуя. — Не растерялась казачка.
— Сестра, вы уж определитесь, до езды вам или до буя. А то как-то нескладно выходит. — Вступил я в переговоры.
— Тоже мне, братик нашёлся. — Ухмыльнулась острая на язык язва. — Могу ещё и не этак по складам просклонять.
— Так никто в ваших лингвистических способностях не сомневается. Может закончим уже с любезностями, а перейдём к делу. — Предложил я.
— Долго вы здесь стоять собрались? — Задала вопрос хуторянка, перестав держать нас на мушке.
— Сколько прикажут, столько и будем. Так что определяйте нас на постой. — Напустил строгости командир отряда.
— В сарае да на сеновале места вам на семерых хватит, в хату никого не пущу. Её ещё мой муж строил да обиходил, пока на войну не ушёл. — Отбрила нас лесничиха.
— А не староват муж для войны-то? Судя по срубу, этому дому лет сто. А у нас здесь не семеро, а целый отряд будет располагаться, да и гражданских мы имеем полное право из расположения части отселить. Тем более дом лесничеству принадлежит. — «Выстрелил» я почти на угад и попал.
— Вы чего это хлопцы, совсим с глузду зъихали? А детей куда я своих дену? Кормилицу да хозяйство? Вы ж не фашисты, чтобы вот так запросто из родной хаты людин гнать. — Запричитала строптивая баба.
— Вот именно, не фашисты, а командиры и бойцы Красной Армии. Так чего же, ты, на нас накинулась, как на врагов? Приглашай в хату, хозяйка, осмотримся и договоримся обо всём. — Продолжил я, пока не остыло.
— Бог с вами, проходьте, только не все сразу. «Серый», свои. — Подала кому-то команду охотница, закинув своё ружьё на плечо.
Когда я открыл калитку и первым вошёл во двор, то увидел, кто это был. Справа и слева от калитки два волка скалили зубы «в улыбке» и нюхали воздух. В общем, с хозяйкой «тайги» договорились тогда обо всём. Дети и женщины жили в доме, а для прочего личного состава построили шалаши между деревьями на западной границе усадьбы."
Разговор с хуторянкой и водные процедуры отвлекли от невесёлых раздумий. Я успокоился и, прихватив сапоги, пошёл босиком к располаге разведчиков. Завтра предстоит новый день и придётся решать другие проблемы, а теперь — спать.