Тиэко посмотрела мне в глаза.
— Ты большой молодец. Это — якудза. И я не знаю, справилась бы с ними двумя. Ты очень быстрый и сильный.
Она закончила меня «бинтовать», наложив две повязки: на живот и на грудь.
— Ты такой быстрый, что тебя испугался Ичиро. На самом деле, он сильный боец, но он не каратист. У них какой-то свой стиль драки без правил.
— Но ты же дразнила его, что он не знает хейяны.
— Не знает. Он пытался заниматься сётоканом. Вместе со мной… Он втрескался в меня ещё в восьмом классе и повсюду за мной таскался. Пришёл в наш додцё, стал там всех задирать. Сенсей выгнал его, так пришла якудза и тренер вынужден был снова взять Ичиро. Но стойки и наши ката ему не даются. И то, что он убежал, — это говорит о том, что он понял, что ты сильнее. А он сильный боец. Я узнавала… В школе есть «ночной клуб», подконтрольный якудза. Там проводятся бои в полный контакт. Ичиро там постоянно дерётся и почти всегда побеждает.
— Он же из якудза, — пожал плечами я. — Ему, наверное поддаются…
Тиэко посмотрела на меня и снисходительно улыбнулась.
— Там все из якудза. Это клановые бои.
— Такое ощущение, что ваша якудза в Японии везде, — проговорил я, хмыкнув.
— Так и есть. Якудза — это бывшие самураи. После революции Мэйдзи самураев упразднили и они стали якудза. Хотя, якудза, как организация возникла за двести лет до этого. Из самураев, да… Как и у самураев, у якудза честь клана — превыше всего. Ичиро и убежал, чтобы не уронить честь своего клана.
— А убежать, разве это не уронить честь?
— Убежать, это значит — отступить когда ты не готов к бою. Убежав можно вернуться и выиграть бой. А проиграв бой ты роняешь честь. В Японии якудза считают продолжателями традиций самураев. Пошли!
— А этим не надо помогать? — кивнул я на продолжавшего сидеть на песке обхватив распухшее колено руками Тсуиоши.
— То идее, их надо было бы добить, но здесь не Япония, к сожалению. А так я бы с удовольствием всадила бы этот нож в горло этим ублюдкам. О мы ещё посчитаемся, когда приедем в Японию.
— Посчитаемся-посчитаемся, — пообещал пришедший в себя Ясуши.
Когда Тиэко сказала, что этим ребята уже совершеннолетние и им за двадцать, я тоже понял это, глядя в их лица.
— Тебе тоже что-нибудь сломать? — спросил я его.
— С тобой тоже посчитаемся. Убить нас у тебя кишка тонка, а за каждый перелом ты заплатишь двумя. И будь уверен, что от нас ты не спрячешься. Рано или поздно возмездие тебя настигнет. Своей смертью ты не умрёшь, так и знай.
— Впороть ему? — спросил я.
— А смысл? — скривилась Тиэко. — Не бойся, мы разберёмся с ними ещё на теплоходе. Я сразу от капитана свяжусь с отцом. Э-э-э… На самом деле, он тоже глава одного из кланов якудзы.
— Да? — удивился я. — Ты — дочь главы клана якудзы?
Она вздохнула.
— Якудза, это не всегда плохо. У каждого клана свой бизнес. И не всегда криминальный. Бизнес нашего клана — это строительство, рыба, крабы и рыбный рынок Цикидзи в Токио.
— ни хрена себе, — не выдержал «внутренний голос». — Это же самый большой рынок в Японии. Да что там в Японии⁈ Это самый крупный рынок в мире. Его закроют в две тысячи восемнадцатом.
— Этот рынок принадлежит твоему отцу? — спросил я невинным голосом.
— Нет, что-ты. Он слишком большой, этот рынок. У него несколько владельцев, но у отца большая доля.
— Вот это принцесса! — мысленно воскликнул мой «внутренний голос».
— Отвянь! — отбрил я его.
В это время Ясуши вдруг вскочил с песка и метнулся мимо меня в сторону моря. Я машинально подставил ему подножку и он полетел кубарем, но ловко встал на ноги и бросился в набегавшие морские волны.
— Куда он? — удивился я.
— В Японию поплыл, — хмыкнув, сказала Тиэко.
— Не, честно…
— Утопиться сейчас, — скривилась девчонка, — а нам из-за него страдать придётся. Вот зараза! Хорошо хоть этот…
Тиэко пнула ногой по здоровой ноге Тсуиоши. Однако и от такого удара тот взвыл.
— Ты иди буди, наверное, вашего врача. Скажем, что встретили этого урода тут на пляже с поломанным коленом. Пусть сам придумывает, как он его сломал.
— ты точно этого хочешь? — спросил я. — Не опасно?
— Да, что он мне сделает, одноногий?
— Ты знаешь, как я прыгаю на одной ноге? — покрутил я головой. — Отойди от него подальше, а лучше, пошли со мой.
— Так он заползёт в море и утопится! — возмутилась Тиэко. — Один утопленник — это туда-сюда, а два — это уже перебор.
— Тогда, лучше, э-э-э, ты иди, зови медика. Она живёт в том же корпусе, где и медпункт. А я покараулю.
Девушка секунд пять подумала, потом быстрым шагом пошла сначала по пляжу, а потом вверх по дорожке к нашим корпусам, постепенно ускоряя шаг.
— Может, действительно, прирезать его, и списать на слинявшего Ичиро, — спросил я мысленно.
— На ноже нет его отпечатков, — сказал «предок». — Да и заколоть человека не так-то просто. Он и с поломанной ногой будет отбиваться. А Ичиро скажет, что это вы на него напали, а охранники защищали и пострадали. Не выдумывай ничего, пусть идёт так, как шло. Думаю, тут и другие глаза имеются, которые всё фиксировали.
— Хм! Об этом я не подумал, — «мысленно» проговорил я и задумался, оглядывая берег.
— А что? Запросто! Хотя бы, вон с того мыса, — согласился я с «предком», показывая глазами на возвышенность. — Там, кстати, стоит створный знак и огороженная территория.
— Вот-вот… а и зачем тебе разборки с якудзой. Тем более в разборки двух кланов. Спас девочку — хорошо. Почёт тебе и уважуха. И повёл ты себя достойно, что бы эти ублюдки не обещали. Не им решать. А вот то, что они облажались даже с ножами, за это оставшегося якудзёнка закатают в асфальт. Хе-хе… Или в бетон. Отдадут его папе Тиэко. Почему второй и слинял.
— Кстати, где он?
Оглядев море, отойдя от страждущего на приличное расстояние, я никого в воолнах не увидел.
— Хм! Не мог же он уже уплыть на такое расстояние, что его и не видно?
— Утонул. Правильно сказала девчонка. Она тебе, смотрю, понравилась?
— Не твоё дело, — нахмурился я.
— Ну, почему не моё? Как раз таки и моё. Да я разве против? Хорошая девочка.
— А папа барыга, — продолжил я фразу из фильма «Джентльмены удачи».
— Да, уж… Барыга… Рыба, крабы, рынок, где проходят аукционы тунца… Ты, Миша, просто не представляешь, что это за рынок! Там площадь, если мне не изменяет память… Хотя, как она мне может изменять, хе-хе… Двадцать три гектара, Миша! Двадцать три гектара. Внутри принимают, продают и перерабатывают рыбу и другие морепродукты. В основном — разделывают и морозят. А с внешней стороны стоят магазины с готовой продукцией и рыбные рестораны: суши, сашими… Вкусно… Но работает это всё только до обеда. Суши — продукт скоропортящийся. Там специальная инспекция, контролирующая качество, ходит и бдит. И там не только причал для рыболовных сейнеров, а и железная дорога.
— Слушай, ну нет его, — мысленно сказал я, так и не найдя никого в волнах. — Вот козёл! Получается, что я виноват в том, что он утопился. Вот млять!
— ДА и хрен с ним! — отреагировал «внутренний голос». — Это во-первых. А во-вторых, это он испугался, смерти жуткой, которой ему Тиэко пригрозила по прибытию. Теплоход, наверняка папин. И команда подобранна преданная. Они бы его или утопили во время перехода, или привезли в замороженном виде. Слышал я про такие смерти.
— Ужас какой, — меня передёрнуло от представленного холода судовой морозильной камеры и я невольно посмотрел на раненного якудзу.
— Ты не переживай за него. Он выбрал сам свой путь.
Якудза хмуро смотрел на меня снизу вверх.
— Откуда ты такой взялся? — вдруг спросил он. Утопили бы мы эту девчонку и дело с концом. Никто не виноват. А теперь война в Токио неизбежна. Мне точно туда возвращаться живым нельзя. Верни мне мой нож.
— Дурак, что ли? — удивлённо спросил я его. — Или меня за дурака держишь?
— Ну, тогда заяви на меня в полицию. Пусть меня посадят. Не хочу в Японию. Ты не представляешь, что меня там ждёт.
— Но тогда тебе придётся сказать, что убить нас тебе приказал Ичиро, — недобро улыбнулся я.
Якудза грязно выругался, а потом спросил.
— Что ты здесь забыл на берегу? Мы тебя здесь никак не ожидали увидеть. Девчонка приходила сюда каждое утро. Сидела в шезлонге и пялилась в море. Как тут оказался ты? Ты её и вправду дрючил, что ли?
— Не твоё собачье дело! — вспылил я.
— А-а-а… Дрючил-дрючил… Ну и как, целкой ещё была? Говорят, что целка. Мы бы её попользовали. Хоть и после Ичиро, но и ладно. Не люблю с ними мудохаться. У наших как зарастёт и не проковыряешь. Специально зашивают они, что ли? То ли дело европейки! Раз два и готово. А наши… А ты как, долго дырявил?
У меня помутнело в глазах и зашумело в голове. Я поднял другой нож и шагнул к Тсуиоши.
— Спокойно, — сказал мой «внутренний голос» и я почувствовал, как тело моё затормозило. — Он тебя провоцирует. Ты его убьешь и тебя посадят. Это для него нормальный «размен». Он заберёт с собой врага, а это — слава для погибающего самурая. Потому спрячь нож. Всё равно он уже с твоими отпечатками.
Я увидел глаза Тсуиоши, готовые ко всему. Может даже и к перехвату моего ножа. Убил бы он меня и его посадили бы, надолго укрыв от якудзы.
— Хрен тебе, а не лёгкая смерть! — улыбнувшись, сказал я, и отошёл к линии прилива, куда накатывались, совсем стихая, волны. Вода, коснувшаяся моих ног, была прохладной от прошедших ливней и меня немного взбодрило, хотя ещё недавно я плавал в ней едва её не кипеча своим телом. А тут… Наверное память от представленной морозильной камеры метя совсем охладила. Да и мысли о «моей маленькой» Тиэко, которую я всю ночь держал в своих обьятиях, как о дочери главы одного из крупнейших кланов Токийской якудзы, охладила мой пыл.
— Такой папа только пальцем пошевельнёт и от меня мокрого места не останется, — подумал я. — А может быть, как раз-таки, мокрое место и останется. Д-а-а-а…
— Ты очень разумно поступил, — сказал мой внутренний голос, — что не перешёл грань, когда отношения из дружеских превращаются в семейные. Такой папа точно бережёт свою дочь для межклановой партии. Недаром она несколько раз произнесла слово «целомудренность». Ты — молодец.
— Ну… Ты бы меня всё равно остановил? — спросил, хмыкнув, я. — Стоп-кран то в твоих руках.
— Конечно, остановил бы. Ты же видел уже, чем кончаются «тайные» встречи. Женщины — они всегда женщины. Очень мало среди них… Да, впрочем, нет, наверное, тех, кто не использует магию тела для ловли мужика. Это природа, мать наша, ими управляет. Им всем нужен защитник и снабженец, обеспечивающий её и её потомство. Такова жизнь. Поэтому, принцип «сунул-вынул и пошёл» не работает. Как только, извините, «сунул», возникает ответственность. Даже если не случилось последствий в виде наследника твоего имущества. А тебе оно надо? ТЫ же ведь ещё не определился, как будешь жить и чем зарабатывать на эту жизнь. Фильмы переводить?
— Да, нет… Думаю, лавочка эта скоро закончится.
— Во-о-о-т. Или упадут ставки. Уже не двести пятьдесят тебе будет платить Виктор Васильевич, а, допустим, сто. И ты согласишься, потому, что к деньгам уже привык, а других никто не предлагает. И не предложит.
— Сто рублей — тоже деньги.
— Согласен. Но, думается мне, Виктор Васильевич сейчас станет не выездным и будет распродавать те фильмы, которые у него уже есть. Которые ты ему перевёл… Их вполне себе достаточно, чтобы приступить к накоплению капитала. В Японию не только он хочет ездить. А он сейчас, если не дурак, занят открытием своих филиалов по всей стране: Москва, Кавказ, Прибалтика, другие республики. Ты же ему нарисовал перспективу, а умный не он один. Вот он и торопиться выжать из вложенных в тебя денег стократную прибыль.
Так стоял я и беседовал с «предком», одним глазом наблюдая за якудзой, а другим за нашими корпусами, от которых, в конце концов, отделилось несколько фигур, которые почти бегом начали спускаться с довольно крутого склона по лесенкам и асфальтовым дорожкам.
— Что случилось? — подойдя и с трудом переведя дух, спросила медичка.
— Мы с Ясуши решили потренироваться на песке, и он попал мне ногой по колену. Думали, что травма не серьёзная и прежде чем тащить меня наверх, Ясуши решил искупаться, чтобы смыть песок. Он ушёл в море и до сих пор не вернулся, а прошло уже около часа. Потом пришли Тиэко с Майком.
Медичка округлила глаза.
— Около часа⁈ Быстро кто-нибудь сообщите спасателям!
— Я сбегаю, а то ребята только что сверху, — предложил я и не дожидаясь реакции, рванул сначала по песочку, а потом и по дорожке вверх. Я часто так бегал тут и уже мог распределить дыхание и силы на весь двухсотметровый подъём с перепадом высот от ноля до двадцати метров.
Я посчитал угол уклона, и он оказался идеальным для тренировки силы, скорости и устойчивости к травмам. Шесть градусов… Вот я и устраивал себе, как короткие спринты в гору по восемь секунд, так и повторные подъёмы по три минуты. Бегал и длинные кроссы по шесть километров, делая два круга от берега и вокруг бухты Емар.
За три недели я так бегал три раза, хоть и восстанавливался в течении трёх дней, но перегружать организм не хотел. «Внутренний голос» подсказывал, что «не надо излишеств». Тиэко, пробежав один раз всю дистанцию, на второй раз бежать отказалась.
А вот короткие спринты в горку мне очень нравились.
Вот и теперь я включил автопилот, как говорил «предок», и он довёл меня до спасательной станции за оптимальное время, а я даже не запыхался. Объяснив сонным спасателям, что случилось, я пошёл в свой корпус, зашёл в туалет и осмотрел свои повязки, а выйдя, застал Тиэко у своей двери. Мы — руководители — жили в одноместных спальнях. Корпуса были большими, и свободных спален в этом корпусе, где жили вожатые и помощники, хватало.
— Пошли, — сказала Тиэко и шагнула за мой порог следом за мной.
— Быстро раздевайся, сказала она и я, непроизвольно расплылся в улыбке.
Тиэко нахмурилась, а потом тоже улыбнулась и погрозила мне палцем.
— Только мастерку. Задницу твою я уже видела.
— А-а-а! Подглядывала⁈ — воскликнул я голосом киношного злодея, и поднял руки как лапы с когтями.
Но потом ловко подцепил мастерку и стянул её с себя через голову. Я, почему-то, так всегда снимал одежду, даже расстёгнутую спереди. Причём сразу прихватывая и рукава. Так легче было складывать рубашки. Лови потом эти длинные рукава… А так поднял руки, взял воротник, левый рукав стянул, стянул правый, и они все уже собранные. Мне вообще нравилось складывать одежду ровно. А папа научил складывать рубашки и футболки «по-флотски», без складки впереди.
Тиэко размотала меня, освободив от «перевязи», осмотрела, поморщилась и метнулась из комнаты, дав мне в руки «бинты», чтобы я прижал тряпки к ранам. Раны мне не понравились. Слева на животе рана была около десяти сантиметров длиной, а на груди чуть короче. Отсутствие жира не натягивало кожу и порезы не разваливались, а были аккуратными. Но не поверхностными.
Вскоре пришла воспитатель, которая у японцев выполняла роль медработника. Но, как оказалось, не только роль… Да-а-а… Она ловко обработала мои раны, чем-то их обколола — причём в моём стоячем положении — и также, не укладывая меня на кровать, заштопала, наложив по три хирургических шва на каждую рану. Она принесла и какую-то ручную машинку, при помощи которой хотела сшить мне кожу, но сказала, что раны не сильно глубокие, но мышечные, и поэтому сшивать надо ниткой.
Она намазала раны какой-то мазью и кровь из них течь совсем перестала, что меня сильно удивило. Ну и не больно было совсем. Ещё меня удивило то, что женщина совсем не интересовалась, как я получил ранения. Якудза! Не халям-балям!
Когда врач ушла, дав какую-то таблетку и настояв, чтобы я её выпил, порекомендовала мне лечь, так как должно подействовать снотворное, я, когда мы остались одни, пожаловался Тиэко, что страшно голоден.
Девушка снова туда-то метнулась из моей спальни и принесла мне японское печенье, больше напоминавшее галеты, и банку зелёного чая. Когда я первый раз увидел чай в алюминиевой банке, как пиво или кока кола, я даже рассмеялся. Мало того. В банках была и простая вода. И она, по словам японцев, тоже продавалась в специальных аппаратах, как у нас газировка по три копейки. Только в банках. Кстати наши автоматы газировонной воды с стеклянными стаканами, которые омываются простой водой, японцев шокировали. Такие автоматы стояли везде на территории «Океана».
Шести штук галет и банки несладкого чая мне хватило, чтобы насытиться и я, прижимая ладонь Тиэко, которую она положила мне на грудь, своей ладонью, уснул.