Глава 23

Ветер гудит, словно шум толпы. Снежинки падают на голову, как конфетти от хлопушек. Для вас на арене цирка выступает сильнейший маг Дреморы. Михаэль Испепелитель. Владыка хаоса, покоритель драконов, глава пламенного ордена, сеятель смерти. Властелин каши, хозяин Ленска и просто сумасшедший, вышедший биться один против десятков тварей.

Я уже говорил вам о том, что я архимаг? Уверен, что этим я уже все уши вам прожужжал. Да, я был велик! Одно заклинание и… Ну, вы знаете. А сейчас надо мной кружится стая голубей. Таких уродливых огромных голодных голубей, которые с радостью разорвут меня на части. А я сейчас не так силён, чтобы прихлопнуть их одним-единственным заклинанием. Или я прибедняюсь?

Хе-хе. Раскусили. Конечно же, великому мне под силу прикончить этих крикливых летунов. Но ради этого придётся использовать древнее как мир заклинание. Да и не столько это заклинание, сколько проклятье, у которого имеются серьёзные последствия. Как здорово, что последствия эти на меня не распространяются.

— Старшина, открыть рот! — рявкнул я, призвав Огнёва.

Он хотел было возмутиться, но я запихнул пригоршню жемчужин ему прямо в пасть. А что было потом? Верно. Я поддел его молотом и со всей силы подбросил вверх.

— Сука-а-а!!! — заорал Огнёв, летя в голубую высь.

— Соблюдайте субординацию, старшина! — самодовольно выкрикнул я и дал дёру.

Нет, я не переживал о том, что меня заденет пламя старшины. Уж его-то я выдержу. Должен выдержать… Меня больше беспокоил пятиметровый медведь, ворвавшийся в село. От жара этой твари дома воспламеняются мгновенно, и это при том, что до этих самых домов не меньше пяти метров. Вот это я понимаю, живность! Уж она-то заслуживает звания «Горячая голова», не то что Артём.

Не успел я и десяти шагов сделать, как в небе расцвёл огненный цветок. Прекрасное зрелище. Хотя, мне откуда знать? Я же бегу. Не оборачиваюсь. Слышу только вой летунов, сыплющихся на землю, словно град. Да запах гари ощущаю отчётливо. Мясо определённо пригорело, такое в пищу точно нельзя использовать.

Весь шутливый настрой как ветром сдуло, когда я услышал безумно громкий рёв за спиной. Я свернул с улицы и побежал к реке. Косолапый последовал за мной, но не вписался в поворот и своей толстой меховой задницей снёс половину здания.

Увы, расстояние между нами стремительно сокращалось, а фокусов в моём рукаве оставалось всё меньше. Потянувшись к мане, я создал под ногами широкую ледяную лыжу. Кажется, такие за бугром называют «сноуборд», запрыгнул на неё и со скоростью… Хотелось бы скорость света, но, к сожалению, это не так, понёсся к реке.

* * *

Село Ляды, Пермский край.


Громко жужжа, по ледяному полотну неслась лодка на воздушной подушке. Пропеллер позади лодки поднимал снежные вихри, заставляя белое покрывало разлетаться во все стороны искрящимися снежинками. Лодкой управлял светловолосый мужчина средних лет. Голубые глаза, шрам на переносице, белые полоски рассечений на бровях, пышная борода и усы.

Колючим взглядом он осматривал прибрежную зону, пытаясь найти удачное место для остановки. И такое место нашлось в излучье реки. Полуразрушенная лодочная станция. Пять мостков из шести сломаны, один покосился, но сумел выстоять под натиском аномалий. Лодка неспешно остановилась. Мужчина привязал её к мостику, после чего двинул вглубь села.

Блондин достал из кармана бумажную карту. На ней были сотни пометок. Карандашом, ручкой, даже кровью. Эту карту мужчина составлял всю свою жизнь. И вот сейчас судьба занесла его в небольшое село на пересечении рек Лядовка и Сылва. Раздался пронзительный писк. Вздохнув, блондин поднял руку и посмотрел на часы.

— Время связи? Достали эти отчёты. Каждый раз чувствую себя пятилетним мальчишкой. — Он покачал головой и вспомнил мальчугана, который подсел к нему за стол в Ленске. Забавный парнишка. Интересно, как у него дела?

Мужчина снял рюкзак и поставил его на снег. Оказалось, что это и не рюкзак вовсе, а переносная радиостанция. Включив её, он тут же услышал старческий голос:

«Ш-ш-ш. Артур, доложи обстановку».

— Докладываю. При проезде мимо Кунгура возникли сложности. Наткнулся на обитателей аномалии. Пришлось проредить их численность. Пару минут назад причалил у села Ляды, — сообщил Артёр Багратионов и услышал до боли знакомое шипение.

Из близлежащих домов, разбивая окна, распахивая двери, поползли десятки морозных пауков. Размером они были с крупного мужчину, но хуже всего было то, что тела существ состояли из льда.

Голубоватые остроконечные паучьи лапки быстро стучали по земле, приближая их к блондину. Один удар такой лапкой — и человек промёрзнет до потрохов за жалкое мгновение. Бесконечно-синие бусины глаз усыпали всю морду пауков. Толстое брюшко украшали острые сосульки, выступающие в роли волосков. Пауки окружили путника и развернулись спиной, готовясь дать залп морозной паутиной.

— Не только жизнь повернулась ко мне задницей, но и вы? — Усмехнулся Артур.

«Ш-ш-ш. Артур, удалось отыскать артефакт? Артур?» донеслось из рации.

Путник устало вздохнул, и в этот момент пауки прыснули паутиной. Она развернулась в воздухе как огромная рыболовная сеть, готовая сковать Артура с головы до ног. Но этого не произошло. Артур потянулся к мане и выбросил во все стороны такой поток холода, что и паутина, и сами пауки мигом замёрзли, покрылись трещинами и осыпались мелким крошевом.

— Максим Тихонович, докладываю. Артефакт пока не обнаружил. Продолжаю поиски.

«Ш-ш-ш. Принято. До связи».

С шипением рация затихла. Артур накинул на плечи лямки рюкзака, то есть/в смысле рации, а после направился в центр села, покрывшегося льдом от первого дома до последнего.

— Кажется, я перестарался, — ухмыльнулся Артур и почувствовал мощную энергетическую пульсацию.

* * *

Моя выдумка помогла оторваться на пару метров, правда дальше водоёма я не собирался бежать. Да и зачем? Спрыгнув с льдины, я покатился кубарем по ледяной глади реки Сылва, а вот медвежонок оказался очень зол! Но не очень умён.

Этот кретин исполнил прыжок, достойный белки-летяги, и с самого берега сиганул на середину реки. А речка в ширину, на минуточку, сто тридцать метров! Летел он красиво, спору нет. Вот только когда толстая жопа рухнула на лёд, он мгновенно растаял, и медведь провалился под воду. Пушистый ублюдок барахтался в воде, пытаясь сопротивляться течению, повезло ему. Я ведь милосердный.

От пламенной шкуры косолапого растаял лёд, вода испарялась, выбрасывая в воздух белые клубы пара, и даже бурлила, правда, лишь рядом с медведем. Я подошел к краю льдины и погрузил руку в воду.

— Знаешь. Я никогда не любил закаливание, хоть и понимал его ценность для здоровья. А ещё ледяная вода тренирует выдержку и делает характер жестче. Если сможешь выжить, станешь сильнее, и я отдам тебя в зоопарк.

Тварь будто поняла мои слова, повернула огромную морду в мою сторону, разинула пасть, в глубине которой зарождалось пламя и… Конечно же, мимо. У косолапого, тонущего в воде, манёвренность равна нулю, а мне отскочить в сторону — раз плюнуть. Огненный поток толщиной в два метра пролетел рядом, заставив мои волосы колыхаться на созданном тёплом ветерке.

Улыбнувшись, я снова погрузил руку в воду и влил всю имеющуюся ману без остатка. Ледяная волна устремилась к косолапому и в момент, когда его голова в очередной раз скрылась под водой, запечатала водную гладь. Да, мишутка барахтался какое-то время, старался растопить мой лёд. Вот только я выбросил слишком много маны.

Спустя пару минут плюшевый ублюдок наглотался воды, задохнулся и околел. Течение даже не смогло сдвинуть тушу с места, так как она моментально покрылась толстым слоем льда, а река промёрзла чуть ли не до самого дна.

— Чёртова аномалия, запомни моё имя! Меня зову… — раззадоренный стал орать я, но договорить не смог.

Что-то ударило меня в затылок, и я ощутил, как острые когти вдавливаются в мою грудь и спину. Это был птерос. Выжил-таки, паскуда. Неистово лупя крыльями, он попытался поднять меня в воздух; увы, не вышло. Я призвал из хранилища пулемёт и, улыбаясь, нажал на гашетку.

Десятки выстрелов резанули по ушам. Кровь, кишки, вся эта мерзость потекла на меня, заставив морщиться от отвращения. Птерос пролетел десяток метров и рухнул замертво. Поднявшись на ноги, я распахнул испорченную дублёнку и понял, что на моём теле не то что проколов или порезов нет, а даже синяков!

— Сердечко Василиска работает, — улыбнулся я, поёжившись от холода.

— Щря-я-я!!! — заголосил птерос. Вот же, живучая паскуда! — В аду расскажи всем, что тебя убил Властелин каши, — устало сказал я и опустил молот на голову летуна. Кости хрустнули, череп твари раскололся, а я тяжело вздохнул. — Блин… Можно ведь было продать тушу по хорошей цене, а я её так изуродовал… Хотя, изуродовал я птичку пулемётом, а молот лишь придал безобразию более выразительные черты.

Я отправил побитый трофей в хранилище, а после устало побрёл в сторону ледяного гроба, в котором покоится косолапый.

— Ненавижу эту слабость. И почему в этом мире так мало маны? Может, аномалия её пожирает? Да, где-то я слышал такую теорию. Кстати, о мане. Галя, на выход. — Я выставил перед собой руку… и ничего не произошло. — Галя? — Снова тишина.

Я погрузился в Чертоги Разума и увидел странную картину. Галина вмурована в стену пещеры. Камень вокруг неё пульсирует голубоватым светом, и я сразу понял, что происходит.

— Да, неслабо тебе досталось. Я думал позаимствовать у тебя ману, а ты сама в ней нуждаешься. Ладно, отдыхай.

Со стороны комнаты Огнёва послышался непереводимый поток бранных слов. Но дверь так и не открылась. Видать, ему и впрямь тяжко. Ведь за раз старшина сожрал десяток Слёз Мироздания.

— Да, да. Я тебя тоже безмерно уважаю. Спасибо за помощь, — усмехнулся я.

— Это уже не помощь, мать твою! А эксплуатация! — рявкнул Огнёв, наконец-то высунув нос из своей конуры. Выглядел он жалко, оранжевое пламя сейчас горело бледно-синим цветом. — Я не подписывался решать твои проблемы ценой собственного здоровья!

— Не бухти. С меня магарыч.

— Три! Нет, пять ящиков коньяка! Закусь! И найди мне, наконец уже, бабу! — заорал он, ткнув в мою сторону пламенным пальцем.

— Иди отдыхай, алкаш. А то выглядишь паршиво, — улыбнулся я и вернулся в реальность.

Остановился я в центре разинутой пасти медведя. Плюнул на одну руку, потом на вторую — и принялся колоть лёд молотом.

— Э-эх, ухнем! Э-эх, ухнем! Широка река! Широка и глубока!

Лёд разлетался во все стороны мелким крошевом. Больно жалил кожу на руках и лице, но добрался я до медведя довольно быстро. Минут за десять. Золотой молот с хрустом отколол клык медведя, который тут же отправился в хранилище. А вот самого косолапого я перенести туда почему-то не смог. Видать, из-за того, что он вмёрз в реку, артефакт считает его единым целым с сотней километров ледяной глади.

— Ха. Думаете, это меня остановит? Хрена с два!

Возмутился я и бодрым шагом направился в сторону деревни. По пути встретил кучу хорошо пропечёных птичек. От таких пользы никакой, разве что доминанты собрать, а продать их будет невозможно. Задержался ненадолго и заполнил три визитки образцами крови, после чего, словно ураган, влетел в сельскохозяйственный магазин.

Ребят приложило сильнее, чем я думал. Они до сих пор сидели в коматозе, не понимая, что произошло. Хуже всех выглядели Леший и Макар, ведь у них не было регенерации. Артём тряс головой, как блохастый пёс, давил ладонями на уши и мутными глазами смотрел на меня.

— В ушах свистит. Не пойму что та… — Договорить ему я не дал. Ухватил за ногу и потащил за собой. — Пусти меня! Какого чёрта ты вытворяешь? — возмущался он, но вскоре сдался. — Ай, в задницу. Делай, что хочешь, — буркнул он, сложил руки на груди и просто скользил по снегу, любуясь облаками.

Я даже заулыбался при виде его буддистского спокойствия. Растёт малый. Вскоре станет истинным даосом, которого не сможет вывести из себя ничто мирское. Спустя пять минут мы добрались до захоронения косолапого, я отпустил Артёма и кивнул в сторону мишки.

— Размораживай.

— Чего? — нахмурился Артём, не понимая, чего я от него хочу.

Он поднялся на ноги, отряхнулся, посмотрел в кратер, который я собственноручно сделал с помощью молота, и ахнул.

— Охренеть! Он ещё жив?

— Не переживай. Он дал дубу и уже точно не вернётся в стан тёплокровных, — заявил я самодовольно.

Ну а что? У меня отличное настроение. Я сделал большое дело и имею право гордиться, пусть и незначительным, но успехом!

— Ты хочешь его достать отсюда? — с недоверием спросил Артём.

— Что значит, хочешь? Мы достанем его отсюда, даже если тебе придётся потратить целую неделю на разморозку этой образины! Сам подумай, сколько Шульман заплатит за идеальную тушу пламенного медведя?

— Сразу видно что на занятиях ты в облаках летал. Эту тварь называют Бардуг.

— Да хоть барсук. Мне плевать. Начинай топить лёд. Как восстановлю ману, помогу, — сказал я и плюхнулся на пятую точку.

— Воистину, жадность творит с людьми страшные вещи, — закатил глаза Артём и отправился выполнять приказ.

— Вот как? Ну, в таком случае, в кабак с нами ты больше не пойдёшь. Будешь жрать сухпаёк или перловую кашу на воде. Ты ведь не ценишь богатства и отрицаешь всё мирское, как истинный монах. А ещё побреем тебя наголо, чтобы больше на монаха походил. Моралист хренов, — усмехнулся я.

— Да заткнись ты уже, — улыбнулся Артём и потянулся к мане.

Работа закипела! Лёд таял, обращаясь в воду, вода испарялась, обращаясь в пар, Артём матерился, потому что взмок, как мышь. Кстати, почему говорят «Взмок, как мышь»? Это же какой-то бред. Впрочем, не важно.

Спустя полчаса к нам приехали и ребята. Серый управлял снегоходом, а Леший был в крови с головы до ног. Вот это я понимаю — приверженность общему делу! Вскрыл всех летунов и всучил мне пятьдесят жемчужин. Будет, чем угостить Огнёва. Ха-ха.

— Всё, не могу больше, — задыхаясь, промямлил Артём и рухнул на снег.

За это время он успел откопать медведя лишь наполовину. Радовало то, что туша косолапого огнеупорна, иначе она бы сильно упала в цене.

— Слабак, — поддел я брата и помог вылезти из ледяной ямы, которую он выплавил. — Давай, я тебя подменю.

— Чего вы мучаетесь? Давайте пару гранат в яму забросим, и всего делов, — предложил Макар.

— Следи за языком, а то Мишка тебе его живо укоротит, — пригрозил Артём.

— В смысле? — нахмурился азиат.

— В коромысле. Если шкуру попортишь зверю, то наш лидер тебе глаз на прямую кишку натянет. Тварь в цене потеряет, дурья ты башка. — На мгновенье замявшись, Артём зыркнул в сторону туши и добавил. — Да и я тоже буду зол. Столько трудов насмарку.

— Ладно-ладно. Я же просто предложил, — примирительно сказал Макар.

— Серый, прыгай вниз. Будем осваивать профессию ледорубов, — предложил я, сидя на дне кратера.

— А такая профессия существует? — спросил Леший.

— Конечно существует. Как и зубные феи, — хихикнул Артём.

— Что-то вы больно весёлые. Скоро стемнеет, а мы тут возимся с этой образиной, — буркнул Леший.

— Если ночь настанет, то в Филипповке заночуем, — пыхтя, сказал я, и с размаху нанёс удар по ледяной глыбе. — Найдём уютненький подвальчик. — Новый удар разметал во все стороны острые льдинки. — Устроимся там. — Серый спрыгнул в яму и с ходу нанёс рубящий удар, всадив лезвие топора в лёд по самую рукоять. — Найдём солений.

— И храмовых песнопений, — пошутил Макар.

— Может, и их найдём, — согласился я, продолжив нелёгкое занятие.

Три часа спустя мы по-прежнему рубили чёртов лёд. Зато Галина полностью восстановилась и смогла поделиться маной. С её помощью дело пошло намного быстрее. Думал Огнёва подрядить на работы по растопке льда, но уж больно паршиво он выглядел. Пришлось, как всегда, трудиться больше всех.

Ладно. Не так уж сильно я и трудился. Пинками прогнал ребят подальше от карьера, а после собрал крупицы маны и шарахнул огненным шаром по дну карьера. После взрыва ширина карьера выросла раза в два, а мишка, благодаря высокой температуре, полностью очистился от льда.

— Ну и громадина, — с придыханием сказал Артём, любуясь гигантским зверем.

— Ага. Тёзка мой. Я, когда вырасту, тоже буду таким огромным, — хмыкнул я и переместил косолапого в хранилище.

— Если попадётся какая-нибудь мутация, то ты уже завтра можешь стать таким громилой, — хихикнул Макар.

— Было бы неплохо, — согласился я и бодро запрыгнул в сани. — Ну! Чего встали? Поехали!

— Так, это… А ты чё уселся? А вести кто будет? — спросил Артём.

— Я буду руководить процессом, — улыбнулся я. — Кто там меньше всего трудился? Леший, Макар, решите, кто из вас поведёт. Будете осваивать новую профессию. Потом на права сдадите, и организуем курьерскую службу.

— Чего? — протянул Макар.

— Забей, — отмахнулся я. — Решайте быстрее, и поехали.

Макар и Леший сыграли в камень-ножницы-бумагу. Макар проиграл. Что и говорить, в санях намного теплее, чем за рулём. Я сидел в центре, то и дело комментируя происходящее:

— Ну, куда ты? Куда ты едешь? Не видишь, пенёк там? Объедь. Вот, вот так. А теперь газу добавляй. Да не трясись ты! Не перевернёмся. — А когда мне становилось скучно, я орал на Макара, заставляя его нервничать. — Куда ты так гонишь? Хочешь нас убить⁈ Мы чуть не повылетали из саней!

Ребята давились от смеха, ведь снегоход под управлением Макара еле плёлся. Я пригрелся и даже не заметил, как уснул. Правда, спать пришлось недолго. Зашипела рация. Встревоженный голос Барбоскина повторял одно и то же: «Ленск вызывает Багратионова! Ленск вызывает Багратионова, ответьте!»

* * *

Город Полевской.

30 километров от Екатеринбурга.


Посреди пустого пространства за рабочим столом сидел невысокий, лысый, как бильярдный шар, мужчина. Глаза, заменённые на артефакты, без остановки жужжали и пощёлкивали, то фокусируясь на экране ноутбука, то расфокусируя взгляд, чтобы профессор мог подумать, ни на что не отвлекаясь.

Огромные усы торчали в разные стороны, ворот белого халата приподнят, на лице задумчивость и сосредоточенность. На экране возникло сообщение «Проект Оста. П. вернулся». Преображенский спрыгнул с кресла и подошел к двери, чтобы встретить «сына».

Стальные ноги профессора мягко ступали по белоснежному кафелю. Всё благодаря резиновым накладкам, которые он приладил к протезам. Первоначальная версия ног дробила не только кафель, но и бетон при каждом шаге. Полезно в бою, но бесполезно в лаборатории. Даже вредно. Любой беспорядок отвлекает мыслителя от созидательного процесса и погружает в хаос бесполезных дум.

Массивная стальная дверь с шипением распахнулась, впустив в кабинет Остапа. Парень скептически посмотрел на своего создателя и кивнул.

— Привет, отец.

— Отбросим в сторону ненужный трёп. Как всё прошло? — нетерпеливо спросил Преображенский.

— Отлично. Поездка на поезде выдалась увлекательной. Ел в дороге мороженое, заглядывался на красоток, продающих кукурузу на перроне, — язвительно сказал Остап, а когда заметил на лице Преображенского негодование, с наслаждением продолжил. — А если тебе интересна судьба Архарова, но он всё ещё в темнице. Защитный контур у Имперцев — что надо. Один я смог обойти, но там их не меньше двух десятков. К тому же, они сделаны слишком искусно, и совершенно не повторяются. То есть каждый раз придётся по новой разгадывать руническую вязь для отключения контура.

— Спасибо, что просветил. Без тебя я бы в этом никогда в жизни не разобрался, — хмыкнул Преображенский и вернулся за рабочий стол.

— Если больше не осталось вопросов, которые ты бы хотел обсудить, то я пойду в свою комнату.

— Не время для отдыха, — задумчиво сказал Преображенский и почесал лысую голову. — Если мы не можем проникнуть через защитный контур скрытно, то остаётся лишь одно.

— Идти напролом? — В эти слова Остап вложил весь скепсис, на который был способен.

— Именно так. Идти напролом. Но сперва нужно подготовиться. Я хочу создать абсолютное оружие, способное не только прорваться в темницу, но и вывести оттуда Архарова живым. Понимаешь, к чему я веду?

— А для этого тебе потребуется подопытный кролик в лице Михаила?

— Ты знаешь меня, как облупленного. Хе-хе. Найди мальчишку и приведи ко мне. С его помощью я точно смогу спасти Константина Игоревича.

— Архаров считал Михаила надеждой рода. Если ты порежешь его на части во имя науки, Константин Игоревич не обрадуется, — подметил Остап, сложив руки на груди.

— Ты прав. Но он расстроится лишь в том случае, если узнает о трагической гибели сына. — Подумав немного, Преображенский добавил. — Хотя, я не считаю это трагической гибелью. Скорее, это акт самопожертвования во имя спасения любимого отца.

— Самопожертвование? Сомневаюсь, что Михаил по собственной воле захочет расстаться с жизнью.

— Остап, мальчик мой. Если бы все подопытные крысы имели право выбирать свою судьбу, мы бы до сих пор жили в каменном веке. Пожертвовать одним мальчишкой ради спасения великого человека — это сущий пустяк, — иронично подметил Преображенский, склонив голову на бок.

Одновременно с этим артефактные глаза начали сканировать энергетическое поле Остапа, желая понять, какие эмоции испытывает парень. Но эмоций не было, бесконечный штиль, полный безразличия. Преображенский улыбнулся и указал в сторону выхода.

— Всё, иди. Не мешай мне работать. И да, найти и притащи сюда Михаила любой ценой. Даже если тебе придётся отсечь ему руки и ноги. Главное, чтобы он всё ещё был жив. А в каком состоянии он будет, уже не важно.

— Воистину, жажда познания превращает учёного в монстра, — насмешливо бросил Остап, выходя из кабинета.

— Жажда познания — это единственное, за что стоит любить человечество, — буркнул Преображенский, с головой погрузившись в работу.

Загрузка...