Противотанкист. Диверсанты. Книга 8

Глава 30

Итоги боевой операции подвели ближе к обеду, когда все группы собрались на базе отряда. В целом операция прошла успешно. Противнику был нанесён значительный урон в живой силе, практически без потерь со своей стороны.

Для отвлечения противника к югу на левый фланг, у нас была сосредоточена большая часть тяжёлых огневых средств. Два пулемёта МГ-34 на станках с оптикой и батальонный 82-мм миномёт. Пулемёты установили на берегу, разнеся по флангам, заранее выбрав позицию, подкинув боекомплект и выкопав глубокие схроны-окопы в прибрежном кустарнике. Миномёт же отодвинули от реки метров на сто, оборудовав огневую за небольшим бугром, с которого отлично просматривалось расположение противника в селе Благовещенка, тем более левый берег здесь был выше, чем правый.

Немчуре, проживающей в Благовещенке, везло больше, чем остальным. Их мы особо не беспокоили, так как от нашего берега до восточной окраины села было около семи сотен метров. А это не то расстояние, чтобы натаскивать и тренировать начинающих стрелков-снайперов. Поэтому фрицы расслабились и вели себя в населённом пункте довольно вольготно, пожирая яблоки и груши из колхозного сада. Пока не пришёл сторож с двустволкой и не влепил им соли под хвост. Так что когда на улицах села начали рваться мины, противник попытался занять передовую траншею, для отражения атаки злых русских. Вот тут-то их и подловили наши пулемётчики, собирая кровавую жатву на подходе к ходам сообщения с околицы на позиции. Миномётчики же периодически переносили огонь, выбирая самые жирные цели, с наибольшим скоплением залёгших фрицев. Постепенно к перестрелке подключились и огневые средства, сидящих в обороне подразделений 232-й стрелковой дивизии.

Безнаказанно резвиться получилось только минут десять-пятнадцать, пока фрицы окончательно не опомнились и не начали отвечать арт-миномётным огнём. Но к этому времени наши уже израсходовали весь запас мин и патронов, которых был не вагон, так что успели отойти и укрыться. В результате панику в стане противника организовали, урон неприятелю нанесли и не малый (судя по количеству свежих берёзовых крестов с касками появившихся возле сельского кладбища на другой день). Организовав безобразия, укрыли тяжёлое вооружение в схронах и быстро свалили подальше уже налегке.

По Панской Гвоздевке работала группа с двумя ротными миномётами и ручным пулемётом, остальные стрелки, но здесь расстояние позволяло, всего четыреста метров, так что трофейные «пятаки» с нашего берега мины докидывали. В районе села Хвощеватка, справа от полуострова, на усилении стрелкового отделения был только один 50-мм миномёт и два ручника, но тут дистанция для стрельбы не превышала и трехсот метров. Хотя по околицам населённых пунктов противником были выкопаны траншеи. Снайпера, вернувшиеся с самого дальнего правого фланга возле деревни Гнездилово, доложили о дюжине подтверждённых немецких солдат и офицеров, уничтоженных за два дня. Ну а сколько огневых точек противника засекли и подавили артиллеристы и пулемётчики артпулемётного батальона в результате совместной операции, будет известно позже. Хотя об этом нам вряд ли сообщат.

Отличился и наш комендант — младший лейтенант Оболенский, который, как мы и договаривались, заранее привёл резерв в деревню Борисевка, но ждать на месте не стал, а оценил обстановку и выдвинулся по ходам сообщения в передовую траншею третьего батальона. Где и распределил личный состав как можно ближе к северной ветви излучины. Так что после сигнала красными ракетами казаки-отморозки Окунёв и Карасёв вступили в противоборство с немецким пулемётом в правом ДЗОТе, стреляя по амбразуре из своего «Максима». Не отставали от них и остальные стрелки, помогая залповым огнём из винтовок. Тяжёлый пулемёт противника в конце концов загасили, хотя и стреляли с дистанции в полкилометра. Оболенский же ещё и организовал бойцов боевого охранения стрелкового батальона, для подавления сидящего в траншее противника, а потом и вовремя отвёл личный состав в укрытие, когда обиженные фрицы нажаловались и наши позиции обработали из пушек и миномётов.

Не остался без работы и Гаврила Петров, они вместе с пулемётчиком всё-таки отсекли от нас «хвост». Как минимум отделение фрицев, минут через пять после отхода моей группы, устремилось в погоню, прикрываясь кустами. Но сначала нарвались на растяжку, а когда решили обойти заминированный участок по лугу, попали под прицельный огонь снайперской винтовки и ручника.

Убитых у нас в отряде не было, но троих всё-таки подранило. В моей группе слегка зацепило Валеева, но тут он сам виноват, решил перевыполнить план без приказа, вот и замешкался при отходе. Но сюрприз в ящике с остатком гранат он гансам подбросил, хотя и словил шальную пулю в плечо. Видимо какой-то ушлый унтер вовремя сныкался и дал очередь из автомата по кустам, когда мы убегали. Заметили рану и перевязали сапёра только в траншее на левом берегу, когда он упал без сознания от потери крови. Вынул пулю и заштопал его наш фельдшер уже на базе отряда. Ничего, отлежится в медпункте, в следующий раз умней будет. Хотя достаточно сильный взрыв прогремел в «зелёнке» ещё до начала артобстрела противника, о чём и доложил Гаврила Петров.

Взятый в плен унтер кололся охотно, рассказывая всё, что знал. И хотя при переправе поцарапал нос и нахлебался воды, был безмерно счастлив, что остался жив. Допрашивали мы его втроём. Я, Семён и младший лейтенант Оболенский, который знал немецкий язык в совершенстве, да и юлить Фогелю он не дал ни малейшей возможности, буквально пригвоздив к самодельному табурету взглядом. Карл признался даже в том, у кого он в детстве украл кораллы, выложив не просто свои наблюдения, но и догадки. В первую очередь меня интересовало, — как погибли наши ребята? Смогли кого-нибудь взять живым и допросить перед смертью? Фогель признался, что на этом и строился весь расчёт. Парней собирались взять в плен и допросить. Но не срослось. Разведчики отбивались до последнего патрона, так что двоих в ходе перестрелки убили, а один, будучи уже раненым или даже убитым, подорвал себя и группу захвата гранатой. На вопрос, — как это произошло? Унтер ответил, что боец лежал на гранате, а когда его перевернули на спину, чтобы проверить, раздался взрыв. Как я понял, Максим Захаров прижал чеку своим телом к земле и выдернул кольцо.

А дальше, уже от бессильной ярости, солдаты искололи тела убитых штыками. Но сам Фогель в этом не участвовал и приказа не отдавал. И ему ещё повезло, что стоял в стороне и его не задело осколками.

На вопрос, — почему перед этим пропустили в свой тыл другую, более многочисленную группу? Фогель ответил, что приказа задерживать и вступать в бой, тем более почти на нейтралке, не было. Да и про место для переправы немцы только догадывались. Зато примерное время знали, потому и не торопились, а попросту прощёлкали просачивание диверсионной группы в свой тыл. Проход нашей команды обнаружили уже постфактум, когда готовили отсечные позиции в балке. После чего и стали выставлять усиленные секреты на ночь в кустарнике. Окопы вырыли уже после боя с разведгруппой Захарова, чтобы в дальнейшем избегать лишних потерь.

В ходе дальнейших расспросов унтер-офицер рассказал, где расположены огневые позиции миномётной и артиллерийской батарей. А также назвал имена и фамилии командного состава, про кого знал. Но это меня уже мало интересовало, передадим данные вместе с «языком» армейцам, пускай у них голова болит, как с этим бороться. Так что немца увели в КПЗ, а мы так и остались в штабе, втроём.

После допроса Фогеля я только переглянулся с Семёном, выразив своё негодование и прочие мысли взглядом. Он меня понял и глазами вильнул. Снова не подвела меня чуйка. Так как времени на подготовку дали мало, назначив конкретный день, точнее ночь операции. Я решил ещё немного ускориться, послать всех нахрен, и свалить в тыл к немцам раньше на сутки, подальше от руководства с его «ценными указаниями» и тупорылыми приказами, чтобы ещё не озадачили чем-нибудь. Семён же доложил о том, что диверсионная группа приступила к выполнению боевой задачи только на следующий день, как и было предусмотрено планом. Мы даже Сашку не стали брать перевозчиком, как обычно. Провожал мою команду и отогнал лодку к левому берегу сам командир отряда. Он же и увёл на задание вторую половину разведвзвода на следующую ночь. Только эта группа действовала уже на другом направлении.

— Может я тоже пойду, товарищи командиры? А то дел много. — Нарушил затянувшееся тягостное молчание комендант.

— Да нет уж, останьтесь, товарищ начальник штаба. — Переглянувшись со мной, выразил общее мнение Семён.

— Тогда я ещё один временный пост выставлю неподалёку, чтобы никто не мешал. А то конвоира мы отослали. — Поднялся из-за стола Оболенский.

— Это правильно. А я пока выйду, на свежем воздухе подымлю. — Достал я свой портсигар из кармана и вышел следом за ним. Мысли путались и надо было собрать их в кучу.

Когда мы вернулись в блиндаж, на столе уже был сооружён небольшой натюрморт. Три кружки, алюминиевая фляжка в чехле и немудрёная закуска в крышке от котелка.

— А как же сухой закон? — приподнял левую бровь комендант.

— Сегодня по чуть-чуть можно. Выпьешь? — Начал разливать содержимое фляги по кружкам Семён.

— С вами… — Посмотрел каждому прямо в глаза Оболенский. — Выпью. — Присел он к столу напротив нас.

— За хлопцев. Теперь их хоть по-людски похоронить можно. — Поднял свою кружку Семён.

— За них. — Поддержали мы, и не чокаясь выпили из своих.

Чистый спирт прокатился по пищеводу и взорвался в желудке, после чего в голове. Занюхиваю горбушкой ржаного хлеба и незаметно вытираю слезу. Крепок зараза, когда не разбавленный.

— Да, не ожидал я, что вы ребят полезете из петли вытаскивать. — Озвучил свои мысли бывший ротмистр. — И я правильно понял, что у нас в отряде течёт.

— Бери выше. — Указал я глазами на потолок. — Информация утекла из вышестоящего штаба. Я правильно соображаю, товарищ оперуполномоченный? — Буровлю я взглядом Семёна.

— Всё может быть. — Уклончиво ответил Пацюк.

— Ты, хочешь сказать, что товарищи чекисты какие-то свои игры затеяли? А нас просто подставили. — Начинает доходить до меня.

— Я чего-то не знаю, гос… товарищи командиры? — Переводит свой взгляд с одного на другого наш комендант.

— Расскажи ему всё про неудачную операцию по ликвидации немецкого штаба. — Сдался Семён. — У меня уже голова пухнет от размышлений.

Ну я и рассказал всё. Попутно стараясь анализировать и отвечать на наводящие вопросы, заданные Оболенским. Интересно, а где он до господина ротмистра дослужился? В кавалерии или в жандармерии?

— По этому поводу сказать могу только одно. Предателя, работающего на противника, в отряде нет. А вот тот, кто пишет доклады и доносы в вышестоящие инстанции, наверняка есть. — Подвёл черту под моим рассказом комендант.

— И я даже догадываюсь, кто оперу пишет. — Серьёзно пошутил я.

— Снова на старшину намекаешь? — посмотрел на меня Семён.

— Да не намекаю уже. А сообщаю открытым текстом. Вот только что с ним делать? Предателя хотя бы расстрелять можно. А сексота? — Размышляю я вслух.

— Сексоту можно дезу скормить. И если эта деза попадёт в руки противника, тогда будет понятно, на кого работают его кураторы. — Подкинул идею младший лейтенант Оболенский.

— Товарищи, вы вообще о чём говорите? Как можно не доверять заслуженному члену партии? — Возмутился Пацюк.

— Партии доверять можно. А вот застуженный член может в любой момент подвести. — Скаламбурил я.

Алексей Оболенский только сдержанно хрюкнул, прикрыв рот ладонью, а Семён с удивлением посмотрел на меня, но всё же не выдержал и захохотал, когда до него дошло. Пить мы больше не стали, а разработали план нового рейда, с целью нанесения значительного урона противнику. Не забыли и про операцию прикрытия, чтобы слить дезу и вычислить «крота» в вышестоящих инстанциях.