Аля всё ещё молчал, разглядывая меня так, будто пытался вычислить скрытую уловку.
— Ты раньше в карты играл, да? — спросил Крещенный.
— Да какие карты, — усмехнулся я. — Мне с моей маленькой зарплатой играть на деньги? Да я бы уже после первой партии кредит взял, чтобы долг отдать.
— А откуда тогда знаешь такие приёмы? — уточнил он.
Я пожал плечами.
— Да просто ролики смотрю иногда. В интернете этих карточных фокусов полно. Вот и запомнил пару движений, чтобы ребятам показывать.
Крещенный завис…
— Ну что, ещё раз? — спросил я, будто между делом.
Аля медленно покачал головой.
— Нет, хватит… Пойдём. Куда мы там дальше должны идти по школе?
Кстати, это было несколько неожиданно, Аля всегда был готов играть до последнего рубля.
Он поправил пиджак, бросил взгляд на стол, где всё ещё лежали шестерки, и, не говоря больше ни слова, направился к двери.
Учителя, стоявшие полукругом, переглядывались — одни с растерянностью, другие с плохо скрытым восторгом. Все прекрасно понимали, что только что произошло. Бизнесмен, который привык выигрывать всегда и везде, проиграл простому школьному учителю.
Директор, заметив, что повисла неловкая пауза, поспешил перехватить инициативу.
— Так, коллеги, — он хлопнул в ладоши, — следующим пунктом нашей программы будет актовый зал! Наши дети подготовили отличный сюрприз для вас, — сказал он, догоняя Алю.
— Ну, пойдёмте, — коротко бросил тот.
Выражение лица у Крещенного оставалось мрачным. Не раздражённым — нет, скорее недовольным собой. Та редкая смесь злости и уважения, когда проигрыш не укладывается в голове, но и придраться не к чему.
Когда делегация двинулась к выходу, завуч, шедшая чуть позади меня, не удержалась и тихо фыркнула:
— Владимир Петрович, вы бы хоть немного поддались, а то совсем уж неловко получилось.
Я косо взглянул на неё, но ничего не ответил.
Завуч, как будто не заметив моего взгляда, продолжила полушёпотом, с ядовитым тоном, выдававшим в ней зависть и раздражение:
— Я даже стесняюсь спросить, откуда у вас такие навыки игры в карты… Это ведь только бандиты так умеют профессионально играть.
Она поправила очки и ускорила шаг, догоняя директора.
Я молча посмотрел ей вслед.
Делегация неторопливо вышла из кабинета труда. Учителя переговаривались вполголоса, директор шёл впереди, а Аля — чуть позади, рядом со своим телохранителем.
Трудовик остался стоять у верстака, бледный как полотно, глядя в пол. Вся его показная уверенность растаяла, как снег под солнцем.
Когда я проходил мимо, то не удержался — похлопал его по плечу и чуть улыбнулся. Не злорадно, а в формате простого напоминания. Посыл был ясен: спор проигран. Готовь музыкального лося.
— Руку убери, — прошипел он, даже не поднимая головы.
Но это было единственное, что он смог сделать. Я лишь кивнул, не останавливаясь, и догнал делегацию.
Коридор был длинный, окна пропускали осенний свет.
На стенах висели грамоты с достижениями школы, фотографии одиннадцатых классов разных лет выпуска. Всё это директор показывал с воодушевлением:
— В нашей школе действуют различные художественные кружки, — рассказывал он. — И, между прочим, возглавляет их наша великолепная учительница русского языка и литературы.
Лёня обернулся, указав рукой училку. Но Аля не слушал. Он шёл, нахмурившись, и будто что-то прокручивал в голове. Потом чуть ускорил шаг, догнал меня и, не глядя, тихо сказал:
— Слышь… потом научишь меня этому фокусу. Любые бабки заплачу… С тобой мои люди свяжутся, договоримся, — добавил он шёпотом.
— Не вопрос, — ответил я.
Аля кивнул, словно получил ожидаемый ответ, и снова выпрямился, возвращая себе образ уверенного, солидного человека, будто ничего и не случилось.
Впереди уже виднелись двери актового зала, откуда доносился шум и голоса детей, готовившихся к «сюрпризу».
Двери открылись с протяжным скрипом. Внутри актового зала, как и в столовой, всё буквально дышало возрастом. Потолок с пожелтевшей лепниной, занавес сцены, выцветший до тускло-бордового цвета, старые колонки на треногах и деревянный пол, скрипящий при каждом шаге.
Ремонт, судя по всему, не делали со времён позднего Союза, но администрация явно старалась поддерживать видимость порядка, как и в столовой.
Стены были совсем недавно подкрашены, пыль вытерта, всё чисто, аккуратно и по-своему даже уютно. Ну если закрыть глаза на то, что всё это держалось на энтузиазме, а не на бюджете.
Сиденья в рядах были из того же прошлого века — перетянутые потрескавшимся дерматином, из которого местами торчал синтепон.
Аля окинул зал внимательным взглядом. Он всё замечал — и старую проводку под потолком, и облезлые занавесы, и облупленный паркет у сцены.
— Вот, пожалуйста, — с ноткой гордости произнёс директор, жестом приглашая гостей. — Наш актовый зал. Прошу проходить, вам приготовили места в первом ряду, чтобы всё было видно.
Мы расселись. Аля опустился в скрипучее кресло, скрестив руки на груди, и откинулся назад, словно намеренно проверяя прочность сиденья.
— Сейчас наш дружный школьный коллектив покажет вам своё представление, — объявил директор.
— Ну давайте посмотрим, что молодёжь придумала, — согласился Аля.
Пока зал погружался в полумрак, за кулисами послышались шорохи, детские шепотки. Понятно, что это выступление было сколочено наспех, за полчаса до прихода делегации.
Но я делал акцент на эффекте.
На сцену, немного неуверенно, вышли пацаны с продлёнки. В руках у каждого — большие ватманские листы, на которых яркой гуашью были выведены буквы: «А», «Л», «Ь», «Б», «Е», «Р», «Т».
— Итак, — объявил один из них, — мы приготовили для вас, Альберт Ильич, поздравление!
Аля хмыкнул, заёрзал — всё-таки приятно, как ни крути.
Первый мальчишка поднял лист с буквой «А».
— А — это Авторитетный! Потому что вас уважают все взрослые и дети тоже!
Следующий мальчик поднял букву «Л».
— Л — Лидер! Вы умеете вести за собой и никогда не боитесь трудностей!
Аля чуть кивнул, ему явно это льстило.
Третий мальчишка, с краской на щеке, держал лист с мягким знаком. Немного смутился, потом сказал:
— А мягкий знак — потому что даже сильный человек иногда бывает добрым!
Следующий поднял «Б».
— Б — Большой человек! У вас большие дела и доброе сердце!
— Е — Энергичный! — выкрикнул другой. — Вы всё успеваете и никому не даёте расслабляться!
Аля уже улыбался открыто, хоть и старался держать вид. Я думал, что сейчас последует комментарий от Мымры, что слово «энергичный» начинается с другой буквы. Но, повернувшись на кресло, где должна была сидеть завуч, увидел пустое кресло. Хм… и куда она пошла?
— Р — Решительный! — продолжили пацаны со сцены. — Потому что если вы что-то задумали, то обязательно сделаете!
И, наконец, последний поднял лист с буквой «Т».
— Т — Твёрдый в слове и деле!
После его слов дети синхронно подняли все свои буквы над головой, составив имя «АЛЬБЕРТ». В зале раздались аплодисменты. Аля сидел, чуть наклонившись вперёд, глядя на детей.
— Неплохо… даже очень, — прокомментировал он.
Да, представление, мягко говоря, было простеньким. Ни режиссуры, ни музыкального сопровождения — обычная школьная самодеятельность, где дети старались изо всех сил, а взрослые делали вид, что это маленький праздник.
Но именно это и требовалось.
Аля, у которого с детства был раздутый культ собственного «я», сидел в кресле, самодовольно улыбаясь. Слова про «лидера», «твёрдость» и «авторитет» попадали точно в ту жилу, где у него билось самолюбие.
Я вдруг почувствовал лёгкий толчок со спины.
Медленно обернулся.
Позади, чуть согнувшись, стояла Мымра.
— Что такое? — спросил я тихо.
— Пойдёмте, — прошипела она, еле сдерживаясь, чтобы не привлекать внимание. — У нас проблемы.
— Какие ещё проблемы? — уточнил я.
— Вы всё сами увидите, — отрезала Соня и уже сделала шаг к выходу, явно рассчитывая, что я последую за ней немедленно.
— Ладно, пойдёмте, — сказал я, поднимаясь со своего места.
Аля даже не заметил — он был полностью увлечён происходящим на сцене. Дети продолжали свой номер, а он, сияя, хлопал им, наслаждаясь каждым новым словом о себе. Самодовольство буквально сочилось из него.
Зато телохранитель заметил. Он стоял у стены, руки сложены на груди, взгляд цепкий. Когда я вместе с завучем вышел из ряда и направился к выходу, тот проводил нас взглядом, но ничего не сказал. Профессионал — видит, но не вмешивается, пока нет команды.
— Всё-таки интересно, — сказал я, шагая рядом с Соней. — Есть директор, но прибежала ты именно ко мне.
Мымра шла быстро, каблуки отстукивали по полу, плечи напряжены.
— Ничего хорошего, — сказала она, не оборачиваясь. — Сейчас сами увидите.
Я усмехнулся про себя. Вот и правильно. Вражда враждой, а инстинкт — куда бежать в случае ЧП — у неё сработал верно.
Уже на подходе к выходу я услышал какие-то звуки. Неясные, глухие, будто отдалённая возня.
— Что там? — спросил я.
Мымра ничего не ответила. Звуки становились громче. Я ускорил шаг, Соня уже почти бежала впереди.
Я вышел из актового зала, и картина, что предстала перед глазами, была достойна комедии, если бы не происходила в реальной школе.
Посреди коридора, пошатываясь, стоял наш географ в мятой рубахе навыпуск, с растрёпанными волосами, в которых плескалась вселенская тоска и литр дешёвого самогона.
Он широко раскинул руки, будто дирижировал оркестром, и с чувством, но совершенно без слуха, тянул:
— Выйду ночью в поле с конём,
Ночкой тёмной тихо пойдём…
Голос у него был такой, будто он пел, давясь картошкой. Но при этом пел искренне, со всей душой.
Завуч остановилась рядом, сложила руки на груди и процедила сквозь зубы:
— Вот, Владимир Петрович… наш уважаемый географ решил лично поздравить бизнесмена.
— Вижу, — хмыкнул я.
Глобус тем временем, не теряя вдохновения, пошёл в сторону актового зала, пошатываясь и цепляясь за стену. Его пытались удержать трудовик и физичка, но он, словно в нём проснулся дух свободы, вырвался и заорал ещё громче:
— Мы пойдём с конём по полю вдвоём!
Песня эхом разнеслась по коридору.
Физичка, красная как рак, шипела:
— Да стой же ты! Там же делегация!
Но Глобус уже не слышал. Он вдохновенно пел, раскачиваясь, а глаза у него бегали, как у человека, поймавшего белочку в чистом виде.
— Вы понимаете, что он сейчас туда ворвётся⁈ — прошипела Мымра, кивая в сторону актового зала. — А если наш гость увидит вот это, — она ткнула пальцем в сторону Глобуса, — то скандала не избежать!
— Понимаю, — кивнул я.
— И что будем делать⁈ — в голосе завуч дрожали истеричные нотки.
Я посмотрел на Глобуса — тот уже пытался обнять трудовика, который, матерясь сквозь зубы, пытался его удержать. Физичка же тщетно прикрывала собой дорогу к залу, приговаривая:
— Давайте потом! Потом попоёте!
— Сейчас что-нибудь придумаем, — заверил я, но, если честно, в голове пока не было ни одной толковой идеи.
Из-за дверей актового зала донёсся детский хор:
— Добро пожаловать!
Это значило одно — представление закончилось, и через минуту Аля с директором и всей делегацией выйдут в коридор.
Я задумался, прикидывая варианты. М-да… товарищ был конкретно не в тему. Белка, портвейн и патриотизм — убойная смесь. Сейчас эта ходячая катастрофа ввалится к Але, и всё…
Глобус тем временем продолжал раскачиваться, с чувством выводя:
— Мы пойдём с конём по полю вдвоём…
У него как пластинку заело.
Физичка с трудовиком держали его под локти, но тот явно собирался рвануть вперёд. Впрочем, Аля вот-вот выйдет из зала сам. Если он увидит это «представление после представления», директору не жить. Да и мне достанется — ведь теперь я вроде как отвечаю за всё происходящее.
Я обернулся к Мымре:
— Держите дверь. Если что, задержите гостей — скажите, что замок заклинило.
— А вы что собираетесь делать?
— Попробую уговорить коня за пределы поля не выходить, — ответил я и шагнул к Глобусу, который как раз поднял руки к потолку и готовился взять финальную ноту.
Я окинул взглядом коридор. Надо было что-то делать быстро. И тут увидел на физичке клетчатый плед.
— Дайте-ка плед, — попросил я.
— Зачем он вам?.. — начала она растерянно.
— Потом объясню, — перебил я. — Быстро!
Она, не до конца понимая, в чём дело, сняла плед с плеч, и я тут же взял его. Тут же встал прямо на пути Глобуса, плед натянул между руками, как сетку. Одним движением я набросил плед географу на плечи, перехватил сбоку и, пока тот пытался разобраться, что происходит, провернул его на месте, буквально скрутив в бараний рог.
Глобус хрюкнул, зашатался, и через секунду стоял уже надёжно окутанный тканью — плотным коконом, из которого торчали только ботинки.
— Эй!.. Это саботаааа… — пробормотал он.
Но договорить ему я не дал. У завуча на голове красовалась нелепая розовая лента — что-то вроде бантика, который она, видимо, считала частью своего делового имиджа. Бантик был аккуратный, но в данный момент я увидел в нём не аксессуар, а идеальный инструмент для конкретной задачи.
— София Михайловна, позаимствую ненадолго.
Мымра только успела раскрыть рот, как я уже снял с её головы бантик. Волосы распались, упали ей на плечи — густые, ухоженные, с лёгким блеском. На мгновение она застыла, глядя на меня в шоке, но возражать не решилась.
— Верну в целости и сохранности, — заверил я с самым серьёзным видом и повернулся к Глобусу.
Тот, несмотря на то что был уже плотно замотан в плед, продолжал упорно выводить гнусавым голосом:
— Выйду ночью в поле с конём…
Глаза закатаны, голос дрожит, но энтузиазм зашкаливает.
— Ну что, певец в жопе смычок, — сказал я устало, — придётся внести коррективы тебе в программу.
Я аккуратно, но решительно заткнул ему рот бантиком. Песня оборвалась на полуслове, и в коридоре воцарилась спасительная тишина.
Глобус издал приглушённое «мммффф…», но больше ничего.
— Господи, взрослый же человек, — вздохнула завуч, прикладывая ладонь к лбу. — Совершенно не умеет себя держать в руках…
— Синька — чмо, как говорится, София Михайловна, — вставил трудовик, почесав затылок и с кривой усмешкой глядя на завёрнутого географа. — Но пить всё равно не брошу.
Я, тем временем, убедился, что Глобус надёжно обезврежен. Подхватил его, как мешок с картошкой. Географ мычал что-то сквозь бантик-кляп, но сопротивляться уже не мог. Тело болталось безвольно, от него ощутимо пахло самогоном.
— Всё, товарищ певец, отгремел твой концерт.
Физичка поспешно распахнула ближайшую дверь — пустой кабинет. Я осторожно опустил Глобуса на парту, поправил плед, чтобы не упал.
— Полежи тут, артист. Минут десять, заодно отоспишься, — бросил я. — А потом, может, и голова прояснится.
Он ответил глухим мычанием, глаза закатились, и, кажется, он уснул прямо на месте.
Я закрыл за собой дверь и направился обратно в сторону актового зала.
Когда подошёл, двери как раз распахнулись. На пороге показался Аля — бодрый, довольный, в сопровождении учителей, директора и завуча. Аля явно был в приподнятом настроении. Видно, представление ему понравилось.
— Отличное выступление, — сказал он, останавливаясь в коридоре. — Молодцы. Видно, что ребята старались.
Директор просиял, закивал, чуть не кланяясь:
— Мы очень рады, что вам понравилось!
Аля кивнул, потом повернулся к своему телохранителю:
— Хочу лично каждому из ребят, которые участвовали в выступлении, выдать по пять тысяч рублей. Организуй.
— Всё сделаю, — заверил тот.
Ну что ж, эффект был достигнут. Аля отвлечён, расслаблен, доволен. Главное, чтобы теперь не вспомнил, зачем вообще приезжал.
И действительно — цель визита, проверка и вопрос о возможном закрытии школы, полностью испарились из его головы. Все эти часы, которые он планировал потратить на «жёсткий аудит», мы сумели превратить в череду «представлений», карточных фокусов, выступлений и комплиментов.
Я в буквальном смысле выиграл время. Каждая минута была заполнена так, чтобы не осталось ни секунды для разговоров о сокращении бюджета, проверках и «нецелевом расходовании».
Аля всё ещё улыбался.
— Так, ну что у нас дальше?
Но телохранитель чуть наклонился и тихо напомнил:
— У вас по расписанию уже следующее мероприятие. Надо ехать.
— Ах да… дела бедовые. Время пролетело совершенно незаметно. Так, ну мне всё ясно, — сказал Аля, поправляя пиджак и бросая быстрый взгляд на часы. — Жалко, конечно, что нужно уже уезжать… Но надо. Спасибо за приём. Всё организовано достойно.
Директор просиял.
— Вам большое спасибо, что нашли время и посетили нашу школу! Для нас это большая честь.
Аля остановился. Улыбка исчезла. Взгляд стал холодным, деловым — таким, каким он был в начале визита.
— Леонид Яковлевич, — сказал он. — Приём — приёмом, но вы же понимаете, что сам факт визита не решает проблем.
Директор мгновенно сник, опустил глаза.
— У вас по-прежнему большие сложности с финансированием школы, — продолжил Аля. — И условия для его получения остаются прежними. Всё зависит от того, выиграете ли вы областную олимпиаду. Если нет — сами понимаете, дальше смысла поддерживать проект не будет.
Директор кивнул, ссутулившись, подбородок почти упал на грудь.
— Понимаю, — выдохнул он.
Аля уже вернул себе улыбку, коротко пожал директору руку.
— Спасибо ещё раз, — сказал он. — Мне пора.
Он направился к выходу, но, проходя мимо меня, вдруг замедлил шаг.
— Ну что, Владимир Петрович, — шепнул он. — Желаю успеха в олимпиаде.
— Спасибо, — ответил я. — Победим.
Он кивнул, повернулся и пошёл к выходу.