Добрый 2

Глава 18

Деревня гургутов напоминала муравейник, в который случайно присел отдохнуть медведь. По каким-то нелепым стечениям обстоятельств он ничего не порушил, зато кипишу навёл на сто лет вперёд. Всё вокруг шумело, суетливо бегало и создавало полную картину беспорядочного хаоса. Хотя нет, хаос самый что ни на есть упорядоченный: прямо с первого взгляда было видно, что гургуты готовились к войне. Вот к бабке не ходи, а сама идея военного похода витала в воздухе. И дело даже не в чрезмерном бряцанье многочисленного оружия. Хотя и это тоже. В глазах всех гургутов светился священный огонь войны. Озарённые им мужчины, уже готовы были пасть на поле боя героями. Огонь в женских глазах символизировал покорность к вдовьей доле. Дети же просто светились счастьем. Они всегда светятся счастьем, по любому поводу.

В деревню я попал довольно просто. Взял и зашёл. И ни один патруль не спросил, какого хрена я тут шляюсь во время военного положения. Наверное, примелькался настолько, что меня уже воспринимали как часть интерьера.

На центральной площади деревни, во всём своём великолепии и воинственности, стоял Великий вождь, начальствующим взглядом обводя суету и подпольно грызя что-то из кулачка втихомолку.

— Хорош, — честно признался я ему, как только смог протолкаться к вождистской особе.

— И тебе здравствуй, — приветствовал меня Великий.

— В детстве в солдатиков не наигрался?

Великий вождь окинул меня долгим, сканирующим взором, что-то там себе прикинул и предложил:

— Пойдём выпьем.

— Я не пь… — начал я было произносить ставшей дежурную в последнее время фразу, но осёкся: — А пойдём.

Великий ещё раз обозрел суету своих подданных и, украдкой мне подмигнув, шмыгнул в свою хижину. Скорость, с которой он проделал это, была достойна восхищения. Вот он стоит в каждой бочке затычка, точнее в каждом деле помощник, по крайней мере взглядом, а вот его и нет вовсе, как будто никогда и не бывало.

— Чего так долго? — наехал на меня вождь, когда я всё-таки вошёл в хижину.

— Я долго?

— Ладно, не начинай, — перебил он меня. В его руках уже были два кувшинчика. — Давай за нашу победу.

— Ну, за победу — оно всегда не грех. Только с какого начались милитари-игры у с виду грозных, но в целом миролюбивых гургутов?

— Что ты знаешь про гургутов?

— Великий, хорош заливать. Если я что-то и не знаю про гургутов, то это не то, что каждый гургут миллион раз польёт слезами ту зверюшку, которую ему нужно сожрать на обед. И вовсе не из-за того, что её нужно малость подсолить, а из жалости и сентиментальности.

— Здесь политика, — огрызнулся вождь.

— Опачки. Это другое. Как давно я не слышал эту фразу.

— Я такого не говорил.

— Я за тебя сказал. Великий, какого хрена, а? Сам же кричал, что гургуты не готовы к войне. И нет бы ещё на одних варов или гелов, я бы понял. Но на всех сразу! Что, болотный мох порос токсичными грибами? Накурились или нажрались всем гургутским стадом?

— Значит, за победу пить не будешь, — констатировал вождь.

— Да я вообще пить не буду, и тебе не советую.

Не вняв моему совету, Великий вождь опрокинул в себя сразу два кувшина — свой и мой — и потянулся за третьим.

— Хватит, — вцепился я в его руку. — Не набухивайся. Расскажи, что случилось.

— Придётся пить одному, — сделал выводы вождь и, схватив-таки свободной рукой кувшин, опрокинул его в себя.

— Как же тяжело с вами, алкоголиками, — вздохнул я. — А если алкоголики ещё и инициативные, то вообще туши свет. Интересно, кто ещё знает о причинах зарождающейся бойни? Какой Никола Принцип пострелял какого эрцгерцога Фердинанда местного разлива?

— Хм-м-м, — хмыкнул Великий вождь, осушая четвёртый кувшин, и я понял, что, кроме него, никто.

— Тебя что, огнём пытать или иголки под ногти загонять? Другу-то можешь сказать? Я же могила.

— Что знают двое, то знает…

— И свинья, — закончил я за Великого. — Кстати, откуда у вас свиньи?

— Вихр, — многозначительно поправил меня вождь, словно двоечника на уроке. — Что знают двое, то знает и вихр — существо безмозглое и болтливое.

— Да? — удивился я. — Ни разу не видел, чтобы эта помесь кенгуру с быком фривольно болтала даже с себе подобными.

— Что ты знаешь о вихрах, — произнёс вождь с интонациями тоста и опрокинул в себя пятый кувшин.

— Э! Великий. Да тебе никак страшно?

— Ха! — пренебрежительно выдал вождь.

— А тогда чего ты междометиями заговорил? И чего ты набухиваешься как не в себя? Давай, колись. Может, помочь чем-нибудь?

— Чем можешь ты помочь гургуту?

— Словом. Слышал, может быть, вначале было слово.

— Да ладно? — не поверил вождь.

— Напомни-ка мне, кто я там? — пощёлкал я пальцами, словно вспоминая.

— Человек, — начал перечислять вождь, — друг…

— Не то.

— Бабник, пьяница…

— Не туда.

— Зануда, каких свет не видывал!

— Не угадал. Я — великий мессия!

— А всё остальное нет?! — удивился вождь.

— Ну, всё остальное тоже, — нехотя согласился я. — Но главное, я — великий мессия.

— А выпить со мной не хочешь.

— А я тут не для этого.

— Ты тут, чтобы мне весь мозг заклевать, почище сварливой жены.

— Я тут, — не повёлся я на провокацию Великого, — чтобы нести вам слово.

— Нет, пить тебе не нужно. Тебе и без этого голову натёрло. Кто же слова носит.

— Вот темнота, ересь и замшелое язычество.

— И язык во мху ещё. Не уверен, что наш лекарь это вылечит.

— Не думал я, что на старости лет придётся в мессионерство удариться. Я, конечно, не просвещённый запад, но и вы далеко не дикие племена. Хотя по внешнему антуражу похоже.

— Чего ты там бормочешь? — Рука Великого державшего кувшинчик уже не отличалась уверенностью, хотя речь ещё была плавной и чёткой.

— Успел-таки нарезаться, — проворчал я. — И давно тебя с пяти кувшинов уносит?

— Со скольки? — фыркнул вождь.

И тут до меня дошло, что там, на площади, весь такой горделивый и воинственный, не точил подпольно булочку из кулачка, а банально закусывал.

— И как ты такой воевать собрался?

Судя по пренебрежительному фырканью вождя, он сто раз так делал, да ещё и в более «весёлом» состоянии.

Естественно, ни о каком великом мессии, явившем слово, и речи быть не могло. Да он элементарно наутро даже не вспомнит, что ему говорили.

Эх. Великий, Великий, и чего тебя именно сейчас понесло воевать? У меня своих проблем мало, так ещё твои разгребать придётся.

Меж тем Великий, опрокинул в себя очередной кувшинчик и, опершись на стену хижины, явно вознамерился прикорнуть часок-другой.

— Великий, давай на посошок, — протянул я вождю самый большой кувшин.

Без всяких возражений вождь вылакал его и, не выпуская из рук, захрапел.

Так, часиков несколько у меня есть. За это время нужно распознать бациллу, приведшую к резкой воинственности вождя. И вколоть в гургутскую задницу приличную долю антидота. Но для начала нужно пойти на измену. И есть шанс потерять друга, но сохранить гургутов как вид.

Выскользнув из хижины, я практически припустил к ближайшему водоёму. Точнее, попытался передвигаться максимально быстро, но с возмутительным спокойствием. Ибо любой бег в тылу во время войны — это стопроцентная паника. А окружающие меня гургуты были уже на войне.

***

— Да пойми ты, мне срочно нужно попасть к Хлое и Маре…

Эту нехитрую мысль я уже целых восемь минут пытался донести до Ариэль. И если на мой призыв она явилась быстро — я просто прошептал в ближайший водоём, что мне по зарез нужно встретиться, — то на просьбу отнести меня к принцессам закочевряжилась. Ещё хорошо, что тема нашей последней встречи не поднималась. Я сделал вид, что ничего не было. Русалка поддержала. Тема поцелуя умерла, даже не родившись.

— Ни Мара, ни Хлоя тебя видеть не хотят, — отрезала Ариэль. — И вообще, они вернулись к родителям и готовятся к свадьбам. Не думаю, что потенциальные женихи готовы рядом с их пассиями увидеть тебя.

— Да пусть они хоть друг на друге переженятся! Речь сейчас о другом.

— Друг на друге… — Ариэль явно над чем-то задумалась и даже покрутила ладошками в воздухе, прикладывая их друг к дружке. — Теперь понятно, почему тебя принцессы бросили, — наконец сделала заключение она, ударив поочерёдно ладошкой по ладошке, словно стряхивая какую-то мерзость.

— Да тьфу на тебя! Вождя нужно спасать и всех гургутов.

— Тебя надо спасать, это точно, — заявила Ариэль. — Знала бы, ни за что бы не целовалась, — добавила она еле слышно. — А вождь… он в порядке. Как и все гургуты.

— Если для вас война — это порядок.

— Да у нас войны тысячу лет не было. Никто даже толком не представляет, как воевать. За исключением Великого и его старых воинов.

— И что? — не понял я.

— Ни вары, ни гелы, которые сейчас живут в этом мире, толком никогда не воевали. Небольшие стычки не в счёт. Да Великий завоюет всё с такой скоростью, с которой будет способно дойти дотуда его войско. Плюс-минус часик на сломленное сопротивление.

— Война — это всегда непредсказуемо, — попытался я возразить русалке. — И потом, разбитое войско не конец сопротивления. Существует ещё партизанское движение.

— Это как? — не поняла Ариэль.

Я, как мог, на пальцах объяснил русалке стратегию и тактику партизанской войны, почерпнутую мною из книг и фильмов моего детства.

— Нет, у нас таким не занимаются, — категорично отрезала русалка.

— А откуда ты знаешь, если у вас войн не было? — поддел я Ариэль. — Вот, то-то, — поставил я финальную точку, видя её замешательство. — И тем более твой горячо любимый вождь сам действовал методом партизанского отряда. А теперь представь, что его, наотмечавшегося победу, банально прирежет какая-нибудь завоёванная гелка. А его войску подсыпят в вино медленно действующий яд вперемешку со слабительным, и смерь их будет не только мучительной, но и с ярко выраженным запахом позора.

Ариэль скривила носик, а потом, не выдержав, зажала его пальцами.

— Ты доставишь меня к принцессам?! — резко выкрикнул я.

— Проще их уговорить доставиться к тебе. И безопаснее.

Обдав меня напоследок водопадом брызг — война войной, а привычки неискоренимы, — русалка исчезла в глубине.

— Ух. Как тяжело с ней, — выдохнул я вслух.

А сейчас ещё парочка тяжёлых нарисуется. И если у этой есть личная заинтересованность, то тем двум и Великий вождь, и все его гургуты до интересного места. Ладно, как-нибудь прорвёмся.

Решив положиться на русский авось, я растянулся на мху, попытался максимально расслабиться. Гонять в голове варианты диалогов с Марой и Хлоей абсолютно не хотелось. Ну, во-первых, лень. А во-вторых, занятие это бесперспективное. Предугадать реакцию на моё предложение этих двух особ было так же невозможно, как заставить дролонга петь фальцетом. Хотя нет, с дролонгом проще. А эти же и до беременности были как чёрт-те что, а сейчас стали бог знает как. Поэтому разбираться будем по ходу пьесы. Импровизация — наше всё.

— Послушай, вкусненький, ик, бывший вкусненький, если сейчас окажется, что три дамы оторвались от важного занятия ради какой-нибудь хрени, тебе не жить.

Пьяная Мара вывалилась из ближайших кустов и, зацепившись практически за воздух, рухнула в мох.

— Я буду участвовать.

Следом за принцессой варов из тех же кустов выползла принцесса гелов и, запнувшись о первую, приткнулась рядом.

Последней из кустов вылезла Болотная ведьма-младшая и молча рухнула между принцесс.

— Нравится? — вынырнувшая Ариэль была само олицетворение сарказма.

— Где ты взяла эту пьянь? Вытащила с собрания беременных анонимных алкоголичек?

— Там, где вы от их матерей прятались. Сидели втроём в обнимочку, хлестали гургутское вино и ревели в три горла.

Только сейчас я заметил припухшие веки и красные носы у Хлои и Болотной. По Маре, как всегда, было ничего незаметно. Шерсть и мех — великое дело.

— И даже не пытайся этого понять, — предупредительно перебила меня русалка.

— Да я, собственно, и не собирался, — соврал я. — Только хотел спросить, а ты за каким их в таком виде сюда притащила?

— Ну, стартовали-то они более-менее вменяемые. Это уже их в пути развезло. То ли вино догнало, то ли ведьминские тропы так влияют. Младшая ведь, как доступ к ним получила, так теперь по ним и шастает, и принцесс за собой таскает.

— Спелись, значит, — констатировал я.

— Скорее спились, — хмыкнула русалка.

— Да, мало мне было проблем с вождём, а теперь ещё добавилась тройная проблема с матерями моих детей.

— Да какая проблема. Проспятся — да обратно отправятся.

— Ты что, не понимаешь, что алкоголь очень вреден для будущих детей?

— Да? — недоверчиво спросила Ариэль.

— Зуб даю.

— Ну ладно, верю. Только это не проблема. Гургутское вино есть только у гургутов. Попроси Великого вождя наложить запрет на него, и всё, твои девы вернутся в трезвый образ жизни. А кстати, зачем они были тебе нужны?

— Вождя хотел похитить, — признался я.

— А? — не поверила своим ушам Ариэль.

— Хватит акать. Что тут не понятного?

— Да практически всё, — выдохнула русалка. — Всё-таки разума в тебе как не было, так и нет. Похитить Великого вождя! Это ты как себе представляешь?

— Да чего тут представлять. Проще простого. Вождь сейчас валяется в полном отрубе. Вот прямо как эти, — кивнул я на бодро сопящую троицу. — А когда очнётся будет что?

— Что? — переспросила Ариэль.

— Будет жутчайшее похмелье. Поверь бывшему алкоголику со стажем.

— Верю, и чего?

— Тут я с винцом спешу на помощь. Алко скорая помощь на дому. Слово за слово, кувшинчик за кувшинчиком, вывожу его из деревни, типа на поговорить о важном и очень секретном. И вот где-нибудь здесь накачиваю его снова до сонного состояния. Потом мы вместе с принцессами его вяжем, грузим на дролонга и прячем в укромном месте. Всё. Гургуты обезглавлены. Война закончилась, так и не начавшись. Как план?

— Ужасен, — честно сказала Ариэль. — Ну, во-первых, Великий тебе этого не простит.

— Лучше иметь живого бывшего друга, чем мёртвого настоящего, — парировал я.

— Во-вторых, с чего ты взял, что принцессы будут тебе помогать? Они хотя ещё и не у власти, но потенциально к ней готовы. Зачем им лишние осложнения с гургутами?

— А война — не достаточное осложнение? — опешил я.

— Война — это война, — философски заметила Ариэль.

— Перестань говорить фразами персонажей Григория Горина.

— Кого?

— Неважно, — отмахнулся я. — Ты этот фильм не смотрела.

— Кого не смотрела? — снова переспросила русалка.

— Всё, забыли, потом расскажу, когда всё закончится. Значит, война для вас не повод ни для чего?

— Война — это…

— Война, — перебил я русалку. — Знаю, давай без повторений.

— Ну как бы тебе это объяснить. Война — это честно. А похищение — это подло. Это не прощается.

— Да что тут подлого? Похищение лидера одной из воюющих сторон — это один из элементов войны. Да даже убийство его — это один из элементов войны.

— Убийство на поле боя — да, — согласилась русалка.

— А если отряд диверсантов пробрался и замочил его в каком-нибудь своём сортире, это как? Уже сразу нет?

— И это да, — согласилась Ариэль.

— А похищение — сразу нет? Это сразу подлость? А когда твой Великий вождь хитростью вырезал захватившее гургутов войско, это вот было прямо да, да, да!

— Там была война.

— А сейчас нет?

— Нет. Её ещё никто не объявлял. Ты правда не чувствуешь разницы?

— Я чувствую, что вы всё подстраиваете под себя. И понятия честности, и законы морали. Вон, мамаши своих дочерей нехило так подставили, и, я бы даже сказал, подложили, и это у вас честно и морально.

— Ну, ты же знаешь, для чего это было сделано?

— Но от этого их поступки не перестают быть аморальными. А то, что я спасу не одну сотню гургутов, варов и гелов, всего лишь на время изолировав одного вождя, это вот прямо трындец как ужасно.

— Думай как хочешь, — махнула рукой Ариэль. — Только принцессы помогать тебе не будут. И Болотная не будет. Поэтому придумывай что-нибудь другое.

— Думаешь, это так просто? Щёлкнул пальцами — и вот тебе вариант А. Два раза щёлкнул — вариант В. Три раза…

— А ты щёлкни, — перебила меня русалка.

— Да пожалуйста. — Я со всем усердием щёлкнул пальцами перед носом Ариэль. — Видишь, ничего не происходит. Хочешь ещё? На. Раз, два, три, четыре. Ну, появился хотя бы план А?

— У меня нет, — спокойно ответила русалка. — А вот у тебя?

— И у меня нет, — попробовал я язвительно скопировать Ариэль. — Девки эти ещё тут.

— Девки, — произнесла русалка. — И не всё неправильно, что аморально.

С этими словами Ариэль скрылась в воде, на этот раз даже не побрызгав на меня хоть парочкой капелек.

А ведь это идея. Да простят меня будущие дети. И согласие получить можно добровольное. И от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Спасибо тебе, учительница математики, не знал, что заученная формулировка пригодится в жизни. И война же ещё не началась.