В самом конце ноября термометр за окном показывал минус двадцать градусов. И явно не собирался останавливаться на этом.
Я стоял у запотевшего стекла, потягивая горячий чай из граненого стакана в подстаканнике с советским гербом, и наблюдал, как ледяная корка покрыла ветки и стволы голых деревьев.
— Виктор Алексеевич, — в кабинет вошел Громов в длинном полушубке из натуральной овчины и валенках, стряхивая снег с каракулевой шапки, — техника прибыла. Бригада размещается в общежитии при МТМ.
Директор держал в руках наряд-заказ на выполнение работ, отпечатанный на машинке «Москва» через копирку. Сорок человек из треста «Алтайводстрой», специализирующегося на строительстве мелиоративных объектов в Западной Сибири.
— А прораб где? — поинтересовался я, надевая телогрейку темно-синего цвета с ватной подкладкой.
— Степан Кузьмич в столовой греется. Говорит, в дороге чуть не замерзли, печка в автобусе сломалась.
Степан Кузьмич Железняков оказался мужчиной лет пятидесяти с обветренным лицом и внимательными серыми глазами. Сидел за столом в столовой, держа в загрубевших руках эмалированную кружку с горячим кофе из цикория. На нем была рабочая куртка цвета хаки с меховым воротником, под которой виднелся вязаный свитер серого цвета.
— Здравствуйте, товарищ Корнилов, — поднялся он, протягивая руку. — Двадцать лет по Сибири стройки веду, но такого мороза в ноябре не припомню. Обычно в декабре так колотить начинает.
Рукопожатие было крепким, таким, какое бывает у людей, привычных к физическому труду. На безымянном пальце поблескивало обручальное кольцо из красного золота, на запястье тикали часы «Восток» в стальном корпусе.
— А работать в таких условиях приходилось? — спросил я, садясь напротив.
— Приходилось. В семьдесят первом под Норильском прокладывали теплотрассу в январе, там было минус сорок пять. Но тогда у нас специальное оборудование было, а здесь обычная техника.
Зинаида Петровна подошла к нашему столу, неся поднос с тарелкой борща и куском черного хлеба:
— Кушайте, Степан Кузьмич, с дороги небось проголодались. А то худой какой-то, жена, поди, плохо кормит.
Повариха выглядела как всегда, в белом халате поверх цветастого платья, волосы, крашенные хной, убраны под белую косынку. На груди поблескивал значок «Отличник советской торговли», которым она очень гордилась.
— Спасибо, тетя, — улыбнулся прораб. — Жена кормит хорошо, просто работа такая, на морозе все калории сгорают.
После обеда мы отправились осматривать участок будущих работ. Ехали на УАЗ-469, печка которого еле справлялась с охлаждением салона. За окнами мелькали заснеженные поля, березовые рощи с голыми ветками, покрытыми инеем. На дороге лежал наст толщиной в палец, под колесами хрустел как стекло.
Первая точка — скважина номер один возле бывшей мельницы. Устьевое оборудование было укутано в телогрейки и брезент, но все равно покрылось ледяной коркой. Рядом лежали трубы диаметром пятьсот миллиметров — чугунные, тяжелые, с раструбными соединениями. На морозе металл звенел как колокол при ударе молотком.
— Землю нужно размораживать, — сказал Железняков, втыкая в грунт железный лом. Инструмент вошел всего на два сантиметра. — Промерзла, обычным экскаватором не взять.
— А что предлагаете?
Прораб снял рукавицы из овчины, достал из нагрудного кармана куртки потертый блокнот в клеенчатой обложке:
— Паровые пушки ставить. У нас есть передвижная котельная, но она маломощная. Нужно что-то посерьезнее.
В это время к нам подъехал Семеныч на тракторе МТЗ-80 с прицепом, груженным металлоломом. Экскаваторщик был в ватных штанах и телогрейке, поверх которой надел овчинный тулуп. На голове шапка-ушанка из натурального меха, уши завязаны под подбородком.
— Виктор Алексеич, — окликнул он, слезая с трактора, — тут дело есть! У нас на складе котел от паровоза лежит, еще военный. Может, приспособим для размораживания?
Котел действительно оказался интересным — цилиндрический, из котельной стали толщиной восемь миллиметров, с множеством дымогарных трубок внутри. Весил тонны три, но выглядел надежно.
— От «Овечки», — пояснил Семеныч, имея в виду паровоз серии Ов. — Списали в шестьдесят восьмом, когда на тепловозы перешли. А я его сохранил, думал, пригодится.
Железняков осмотрел котел с профессиональным интересом:
— Мощности хватит. Только нужно переделать под жидкое топливо и смонтировать на санях для перемещения по трассе.
К вечеру у нас был готов план работ. Семеныч со своими помощниками переоборудовал паровозный котел, установив топку на солярке и систему подачи пара через шланги высокого давления. Володя Семенов спроектировал мобильную электростанцию на базе списанного трактора ДТ-75 с генератором от грузовика.
А тем временем в поселке развернулась история, которая стала называться «великой валенковой революцией».
Все началось с того, что рабочие стали жаловаться на холод. Обычные кирзовые сапоги, даже с портянками и войлочными стельками, не спасали от мороза. К концу первого дня трое строителей обморозили пальцы ног.
— Нужна теплая обувь, — сказал фельдшер Иван Петрович Кузьмин, смазывая обмороженные места спиртовой настойкой календулы. — Иначе через неделю половина бригады в больнице окажется.
В поселке валенки делала только тетя Груша, Аграфена Тимофеевна Богданова, женщина лет пятидесяти пяти, жившая в небольшом доме на окраине. Вдова, муж погиб на фронте под Курском, детей не было. Всю жизнь занималась валянием обуви для односельчан.
Дом у тети Груши был типичной сибирской избой, рубленый из сосновых бревен, с резными наличниками на окнах и высоким крыльцом. Внутри пахло овечьей шерстью, мылом хозяйственным и дымом от русской печи. В горнице стояли деревянные колодки для валяния разных размеров, висели пучки шерсти, окрашенной в разные цвета.
— Пятьдесят пар? — переспросила тетя Груша, поправляя шерстяной платок, повязанный под подбородком. — Это же целый месяц работы! А материал где брать?
— Материал обеспечим, — пообещал Громов. — В совхозе овец держим, шерсти хватает. Главное, чтобы к концу недели были готовы хотя бы двадцать пар.
Тетя Груша согласилась, но поставила условие:
— Делать буду по своему разумению. Чтобы не только теплые были, но и красивые. А то что это за обувь, если душу не радует?
Через три дня первая партия валенок была готова. И здесь произошло неожиданное.
Тетя Груша, используя технику, которой ее научила еще бабушка, украсила валенки цветочными узорами. На серой шерстяной основе расцвели яркие розы красного и розового цвета, синие васильки, желтые ромашки. Узоры были вывалены из цветной шерсти и смотрелись как настоящая вышивка.
— Что за красота! — восхитилась Зинаида Петровна, когда валенки привезли в столовую для примерки. — Как на картинке!
Но мужики отнеслись к художественным изыскам скептически.
— Я в таких красивостях работать не буду, — заявил старший монтажник Василий Сергеевич Крюков, здоровый детина лет сорока с густыми усами. — Что люди скажут? Подумают, что я…
Он не договорил, но все поняли, о чем речь. В те времена мужчина в цветастой обуви мог стать объектом насмешек.
— А что делать? — развел руками Железняков. — Другой обуви нет, а работать надо.
Строители нашли компромисс, надевали поверх узорчатых валенок резиновые галоши или обматывать их брезентом, скрывая «женственный» дизайн.
Галя, узнав о проблеме, предложила неожиданное решение:
— А давайте проведем показ рабочей моды! Пригласим всех женщин поселка, пусть посмотрят, какие красивые валенки делает тетя Груша!
Идея показалась всем интересной. В субботу вечером в сельском клубе собрались практически все женщины поселка, от молодых девушек до пожилых бабушек. Зал был украшен самодельными плакатами: «Красота спасет мир!», «Искусство в массы!».
Тетя Клава, заведующая радиоузлом, объявляла номера программы в самодельный микрофон из радиодетали и консервной банки:
— А теперь демонстрируются валенки модели «Зимняя роза» производства мастерской Аграфены Тимофеевны Богдановой!
Показ продолжался два часа. Тетя Груша представила двенадцать различных дизайнов валенок, с розами, васильками, ромашками, маками, даже с изображениями снежинок и елочек. Каждая пара была уникальной, сделанной вручную с любовью и мастерством.
После показа к тете Груше выстроилась очередь из желающих заказать валенки. Не только из нашего поселка, но и из соседних деревень, известие о «художественных валенках» разнеслось по всей округе.
— Аграфена Тимофеевна, — попросила Марья Степановна, работница почты, — сделайте мне валенки с ромашками. До Нового года успеете?
— А мне с маками! — добавила учительница из сельской школы.
Тетя Груша записывала заказы в толстую тетрадь в клеенчатом переплете:
— Постараюсь, милые. Только не торопите, хорошая работа времени требует.
К концу недели у нее было принято заказов на восемьдесят пар валенок. Пришлось организовать настоящее производство, тетя Груша наняла двух помощниц из соседних домов и переоборудовала сарай под мастерскую.
Но главное, проблема с теплой обувью была решена. Мужики перестали стесняться цветочных узоров и работали в валенках с удовольствием. Более того, узорчатые валенки стали предметом гордости, не у каждого совхоза была такая красивая спецодежда.
Тем временем строительные работы набирали обороты. Железняков организовал круглосуточный режим в три смены по восемь часов. Участок освещался мощными прожекторами ПЗС-45, запитанными от передвижной электростанции ЭСД-30.
Первая смена работала с шести утра до двух дня, вторая с двух до десяти вечера, третья с десяти вечера до шести утра. Самой тяжелой была ночная смена, когда мороз достигал тридцати градусов.
Зинаида Петровна организовала полевую кухню прямо на участке работ. Большой котел на двести литров был установлен на треножнике над костром, рядом стояла полевая печка ПП-40 для приготовления вторых блюд. Каждые четыре часа рабочих кормили горячей пищей: борщом, кашей, чаем с сахаром.
— На морозе калории быстро тратятся, — объясняла повариха, размешивая в котле дымящийся борщ деревянной ложкой. — Если не кормить часто, люди быстро выдохнутся.
Семеныч сварил из листовой стали несколько теплых укрытий для отдыха между сменами. Получились что-то вроде железных балков с печками-буржуйками внутри. Стены были утеплены стекловатой, пол застелен досками и войлоком.
— Как в блиндажах на войне, — сказал дед Архип, заглянувший посмотреть на строительство…
Медпункт организовали в вагончике-бытовке, который привезли из области. Дежурил фельдшер Иван Петрович с полным набором средств для профилактики и лечения обморожений — спиртовые настойки, вазелин, бинты, грелки.
К концу первой недели работы удалось выкопать пятьсот метров траншей и уложить сто метров труб. Темп ниже запланированного, но в таких условиях и этот результат считался хорошим.
Вечерами, когда заканчивалась рабочая смена, в поселке кипела культурная жизнь. После успеха с валенковым показом Галя предложила еще одну инициативу, организовать радиотеатр для длинных зимних вечеров.
Идея родилась спонтанно. Тетя Клава жаловалась, что радиослушатели устали от однообразных передач — сводок новостей, производственных планов, идеологических бесед. Хотелось чего-то интересного, развлекательного.
— А давайте театральные спектакли транслировать! — предложила Галя на очередном комсомольском собрании. — Силами местной молодежи!
Первой постановкой решили сделать «Ромео и Джульетту» Шекспира. Главные роли достались Кольке и Наташе, они уже несколько месяцев официально встречались после истории с маршем трактористов.
Но тут выяснилась проблема, никто не умел читать с выражением. Колька декламировал монологи Ромео голосом, которым обычно докладывал о состоянии техники:
— Джульетта есть солнце! — выдавал он бесстрастным тоном. — План освещения поля выполнен на сто десять процентов!
Наташа была не лучше. Клятвы в любви звучали в ее исполнении как отчет из бухгалтерии:
— Ромео, Ромео! Зачем тебе быть Ромео? — произносила она монотонно. — Статья расходов номер пятнадцать. Кредит девяносто пять рублей.
Галя пыталась их учить:
— Нужно вкладывать чувства в слова! Ромео страстно влюблен, а Джульетта мечтательная и нежная!
— А как это, страстно влюблен? — недоумевал Колька. — Покажите!
И тут неожиданно для самого себя я оказался втянут в театральную деятельность. Галя попросила меня помочь с режиссурой, объяснить, как нужно читать текст, какие эмоции вкладывать в реплики.
— Виктор Алексеевич, вы же образованный человек, — убеждала она. — Наверняка в институте участвовали в художественной самодеятельности?
На самом деле мой опыт ограничивался школьными постановками, но что-то в этом предложении показалось мне привлекательным. Возможно, возможность провести время с Галей за творческой работой.
Репетиции проходили в конторе совхоза после рабочего дня. Включали настольную лампу с зеленым абажуром, садились вокруг стола, покрытого зеленым сукном, и читали по ролям.
— Колька, — объяснял я, — представь, что Наташа уезжает завтра в другой район навсегда. Что ты почувствуешь?
— Плохо почувствую, — честно ответил парень.
— Вот эти чувства и вкладывай в слова Ромео!
Галя выступала звукорежиссером, создавая звуковые эффекты подручными средствами. Шум ветра изображала, шелестя бумагой возле микрофона. Звон мечей — ударяя ложками по кастрюлям. Шаги — стуча каблуками по деревянному ящику.
Первая трансляция состоялась в среду вечером. К радиоприемникам собрались все жители поселка, от мала до велика. В столовой, где стоял основной громкоговоритель, яблоку негде было упасть.
И произошло чудо. То, что на репетициях звучало неуклюже, в эфире превратилось в самобытную народную интерпретацию классики. Ромео-Колька объяснялся в любви голосом простого парня, искренне и без театральных красивостей. Джульетта-Наташа отвечала ему с деревенской непосредственностью.
— Не откажись от имени своего! — говорила она. — А если не хочешь, то поклянись в любви, и я не буду больше Капулетти!
— Хорошо, — отвечал Колька после паузы. — Клянусь!
Зал взорвался смехом и аплодисментами. Это была уже не трагедия Шекспира, а веселая деревенская комедия о любви двух молодых людей.
Особенно удался эпизод с балконом. Роль балкона играла тетя Клава, изображая скрип досок звуками радиоузла:
— Джульетта на балконе! — объявляла она. — Скрип-скрип!
— Ромео под балконом! — отвечал Колька. — Топ-топ!
Когда дошло до сцены с ядом, дядя Вася, игравший аптекаря, выдал незабываемую реплику:
— Вот тебе яд, — говорил он голосом опытного механизатора. — Только осторожно, штука опасная. Как антифриз в радиаторе!
Спектакль закончился всеобщим весельем. Ромео и Джульетта остались живы, тетя Клава объявила, что у нас будет счастливый финал, потому что «молодые люди должны жить и радоваться».
— Когда следующий спектакль? — кричали слушатели.
— На следующей неделе «Три мушкетера»! — пообещала Галя.
После спектакля мы остались в конторе убирать реквизит. Галя аккуратно складывала листы с текстом в папку из коленкора, я сворачивал самодельные декорации.
— Спасибо, что помогли, — сказала она, поднимая на меня глаза. — Без вас ничего бы не получилось.
— Мне самому понравилось, — признался я. — Давно не занимался ничем творческим.
Мы стояли близко друг к другу в освещенном кружке настольной лампы. За окнами выл ветер, трещал мороз, а здесь было тепло и уютно. Галя была в темно-синем шерстяном платье с белым воротничком, волосы аккуратно уложены, на щеках румянец от волнения.
— Виктор Алексеевич, — сказала она тихо, — а можно я вас кое о чем спрошу?
— Конечно.
— Вам не кажется, что мы хорошо работаем вместе? Не только в НИО, но и… в других делах.
Вопрос повис в воздухе. Я понимал, что это не только о театре. За последние месяцы мы стали гораздо ближе, наши отношения переросли рамки служебного сотрудничества.
— Кажется, — ответил я честно. — Более того, я думаю, что мы… подходим друг другу.
Галя слегка покраснела, но не отвела взгляд:
— Я тоже так думаю.
За окном бушевала сибирская зима, но в этой комнате царили тепло и понимание.
На следующий день случилась неприятность, которая могла сорвать все планы строительства. Во время ночной смены лопнул главный паропровод системы обогрева, сварной шов не выдержал давления и перепадов температуры.
Железняков стоял возле лопнувшей трубы, из которой валил белый пар, и мрачно качал головой:
— Без пара работы останавливаются. Земля мгновенно схватится, даже кирками не разбить.
Проблема была серьезной. Сварщик бригады Иван Николаевич Сидоров свалился с высокой температурой — грипп, осложненный ангиной. Ближайшая замена находилась в районном центре, но дороги замело, добраться было невозможно.
— А в совхозе сварщики есть? — спросил прораб.
— Один, в МТМ работает, — ответил я. — Но он простой, не аттестованный. Трубы высокого давления ему не доверяют.
— Хоть что-то, — вздохнул Железняков. — Покажите его.
Сварщиком в машинно-тракторных мастерских работал Михаил Степанович Токарев, мужчина лет сорока пяти с добродушным лицом и золотыми зубами. Специализировался на ремонте сельхозтехники, сваривал треснувшие рамы тракторов, чинил ковши экскаваторов.
— Высокое давление не варил, — честно признался он, осматривая лопнувшую трубу. — Тут сталь особая нужна, электроды специальные. У меня только обычные есть.
Ситуация казалась безвыходной. Но тут неожиданно вмешался Колька:
— А можно я попробую?
Все удивленно посмотрели на него. Колька стоял в узорчатых валенках тети Груши, в телогрейке и шапке-ушанке, выглядел как обычный молодой рабочий.
— Ты умеешь варить? — недоверчиво спросил Железняков.
— Учился втайне, — смущенно признался парень. — Дядя Миша, сварщик из соседнего совхоза, показывал. Я давно мечтал попасть на большие стройки, строить БАМ или что-нибудь такое.
— А опыт какой? — поинтересовался прораб, изучая паренька внимательным взглядом.
— Полгода потихоньку практиковался, — ответил Колька, переминаясь с ноги на ногу. — Дядя Миша давал электроды УОНИ-13/55, учил шов правильно вести. Говорил, что у меня рука легкая.
Железняков переглянулся со мной. Выбора особого не было. Либо рисковать с неопытным сварщиком, либо останавливать работы на неопределенное время.
— Покажи, как держишь электрод, — попросил прораб.
Колька взял сварочный аппарат АС-300, отрегулировал силу тока на сто ампер, вставил электрод диаметром четыре миллиметра в держак. Движения были уверенными, профессиональными.
— Сначала на обрезке попробуй, — посоветовал Михаил Степанович, подавая кусок трубы того же диаметра.
Колька опустил сварочную маску СС-1 с темным стеклом, зажег дугу. Электрод плавно вел по металлу, оставляя ровный шов без пор и наплывов. Работал сосредоточенно, язык слегка высунул от усердия.
— Неплохо, — признал Железняков, осматривая результат. — Шов ровный, проплавление хорошее. Попробуй на настоящей трубе, только осторожно.
Ремонт занял три часа. Колька работал медленно, тщательно, проваривая каждый сантиметр шва. Железняков стоял рядом, подсказывая тонкости работы с трубами высокого давления.
— Корень шва электродом 2,5 миллиметра, — инструктировал прораб. — Потом заполнение тройкой, облицовка четверкой. И обязательно зачистить перед каждым проходом.
К обеду труба была отремонтирована. Подали пар, система заработала без протечек.
— Толковый парень, — одобрил Железняков, хлопая Кольку по плечу. — Если хочешь на стройки, дам рекомендацию в трест. Сварщики везде нужны.
Колька просиял от радости:
— Правда можно? Я всю жизнь мечтал что-то серьезное строить!
— После окончания работ здесь поговорим, — пообещал прораб.
К концу недели удалось уложить первые сто метров магистрального трубопровода. Трубы диаметром пятьсот миллиметров предварительно прогревались в теплом ангаре МТМ, потом на санях доставлялись к месту укладки. Монтаж производился быстро, за час-полтора, после чего трубы засыпались утепленным грунтом с добавлением шлака.
Торжественный момент наступил в пятницу вечером, первая секция трубопровода была готова для испытаний. Железняков лично открыл задвижку на насосной станции.
— Подаем давление! — скомандовал он.
Из скважины номер один вода под напором четыре атмосферы устремилась по трубам. Система работала безупречно, никаких протечек, давление стабильное.
— Первая кровь! — радостно объявил прораб, используя строительный жаргон. — Система живая!
Рабочие собрались вокруг контрольного крана, из которого била струя чистой артезианской воды. В лучах заходящего солнца капли сверкали как драгоценные камни.
— Теперь засуха нам не страшна, — сказал дядя Вася, подставляя ладони под струю. — Сколько хочешь воды будет.
В субботу утром в совхоз приехал Климов с небольшой делегацией из райкома. Первый секретарь был в длинном пальто из драпа и каракулевой шапке, выглядел довольным и энергичным.
— Товарищ Корнилов, — поздоровался он, снимая рукавицы из натуральной кожи, — докладывайте о ходе работ!
Мы объехали весь участок строительства на УАЗ-469. Климов внимательно осматривал траншеи, уложенные трубы, насосное оборудование. Задавал вопросы о технологии, сроках, финансовых затратах.
— Впечатляет, — признал он, стоя у работающей насосной станции. — За месяц такой объем в зимних условиях — это серьезное достижение.
— Коллектив работает с энтузиазмом, — ответил я. — Люди понимают важность проекта.
— А что с текущими расходами? Укладываетесь в смету?
— Пока да. Экономим на том, что используем собственную технику и местную рабочую силу.
Климов записал что-то в блокнот в кожаном переплете:
— Хорошо. Буду докладывать области о ваших успехах. Возможно, выделят дополнительное финансирование для ускорения работ.
После осмотра делегация отправилась в столовую на обед. Зинаида Петровна приготовила праздничное меню, борщ украинский со сметаной, котлеты рубленые с гречневой кашей, компот из сухофруктов. На столы поставила хрустальные графины с водкой «Столичная» и вазочки с солеными огурцами.
— За строителей! — поднял тост Климов, держа в руке рюмку из граненого стекла. — За тех, кто не боится трудностей и создает будущее своими руками!
После обеда состоялось торжественное награждение передовиков. Железняков получил благодарность райкома и премию сто рублей. Колька был награжден грамотой «Лучшему молодому рационализатору» и премией пятьдесят рублей.
— Продолжайте в том же духе, — напутствовал Климов, уезжая. — Весной область будет оценивать результаты вашей работы.
Воскресенье было объявлено днем отдыха. Народ собрался в клубе на премьеру радиоспектакля «Три мушкетера» в местной интерпретации.
Но мне было не до спектакля. Я в срочном порядке занялся очередной проблемой.