Аля ушёл.
Директор первым нарушил молчание. Он обхватил голову руками и поднял глаза к потолку.
— Так… ну, кажется, пронесло, — в голосе звучала неподдельная усталость. — Я, если честно, думал, что сейчас будет разнос… А в итоге обошлось. Всё потому, что программа, которую мы ему показали, отвлекла. И за это… надо сказать спасибо Владимиру Петровичу!
Директор захлопал, к аплодисментам присоединились и другие учителя, за исключением Мымры и трудовика, которые сделали вид, будто переговариваются о чём-то важном.
Я поднял руку, останавливая аплодисменты.
— Коллеги, — сказал я. — Рад, что удалось отвлечь гостя от проверок, но не будем питать иллюзий. Он ясно дал понять, что финансирование зависит от олимпиады.
Аплодисменты смолкли. В коридоре снова стало тихо.
— Так что, — продолжил я, — расслабляться рано. Нам предстоит не просто подготовить класс, а выиграть олимпиаду с ребятами, которые едва справляются с обычными заданиями. Придётся вложить в них всё, что есть.
Я обвёл взглядом коллег. Некоторые, как физичка, отвели глаза, у других, как у химички, напротив, искрились решимостью.
— И я рассчитываю на поддержку всего коллектива. Если будем работать вместе, то вытащим этот класс и школу заодно, — заключил я.
Леня утвердительно кивнул, лицо его снова стало серьёзным.
— Согласен, Владимир Петрович. Всё, что в наших силах, мы сделаем. Мы действительно должны объединиться. И я обещаю, что сделаю всё возможное, чтобы вам работалось комфортно и чтобы весь коллектив вас поддержал!
Леня перевёл взгляд на остальных учителей, собравшихся в коридоре, будто ожидая подтверждения своих слов. Учителя закивали в ответ почти синхронно.
— Сделаем всё, что от нас зависит, — послышались заверения с разных сторон.
В общем и в целом, мне нравился настрой коллектива. И хотелось верить, что такой настрой сохранится далее.
— А сейчас, — продолжил директор, — хочу поблагодарить всех. Мы сегодня сделали одно большое и важное дело — отстояли честь нашей школы!
Леня искренне улыбнулся и добавил уже серьёзнее:
— Мы просто обязаны получить финансирование. А для этого нам нужно показать результат и хорошенечко поработать! Ну а те, кто хорошо работает, должны и хорошо отдыхать. Поэтому, коллеги, сегодня — идите домой и хорошенько отдохните.
Аплодисменты вновь раздались, уже спокойнее, но увереннее. Учителя потихоньку начали расходиться. Усталость, накопленная за день, смешивалась с облегчением. Напряжение спало, и на лицах учительниц наконец появились улыбки.
— Конечно, рисковый у вас был план, Владимир Петрович, — сказала химичка, подходя ближе. — Но, надо признать, он сработал. Я, признаться, думала, что после того… эпизода с нашей Эльвирой, — она многозначительно закатила глаза, — этот наш гость взбесится и школу закроет.
— А вот нет же, — подхватила физичка, улыбаясь. — Вы, наверное, отличный психолог, Владимир Петрович. Так хорошо понимаете людей.
Скорее просто знаю, где у кого кнопки… но вслух говорить об этом я не стал. Учительницы захихикали, и физичка, чуть тише, будто делясь сплетней, добавила:
— Да и нашей математичке явно повезло, что у неё появился такой… воздыхатель.
Я улыбнулся, кивнул, но промолчал. Не видел смысла комментировать — всё и так было ясно. Пусть думают, как хотят. Главное, что результат достигнут.
Пока я обменивался дежурными репликами, взгляд зацепился за конец коридора. Там, у двери одного из классов, стояли завуч и трудовик. Мымра что-то быстро говорила этому паршивцу, почти шипела, а тот молча кивал, даже не глядя на неё. Потом оба направились к выходу.
Вот даёт… спор проиграл, а нести ответственность не спешит. Ни музыкального лося, ни извинений — ничего. Уходит как ни в чём не бывало.
Я быстрым шагом двинулся следом, мимоходом попрощавшись с учительницами. И краем уха услышал разговор трудовика и завуча.
— Когда? — настойчиво спросила завуч, стоя прямо перед трудовиком.
Голос у Мымры был холодный, в нём слышалась уязвлённая гордость.
Трудовик бросил на неё короткий взгляд, смотря не как на женщину, а как на назойливую муху.
— Соня, ну ты же знаешь… у меня полно дел. Сегодня вечером точно не получится увидеться.
— Вот так значит, — прошипела Мымра. — Ну, разбирайся со своими… делами. Значит, время на этого вонючего физрука у тебя есть, а на нормальные отношения — нет? Ладно, ладно.
Она зло стиснула кулаки, впиваясь своими нарощенными ногтями в ладони, и, гремя каблуками, развернулась и ушла.
Я проводил её взглядом. Ну вот, как я и думал. Коммуникация у этих двоих трещит по швам.
Трудовик явно меня заметил, но тоже попытался свинтить.
— Товарищ учитель по труду, — позвал я, когда он почти дошёл до конца коридора.
Трудовик, как будто наткнулся на невидимую стену, замер. Потом медленно повернулся. На лице застыла смесь раздражения и обречённости.
— Вы что-то хотели, Владимир Петрович? — буквально выплюнул он.
— Хотел, — подтвердил я. — Совсем самую малость. Напомнить тебе, что ты проиграл спор. А долги, как ты знаешь, надо отдавать.
Трудовик медленно набрал полную грудь воздуха. Тема разговора ему явно была не по душе.
— Так что давай-ка возвращай свой должок, — обозначил я. — Прямо сейчас.
Трудовик медленно выдохнул через нос и тут же попытался уйти от темы:
— Владимир Петрович, мне надо идти. У меня куча дел… связанных не со школьной деятельностью.
— Да ладно, дела потом доделаешь. А долг — это святое. Хочу, чтобы ты отдал его сейчас.
Проигравший неловко переступил с ноги на ногу.
— Показывай своего музыкального лося, — раздражённо бросил он.
Я достал мобильник, включил экран и набрал в поисковике: «музыкальный лось». Через пару секунд на экране появилось видео — пластиковый лось с вращающейся головой, который при нажатии на кнопку начинал качать шеей и басовито реветь какую-то нелепую песенку из девяностых.
Не то, блин.
Пришлось чуточку поискать, пока я наконец открыл нужное видео. Я нажал «воспроизведение» и протянул телефон трудовику.
Тот сначала посмотрел без интереса, потом нахмурился, потом уставился в экран так, будто не верил собственным глазам.
— Ты что, издеваешься? — выдавил он наконец. — Это что за первый класс, вторая четверть⁈
На его лице проступили бледные пятна.
— Ты спорил, руку пожимал, — напомнил я. — Или у тебя слово ничего не стоит?
Трудовик шумно втянул воздух, глядя куда угодно, только не на меня.
— Володя… может, как-нибудь по-другому договоримся? — сказал он тихо, почти умоляюще.
— По-другому не договоримся, — отрезал я. — Ты взрослый мужик, учитель. Значит, должен отвечать за свои слова. Проиграл — исполняй.
Трудовик медленно перевёл взгляд на экран телефона, медленно покачал головой. Видно было, как он борется с собой: то ли гордость душила, то ли остатки здравого смысла ещё пытались восстать против абсурдности происходящего. Но, в конце концов, трудовик сдался.
— Ладно, хорошо… ты прав, раз должен, то отдам.
— Вот и молодец, — кивнул я, убирая телефон.
— Только… — он оглянулся по сторонам. — Только не прямо же здесь?
— А чем тебя смущает это место? — спросил я с самым невинным видом. — Хотя, если хочешь, можем выйти на крыльцо школы, там воздух посвежее…
— Нет-нет! — быстро перебил он. — Давай уж… здесь. Пока никого нет.
— Ну давай, поехали, — согласился я.
Трудовик обречённо закатил глаза, потом сложил ладони одна поверх другой, прижал их тыльной стороной ко лбу.
— Вот. Лось твой… бей! — зло процедил он.
— Не-не, дружок, — остановил я, едва удержавшись от улыбки. — Это просто лось. А у нас, напомню, музыкальный. Ты же видео смотрел, знаешь, как надо делать.
Трудовик сверкнул глазами, как волк, пойманный в капкан, но всё-таки послушался. Медленно развёл руки в стороны, вдохнул и, глядя в потолок, начал медленно сводить руки:
— Вдруг как в сказке скрипнула дверь… — тихо, с ненавистью к самому себе, запел он.
Я почти не выдерживал и прикусил губу, чтобы не рассмеяться.
И тут, как по заказу, дверь в конце коридора действительно скрипнула. На пороге появилась Аня.
— Вова? Котя? — ошарашенно выдала она. — Что здесь происходит?
Трудовик застыл с ладонями у лба, посередине куплета, а я… я, признаться, охренел.
Чего, блин?
Во-первых, что вообще делает Аня здесь, в школе, кто её пустил? А во-вторых… она же сейчас назвала его… Котей. Этого самого трудовика, который стоял с руками у лба.
Я замер, совершенно растерявшись, а заодно переваривая пришедшее осознание.
Котя… это он?
Я медленно повернул взгляд от Ани к трудовику. Тот выглядел так, будто его только что ударили по затылку табуреткой. Руки, кстати, не убирал — ну или не успел сообразить.
— Погоди, то есть ты — Котя?.. — спросил я.
Я посмотрел на Аню — та стояла с округлившимися глазами, не понимая, что происходит. Следом перевёл взгляд на этого недоучителя, который оказался банальным, прожжённым бабником.
Вот оно как получается! Внутри меня начало подниматься злое, холодное раздражение. Всё это время Котя был под боком у меня, а я и ни сном, ни духом. А выходит, что Котя дурит голову Ане, встречаясь с Мымрой, и одновременно дурит голову Мымре, встречаясь с Аней…
Я сжал челюсти. Бабник, блин. Сука!
Ну если так, то проучить его нужно как следует.
Я сделал шаг назад, поставил ноги чуть шире, корпус повернул. И как на тренировке, когда отрабатываешь правый прямой, ударил.
Получай свою мелодию, козёл!
Я вложил в удар всё — силу, массу, накопившуюся злость и отвращение. Правый прямой вышел коротким и точным.
Хлопок был такой, что даже стёкла задрожали. Трудовика откинуло назад, он шлёпнулся на пол, сев на пятую точку. Несколько секунд сидел неподвижно, а потом медленно развёл руки и с каким-то отчаянным сарказмом всё же пропел:
— Всё мне ясно стало теперь…
Лоб у него уже налился красным, глаза бегали — видно, голову после удара хорошенько встряхнуло.
Если сначала я планировал ударить не сильно, а просто чтобы дошло, то теперь выместил всё, что копилось.
Аня стояла с выпученными глазами, будто не могла поверить, что всё это реально происходит у неё перед носом.
Я думал, что у неё хватит мозгов, чтобы развернуться и уйти прямо сейчас. Но индюк тоже думал — да в суп попал.
— Вова! Что ты натворил⁈ — крикнула она, бросаясь к своему Коте.
Она попыталась поднять его с пола — обеими руками, неловко, подхватила под мышки. Но куда там: трудовик был мужиком немаленьким, килограммов под девяносто, и при этом в полном раздрае. После моего удара у него, похоже, в голове до сих пор гудел «внутренний колокол». Глаза остекленели, рот приоткрыт, движения заторможенные. Состояние классического нокдауна.
Аня тянула, сопела, но всё без толку — только волосы выбились из хвоста и упали ей на лицо.
Я стоял, глядя на это, и мысленно чертыхался. Интересно, конечно, получалось. Вместо того чтобы сказать спасибо, что я наконец поставил на место этого дурачка, который только и делает, что портит всем жизнь, Аня за него готова костьми лечь.
Вот же дура, блин.
С другой стороны, женская логика — это вообще отдельная наука. Иногда она выдаёт такие кульбиты, что хоть стой, хоть падай.
Аня тем временем уже почти плакала, пытаясь привести трудовика в чувство. Но тот только хрипел и бормотал что-то про «всё мне ясно стало теперь».
Однако, как оказалось, моё весёлое времяпрепровождение только начиналось.
На визг Ани, который эхом пронёсся по коридору, почти сразу вылетела завуч.
Мымра, увидев эту живописную сцену, застыла на месте с глазами размером с чайное блюдце.
— Что здесь происходит⁈ — изумилась она, глядя то на меня, то на них.
И, судя по её выражению, завуч Аню видела впервые в жизни. Впрочем, это было взаимно — Аня тоже на неё смотрела, как на внезапное природное явление, вроде снегопада в июле.
— Да мы тут плюшками балуемся, — сказал я с невозмутимым видом и натянуто улыбнулся.
Завуч моргнула, не сразу понимая, шутка это или у меня окончательно съехала крыша.
Трудовик, видимо, понял, что дело пахнет жареным, и попытался срочно что-то придумать. Но в его состоянии это было проблематично. Он приподнял голову и заплетающимся языком произнёс:
— Я… всё объясню… девочки…
Наступила неловкая пауза.
— Девочки? — одновременно переспросили Аня и завуч, глядя на своего возлюбленного в полном недоумении.
Я же мысленно подобрался. Ну всё, ехали, ехали — и приехали. Дальше я уже невольно стал свидетелем, точнее, вынужденным участником того, что в нормальной жизни называется «семейная драма». Вернее, драма двух дам, внезапно осознавших, что они далеко не единственные в расписании трудовика на этом свете.
— А вы вообще кто⁈ — с возмущением выпалила завуч, тыкая пальцем в Аню.
— Я вообще-то девушка его! — парировала Аня, глядя на соперницу с таким выражением, будто готова была вцепиться в волосы. — А вы кто⁈
Завуч моргнула, побледнела.
— Представляете… а я вот тоже думала, что я его девушка, — выдала Мымра.
Возникла пауза — тягучая, как перед взрывом. Я стоял, скрестив руки, и наблюдал за этой картиной. Выглядело всё это, конечно, забавно со стороны. Хотя Ане и Мымре было явно не до смеха. Можно было почти физически ощутить, как внутри у обеих девчат бушует пожар — ревность, ярость, унижение… всё вперемешку.
Ну, девчонки, сами виноваты. Сами выбираете себе таких вот «принцев» на китайских спортивных машинах. А потом удивляетесь, что ваш спутник жизни вдруг оказывается не таким уж замечательным, как вам казалось.
— Но мы ведь с ним вместе уже три месяца! — почти крикнула завуч.
— И мы с ним примерно столько же, — не осталась в долгу Аня. — А вообще у нас завтра годовщина… тоже ровно три месяца.
Трудовик сидел на полу, втянув голову в плечи, и выглядел так, словно молил небеса о немедленном провале под землю. Глаза метались между двумя бестиями, губы шевелились, но звуков не выходило. Видимо, мозг отчаянно искал вариант, как объяснить сразу двум разъярённым женщинам, почему так вышло.
Девчата продолжали копаться в подробностях — с таким рвением, будто им жизненно необходимо было установить точную хронологию всех поцелуев, свиданий и обещаний «любить навсегда». Обе теперь уже говорили наперебой, а трудовик только мотал головой.
— Да как ты мог! — взвизгнула завуч, в голосе звенела настоящая обида.
— Ты же говорил, что любишь меня и только меня! — добавила Аня, почти плача.
Обе в один момент перевели взгляд на трудовика, как два прожектора. Трудовик открыл рот, потом закрыл. Видно было, что внутри у него паника, и мысли скачут, как блохи на горячей сковородке.
Ну а что он мог ответить? Что, мол, пока говорил слова любви одной, слал сердечки другой? Или что случайно запутался в расписании встреч?
Он только поднял ладони, как кот Леопольд, — мол, «давайте жить дружно», — но эффект был нулевой. Вообще-то существует мужская солидарность, но явно не в этом случае. Этого конкретного типа мне было не жалко ни на грамм. Слишком уж самодовольный, наглый и пустой. И теперь Котя получал по заслугам.
Поняв наконец, что оказался в полном тупике и ответить своим дамам по существу нечего, трудовик выбрал старую проверенную стратегию всех неумелых ловеласов — пошёл в нападение.
Он медленно поднялся с пола, пошатываясь, лицо пунцовое, а глаза бешеные.
— А что я, по-вашему, должен был говорить⁈ — взорвался он. — Значит, вот так — я теперь козёл, да? А когда подарки от меня принимать, так вы в очередь выстраивались, а⁈
Аня отпрянула, завуч побледнела, но обе всё равно не уступали.
— Как ты можешь так говорить! — выкрикнула завуч, сжав кулаки. — Я тебе всё верну, всё до копейки!
— И я! — подхватила Аня дрожащим голосом, но уверенно.
Трудовик криво усмехнулся, почти с презрением, и, грозя им пальцем, процедил:
— Вы ещё пожалеете, что вот так выставили меня!
И, покачиваясь на негнущихся ногах, направился к двери. Интересная реакция, ничего не скажешь. Мужик баб водил за нос, а теперь ещё и возмущён, что ему предъявили претензии.
Ну конечно… как пелось в одной замечательной песенке: «Есть лаве на кармане, извини меня, Маня, эй, девчонки, а ну, навались!» Так-то деньги в кармане, машина… вот он и возомнил себя ханом. А эти вот две курицы, выходит, его наложницы.
В итоге трудовик ушёл — покачиваясь, но с видом человека, уверенного, что последняя реплика осталась за ним. В коридоре остались только мы втроём: я, Аня и завуч. Вернее, уже вдвоём — потому что Мымра, не выдержав, первая сорвалась.
В её больших, обычно холодных глазах вдруг выступили слёзы. Соня сжала кулаки и, чтобы не расплакаться прямо при мне, резко развернулась.
— Всего доброго, — бросила она и быстрыми шагами ушла прочь.
Не за трудовиком, а в противоположную сторону. Аня осталась стоять. Плечи опущены, взгляд в пол. Для неё будто весь мир разом схлопнулся. Она молчала, только дышала тяжело — видно было, как внутри всё кипит, но слёзы пока не выходят.
Я подошёл ближе, остановился рядом.
— Ну что, Аня, — сказал я. — Думаю, теперь ты убедилась, что твой Котя — это просто обыкновенный мерзавец?
Она медленно подняла на меня глаза. Взгляд был уставший и совершенно разбитый.
— И, надеюсь, — продолжил я, — теперь ты понимаешь, почему я хотел ему втащить при первой же возможности?