Глава 2
— Вижу только лотерейщиков, двоих, — пробормотала Кэлиска, наблюдая за моим поездом через подзорную трубу.
— Это плохо или хорошо? — поинтересовался я.
— Как сказать. В нашем случае, скорее всего, плохо, так как кроме этих осквернённых я не вижу никого слабее.
— А они должны быть, если там нет никого сильнее лотерейщика, — догадался я, вспомнив то, что девушка рассказала мне про этот новый мир. — Думаешь, лотерейщики из свиты какого-нибудь кусача?
— Скорее всего. Ну, или матёрый топтун сюда заявился с ними, — подтвердила она мою догадку.
Что мы делали в окрестностях поезда с фестиваля? Собирали трофеи, вот что. Вернее, планировали их собрать. Моей спасительнице понравилось качество изготовление реплик винчестера и револьверов. И когда услышала, что ещё несколько таких же лежат в поезде в нескольких часах конного перехода, и там нет осквернённых, она приняла решение туда скататься. В этом мире с оружием достаточно сложно и потому хорошее очень ценится. А реплики револьверов и винтовок из материалов двадцать первого века априори не могут быть плохими «стволами».
— Ладно, сейчас свалим лотерейщиков и посмотрим, кто выглянет на шум. Заодно покажешь, что умеешь.
— Отсюда я точно не попаду из этого, — я пару раз хлопнул ладонью по прикладу «винчестера». У новой знакомой нашлись патроны такого же калибра —.44−40 кольцевого воспламенения. Именно такими же боеприпасами питался её револьвер «ремингтон». Кстати, довольно редкая модель с учётом калибра под унитарные патроны. И если для такого оружия патрон можно назвать даже избыточно мощным, то для винтовки или карабина он был так-сяк. Всего я получил дюжину патронов, пять из которых уже сжёг, пристреливая «винчестер». Вот если бы у меня был образец 1986 года под.44–70 или так называемый мушкет, созданный для армии и имевший удлинённый ствол для крепления штыка, то мог бы с полукилометровой дистанции попытаться всадить двадцатидвухграммовую пулю в голову осквернённому.
— Мы ближе сейчас подберёмся.
Лошадей и часть вещей Кэлиска оставила на том месте, откуда мы наблюдали за поездом. Свой «пыльник» и «потники» (кусок кожи, пристёгиваемый к штанам в том месте, где нога касалась лошадиного бока, для защиты от лошадиного едкого пота) девушка оставила там же. Объяснила, что нюх у сильных осквернённых немногим уступает собачьему, а лошадиный запах слишком ядрёный и слышен на огромном расстоянии.
На то, чтобы занять удобную позицию, у нас ушло порядка десяти минут. За это время лотерейщики несколько раз меняли своё положение. К счастью, они всё так и оставались с одной стороны поезда, упрощая собственный отстрел.
— Готов?
— Да.
— Тогда стреляй. Я за тобой.
До поезда с позиции было около трёхсот метров. Практически предельная дистанция прицельной стрельбы из моего «винчестера», хотя на Земле в ТТХ в оружейных магазинах указывают и четыреста, и даже пятьсот.
Прижавшись щекой к горячему дереву приклада, я сделал несколько вздохов-выдохов и плавно потянул спусковой крючок. Сразу после выстрела, я рванул скобу вниз-вверх, откатился в сторону на пару шагов, чтобы выйти из облачка дыма, и вновь вскинул оружие к плечу. Практически одновременно с этим рядом раздался выстрел из «шарпа» Кэлиски. Я хорошо рассмотрел, как из головы осквернённого полетели брызги крови с мозговой жидкостью и осколками костей. Вся эта каша расплескалась на запылённой светлой стенке вагона, рядом с которой стояла тварь. Мой противник неподвижно лежал немного в стороне.
Пока Кэлиска перезаряжалась, я внимательно следил за поездом и окрестностями.
— Видишь кого? — поинтересовалась у меня девушка.
— Нет. Может, больше и нет тварей?
— Должны быть, — уверенно произнесла она. — Иначе рядом крутилась бы мелочь.
Ещё пару минут мы всматривались в поезд, пытаясь увидеть хотя бы подозрительную тень. Но тщетно.
— Горыныч, тебе придётся идти туда и выманить осквернённого. Не волнуйся, я прикрою, — вдруг огорошила она меня. Кстати, насчёт того почему она обратилась ко мне по «земному» прозвищу. На этом настоял я, не собираясь откликаться на какие-нибудь «Истэка» или «Роутэг», как она хотела обозвать меня на индейском языке. После недолгих уговоров согласилась, что в качестве исключения я могу взять привычное прозвище, отказавшись от имени, дарованного при рождении. Мол, раз я не сохранила своё волею упёртого крестного, то имею право, став сама таковым, дать то имя, что по вкусу крестнику.
— Это обязательно?
— Мне нужно оружие из поезда, а тебе требуется моя помощь в пути до безопасного стаба, — спокойным тоном расставила собеседница все точки над «i».
«Блядь, и на кой хрен я рассказал ей про стволы? — выругался я про себя. — Хотел, как лучше, а получилось как всегда — жопа».
— Ты идёшь?
— Иду-иду, — сквозь зубы произнёс я. Для меня, человека из двадцать первого века, такое отношение было, скажем так, неприятным. Но, видимо, здесь живут (точнее, выживают, что накладывает определённые качества на характер) простые люди с простыми нравами: или ты полезен, или ты идёшь куда шёл. Помощи просто так, о чём трезвонят в моём мире из газет, интернета и телевидения, в Улье не оказывают. Мне ещё повезло, что я новичок здесь и по неписанным законам вредить мне запрещалось. Иначе загорелая красотка могла запросто всадить мне пулю в голову, чтобы забрать моё оружие. — «Эх, нужно было пару патронов в револьверы вставить, а то с „винтом“ неудобно вблизи стрелять».
Триста метров я шёл спокойным ровным шагов, держа винтовку на уровне пояса на вытянутых руках, чтобы те не уставали. Вскинуть её полсекунды, а на дистанции пистолетного выстрела я метко стреляю и от бедра.
Когда до вагонов осталось меньше пятидесяти метров, я замедлил шаг и поднял оружие к плечу. Дальше двигался приставными шажками, часто замедляясь и слушая окружающий мир.
Тишина.
«Эта ковбойша точно ошиблась, нет здесь никого больше», — с надеждой думал я, медленно смещаясь к последнему вагону. Я слышал только редкое дуновение ветерка и неприятные запахи разложения, но всё же не торопился ускорять шаг и не опускал оружие. Как показало скорое будущее — не зря. Когда оказался в начале второго вагона, то одно из его окон буквально взорвалось, выпуская наружу огромную человекообразную тушу. Меня спасло то, что вагон лишь походил внешне на старинный, а на самом деле был собран в виде сварного каркаса из стальных уголков, полос и труб. И вместо того чтобы вылететь на улицу вместе с осколками стекла и щепок, тварь вывернула стальную основу наружу и застряла. Потеряла пару секунд, чтобы освободиться и… получила тяжёлую безоболочную пулю из свинца прямо в макушку из «шарпа» Кэлиски. Она так и осталась торчать из проёма, большей частью вывалившись из пролома в вагонной стене.
— Эй, приди в себя, — я очнулся от громкого окрика, прозвучавшего в нескольких метрах позади.
Оказалось, что я так и стоял на одном месте, в шоке изображая гипсовую статую и глядя на искажённого, торчащего из вагона в десятке метров от меня. Моя спутница за это время успела дойти до меня.
— Я… извини, нашло что-то, — сказал я, сглотнув комок в горле.
— Бывает. Гильзы не забудь собрать, потом заново переснарядишь.
— Так я не стрелял.
Вместо ответа она хмыкнула и взглядом указала мне под ноги. Опустив голову, я увидел на земле вокруг себя несколько золотистых цилиндриков. После этого я дёрнул скобу затвора вниз и убедился, что в магазине пусто.
— Держи, — девушка протянула мне пять патронов. — Вставь в револьвер, а то мне не по себе, когда напарник без оружия.
— Спасибо.
Она без каких-либо условий уже подарила мне семнадцать патронов. Здесь боеприпасы и так считаются дороже золота (хотя, неправильно сравнивать этот металл, который здесь на пару порядков потерял в цене, став чуть ли не мусором), а уж унитарные патроны стоят ого-го! С другой стороны, насчет «без условий» я поспешил. Вон как легко отправила меня изображать приманку. Меня спасло только чудо и технологии двадцать первого века, оказавшиеся неприятным сюрпризом для искажённой твари.
— А ты везунчик, Горыныч, — сказала мне девушка, ожидая, пока я заряжу один из своих револьверов. — Топтун оказался матёрым и очень хитрым. Он просто не думал, что стенки в вагоне будут железными.
— Угу, везунчик, — тихо сказал я. — Такой везунчик, что попал в мир, который местные жители называют Адом.
— Но ты всё ещё жив, а твои друзья воняют так, что аж на улице дышать противно.
На это отвечать я ей не стал. Нужно время, чтобы я привык к новой обстановке и образу жизни. Последняя у меня теперь напрямую будет зависеть от моих навыков обращения с оружием. И если уж называть меня везунчиком, то только из-за того, что я сюда попал не как тепличный обыватель, а со знаниями отличного стрелка.
После того, как убедились, что в поезде и рядом с ним больше не осталось искажённых, мы с Кэлиской занялись сбором трофеев. В прошлый раз из-за болезненного состояния и шока я не обратил внимания на число товарищей. И только сейчас точно определил число жертв межмирового переноса: тринадцать, включая меня. Не нашёл Кирилла, но им вполне могло оказаться одно из растерзанных тел.
Нам с девушкой достались два семизарядных карабина Спенсера калибра.56−52, одна дульнозарядная капсульная винтовка с очень длинным стволом и калибром 13.2 миллиметра, ещё один «винчестер» как у меня и восемь револьверов аж пяти моделей. Также с разрешения своей спутницы я забрал себе все муляжи патронов и холостые заряды, подходившие к моему оружию. Пусть в одних не имелось пороха и капсюлей, а в других пуль, но гильзы-то были обычными, стандартными, как и в боевых патронах. Мне останется перезарядить их по всем правилам, и получу отличные боеприпасы к своим револьверам и «винчестеру».
Осмотрев оружие, Кэлиска пришла в восторг. Качество изготовления, подгонка деталей, материалы заметно превосходили те, к которым она привыкла. Обмолвилась, что если это оружие отдать для доработки каким-то мастерам с особым Даром, то после этого то станет в несколько раз лучше, опаснее для врагов и удобнее для владельца. Для меня эти слова прозвучали фантастикой, но я решил свои сомнения и недоверие держать внутри, чтобы не обидеть спутницу. Мне с ней ещё не один день путешествовать, пока не окажусь в безопасном месте.
После она показала мне, как потрошить искажённых. У всех тварей на затылке оказалось по небольшому наросту, образованному ороговелой кожей и разделённому на дольки.
— Вот из этого и делается живчик, который ты эликсиром называешь, — Кэлиска продемонстрировала мне небольшой ноздреватый комочек чего-то размером с ядрышко мелкого лесного ореха и похожего на кусочки рафинада. — Споран. Практически всегда одного размера, и почти везде он является самой ходовой монетой. Позже покажу, как его использовать. Но его можно есть и так, если нет под рукой алкоголя и воды. Только глотать нельзя — умрёшь. Держи, это твоя часть добычи, — она передала мне три «сахарка». — А это горох. Тебе он пока не требуется, сначала нужно, чтобы шаман раскрыл твой Дар, — вторым продемонстрированным трофеем из голов искажённых, оказался шарик, похожий на крупную горошину оранжево-жёлто-зелёного цвета. Таких в наросте на затылке у топтуна оказалось две штуки.
— Сколько можно купить и чего на споран? — поинтересовался я у неё, рассматривая на своей ладони добычу.
— Два-три патрона, таких как у тебя. Мерку пороха или фунт свинца, штук сто пистонов или две дюжины капсюлей. Еда дешевле. За два спорана ты получишь обед и ужин в салуне. Комната сто́ит везде по-разному, самая дешёвая на сутки обойдётся в четыре или пять, как сторгуешься.
— А оружие?
— Оружие дорогое. Найти его не всегда просто, а теряется или ломается часто. За две горошины я смогу найти чиненый «ремингтон», как у меня, — она коснулась кончиками пальцев рукоятки револьвера, торчащей из кобуры.
— Понятно. А горошина в споранах сколько?
— Тоже везде по-разному. Где-то дают восемь, а где-то и дюжину можно легко получить. Бывает, что спрос возрастает до пятнадцати.
— Понятно, — повторил я и следом добавил. — Понятно, что курс сильно плавающий. А тяжело добывать спораны и горошины?
— А сам как думаешь? Ты сегодня на вот столечко, — собеседница свела вместе указательный и большой пальцы, оставив между ними небольшой зазор, — разминулся с костлявой. Из дюжины команд за месяц в живых остаётся две или три. В каждой бывает от четырёх и больше человек.
— А почему ты одна?
— Так получилось, — холодно ответила она. И по её тону я понял, что наш разговор закончился.
Резко встав, Кэлиска закинула за спину «шарп», взяла в руки один из трофейных «боуи» и забралась в первый вагон, где занялась весьма странным занятием — стала варварски отдирать тесаком облицовку со стен. И так она поступила во всех вагонах.