Андропов залпом осушил стакан. Наполнил его и выпил снова. Пришлось сходить ещё за Боржомом. Заодно прошёлся и так и остался стоять. Вернее, не стоять, а прохаживаться. Внутри меня всё кипело и мысли, и силовые потоки.
— Эх! — подумал я. — Мне бы сейчас пробежаться вон до того мыса! Раз пять туда и обратно! Или поплавать!
Однако я взял себя в руки, и только пару раз пройдя туда-сюда, снова сел в кресло. Я заставил своё тело не совершать нервные импульсивные движения, «включив» сенсомоторную коррекцию в виде определённого, разработанного ещё «предком» дыхательного ритма и создания успокаивающих визуальных образов. Никогда ещё меня так не «колбасило».
— Вернёмся к обсуждению настоящего политического момента? — спросил я. — Хотя, нет. Не политического, а скорее — экономического. Политический «момент» просран безвозвратно. Фарш обратно не провернуть. А вот с экономикой можно повозиться. Кризис ещё не наступил, но настойчиво стучится в окно.
Я посмотрел по очереди на всех троих присутствующих, и обратился к Судоплатову, так как Андропов, так и сидел, спрятав лицо в ладонях, оперевшись локтями на стол.
— Разрешите продолжить?
Судоплатов молча кивнул.
— Так вот, Павел Анатольевич вам, наверное, докладывал, что цена на нефть, сегодня вполне себе высокая, аж тридцать пять долларов, упадёт до пятнадцати долларов в восемьдесят пятом году. И, казалось бы, в этом ничего страшного нет. Ведь и в семьдесят четвёртом она стоила десятку баксов. Но это довольно сильно ударит по нашей экономике, которая планировала дальнейший рост цены на нефть. Но производство в Европе сильно просядет и потребность в чёрном золоте снизится. Поэтому что? Поэтому, товарищи нужно переходить на газ. В Европу газ поступает с середины семидесятых, а вот на восток — нет. А мог бы, уже сейчас приносить доход. Япония и другие малайцы с Сингапурами, готовы покупать газ. А мы всё решаем: «Быть или не быть?»
— Решили уже, — вздохнул и выдохнул Андропов, отняв ладони от лица.
— Ну, так давайте! — я протянул руку ладонью вверх и удивлённо посмотрел на Юрия Владимировича. — Где оно?
— Отлёживается в Министерстве, — буркнул будущий генсек.
— Охренеть! — выдохнул я, пожимая плечами и переведя взгляд на Судоплатова, словно ища у него сочувствия. — Тут промедление смерти подобно, а они по кабинетам судьбоносное решение перепинывают.
— Процедура, мать её, — процедил сквозь побелевшие губы Андропов.
— Его сейчас хватит удар, — предупредил Флибер.
Андропов схватился обеими руками за грудь.
— Не-не-не-не, — проговорил я и, встав, тоже положил свою ладонь, прикрыв его руки.
Так его и моя силы, направленные на болезненную область, слились. Сердце не остановилось и не выровняло ритм. Начавшие было лопаться нейроны, сие действо прекратили.
— Всё уже хорошо, Юрий Владимирович, — сказал я, глядя ему прямо в широко раскрытые испуганные глаза. — И всё будет хорошо.
— На них невозможно повлиять, — выдохнул Андропов. — Они, как скалы, о которые разбиваются волны.
Я обернулся на мыс, на который, действительно, накатывали волны, и показал на них кивком головы.
Андропов усмехнулся и кивнул. Он снова вздохнул и отнял руки от груди.
— Спасибо! — поблагодарил Юрий Владимирович.
— Да, на здоровье, — кивнул я головой. — Так, и продолжим…
— Садюга, — высказал мнение Дроздов.
— Не я такой. Жизнь такая, — быстро проговорил я. — Продолжаем?
— Продолжай, — сказал Андропов и отхлебнул из стакана, который наполнил я.
— Так вот… Мне известно, что в этом году суммарный объем экспорта советского газа в Европу составит почти пятьдесят пять миллиардов кубических метров. Переговоры о поставках газа в Японию начались во второй половине шестидесятых годов. Японская сторона предлагала строительство газопровода с северной части острова Сахалин (г. Оха) до мыса Крильон протяжённостью тысяча километров, а также газопровод от этой точки до Комсомольска-на-Амуре протяжённостью пятьсот восемьдесят шесть километров. Наша сторона проработала встречный проект, который предусматривал поставку не только сахалинского, но и якутского газа в Японию, общей протяжённостью четыре тысячи пятьсот восемьдесят километров. Однако не договорились. Японцы не могли дать гарантий стабильного потребления десяти миллиардов кубометров в год. А для нашего государства малые объёмы потребления делали проект нерентабельным.
— В семьдесят пятом году, — продолжал я лекцию, — между советской и японской сторонами было подписано Генеральное соглашение по «Сахалинскому проекту» — проекту о сотрудничестве в области разведки, обустройства месторождений, добычи газа на шельфе острова Сахалин и поставке в Японию газа из этих месторождений. Программа работ была рассчитана на десять лет и состояла из двух периодов — по пять лет каждый. Первые пять лет закончились. Найдены потенциальные извлекаемые запасы в размере трёхсот миллионов тонн нефти и четыреста восемьдесят пять миллиардов кубических метров природного газа.
Я сделал паузу.
— И тут пришёл я и всё испортил…
Андропов посмотрел на меня и хмыкнул.
— Потом пришёл вот он, — он ткнул пальцем в Судоплатова. — И он всё испортил. Так же как и ты, предсказав падение цен на нефть. А ты уж окончательно всё запутал. Потому, что Японцы, кроме кредитов и разведки ничего не давали. Мы уже сейчас должны им более ста миллионов долларов. Обещали и технологии, но только на словах. Пообещали, но не дали. Соединённые штаты наложили вето[1].
— Вот видишь, ты сам всё знаешь, — сказал и укоризненно глянул на меня Андропов. — Чуть не довёл старика до инфаркта.
— Чуть — не считается, — улыбнулся я. — Ладно… С шельфом разъяснили позиции. Все затраты Минобэ берут на себя.
— То есть — ты? — улыбнулся Андропов. — А что это за судно такое, что само сжижает газ и даже частично?
— Оно не только сжижает газ, но и перерабатывает его масла в топливо. Жирный газ на Сахалине. Поэтому сразу будем ставить и нефтеперерабатывающий завод и тоже, как совместное предприятие.
— Ты так безапелляционно это утверждаешь, — нахмурился Юрий Владимирович. — Его согласовывать придётся год. Что ты сразу не предложил?
— Да мне собственно, извиняюсь, — я пожал плечами, — пофиг. Согласовывайте хоть всю жизнь. Я и на Тайване легко переработаю вашу нефть. А вы так и возите бензин и дизель во Владивосток из России. По железной дороге. Чем вы будете продолжать заниматься до две тысячи тридцатого года. Хоть при социализме, хоть при капитализме. Вам вообще, похоже, на Дальний Восток глубоко насрать.
Андропов снова побледнел и схватился за грудь. Я не пошевельнулся.
— Зачем ты так? — Судоплатов нахмурился.
Дроздов смотрел на меня со своим характерным прищуром. Смотрел, улыбался и молчал.
— Я по факту, а они по остаточному принципу, -ухмыльнулся я. — Понятно, что на всех денег не хватает, но ведь не на столько же. У меня давно сложилось впечатление, что наш край закрыт, только потому, что если сюда поедут люди, их тупо будет нечем кормить. И жилья для них не найдётся. Мы тут как в гетто.
— Не правда, — снова вздохнул и выдохнул Андропов. — Это наши границы. Тут флот и рубежи. Потому и закрыта территория. От шпионов.
— Я вас умоляю! — рассмеялся я. — Как говорят в Одессе: «Не смешите мои тапочки», Юрий Владимирович. От каких шпионов? Завербовался на рыбокомбинат, приезжай и ходи себе смотри. Хоть по Владивостоку, хоть по Камчатке, хоть по Курилам. Сам там бегал по Шикотану. И нахрен я там не был никому нужен. Так, что… Не клеится, Юрий Владимирович. И я бы эту всю хрень, называемую пограничной зоной, отменил. Открыл бы бухты для отдыхающих. Разрешил бы семейный туристический бизнес. Отменил и открыл бы программу переселения на Дальний Восток с выделением земли. Да много чего. Вон, с фермерством уже начали и сразу рынок наполнился едой.
— Твоей колбасой? — ехидно спросил Андропов.
— А, что, плохая колбаса? — обиделся я.
— Хорошая, — усмехнулся Андропов и вздохнул. — Но ты мне-то одному, почему претензии предъявляешь? Не я правительство. И даже не генсек. У Леонида Ильича тоже нет в руке ни кнута, ни пряника. Коллегиальность, мать её! Демократический централизм, млять!
Я посмотрел на Андропова с интересом.
— А кому мне это говорить? — спросил я. — Хорошо, хоть вам есть возможность высказать.
Андропов «кисло» улыбнулся.
— Что, не побоялся бы и Леониду Ильичу высказать претензии?
— Да хоть политбюро, — хмыкнул я. — Приглашайте на партконференцию выступлю и на ней.
Андропов скривился.
— Думаешь нет смелых людей? Выступают. Мало, конечно. Но имеются. Но у минфина один ответ — нет финансов. И у других министерств. У тех нет фондов. Дайте, говорят, ресурсы, будут фонды. Людей, Миша нет. А те, кто есть, работают в пол силы. Пьянствуют на рабочем месте, прогуливают, гонят брак, по пять раз переделывают сделанное. И не расстреляешь же?
— Вы дайте людям свободу выбора и свободу творчества, они сами всё сделают. У вас же конвергенция? Что же вы тормозите? Одной ногой на газ, другой на тормоз? Так не получится. Сейчас откат уже не возможен. Если уж сказали, как говориться, извиняюсь за каламбур, «А», надо говорить «Б». Или, как говорит Жванецкий: «Если вы утром случайно выпили вместо рассола проявитель, то пейте и закрепитель, чтобы не нарушать процесс».
— Думаешь? — спросил Андропов.
— Знаю, Юрий Владимирович. Извините за безаппеляционность. Назад дороги нет. Только не надо горячиться и сразу давать предприятиям, снова извиняюсь, полную свободу предприятий. Особенно, внешнеэкономическую деятельность не разрешать. И сохранить обязательный госзаказ. Пусть делают что хотят, но только после выполнения плана. И план должен быть стабильный. Какое, нахрен, может быть перевыполнение без инноваций, развития производственных отношений и модернизации производства. Всё должно быть посчитано.
Андропов молча смотрел на меня, потом нахмурился и дёрнул головой.
— Думать надо.
— Думать поздно. Ещё Иосиф Виссарионович думал, что делать с социализмом. И придумал-таки…
— Да-а-а… Сталин был голова, — произнёс Дроздов, с интонацией персонажа из «Золотого телёнка».
Андропов покосился на него, но тут же вернул взгляд на меня.
— Что ты предлагаешь? — сказал он, выделяя каждое слово.
Я пожал плечами.
— Уже, вроде, всё сказано. Страна зарабатывает валюту, продавая природные ресурсы, добытые из недр и океанов, улучшите их качество и развивайте их переработку для внутренних нужд: из леса-кругляка делайте стройматериалы и мебельные панели, рыбу надо научиться перерабатывать в продукт высшего качества. Тот же минтай… Ведь консервы из него есть не возможно. Но зачем нам консервы? Делайте филе и морозьте. Научите население есть минтай. Ведь у нас его никто не ест. Брезгуют. У нас же есть так называемая кулинария. Пусть там проводят рекламные акции по продвижению товара. ТИНРО у нас есть, где разрабатывают продукцию. Народ не видит ничего. Делайте выставки. Народ уже сейчас может половину заработанного тратить на еду. Но покупать не чего. Надо менять тару. Жестяная банка — прошлый век.
Я продышался немного, а то аж запыхался.
— Модернизация производства и производственных отношений, вот новый девиз социализма, — наконец выразил я свою мысль одним предложением.
Андропов, Дроздов и Судоплатов сидели с серьёзными лицами, не шевелясь, словно погружённые по самую шею в некую субстанцию. Наконец, Юрий Владимирович, спросил:
— Модернизация — правильно. У тебя есть предложения, как её провести?
— Я готов привезти новейшие линии по переработке рыбы и главное по изготовлению пластиковой тары. Именно сейчас за границей наступает эра пластика. От стекла и от жести откажутся повсеместно. А у нас продолжат использовать до третьего тысячелетия. Понятно, что стекольные и жестяно-баночные заводы одномоментно не остановить. Но и не надо. Жестяная банка тоже будет востребована. И ещё… Я бы при ТИНРО, которое разрабатывает разные рецептуры, построил небольшой заводик, где бы они могли испытывать и реализовывать свои идеи. А то ведь им приходится натурально «ходить с протянутой рукой» по предприятиям, уговаривая поставить экспериментальную производственную линию. Пусть производят и продают.
— С тарой-упаковкой — это правильно, — закивал Дроздов. — Ребята благодарят за сухпай в лёгкой упаковке. И за сухие продукты, которые размачиваются в воде. Лапша сублимированная идёт «на ура».
— Во-о-о-т. Это тоже у нас надо ставить.
— Энергии не хватает, — вздохнул Андропов.
Я чуть было не сказал, что энергии у нас «хоть жопой ешь», но вовремя опомнился.
— Конечно, — закивал я головой. — Сначала нужно насытить регион энергией и логистической инфраструктурой, а потом требовать от него развития.
— Какой-какой инфраструктурой? — переспросил Андропов.
— Логистической — то есть — склады, транспорт, связь, другие средства коммуникации. Дороги-то в Приморье…
Я хотел выругаться, но промолчал. Однако, все всё поняли.
— Федеральная трасса грунтовая! Ну, как так⁈
Я с недоумением на лице развёл руками.
— Поэтому и закрыт Владивосток, что к нему хрен доедешь, — хмыкнул я.
— Да-а-а… Наговорил ты с три короба, — покачал и покрутил головой Андропов. — Но ты представляешь, какая у нас страна? Даже если взять Дальний Восток… Магадан, Чукотка, как их развивать?
— А зачем их развивать? — удивился я. — Там невозможно жить постоянно! Люди с ума сходят от условий. Спиваются!
Андропов воззрился на меня словно на чёрта, выскочившего из ниоткуда.
— А как вести добычу полезных ископаемых?
— Добычу полезных ископаемых? Хм! Только вахтовым методом. Отстроить им жильё в Приморье и пусть летают на заработки. А жильё сдают туристам.
— Какие туристы в Приморье? — нахмурился Андропов.
— Обычные. Даже иностранные, — пожал я плечами. — Вы, не представляете, Юрий Владимирович, сколько в будущем в Приморье будет туристов. И никакие военные тайны никому будут не нужны. Хотя, извиняюсь, нужны, конечно, но какие у вас сейчас имеются военные тайны? Сетка координат? Так я вас умоляю. Ядерной бомбе километр вправо, километр влево, без разницы. Особенно, если их десять на один город. А скоро и спутниковая навигация заработает.
— Уже работает, — вставил Дроздов. — И британцы и мы запустили спутники позиционирования и контроля.
— Во-во, — покивал я. — Со спутника лазерным лучом пометили цель и будьте уверены в точнейшем попадании. Станции РЭБ надо ставить и ПВО развивать. Пока, по моему, их недостаточно. Особенно — «дальнобойных» РЛС.
— РЭБ — это что? — спросил Андропов.
— Служба радио-электронной борьбы, — пояснил Дроздов.
— А-а-а…
— Вот, какие секреты надо воровать, — сказал я. — И куда двигаться.
Налил себе воды и выпил.
— Воруем, воруем, — задумчиво проговорил Андропов.
Он уже совсем успокоился и внешне походил на себя самого: уверенного, и видящего впереди себя цели. Его внутренние энергетические потоки тоже восстановили своё нормальное течение, но нейронные клетки сердца после только что перенесённого инфаркта восстановились ещё не все. Но процесс, который контролировала одна из моих матриц, уже был в матрице Андропова запущен.
— Ну, что, товарищи, вроде бы всё ясно⁈ Предлагаю составить план конкретных мероприятий со сроками, ресурсами и так далее.
Андропов посмотрел сначала на Дроздова, потом на Судоплатова.
— Справитесь?
— А куда деваться? — вздохнул Дроздов. — Без планирования, сроков и ответственных нельзя.
— Всесоюзную партийную конференцию бы повести, — мечтательно предложил я. — Ведь с сорок первого года не проводили. Я бы выступил…
Андропов чуть улыбнулся.
— Мы дадим тебе выступить. Но мне так и не понятны лично твои мотивы. Раз ты утверждаешь, что «поздно пить „Боржоми“»…
Он многозначительно посмотрел на пустую бутылку с соответствующей надписью.
— То, зачем тебе всё это?
— Сейчас он скажет, что ему за державу обидно, — серьёзно сказал Судоплатов.
Я покрутил головой.
— Не скажу. Так, честно говоря, случайно получилось. Не планировал я во всё это вмешиваться. Хотелось просто жить. Потом, как что-то накатило… Этот совхоз неухоженный и отсталый, где даже нет нормального освещения, бараки, где мёрзли студенты, кормёжка… Закусило меня… Потом эти придурки с милицейским сынком… Сам папа-полковник… Всё до кучи, короче… А потом пошло-поехало… Я посмотрел на то оборудование, на котором нас должны обучать и меня мороз по коже продрал. Это же каменный, млять, век! Я видел в Японии на рыбном рынке машинки разделочные… А! Что говорить⁈ Да! За Державу стало обидно!
Я в конце речи едва не сорвался на крик, но, посмотрев на спокойное лицо Андропова, придавил эмоции, взял под контроль дыхание и, пожав плечами, сказал:
— Как-то так…
— Хорошо сказал! — похвалил Андропов. — От души.
Он оглянулся и прошёлся взором по кромке леса и высокому мысу, не сильно выдающемуся в море и тоже заросшему деревьями и кустарником, по песчаному пляжу, с гирляндами морской травы выброшенной на берег.
— Красивое место. Так это и есть твоя бухта Шамора? Она существует в нашем реальном мире?
— Существует. Там, — я показал направо, — домики стоят. Можно снять летом. Тут обычно палатки стоят. И везде дальше по берегу отдыхающие ставят палатки.
— Да-а-а… Может быть ты и прав… На счет пограничной зоны и туризма. Из Якутии далеко в Крым лететь. А тут совсем рядом. Колбасой ты их накормишь.
Андропов улыбнулся.
— Далась ему моя колбаса, — подумал я, но сказал. — И не только колбасой. Сделаю в Губерово филиал ТИНРО. Экспериментальный цех. Маму привлеку. Она у меня хороший технолог рыбных продуктов. Вы бы попробовали её трубача в кляре…
— Что за трубач? — вскинул в удивлении брови Юрий Владимирович.
— Ракушка такая кручёная и чуть удлинённая. Похожая на черноморского рапана. Но вкуснее. Знаете рапана?
— Рапана? Кто же не знает рапана?
— А вы знаете, что рапана обитала только на Тихом океане? В черное море её перенесли корабли в сороковых годах этого столетия, а сейчас она заселила и Чёрное и Средиземное море. Расплодилась так как там нет её врагов — морских звёзд. Наносит серьёзный ущерб тамошней морской фауне. Со страшной силой пожирает мидий и устриц.
— Хм! А ведь и вправду! На Чёрном море нет морских звёзд! Почему?
— Вода слабосолёная! Там и морских ежей нет, — скривился я. — Болото…
— Интересная информация. Какой богатый у вас Тихий океан…
— Хм! И я о том говорю… Нам бы экспортировать продукцию. Узнать, что имеет спрос и торговать. Например в Японии любят селёдочную икру больше лососевой, или осетровой. Но там не любят сильно солёное, как у нас. Икра морских ежей в Японии на вес золота…
Я с надеждой во взгляде, как мне казалось, смотрел на Андропова. Он улыбнулся.
— Не знаю, соберём ли конференцию, но доклад по развитию Дальнего Востока мы подготовим. Да товарищи?
— Так точно, товарищ председатель, — сказал Дроздов со смешливыми звёздочками в глазах.
— Что ты всё смеёшься, Юрий Иванович? Вот я, например, ни черта смешного не вижу в том, что тут нам изложил твой Хулиган.
— Я не смеюсь, Юрий Владимирович. Я радуюсь. Радуюсь перспективам. Сейчас всё будет совершенно по другому. Свернём мы с того пути, куда втянула нас конвергенция, не свернём, всё уже будет по-другому. Всё уже по-другому. У нас же есть ещё и Джон с его проектами. Там много есть того, что вписывается в перспективу развития СССР и наполнения внутреннего рынка товарной массой. Да и экспортной составляющей, в принципе, тоже. Вот я и радуюсь, что сошлись две инициативы. И теперь точно будет результат.
— Ну-ну, — буркнул Андропов. — Планируйте, а там посмотрим. Не кажи гоп…
— Так точно, товарищ председатель.
[1] Реальная история развития взаимоотношений с Японией по нефти и газу. (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B0%D1%85%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D0%BD-1)