Другая жизнь. Назад в СССР-2

Глава 28

Гостиница, похожая своей четырёхскатной покатой крышей на буддийский храм, как я его себе представлял, имела всего один этаж и всего восемь номеров. Для нас имелась бронь на два небольших номера и атташе Роман Филиппыч разместил нас очень быстро и очень быстро уехал, обещав вернуться в десять. На часах было шесть, значит по здешнему — семь, когда я снова заснул и проснулся от сильного стука в хлипкую дверь.

Зашторенные плотной тканью окна почти не пропускали солнечный свет и в номере стоял сумрак.

— Кто там? — спросил я.

— Пора собираться, — послышался из-за двери голос Владимира Павловича. — За нами приехал атташе.

Слово «атташе» Владимир Павлович произносил с придыханием.

— Как одеваться, — спросил я открывая дверь.

— По простому.

— Мне нужно принять душ, — буркнул я, глянув на часы. — Ещё целых полчаса…

— Как раз вам хватит. Мы подождём вас.

— А завтрак?

— Позавтракаем в Кодокане.

— Где, удивился я?

— В Кодокане. Там госпожа Накамура будет готова принять нас. Там и позавтракаем. Это будет что-то типа знакомства. Потом поедем в музей, где госпожа Накамура и её эксперты ознакомятся с твоими картинами.

— Это же центр изучения дзюдо⁈

— Да? Я не знал! Сказали, что там есть ресторан и при нём конференц-зал.

— Вы точно уверены, что мне не нужно менять одежду на костюм? — спросил я.

— Уверен. Только рубашку смени на свежую.

Я принял лёгкий душ и наплевав на указания сопровождающего, одел брюки из английской шерсти тёмно-синего цвета в мелкую «ёлочку» и такой же пиджак. Подпиджак надел белоснежную рубашку с тёмно-синим галстуком с мелкими серебристыми кубиками. На ноги — высокие носки и классические туфли. Волосы, отросшие ниже плеч, были ещё дома аккуратно подстрижены мамой, а теперь аккуратно расчёсаны.

— Ну, точно, — анимешный герой, — сказал я сам себе. — Высок, строен, кхе-кхе, красив.

Я встал в боксёрскую стойку и сделал несколько выпадов, имитируя «бой с тенью».

— Но, почему встреча с Накамурой в Кодокане? Вроде бы, главным спонсором галереи Геккосо считается Сигэёси Мацумаэ, а он, хоть и сам дзюдоист, но противник института дзюдо Кодокан. Это, наверное, Тиэко придумала какой-нибудь сюрприз.

Я хмыкнул своим мыслям, вышел из номера и в холле встретился с выглядевшим, словно сошедший с картины, атташе по культуре и, выглядевшим помятым, сопровождающим меня искусствоведом — Владимиром Павловичем.

— Вот оно что… У него просто нет другого костюма, — подумал я. — Ну, что ж. Бывает…

Оба посмотрели на меня с интересом: искусствовед — скептически, атташе — одобрительно.

— До одиннадцати ещё есть время, но лучше выехать с небольшим запасом. Пробки в Токио сумасшедшие.

Токио ночью был шикарен, а днём оказался ещё шикарнее. Светящиеся рекламы, горевшие ночью, словно пожар, довольно ярко светились и сейчас. И их было много. Машинально я пытался найти русские вывески, вроде «Росгосстрах», «Летайте самолётами Аэрофлота», или, на худой конец — «Гастроном». Но нет! Русских реклам я не увидел, зато английских: «Coca Cola», «Nike» и прочих брендовых названий — завались. Мороженые и пирожные так и просились, чтобы я их попробовал. Да и кока колу я бы сейчас выпил. Мне понравилась, когда Тиэко угощала…

— Интересно, Тиэко при встрече будет присутствовать?

Здание Кодокана, как это ни странно, было обычным восьмиэтажным зданием, возле которого стояло три машины: две — представительского класса «Ниссан Седрик». Одна из них с дипломатическими номерами и флажком СССР, другая с обычными японскими номерами. Рядом с ними стоял микроавтобус с надписью иероглифами и по-английски: «Tokyo Channel 12», из которого, прямо из люка на крыше, торчала видеокамера.

Имелось место и для нашей машины, охранявшееся жёлтыми конусами. Туда мы и припарковались.

Из люка сразу же появился оператор и принялся в нас прицеливаться.

— Старайся не смотреть в камеру, — сказал атташе. — А если уж смотришь туда, то улыбайся и приветствуй рукой. Но не долго.

Мы вышли. К нам вышли. Девушка лет тридцати с микрофоном подошла и стала задавать вопросы. Атташе по культуре отвечал. Спросили меня. Атташе перевёл.

— Ты впервые в Японии, спрашивает?

— Хай! — ответил я, чуть кивнув головой.

— Вы говорите по-японски? — спросила японка.

— Хай! — кивнул я.

— Вам нравится Япония? — спросила она.

— Хай! — кивнул я.

Оа захлопала ресницами удивлённая моим «красноречием», но я добавил.

— Watashitachi ha kesa touchaku shima shi ta (Мы приехали сегодня утром). Shika shi, watashitachi ga mi tamo no hasu de ni yoi desu. (Но то, что увидели — уже хорошо).

Японка расплылась в улыбке.

Тут из центральных дверей Кодокана вышла пожилая японка, выглядевшая, как постаревшая «Чио Чио Сан». У неё было сильно напудренное лицо, высокая причёска в виде шара, национальный костюм и судя по стуку, деревянные туфли.

Корреспондентка сунулась к ней, но госпожа Накамура остановила её ладонью и просто пригласила нас войти в распахнувшиеся настежь двойные двери, которые удерживали двое японцев в строгих костюмах, белых рубашках и в галстуках.

— Ну, вылитый я, — подумалось мне. — Только они покрепче будут.

Мы прошли вслед за Йоко Накамура мимо глазевших на нас «простых» кодокановцев, которых наш приезд застал врасплох. Однако они не сильно заморачивались, увидев нашу делегацию, и прошли мимо нас, едва не сталкиваясь в дверях. Однако на улице я услышал удивлённые возгласы:

— Это русские! Русские!

— Ха-ха! Флажки увидели! — мелькнула мысль, но мы уже входили в конференц-зал. И конференц-зал был полон стоящих вокруг стола очень хорошо одетых мужчин, среди который были и три женщины.

— Да-а-а… Вот… Нехороший человек этот Владимир Павлович. Да и атташе… Тот ещё тип! Сами не знали, что ли, что тут такое представление будет? Хотя, нет. Вон и наши.

Я зорким взглядом заметил двух европейского типа людей и справедливо отнёс их к «нашим», ибо иных европейцев тут и быть не могло.

— Посол и представитель союза художников, — сообщил Атташе, от которого сегодня пахло на удивление приятно. Вообще-то я парфюм не люблю.

— Ну, что же, — промолвил среднего возраста японец. — Виновник, как говорят в России, торжества прибыл, господа и дамы, предлагаю занять свои места.

Нас пятерых усадили «во главу стола», то есть с одной из коротких его сторон. С противоположной короткой стороны была установлена видеокамера. Причём, меня усадили не в центре, как я, хе-хе, ожидал, а, наоборот, с самого края.

В центре сидел посол Олег Александрович Трояновский, справа от него — атташе, слева — председатель союза художников СССР Пономарёв Николай Афанасьевич, как его объявили: советский художник-график, живописец, педагог, общественный деятель. Во, как! График! Нашего поля ягода! Потом сидел Захаров Владимир Павлович, а потом я.

Представление японской стороны — участников конференции, посвящённой, оказывается, открытию выставки полотен русских и советских художников в новом музее, заняло гораздо больше времени. Скажу одно, что тут присутствовали и Сигэёси Мацумаэ, и дедушка Тиэко губернатор Токио Рёките Минобэ. Остальных я запомнил, конечно, но кто они мне были?

После вступительного слова, которое Накамура начала с того, как она познакомилась с русской и советской культурой и, в частности, с художественной, она сообщила, что в этом тысяча девятьсот семьдесят седьмом году галерею Геккасо посетили двадцать пять тысяч японцев, которые купили тысячу триста пятнадцать картин.

— Ого! — подумал я.

— А за всё время существования галереи Геккасо провела пятьсот двенадцать выставок и продала более двадцати тысяч картин, в основном советских художников.

— Нормально тётка крутится! — сказал «мой внутренний голос».

— Многие коллеги пытались отговорить меня от поездки в Советский Союз, но вот результат. В Токио в том году «Неизвестную» посмотрели более ста пятидесяти тысяч человек. Выставка внесла немалый вклад в углубление взаимопонимания, способствовала расширению дружеских связей между Японией и СССР. Тридцать три произведения русских и советских живописцев, включая «Неизвестную» Крамского, экспонировались в музее «Фудзи» более месяца и интерес к выставке не ослабевал, а, наоборот, только усиливался. Сердечно благодарим Министерство культуры СССР, Союз художников СССР и другие организации, которые помогли нам. Говорим вам, советские друзья, по-русски: большое спасибо!'

— Сейчас мы проявляем интерес к выставкам произведений живописи из городов-побратимов Советского Союза и Японии, и тут, по причине недостаточности и у нас и у Министерства культуры СССР собственных средств к нам на помощь пришли господа: Сигэёси Мацумаэ и Рёките Минобэ, члены Социал-демократической партии Японии. Рёките Минобэ мы знаем и как нашего уважаемого губернатора Токио.

Потом немного говорил посол. Говорил о Японо-Советской дружбе во времена холодной войны и о том, какое большое значение имеют художественные выставки для упрочнения культурных и торговых отношений между нашими государствами.

Потом говорил атташе, напомнив, что с пятого ноября в галерее работает выставка картин, посвящённых шестидесятилетию Великой Октябрьской Социалистической Революции и что на этой выставке достойное место занимает картина Шелеста Михаила, как раз таки жителя города Владивостока, одного из городов Приморского края, побратима префектуры Ниигата. Владивосток — город закрытый, и пока не может принимать иностранных гостей в свободном режиме, но это не мешает нам принимать гостей в детских спортивно-оздоровительных учреждениях, как, например, в этом году, где и были нарисованы Михаилом, изумительные рисунки, приглянувшиеся организаторам выставки.

Когда я услышал про свою картину, посвящённую, юбилею Великой Октябрьской Социалистической Революции, то сначала не понял, о чём идёт речь. А потом вспомнил, что к празднику рисовал стенную газету, которую тоже забрали на всесоюзный конкурс. В этот раз я рисовал газету акварелью. Просто хотел попрактиковаться в разукрашивании комиксов. Нам тоже приходится наносить краску от светлых тонов к темным. Вот я и тренировался.

Рисовать газету я начал ещё в сентябре и потратил на неё уйму времени, разметив на стандартном листе ватмана более тридцати картинок. Я использовал способ раскадровки, только без фиксации границ кадров. Картинки перетекали одна в другую. Тут были и ГРЭС, и БАМ, и комбайны, и побеждённый Рейхстаг, и Гагарин, и Кремль с Мавзолеем, но главным рисунком были головы и руки рабочего и колхозницы с серпом и молотом в центре стенной газеты.

Вот её они и привезли на выставку в Японию. Молодцы-ы-ы…

Об этом, как раз и рассказал, Пономарёв, добавив, что на художественность произведений выходящих из-под руки этого молодого, но явно талантливого юноши, Союз Художников обратил внимание ещё в мае, оценивая конкурсные работы, посвященные годовщине победы в Великой Отечественной Войне СССР над фашистской Германией. Эта работа тоже находится в экспозиции, и многие с ней уже могли познакомиться. Так же как и с некоторыми другими графическими работами молодого, не побоимся этого слова, «мастера».

— Сейчас, по просьбе организаторов мы привезли и другие картины из серии «Пионерский лагерь 'Океан». Привезли и их автора, действительного члена Союза Художников СССР Шелеста Михаила. Просим любить и жаловать.

Он показал на меня. Все, хоть и сдержано, но похлопали.

— Как вам, Михаил, пришло в голову рисовать японских детей? — спросила Накамура.

Я поднялся, поклонился директору галереи и снова сел.

— Я люблю рисовать, а ваши дети были очень веселы и жизнерадостны. Они послужили для меня вдохновением. Мне было легко их рисовать.

— Но детей трудно рисовать. Они не могут позировать, — сказал один из японских представителей.

— Мне не нужно позировать. Я фотографирую здесь, — я показал пальцем на глаза, — а потом переношу картинку на бумагу.

— Мы видели некоторые ваши картины, которые передал нам уважаемый господин Рёките Минобэ. Вы рисовали её внучку Тиэко. Говорят, что она присвоила вам первый дан по Сётокан карате? Так ли это? И кто вас обучал этому искусству? — спросил Сигэёси Мацумаэ.

— У меня был учитель, но его имя, по его просьбе, я назвать не могу.

— Понятно. Но вы ещё и мастер дзюдо?

— Да ну, что вы. Я совсем не мастер, а весьма средний ученик. У меня нет больших побед и сейчас я переключился на изучение карате. По причине серьёзной травмы головы.

— Ну, да, Сётокан, это такое карате, где не бьют не только по голове, но и вообще не бьют. — Сказал Масутацу Ояма, который тоже к моему удивлению, присутствовал на конференции.

— Хотел бы воспользоваться случаем, — перебил его Хидетака Нисияма, вице-президент Всемирного союза организаций карате, — и пригласить вас на чемпионат мира в качестве почётного гостя. Надеемся, что после чемпионата ваша экспозиция выставки расширится новыми картинами.

— С большим удовольствием, господин Насияма.

— Где вы учили японский язык? — спросил Комаи Кэнъитиро, председатель фирмы Хитачи.

— Начал его разбирать по вашим фильмам с английскими субтитрами. Но научили меня японскому языку ваши японские дети по вашим книгам, — ответил я.

— И как долго вы учили наш язык?

— Я до сих пор его учу, но начал учить с ними в лагере «Океан».

— Э-э-э… Четыре месяца? Это так мало!

— У меня предрасположенность к языкам. Я неплохо знаю английский и фильмы смотрю с весны.

— Какие фильмы?

— В основном про самураев, — пожал я плечами и проговорил «по-самурайски». — «Что делает истинного самурая? Он акцентирует внимание на прекрасном, а не на пустоте».

— Прекрасно! Прекрасно! — воскликнула госпожа Накамура и тихо похлопала в ладоши.

Были ещё вопросы от журналистов-телевизионщиков ко всем участникам конференции, но вскоре закончились и они. Нас поблагодарили, телевизионщиков удалили и пригласили на обед, который моментально возник на столе перед каждым гостем. Обед состоял из нескольких закусок, второе блюдо в виде овощей с мясом, суп в горшочке, рыба, жаренная на гриле, ягодный морс. Лежали и палочки, и вилки с ложками.

Безо всякого стеснения я взял вилку и вслед за всеми принялся поглощать еду, поглядывая и сверяя свои действия с действиями товарищей из посольства. Обед прошёл без происшествий.

После обеда кто-то из японских гостей попрощался с остальными, а кто-то проехал с нами в художественный музей, где я увидел свои «произведения искусства», обрамлённые в грамотно подобранные рамки и оттеняющие подложки и правильным образом подсвеченные. И, надо сказать, мои картинки смотрелись очень достойно.

И вот там я встретил Тиэко и некоторых других ребят, гостивших летом в лагере «Океан». Первым ко мне подошёл Тэкео.

— Привет, Мик! Как тебе наш Кодокан?

Он протянул мне для рукопожатия свою огромную ладонь.- Нас там сначала утомили разговорами, а потом накормили так, что я едва хожу.

— Хе! Так не съедал бы всё.

— Неудобно, у нас так не принято. Если угощают, нужно съедать.

— Тогда ты здесь не выживешь, — усмехнулся Тэкео. — Тебе ещё много где предстоит обедать. Вон Тиэко такой сэйшн сегодня готовит в честь твоего приезда. Готовься, Мик. Ха-ха…

Подошла Тиэко и, глядя на меня снизу вверх, поздоровалась, словно мы не виделись всего пару дней.

— Привет Миса!

— Привет, Тиэко.

— Как дела?

— Прекрасно! Открыл свой додзё. Начали тренироваться. Есть среди учеников те, кто уже занимался в других додзе. Приезжай следующим летом, будем вместе проводить аттестацию.

— Там все у вас такие шустрые, как ты?