Другая жизнь. Назад в СССР-5

Глава 17

Как я недавно узнал, Флибер, на самом деле, не создавал миры. Оказалось, что он во множестве параллельных миров просто искал тот, который ему нужен. По определённым параметрам и свойствам. И миры, как я уже говорил, могли быть «открытыми», или «закрытыми». Ну, как программы с открытым исходным кодом, или закрытым. До некоторого времени я толком не понимал, что это такое, открытый, или закрытый исходный код, но так объяснил Флибер и привёл пример наших земных операционных систем «Виндовз» и «Линукс», с которыми я уже был немного знаком. Э-э-э… Ну, как немного? Я — немного, а моя матрица знала их достаточно, для того чтобы программировать, да. Одна из освоенных мной специальностей было программирование, подтверждённое несколькими высшими образованиями. Как оказалось, да-а-а… Стоило только начать думать о программировании и попытаться вникнуть в тему, и всё стало понятно… Странно, что знания «предка» не лезли из меня, как булавки и иголки из ума «страшилы мудрого». Надо — просыпаются, не надо — лежат и не «мешают».

Поэтому Флибер не мог создать ничего такого, чего не было уже создано в коком-либо из открытых им миров. А потому, те холодильники, которые я попросил его создать в «моём мире», были простыми коробками, в которых он создал нужный температурный режим. Создал путём каких-то манипуляций с разными температурными средами в разных измерениях. Вот как это работало, я точно не понял.

Впрочем, и создать дубликат какой-нибудь вещи он хоть и мог, но это требовало наличие какой-то особой энергии. Только то, что он находился вместе с «предком» в этом измерении уже огромное количество времени, позволило создать несколько похожих на людей «ботов», в которых при необходимости переселялась моя матрица. А больше — всё.

А созданием дубликата моей Мазды, мы всю «волшебную» силу Флибера израсходовали. Я-то откуда знал, отдавая распоряжение? Можно было бы просто купить другую машину, а мне потребовалась она прямо срочно, а не через какое-то время. Да-а-а… Но тогда, наличие у меня машины привело нас с Лориком к серьёзному разговору, и к серьёзным отношениям. Вот и думай, жалеть мне об утраченной Флибером силе или нет? Я не жалел. А он, думается, просчитал, что машина в том случае была важнее. Вот и «промолчал» о последствиях.

Но того, что сотворили Флибер с «предком», было вполне достаточно, чтобы не «просто» жить, а ещё и пользоваться нажитым во благо, кхм-кхм, благих целей, создавая в этом мире «светлое» будущее. Без излишеств, конечно, но кое что из технологий и оборудования я на те золото-валютные резервы, что «накопил», проведя манипуляции в прошлом, позволить себе мог.

Но… Не так уж и много, честно говоря, я мог себе позволить. Для простого человека миллиард долларов — много, а «для графа Де ля Фер — мало». Подводный нефте-газодобывающий комплекс, это вам не свечной заводик построить. А плавающий завод СПГ? А береговой? Тут одним миллиардом долларов не отделаешься. И десятью, млять, не отделаешься. И, судя по всему, сотней миллиардов тоже не отделаешься… Да-а-а…

А так, как было бы хорошо: скопировал в будущем завод, хренак, и перенёс в настоящее… Нет, млять, строить надо. Ручками-ручками… А это — время… А время — это не только деньги, но и советская власть, утекающая, как песок из колбы песочных часов времени. Парадокс, да-а-а-а…

Хитроделанный «предок» сделал «финт ушами» и растворился в эфирном пространстве, оставив меня у своего «разбитого корыта». Не у моего, заметьте, корыта, а у своего. У него, так и не получилось сохранить СССР таким, какой он был задуман вождями революции. А у меня? Получится? Так, видно же, что тоже не получится. Тогда зачем суетиться? Чтобы что сохранить? Какой СССР. Даже не СССР, а социализм. СССР и тот хрен сейчас сохранишь. Слишком многие считают, что союзные республики висят ярмом на шее РСФСР. Слишком многие. Так зачем упираться? Тем более, что сам я не жил в том будущем, память о котором лежит в моей матрице. Трудном, замечу, для россиян, будущем.

Да-а-а… Что-то я в последнее время заметил за собой излишнюю нервозность. Набегался я по мирам и по прошлому этого мира изрядно. Это же надо ещё и в роль войти, чтобы представлять там, какого-то индивидуума. Некоторых ведь моих субъектов те люди с которыми я общался, знали очень неплохо. А тут я сваливаюсь со своими ужимками, прыжками и нехарактерными для него непроизвольными нервно-рефлекторными мышечными реакциями. Вот нервы у меня от этих переходов из тела в тело и подрасшатались. Да-а-а…

— Ну и что вы думаете о нём, Павел Анатольевич? — спросил Юрий Владимирович, глядя на Судоплатова.

— Он точно такой же, как я его знал по тому миру. Только здесь он излишне эмоционален. Не прошёл нашу школу. И тогда у него не было таких возможностей, как сейчас. Тогда у него были только послезнания. — Не клеится что-то, — вступил в разговор Дроздов. — Ты говорил, что ушёл из девяносто шестого, а Флибер у него появился только в двадцать четвёртом? Или двадцать втором?

— Не-е-е… Ты не понял. Флибер появился у него в первой жизни, а мы с ним встретились во второй его жизни. Но он тогда не говорил мне, что может блуждать по мирам. Он и про переход в прошлое говорил, как о потере этого тела. По сути — смерти. И он очень не хотел раньше времени уйти. Говорил про какой-то парадокс и зацикленность.

— Так, друзья, давайте о метафизике потом, — сморщился Андропов. — Нас сейчас должно волновать настоящее и материальное. Для меня стало понятно, что его Флибер не контролирует наши мысли и наши действия. Он говорил о событиях, несостоятельных по причине изменения настоящего. Он не видит нашего будущего.

— Он и не может его видеть, — сказал Судоплатов.

— А вы очень артистично сыграли удивление, Юрий Владимирович, — хмыкнул Дроздов.

— Ты по золото? — улыбнулся Андропов.

— И про золото тоже.

— Да-а-а… Попали бы мы с этим золотом, если бы не ты, Паша. Спасибо тебе. Многое ты сумел поправить в нашем прошлом. И слава, как говориться, богу, что этот ваш Мишка, не такой, как тот Хулиган. Этот, точно, не хотел вникать в прошлое, настоящее и будущее.

— А ведь мог, — покрутил головой Дроздов.

— И может. И влияет, но, слава, опять же, богу, что только на свои какие-то планы, — продолжил рассуждать Андропов.

— Он, похоже, деньги «зарабатывает» на те проекты, которые озвучил.

— Грамотный, ничего не скажешь, — проговорил Дроздов. — Такого бы в систему, но ведь не пойдёт.

— А ты бы пошёл с такими возможностями блуждания по мирам и времени? — спросил Судоплатов.

Дроздов покрутил головой.

— Скорее всего — нет.

— Вот то-то и не понятно. Что это его так беспокоит «обида за Державу»?

— Это в нём кипит его перерождения. Ведь, как он сказал, так и не получилось у него толком «Спасти СССР».

— Странно, почему он сам не перешёл подальше в прошлое? С того старта, в котором рождался он, ничего изменить уже практически не возможно. Правильно он говорит. Скольких мы вычистили? А скольких посадили на кукан?

— Да-а-а, Паша, если бы не ты, в какой бы мы жопе сейчас были? — сказал Дроздов.

— Сейчас не об этом, — улыбнулся Судоплатов. — Сделано, действительно, не мало, но ведь социализм всё равно загнивает без новых методов хозяйствования. И прав Хулиган. Промедление — смерти подобно. Надо ставить Юрия Владимировича генсеком и срочно начинать перестройку.

— Про Дальний Восток мне понравились его мысли. Надо переносить базу флота на Камчатку и открывать Приморье.

— У нас всё готово. В Петропавловске Камчатском технически сдублированы все функции штаба Тихоокеанского флота, — сказал Дроздов. — Сдублированы и включены в параллель. Сейчас заканчиваем установку средств ПВО наземного базирования. Но и корабельных достаточно для противодействия. Если, что вдруг.

— А у нас готовность, «если, что вдруг»? — усмехнулся Андропов.

— Да, ничего. Тихо всё. Враг не пройдёт. На Симушире построена промежуточная база флота. Там, в основном, базируются подлодки и корабли, контролирующие северные проливы. Курилы, как и Камчатку, продолжаем укреплять РЛС дальнего слежения и средствами ПВО. Из РЛС собираем сеть общего оповещения, работающую через спутники связи. Полная готовность — девяносто процентов. В бухте Крабовая заканчиваем строительство глубоководного порта.

Андропов поморщился.

— Я не про боевую оборонительную готовность, Юра. Я про «товарищей». Сколько чего и где, — это я и сам знаю. Читаю «сводку с полей».

— Никаких «вдруг» не предвидится. Всё идёт по плану Павла Анатольевича. Кони пьяны хлопцы запряжённые.

Пндропов поморщился.

— Ты же знаешь, что я не люблю образных метафор и дурацких цитат из народных фильмов. Крылатых фраз…

— Эта — как нельзя лучше характеризует состояние внутрипартийных групп. Их брожение происходит под нашим чутким руководством. Правда, Павел Анатольевич так и не раскрывает все тайные связи созданной им организации. Но поступающая от них информация позволяет сделать вывод о контролируемости процессов.

— Всё так? — спросил Андропов — Судоплатова.

— Всё так, Юрий Владимирович. Ваш переход в генсеки пройдёт без запинки. Через должность секретаря ЦК по идеологии, как и планировали. Горбачёва снимаем, вас ставим. На него уже насобиралось, э-э-э, прошу прощения, дерьма достаточно, чтобы вымарать не только его. Не оправдал он возложенного на него высокого доверия.

— Что там у него? — спокойно спросил Андропов.

— Вы знаете, что первый холодный[1] вербовочный подход британцами сделан ещё в семьдесят первом году, когда он был первым секретарём Ставропольского крайкома. Тогда же ему открыли счёт в Лондонском банке.

— Ну… Мы знаем, какие это были британцы, — усмехнулся Андропов.

— Однако, с третьего намёка он согласился работать именно на британцев и проверил счёт в банке на предъявителя во время поездки в Бельгию куда он сопровождал партийную делегацию.

— Да-а-а… Удивительный тип, — сказал Андропов. — Рассказывали мне, как он зажигательно «разъяснял» ситуацию у нас бельгийским коммунистам, яростно и красочно описывал «битву за хлеб»… Шутили, что бельгийцы понимали его без перевода. Он явно выделялся на фоне других своей неординарностью, страстью — изменить, поправить, улучшить, организовать, «дать импульсы», «раскачать» людей. И в то же время, спокойно пошёл в банк и проверил наличие счёта.

— Да. В семьдесят пятом в Бонне он уже прямо воспользовался счётом и, воспользовавшись дипломатической неприкосновенностью, купил и привёз в Союз драгоценное колье ценой в пять тысяч марок, оформив его чеком, как бижутерию, ценой в двадцать марок. Негласную экспертизу мы делали.

— Помню-помню…

Андропов в задумчивости помолчал минут пять и сказал.

— Всё! Согласен! Леонид Ильич, я знаю, готов к пенсии. Ждёт, как говорится, не дождётся. Всё, товарищи, работаем по плану «Б».

— План-то составлять? — спросил Судоплатов.

— Конечно! И обязательно согласуйте с Хулиганом отправку наших людей в семидесятый год. Подкорректировать операции с золотом надо обязательно.

Я дождался, пока Судоплатов и Дроздов выйдут из кабинета Андропова и доберутся до Лубянки, где, попрощавшись, разделятся. У Павла Анатольевича в этом здании имелся собственный кабинет, полностью защищённый от прослушивания. Но я не собирался с ним общаться в его кабинете.

— Ещё раз здравствуйте, Павел Анатольевич, — сказал я, видя, что нисколько не напугал старого диверсанта тем, что «выдернул» его из удобного кресла, где Судоплатов расположился и расслабился.

— Здравствуй-здравствуй, Хулиган, — усмехнулся он. — Кто бы сомневался, что ты не удовлетворишься беседой на четверых. Всегда стремился к конкретике и определённости.

— Конечно. Считаю, что нам нужно определиться. Не любил никогда, когда меня играют втёмную.

— Да, кто же любит? Как догадался?

— У меня сейчас много возможностей. Я же говорил про интернет… Ну и… Долго рассказывать. Есть возможность подсматривать и подслушивать.

Судоплатов вскинул брови.

— Но на вас я работать не буду, сразу предупреждаю. У меня не тысяча рук и глаз, — соврал я.

— Не верю, ну, да, ладно…

Судоплатов пожал плечами и улыбнулся.

— Спрашивай, — сказал он.

— Рассказывайте, — сказал я. — Всё по порядку.

— Это долго, — хмыкнул Судоплатов. — Хотя… Здесь, ты говоришь, можно находиться сколько угодно?

Я кивнул.

— Это где мы?

— Это мы в моём «феодальном замке».

— А кто эти китайцы?

— Так… Люди, решившие переехать сюда, чтобы жить свободной жизнью.

— И служить тебе?

— Мне слуги не нужны. Они мои наёмные работники и за работу получают хорошую зарплату. Могут в любой момент вернуться назад в Китай, или на Тайвань. Пока не хотят. Будете обедать?

— Очень проголодался, — не стал ломаться Судоплатов.

Он и здесь сидел в удобном кожаном кресле. И я сидел в таком же. Я люблю хорошую кожаную мягкую мебель.

— Вы предпочитаете мясо, рыбу или морепродукты? Здесь водится отличная кефаль. А в открытом море полно крабов и моллюсков. Они их добывают, приводят в товарный вид, разделывают, морозят например, а я выкупаю. Я покажу, какие тут у меня линии по переработке рыбы и морепродуктов.

— Давай рыбу и морепродукты, но лучше не кефаль, у неё речной привкус, а хорошо прожаренного лосося.

— И жульен из гребешка?

— Отлично! Чай покрепче и лимон.

— Это я помню.

Подозвав рукой ближайшую «куню[2]», я быстро сказал ей, что мы хотим, и она убежала на кухню.

Мы сидели на открытой веранде и наслаждались боржомом и хорошей погодой. У нас стоял ноябрь. Тут начинался июнь. Я асинхронизировал наши миры. Своим летом я и так мог покупаться, а зимой очень удобно отдыхать здешним летом. Тут были люди, которые знали меня и выполняли мои поручения, и я не мог то и дело возвращать в прошлое этот мир.

Пока мы ждали обед, Судоплатов начал рассказ. Было очень интересно, и я даже подумал, что когда-нибудь напишу о его «приключениях» книгу. Но главное в его рассказе было то, что он сразу подготовил несколько записок с пророческими предсказаниями будущего. Прямо не одну-две, а много. На каждое событие — своя записка.

Это он, по сути, в нашем мире создал ту разведсеть, которая выкрала секрет атомной бомбы. И не только этот секрет, между прочим.

В том мире, куда попал Павел Анатольевич в своей второй жизни, он не только создал разведсеть в два или три раза «плотнее» и «шире» предыдущей, но и сделал из неё нечто похожее на тайный орден. Причём его разведсеть распространялась не только на зарубежные страны, но и на СССР.

Дело в том, что я, зная его биографию, отправил его не в тридцать седьмой год, а в тысяча девятьсот четырнадцатый, когда он поступил учиться в городскую школу. В июне девятнадцатого года он ушёл из Мелитополя вместе с полком Красной Армии, был воспитанником полка, участвовал в боях. Позже попал в плен, бежал, оказался в занятой белыми Одессе, где беспризорничал, подрабатывал в порту. После занятия города красными вновь вступил в РККА. С двадцать первого года служил в Особом отделе стрелковой дивизии, сначала телефонистом, потом — шифровальщиком. Затем продолжил службу в губернском отделе ГПУ. С двадцать второго года служил в пограничных войсках.

— Ты знаешь, у меня очень неплохо получалось идти проторенным путём, — воодушевлённо рассказывал Судоплатов. Кое что, я конечно, подзабыл, но память как-то сразу возвращалась, как только я начинал заниматься тем, что делал раньше. Шифрование, например, мне далось так легко, что меня чуть не назначили руководителем курсов, и я кое-как отнекался. И вербовка… Как у меня получалась вербовка! Я начал вербовать очень рано. К моменту моего назначения в тридцать втором году в Москву в отдел кадров ОГПУ у меня уже была хорошая сеть осведомителей внутри системы.

— С тридцать третьего я постоянно находился в командировках за границей. Там тоже продолжил собирать компромат и вербовать, вербовать, вербовать. Причём, сначала против советской власти, так как играл роль оуновца, а потом, после ликвидации в тридцать восьмом Коновальца, за советскую власть. Причём, тех же самых людей. Ха-ха… На серьёзном компромате, какая разница⁈

— После возвращения в тридцать восьмом году, мне удалось вывести из разряда обвиняемых нескольких сотрудников иностранного отдела и «раскрыться» перед Берией в качестве провидца. Берии, когда его назначили руководителем Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, попали мои запечатанные в конверты аналитические записки, которым, как раз подошёл срок «реализации».

Благодаря им и разговору с Берией Судоплатова не репрессировали за связь с «врагами» народа, хотя пытались. Даже исключили из ВКПБ.

Берия способности предсказывать события удивился, но до конца в исключительность Судоплатова не поверил и назначил того Главой особой группы для организации разведывательно-диверсионной работы на территории, временно оккупированной немецко-фашистскими войсками, разрешив комплектовать её за счёт ранее репрессированных специалистов-разведчиков.

— Берию совершенно не интересовало, виновны или невиновны те, кого мы рекомендовали для работы, — сказал Павел Анатольевич. — Он задал один-единственный вопрос: «Вы уверены, что они нам нужны?»- «Совершенно уверен», — ответил я. — "Тогда свяжитесь с Богданом Кобуловым, пусть освободит их. И немедленно их используйте'.

— Эффективность группы, по сравнению с той моей, первой, была десятикратной. Я ведь знал и помнил все слабые стороны предыдущей работы. Поэтому в войну мы провели много больше результативных операций и с меньшими потерями. Да и предыдущая моя деятельность за рубежом была направлена на подготовку, так сказать, площадки. Но повлиять на ход самой войны я не смог. Однако моя сеть крепчала, что сильно пригодилось для сбора компрометирующей информации и на продолжение вербовки. Как за рубежом, так и в Союзе.

— Ну а после войны я развернулся, — Судоплатов удовлетворённо откинулся на спинку удобного стула. — Правда пришлось пережить несколько покушений. Но зато меня не арестовали. Как и Берию, кстати. Его просто отравили, как и Сталина. К тому моменту вся правительственная верхушка была у меня на таком крепком кукане, что боялась дёрнуться. Как связка карасей с продёрнутой через пасть ивовой веткой. Конечно же, каждый из них не знал, что и другие сидят так же крепко, и поэтому всё происходящее выглядело естественно.

— К тому времени у меня имелись серьёзные соратники, знающие про мою «миссию». В их число входили и Юра Андропов с Дроздовым, и Питовранов. Куусенен был просто завербован на таком жёстком компромате, что пикнуть не мог. Юра работал во время войны в подполье под моим руководством. Дроздова я после войны притянул в органы. Питовранова сначала вербанул, потом ввел в круг доверенных лиц. Он интересный типаж. Очень предан нашей высокой цели. И очень верит в неё. Да и как не верить, когда я им вещал такие откровения, что они едва не в экстаз впадали. Только уже сейчас я первым лицам открылся.

Я слушал Судоплатова и восхищался им. Вот ведь глыба! С помощью Флибера мы давно «пробили» его связи, и это была, действительно, сеть. Хотя, нет, не сеть, а, скорее, — кружева. Разобраться в ней было практически невозможно.

— Я рад, что у вас всё получилось так, как вы задумывали, Павел Анатольевич, — сказал я, улыбнувшись. — Тогда, что не так? Почему систему не изменили. Почему дали Хрущёву сойти с линии Сталина? Дали опорочить его имя?

— Как ты сказал? Всех не перестреляешь? — грустно усмехнулся Судоплатов. — Они, как сорняки. Тут вырвешь, а там уже заколосились. Не смог побороть. Да и не экономист я. Запутали, стервецы. Вот сейчас с тобой всё и разрулим. И всё не так уж плохо, Миша.

[1] Предложение делается в форме намёков, может быть растянуто во времени.

[2] Куня — девушка.