Другая жизнь. Назад в СССР-5

Глава 20

Для всевозможных строительств пришлось «выписать» китайских, германских и даже японских рабочих, получив разрешение на привлечение иностранной рабочей силы. Уже как год Приморье стало открытым, обычным регионом, а не «пограничной зоной». Новое правительство объявило программу переселения на Дальний Восток и стало давать в аренду земельные участки: под строительство жилья по двадцать соток, под производственно-продовольственные программы в соответствии с проектом, до десяти гектар. Можно было получить и больше, нужно было только обосновать. Что я, например и сделал, взяв участок на моей любимой Шаморе для строительства гостиницы, небольшого магазина в ней, ресторана и кафе. Причём в аренду под строительство землю давали не только гражданам СССР, но и совместным предприятиям, коих я наоткрывал на имя Мичи Минобэ аж пять штук. На свою японскую фирму, да.

Мне, как представителю «Мичи Минобэ компани», наши краевые власти «Почему-то» во всём шли на встречу. Но, в принципе и понятно, ведь это были советско-японские проекты, подписанные со стороны СССР лично товарищем Андроповым. Да и товарищ генерал курировал эти проекты лично, о чём сообщил на первом же совместном с краевыми чиновниками совещании. Чиновники были приглашены все, от СЭС, до строительного и пожарного надзора. Там же были поставлены точки во всех нужных местах и оглашён план строительство и сроки ввода объектов. Объектов, как я уже говорил, было, пока, пять.

Когда начальник Приморского управления КГБ Григорьев вызвал меня и сказал, что пришло добро на выделение мне земельных участков под мои проекты, я сказал: «О,кей» и выложил на стол пять пояснительных записок с малогабаритным чертежами и схемами.

Первый проект — это был мясоперерабатывающий завод, требовавший сорок гектар. Его я предлагал построить в пригороде. Там же предлагал построить жилой посёлок, так как приходилось сносить частный сектор. Это ещё десять гектар. Потом — пресловутая гостиница на Шаморе. Это ещё два гектара. Супермаркет на Бухте Тихая — это ерунда сущая, тысяча квадратных метров. Ну, и, кхе-кхе, модернизация Владивостокского рыбокомбината. Уломали меня всё-таки мои старшие товарищи по проекту «Спасти СССР», на перенос моего рыбного предприятия из параллельного мира в этот. Однако я поставил жёсткое и однозначное условие, что работать на моём рыбокомбинате будут китайцы. Мои китайцы, ага, «модифицированные». Там же будет построен и жилой комплекс.

Справа, если смотреть со стороны моря, имелась хорошая площадка, куда собирались расширять старый рыбзавод, но куда так и его никогда и не расширили. Странно, почему? Я собирался исправить эту недоработку и попросил отвести под мой рыбзавод эту землю, с подъездными автомобильными и железнодорожными путями.

Быстро совещания собираются, да не быстро дела делаются. Строительства растянулись на несколько лет, хотя и техники, и самих строителей было предостаточно. Правда, краевые власти, рассмотрев проект строительства мясоперерабатывающего комбината и жилого посёлка при нём, быстро выделило для расселения квартиры в только что построенных многоэтажных дом во Владивостоке и пригороде. По желанию граждан… Сами же нацелились на мой двухэтажный посёлок улучшенной планировки, да-а-а…

— Да и бог с ними, — подумал я принимаясь за «стройки века». — Так даже получилось лучше. Теперь чиновники меня даже поторапливали. Стройте, де, Мичи Минобэ. С японским качеством, мля, стройте. Однако жильё строили китайцы. Но тоже хорошо. А вот рыбзавод — японцы с немцами, да. Китайцы же строили супермаркет и гостиницу. Причём, рабочую силу я приглашал из этого мира. С японцами и китайцами помогали Минобэ, а с западными германцами из фирмы «Баадер», поставляющими технологическое оборудование для переработки любого мяса, договаривался я сам лично.

Переговоры в городе Любек привели к взаимному пониманию и к расширению сотрудничества в виде создания их представительства у нас в Приморье, в которое они даже были готовы вложиться финансово, но просили отдельно стоящее здание под офис. Григорьев поморщился, понимая, что ФРГ не упустят возможности пошпионить, но я ему гарантировал безопасность, так сказать, организации, пообещав напичкать их помещения такими средствами слежения и контроля, что он на этой теме получит, наконец, полковничьи погоны с тремя звёздами в ряд.

— Они же обязательно тут появятся, Константин Александрович. А вы их цап-царап! И в Москву. Генерал-полковника то на периферии неудобно держать. Не по чину.

— Избавиться от меня хочешь? — хмыкнув, язвительно спросил Григорьев. — Надоело мне спину мять?

— Да, побойтесь Бога, товарищ генерал, — возмутился я. — Баню я люблю, а пальцы нужно постоянно тренировать. Вот я и тренирую на вашей спине и не только, хм-хм…

— Да-а-а… Твоя банька — всем банькам банька. Прямо-таки, не купеческая, а княжеская. Сибарит бы, дружок. Сибари-и-т…

— А-а-тню-ю-дь, — воспротивился я такой оценке. — Это кто живёт в праздности? Я? Да мне, между прочим, молоко за вредность давать надо. Роскошь? Какая же у меня роскошь? Всё в рамках необходимости. Производственной, замечу, необходимости. Тогда, извиняюсь, и наших высших руководителей следует присовокупить к сибаритам. У них ведь тоже дачи с банями и лимузины. Вы с ними меня сравниваете?

— Кхм! Вот ты жук! — покрутил головой Григорьев. — Так вечно развернёшь, что и виноватым окажешься. Пошутил я. Какой же из тебя сибарит, когда ты трудоголик, какого свет не видывал.

Я посмотрел на начальника КГБ с подозрением, размышляя: не издевается ли он?

— Вроде нет, — решил я и продолжил охаживать генерала веником.

— Потише! — дёрнулся он.

— Так усвояемость лечения улучшается, хе-хе. Через боль и страдания… Терпите-терпите! Дайте получить хоть какое-то, хм, отмщение. Шутят они…

— Ой! — вскрикнул генерал. — Не буду больше!

— То-то же…

Двадцать пятого октября восемьдесят второго года родился сынок. Уйти сразу после диплома в декрет у Ларисы не получилось. Передумали мы торопиться. Лариса удачно устроилась в «цекотухе» и проталкивала там мои проекты. Хм. Наши с ней проекты. Потому, что Лариса тоже увлеклась моими идеями, подтвержденными возможностями реализации. Она курировала и строительство рыбокомбината, и строительство мясоперерабатывающего завода. Предприятия ведь были совместные, вот и контролировала моя Лариса мои предприятия. В предприятиях доля СССР была в виде земельных участков, и ни на какие дивиденды не государство не рассчитывало. Кроме полагающихся налогов и коммунальных платежей. Поэтому, да, предприятия по факту были мои, а значит и Ларисыны. Вот её осознание того, что это её собственность и, кхм-кхм, «зацепило». Она даже немецкий вдруг выучила.

Сынок получился крепенький. Назвали его Серёжей. Когда увезли Ларису в роддом, в ту же ночь сон мне приснился, что у нас родился мальчик по имени Серёжа. Понятно, откуда этот сон, да-а-а, хе-хе… «Серёжа, так Серёжа», ответила Лариса на мою записку с поздравлением о рождении сына Серёжи. Хотя раньше говорила про Васю, в честь моего отца.

Сынку было не очень комфортно в этом мире. Он плакал и «накричал» пупочную грыжу. Так сказали врачи. Да-а-а… И мы стали с этой проблемой бороться. Тут проявилась моя немощь, лечить человечески недуги. Изнутри я человека настроить мог, а снаружи залечить никакую хворь, если уж она случилась, не мог. И укрепляли мы нашему сыночку мышцы живота больше года, да-а-а… Плакал, он, оказалось, от кожного зуда, вызванного диатезом. Вот сука! Моя болячка передалась ему по наследству. Нейроны, нейронами, а генетику хрен перешибёшь. И с этим пришлось бороться. Потом добавилась дискинезия, мать её, желчевыводящих путей!

Хорошо, что была возможность соблюсти диету и заменить красные фрукты-ягоды, белыми и зелёными Мы давали ему зелёные и жёлтые яблоки, груши, сливу, крыжовник, белую черешню, бананы, абрикосы, персики. Исключили клубнику, красную малину, мандарины и апельсины. От диатеза совсем «ушли» когда сыну стукнуло три года. Позабыли как-то потихоньку. Главное, эти три года выдержали. Дальше пошло легче.

Мы с Флибером понаделали тайных дверей, как в фильме «Тайна железной двери» снятой в семидесятом году по мотивам моей любимой книги «Шел по городу волшебник», через которые Лариса с сыном без моего участия могла переходить из мира в мир. Жена сдала на права и получила маленькую, но полноприводную «машинёшку» на электродвигателе с преобразователем космической энергии в электрическую, на которой моталась от Второй речки (рыбокомбинат) до Сиреневки (мясоперерабатывающий завод). Я занимался нефтедобывающим и нефтеперерабатывающим проектами, обитая, чаше всего, или на Сахалине, или на Тайване.

Наши китайские няньки «моего мира» взяли на себя дневную заботу о сыне и хорошо справлялись. Они уже не то, что догадывались о сверхъестественности «их» мира, а точно знали, что с ним, что-то не так. Я ж так и не стал заморачиваться с холодильниками. Да и электричество, берущееся «из воздуха»… Короче, многое о том даже не говорило, а «кричало». Но, китайцы пошушукались-пошушукались и пришли как-то к Ларисе, чтобы дать присягу верности. Как покровительнице земли Дэхуань. Лариса была не готова к такому и махнула на китайцев рукой, сказав: «называйте, как хотите, только работайте». А те и обрадовались, ведь их попытки принести мне присягу, как «крестьянскому богу» — Рэнхуан, я всячески пресекал.

Когда Лариса мне рассказала о случившемся, я сначала прифегел и задумался, а потом созвал всех китайцев и рассказал им всю правду. Правда о том, что они в этом мире единственные люди и что он, — этот мир немного сказочный, им, к моему удивлению понравилась. И в отличие от меня, они почти не удивились. Они просто выслушали меня, все разом поклонились и спросили меня, могут ли они идти дальше работать, словно не услышали ничего нового.

Раз я и сейчас не подтвердил свой статус бога, то меня стали называть князем. Ларису же называли по имени через префикс «Дэхуань». Только через некоторое время я вспомнил, что сказал китайцам, что «они» в этом мире единственные люди. «Они», а не «мы». Почесав затылок, я махнул рукой. Князь, так князь. Ванцы, так ванцы.

— Вот описание вашего объекта, — сказал Уильям Кейси, директор ЦРУ, занявшему кресло после скоропостижного ухода Стэнсфилда в восемьдесят первом году.

Он передал папку человеку невысокого роста, носом, цветом кожи, кучерявостью и маслинообразными глазами похожему на грека.

— Греческий рыбак, да, хм, — подумал и хмыкнул Кейси. — Папку не открывайте. Я сам её не открывал. Откроете после того, как выполните первую часть работы, то есть прибудете на точку выстрела.

— Отчего такая сложность, сэр? Суда по месту, там никто очень значимый находиться не может, сэр. Не президент же Советского Союза туда приедет?

— Сказано вам, Боб, не задавайте лишних вопросов. Я уже двадцать раз пожалел, что привлёк вас к этому делу. Однако, заднего хода у этого парусника нет. Вопросы по существу есть?

— Нет, сэр.

— Ну и с Богом!

Кейси едва не перекрестил вставшего из-за стола и прошедшего к двери кабинета человека, которому предстояло убить того, который представлял для Соединённых штатов угрозу номер один.

Папку Кейси передал Рональд Рейган, его шеф и нынешний президент Соединённых штатов. А тому папку передал Джими Картер — предыдущий президент. Тот по его словам, тоже не открывал досье. Кейси тоже воздержался от просмотра. Такая была установка. Ликвидация намечалась предыдущей администрацией и не в штатах, а значит не влияла на расклад политических сил внутри страны. На папке было написано «Цель номер один». И всё.

Я вдруг вспомнил, что в той суете и круговерти, что закрутил сам я как-то позабыл про Флибера. Да и вообще я к нему в последние годы редко обращался. Он в мои дела не лез, я его не о чём не спрашивал и не просил. А о чём спрашивать, что просить? Что он мне мог дать? Я-то всё в людьми общаюсь, с Ларисой, сыном… Кхм!

— Хм! Неудобно, как-то, — подумал я и позвал: — Флибер!

Нет ответа.

— Флибер, спишь? — тишина.

— В спячку провалился, что ли? — более настойчиво задал я вопрос.

По моей спине вдруг потекла струйка холодного пота. Март месяц, однако, тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. До дня рождения три дня. А тут такой казус.

— Просыпайся, мать твою! — приказал я.

Глухо, как в танке.

— Чёрт!

Я метнулся к двери, ведущей в одну из спален «того мира». Лариса с сыном находилась там. За дверью находилась знакомая мебель.

— Фух! — выдохнул я, вытирая выступившую испарину.

Открыл, закрыл другие «железные» двери, ведущие в волшебные миры. Всё имеет место, даже Багамы две тысячи восемьдесят один. Хм! Странно! Куда это он запропастился? Боты, в которых мы с Флибером переместили мои «старые» матрицы, находились на связи и я, как панцирный моллюск, вижу ими всеми одновременно.

— Хм! Что за хрень? — спросил я сам себя. — Где Флибер?

И тут я вспомнил, что он мне говорил.

— Ска, — процедил я сквозь зубы. — Как, млять, царевна лягушка… Не бросай кожу в печь, Иван царевич…

Флибер как-то сказал мне, что он привязан к самой первой матрице и что её передавать, кому бы-то ни было, не желательно. Он точно не знал, что может произойти, но пробовать, — ну его нафиг. А я и забыл про этот разговор. А как-то по забывчивость матрицу ту и отдал одному из китайцев-строителей. Чтобы сообразительней были. Простых «установок» нейронных схем рабочим при исполнении ими сложных технологических операций не давали нужного эффекта.

— Вот, млять! — выругался я. — Хрена себе я попал!

Я переместился из своего гаража на Тайвань, и переход не вызвал проблем.

— Ну, хоть это — слава богу, — подумал я и выглянул в окно. Мне нравилось смотреть из окна своего кабинета на море.

Вдруг я увидел, как на стекле образуется паутина. Словно из того фильма, который я случайно увидел, просматривая камеры наружного наблюдения. Как паук плёл паутину. Камера стояла в углу вот паук, и решил там устроить себе ловчую сеть. А что, очень удобно соединять паутиной четыре грани. Он тогда трудился всю ночь, а потом, на следующую ночь, съел паутину. Видимо, в сеть никто не попался, а кушать хотелось.

Вот и сейчас я засмотрелся на расползающуюся серебряную сеть и воспоминания про того паука, пожирающего плоды своего труда, отвлекли меня. Не успел я затормозить время. Пуля ударила меня в голову и я умер.