Другая жизнь. Назад в СССР-5

Глава 18

— Не так уж плохо, это хорошо… Не так уж плохо, это хорошо, — думал я, вспоминая наш разговор с Судоплатовым на следующее утро, свершая пробежку по нашему лесу. Фраза делилась на четыре такта и попадала в ритм бега.

— Ну и хорошо, что хорошо! Значит я им не особо и нужен, — решил я. — И слава, как говорится, богу. Но, как здорово получилось с засылкой в прошлое Судоплатова. Повезло, да-а-а…

Я уже полностью воспринимал чужие жизни, как свои. Интересная штука память. Всё, что было не со мной помню… Уже вчера, когда я вернул нас с Павлом Анатольевичем «по домам», у меня словно упал груз с плеч. Словно я сбросил бронежилет с «разгрузкой».

— Ха! Значит можно ни о чём не думать! — решил я.

Судоплатов сказал, что они сами разберутся с моими проектами. Вплоть до отправки на «стройки века» специалистов по прокладке трубопровода большого диаметра. Да и тех, кто строил НПЗ в Хабаровске. А я бы лучше сосредоточился на продовольственной программе обеспечения края продуктами питания. А они проконтролируют, чтобы работы шли по утверждённому плану-графику. А необходимые для меня решения они примут.

— Тогда вот ещё что… — сказал я. — Желательно, чтобы реализацией продовольственной программы я занимался под руководством солидного специалиста. Например, из ТИНРО. Или вообще из министерства. Можно представить, что от меня имелась инициатива с предварительным проектом, а они, дескать, его доработали и решили внедрить на базе нашего института. И меня пригласили, как инициатора. У меня, кстати, как раз после четвёртого курса конструкторская практика. Пусть зачтут… Что я зря чертил, горбатился за кульманом. Двадцать листов! Да и диплом можно зачесть. Там и пояснительная записка на двухстах листах.

— Миша, с этим ты, пожалуйста, сам договаривайся, — скривился Судоплатов. — Мне ещё этим…

Потом он оценил мою мимику и сам себя одёрнул.

— Хотя, что это я? Дадим команду вашему Григорьеву. Они решат этот вопрос. Может тебе вообще экстерном получить диплом? Твоя будущая супруга в этом году заканчивает? И чего тебе маяться ещё два года?

— А военка? — спросил я.

— Присягу ты принял при приеме на службу в комитет. Военный билет у тебя есть. Офицера ты получишь по окончании военного училища. Вот и всё. Зачем тебе эта канитель с учёбой?

— Хм… Там много сдавать. И всё равно надо ждать сессии.

— Жди, сдавай, — пожал плечами Судоплатов. — Не пойму, правда, зачем тебе этот рыбный институт? Не станешь же ты работать по этой специальности?

— Почему это не стану? Мне нравится, когда из рыбы получается вкусная еда и она нравится людям. Вот вам понравилась еда?

— Понравилась, — кивнул головой Судоплатов, — Спасибо.

— Во-о-о-т. А мне приятно. Это я их научил готовить. Китайцы, что бы ни готовили, у них всё сладкое получается. Пришлось поработать с поварами. То же самое и на здешних предприятиях. Я дам вам с собой солянок из морской капусты. Попробуете. Так что, зря вы…

— Странный ты, Михаил, — дёрнул головой Судоплатов. — То спорт во главу угла ставишь, то спецназ, то теперь производство… Не пойму я тебя, что ты хочешь от жизни?

— Теперь уже я и сам не знаю. Хотел в Афганистан уйти воевать, для того тренировкой спецназа озадачился. Больше для того, чтобы себя подготовить. Подготовил, так другие задачи, э-э-э, нарисовались.

— Нам очень нужны твои дроны, — сказал Судоплатов. — Они уже сейчас доказали свою значимость. Они очень неплохо сочетаются с малыми спутниками связи, которые штампует наша промышленность на основе компонентов, произведённым по технологиям Джона.

— Как-то удачно у нас сошлось, — задумчиво произнёс я. — Судоплатов, я, Джон… Все вместе накинулись на СССР. Надо потрясти Флибера. Не он ли свёл концы с концами? Может, э-э-э, надоело ему наблюдать, как я мучаюсь и страдаю от не «сбычи мечт», вот он и сплёл свою паутину…

— Не, — сказал Флибер. — Точно не я. Может, это само мироздание утомилось. Надоело ему лицезреть тебя и твои потуги изменить будущее? Смилостивилось над тобой, да. Всё говорит о том, что колесо твоих перерождений распрямиться и ты достигнешь его конца.

— Хм! Утешил! Я не «предок», переживший и выстрадавший покой. Мне ещё пожить интересно.

— Живи! Кто тебе не даёт? Вся жизнь впереди.

— Ага. Надейся и жди.

Сегодня я решил сходить в деканат и поговорить с деканом по поводу всего, в том числе и досрочной сдачи экзаменов за третий, четвёртый и пятый курсы. Ха! Сколько уже можно учиться? Я пятьдесят раз заканчивал этот институт и сорок девять последних раз на отлично. В моей матрице всё «устаканилось» и я мог хоть сейчас ответить на любой вопрос любого билета за любой курс.

В деканате, когда услышали о моих намерениях не сильно удивились. Даже преподаватели — маповцы[1], которые ещё не вели у нас свой предмет, были знакомы с моими предложениями по модернизации их лаборатории. Декан, между прочим, сразу спросил Поспелова — руководителя кафедры, что он об этом думает? Тот сказал, что ничего вздорного в этом не видит.

— Тот проект, который мне показывал Михаил, претендует даже не на диплом, а на Ленинскую премию. Очень хорошо проработанная, э-э-э, извиняюсь, работа. И, главное, на него уже сейчас имеются и средства и оборудования, если я правильно понял. В случае реализации проекта у нас появятся настоящие производственные линии с законченным циклом. Да и другие коллеги-предметники о знаниях Михаила высокого мнения. По моему, он уже сейчас, вполне себе полноценный инженер. Пусть бы его идеи пользу государству приносили.

Короче, бросил я камень в наше болото, и круги пошли по всему институту. Каждый преподаватель посчитал нужным подойти и спросить: «А правда ли?».

— Правда, — отвечал я. — Готов хоть сейчас начать сдавать экзамены за весь курс.

Все преподаватели только недоверчиво хмыкали. Хотя… Чего тут хмыкать⁈ Я и так учился в экстернате, то есть по особому учебному плану. Просто этот план теперь нужно подкорректировать. Сократить обучение до трёх лет. А инженерно-производственной практики у меня с избытком. Так почему бы и нет?

Сообщило своём намерении Ларисе, когда встретил её в корпусе на Ленинской.

— Ты точно не нормальный, — улыбнувшись, сделала она вывод. — Хотя… Я бы не удивилась, если бы ты закончил ВУЗ раньше меня. С твоей феноменальной памятью… Ты, мне кажется, уже и технологию рыбных продуктов знаешь.

— Когда-то я пять раз поступал на технологический факультет, чтобы стать твоим подшефным, и учился на нём и получал дипломы, — хотел сказать я, но не сказал.

— Что там знать-то? — переспросил я. — Жабры, плавники и хвосты? Режимы термической обработки? Микробиологию? Что сложного-то?

— Ты — точно не нормальный! — рассмеялась Лариса. — Говоришь о таких вещах и совершенно свободно! И, что самое интересное, уверена, что точно знаешь, о чём говоришь.

— Ну, не всё, конечно, — покраснел я, как всегда соврав.

Хорошо, что я не проживал всё то множество жизней, память от которых сконцентрировалась в моей матрице. Да, у меня имелись воспоминания о них, но их было так много, что они казались обрывками сновидений. Вот сегодня, например, мне приснился сон, что я в трамвае встретил девушку, кого-то мне смутно напоминающую. Я спросил её не помнит ли она меня? Она задумалась. Я тоже. И вдруг я вспомнил, что в одной из жизней мы с ней, ещё до Ларисы, некоторое время встречались. Но она была восьмиклассницей, а я студентом второго курса. Её звали Татьяна. Хм! Почему у меня так много подруг с этим именем?

Она была очень симпатичной, и не смотря на возраст очень хорошо целовалась. Меня учила, пентюха не целованного. В той жизни я, да, отчего-то был не целованным пеньтюхом. Но и тогда я встретил Ларису и…

Сейчас я и забыл, что где-то есть такая Татьяна, с которой мы в этой жизни не встретились. И вот сон… Зачем м не эти воспоминания, скребущие душу? При наличии Ларисы, да.

— Кобелино ты всё-таки, Мишка, — подумал я.

А во сне, я, вспомнив кто эта девушка, поспешил ретироваться, вызвав у попутчицы, лёгкое разочарование. Да-а-а…

Так вот, про прошлую память и воспоминания… Они жили отдельно друг от друга. Память, в смысле — знания — сами по себе, а воспоминания — сами. Не мешали друг другу, ха-ха…

— Получим свободные дипломы и мотанём куда-нибудь в Зарубино. Построим дом…

— Э-э-э… Я не хочу в Зарубино, — нахмурившись, сказала Лариса. — Туда я могла бы и так распределиться в Зарубинскую Базу флота. Я хочу остаться во Владивостоке. У нас и так тут дом есть.

— Э-э-э… А тебя не смущает, что там где я живу — это, всё-таки, э-э-э, гараж?

— Всем бы такой гараж, — хмыкнула Лариса. — С прямым выходом на пляж с розовым песком.

Ага… Была у нас такая дверь, с выходом в «бунгало», сделанное из рефконтейнера, облицованного симпатичной фасадной плиткой под кирпич.

— Где тут работать? — спросил я.

— Я в декрете буду, какая мне работа?

— В декрет уходят с какой-то работы, — напомнил я.

— Можно в «цекотуху»[2] распределиться. У меня точно красный диплом будет.

— Хм! — наморщил я ум. — Если в декрет, то только с распределением. Со свободным дипломом никто тебя не возьмёт, хе-хе, с такими, хм, перспективами. А «цекотуха» — самое то. Но ведь могут и куда-нибудь в Дальморепродукт распределить. Тоже Владивосток, хе-хе… А там на плавбазу технологом.

— Хрен им! — сказала Лариса.

Нахваталась она от меня резких словестных форм.

— Я уже беременная буду.

Я захлопал в удивлении глазами.

— Ты уже, что ли?

Она покрутила головой и покраснела.

— Заявление подадим… Тогда и…

— Так, пошли подавать, — улыбнулся я.

— Не хочу свадьбу зимой, — нахмурилась она. — Хочу весну!

— Хм! Весна у нас это — апрель, а иногда и май.

— Значит — апрель!

— Заявление принимают за три месяца.

— А мы подадим сейчас.

Лариса была категорична. Как, впрочем, и всегда, да.

— После нового года пойдём в ЗАГС, — уточнила она свои планы.

Я только пожал плечами. От судьбы, как говориться, не уйдёшь. Хм! А я и не пытался.

— Он перемещается неестественным образом. Без пересечения границы, без использования транспортных средств. Просто появляется в кабинете Рёките Минобэ

— Что значит: «Просто появляется?» — нахмурился Картер.

— То и значит, — развёл руками Стэнсфилд. — Фиксируем их деловые переговоры и всё.

— Может быть, это не перемещение, а телефонные переговоры?

— Может быть. Но очень походе на реальное перемещение. Слышны характерные звуки, издаваемые двумя людьми: шаги, например.

— Может у него в кабинете такой громкий интерком. Громкая связь?

— Вряд ли, — покрутил головой директор ЦРУ.

— Тогда, боюсь, нам к нему не подобраться, — сказал Картер, поводя подбородком, словно его шею сдавил тугой галстук. — А что на Тайване? Поучается проникнуть на фабрики?

— Из сборочных цехов получилось вынести компоненты сборки, но они нам ничего сверх того, что нам известно, не дали. В цеха, где производят микропроцессоры, по причине чистоты производства, доступ открыт очень немногим. Привлечь к сотрудничеству никого из имеющих доступ не представилось возможным, по причине невозможности установить этот круг лиц.

— Может они действительно сами сделали такое оборудование? Вы говорили о каком-то сумасшедшем учёном-китайце, перебежавшем в Японию. Может это он?

— Хм-м-м… Мы просчитывали… Э-э-э… Сравнительный анализ… Э-э-э… Сверхнизкий расход энергии предприятия, не позволяет согласиться с этой версией.

— Как-то вы неуверенно себя чувствуете, — нахмурился Картер.

— Я бы хотел просить отставки, господин президент.

— Вы с ума сошли, Тернер? — даже приоткрыл рот Картер. — Чего вдруг?

— Не хочу связываться с чертовщиной, Джимми, — буркнул. — Стэнсфилд. — Мне снятся не мои сны. Сны не из моей жизни. Мне снится, факин фак, Владивосток, фак с его трамваями и фуникулёром. Но я в нём никогда не был. Правда, кхм, читал справку.

— Ну, так и вот! Отсюда и сны!

— Брось, Джмми! Это точно не моя память! Меня раздражает наш звёздно-полосатый флаг! И мне хочется петь: «Союз нерушимый…». По-русски, фаакин фак! По-русски, Джимми! Я с некоторых пор знаю, факин фак, русский язык. Свободно, Джимми! Свободно!

— Тихо, Тернер! Не истери! Можешь рассказать подробнее?

— Да, что тут рассказывать? — директор ЦРУ сидел на стуле, понуро опустив голову и плечи, свесив руки между колен. — Как только я собрал отдел по Японии и отдал команду установить прослушку в кабинете губернатора Токио и взять на контроль прибытие в Японию объекта наблюдения, сразу в голову полезла всякая хрень. Словно чьи-то щупальца ковырялись в черепной коробке, как у себя дома. Меня даже пару раз стошнило, так голова кружилась. У меня есть, ты знаешь, буль терьер, так вот ему всё равно, кто сидит на его диване. Он просто залазит на диван и сталкивает. Как трактор. Вот и у меня в голове кто-то напрочь выдавил мои мысли и память.

— Ты, что, ничего не помнишь? — спросил с ужасом на лице президент США.

Стэнсфилд скривился.

— Помню, но словно не моя память главная. Это дьявол, Джимми! Я точно говорю! Тут не инопланетяне! Тут чертовщина.

— Русские говорят, что над ними ангелы расправили свои крылья.

Стэнсфилд скривился, как от зубной боли.

— Мне не до шуток, Джимми. Я слышу голоса.

Он посмотрел на расширившего глаза президента.

— Не голоса свыше, а голоса персонажей из снов. У них у каждого свой голос…

— Тебе нужно отдохнуть, — решительно сказал президент Джимми Картер.

— Ты не слышишь меня, — вздохнул Стэнсфилд. — Я просто ухожу.

Стэнсфилд не сказал Картеру, что голоса ему приказали прекратить активные действия против Мичи Минобэ. И просто подать в отставку. Тогда голоса оставят его. Поэтому он, бывший боевой адмирал, и решил завязать со службой на правительство. И не важно, что подтолкнуло его к принятию такого решения: чертовщина или шизофрения. И то, и другое — серьёзный повод задуматься о собственном здоровье.

[1] МАП — машины и аппараты пищевых производств.

[2] ЦПКТБ Дальрыбы — центральное проектно-конструкторское бюро производственного объединения Дальрыба.