Физрук: на своей волне 3

Глава 7

— А ты… ты что, всё это знал? — тихо спросила Аня.

В интонации девчонки отчётливо слышались усталость и горечь. Будто она наконец поняла, что творилось вокруг.

— Ну… — я чуть пожал плечами. — Прям точно не знал. Я даже не знал, кто твой этот «Котя».

— Как это не знал? — прошептала Аня. — Я же тебя с ним знакомила… Ах да, снова будешь мне врать про то, что ты забыл, Вова⁈

Она покачала головой, не веря.

— И ты не видел, что он прямо под твоим носом крутил роман с завучем? А ты… ты же сам говорил, что тебе София нравится!

Последние слова моя сожительница бросила почти с отчаянием. В глазах застыла обида — теперь уже не столько от измены, сколько от разочарования во всех сразу.

И с этими словами Аня резко развернулась и пошла прочь. Даже не стала ждать моего ответа… впрочем, вопрос тоже был философский, ответа в принципе не подразумевающий.

Я остался стоять один посреди коридора.

Интересная ситуация, всё-таки. У меня, оказывается, была якобы симпатия к Мымре, при этом я был влюблён в Аню. А параллельно у меня на глазах трудовик крутил роман с завучем. И всё это — зная, что я знаю. Или, по крайней мере, могу рассказать… товарищ трудовик, оказывается, ещё тот рисковый дядя.

Вот блин, «Санта-Барбара»… хоть стой, хоть падай.

К сожалению или к счастью, эта «Санта-Барбара» даже не думала заканчиваться. Едва трудовик с обеими своими «возлюбленными» разошлись по разным углам, как жизнь тут же выдала мне новый акт этого театра абсурда.

По коридору, мерно покачивая бёдрами, шла наша учительница по математике. Уже переодетая. Нет, не в свой привычный строгий костюм, а в длинное, обтягивающее вечернее платье цвета тёмного вина.

Платье, стоит отметить, вовсе не школьного стандарта — скорее из тех, в которых идут на ужин при свечах, а возвращаются под утро.

Где она раздобыла наряд в школе — загадка. Хотя, если подумать, ничего удивительного.

Женщины ведь они такие: могут хранить вечернее платье прямо в школьном шкафу — между папками с журналами и коробкой мелков. Так сказать, на случай «особого приглашения».

Боюсь даже подумать, сколько ей пришлось ждать до того момента, как платье понадобилось.

Эльвира шла быстро, явно торопилась. И так же быстро стало понятно, куда она направляется: на свидание к нашему «уважаемому» бизнесмену. Видимо, всё-таки согласилась провести вечер «в неформальной обстановке».

Когда Эльвира прошла мимо, пошёл такой запах духов, что у меня невольно защекотало в носу. Надушилась она щедро — похоже, половину флакона на себя вылила. Аромат был настолько густым, что, будь я комаром, я бы умер не от хлопка ладони, а от удушья…

М-да. Ну хоть комаров выведет в округе.

— Эй, — окликнул я математичку, когда она почти дошла до выхода. — Эльвира, а вы куда такая красивая собрались?

Она обернулась — помада на губах блеснула в свете люминесцентных ламп.

— Я, Владимир Петрович, иду налаживать личную жизнь, — сказала Эльвира, смущённо улыбаясь. — И, кстати, спасибо вам большое за то, что вы, так сказать, поспособствовали мне в этом.

— Всегда пожалуйста, конечно, — сухо ответил я. — Только я ведь тебя предупреждал, что не стоит вестись ни на какие приглашения и ужины. Этот твой бизнесмен — далеко не тот, за кого себя выдаёт.

Она лишь пожала плечами, держа сумочку под мышкой.

— Ну, знаете, Владимир Петрович, спасибо, конечно, за консультацию, но я, пожалуй, к ней прислушиваться не буду. Да и вообще: если не попробуешь, то не узнаешь!

Я смотрел, как она уходит, всё так же покачивая своей заметной филейной частью.

Ну что тут скажешь… девчонки подчас как дети малые. Каждый раз думают, что именно с ними всё будет по-другому.

Я вздохнул, сунул руки в карманы и вышел из школы. Вот есть же хорошая пословица: дураки учатся на своих ошибках, а умные — на чужих. В данном случае, правда, не дураки, а дуры. Причём дуры конкретные. Говоришь ей «не лезь», а ей как об стенку горох.

Владимир Петрович в жизни ничего не понимает.

Я вышел на школьное крыльцо, чуть ёжась от прохлады. Эх, надо было по такой прекрасной погоде приходить в школу без колёс: прошёлся бы до дома пешочком. Калории при ходьбе снижаются очень даже хорошо. Кстати, впечатление у меня складывалось такое, что килограммы сдвинулись с мёртвой точки и лишок начал стремительно уходить.

Так что возьму на вооружение прогулку пешком на завтрашнее утро.

На школьной стоянке я заметил знакомую фигуру. Трудовик метался вокруг своей спортивной китайской машины, хватаясь то за голову, то за бампер.

Я подошёл ближе, и картина прояснилась.

На капоте его сверкающего китайского «чуда техники» красовалось жирное слово из трёх букв, написанное свежей, ярко-красной краской. Слово, надо признать, абсолютно точно характеризующее личность трудовика и жизненные приоритеты.

Трудовик заметил меня, но ничего не сказал — только сжал кулаки и шумно выдохнул. А потом встал так, чтобы попытаться закрыть надпись. Не хотел, падла, чтобы я прочитал.

Но, положа руку на сердце, ему ещё повезло, что написали краской, а не выцарапали гвоздём. Хотя, зная китайское качество лакокрасочного покрытия… думаю, и обычная краска справится: как только трудовик начнёт оттирать это «произведение», вместе с ним уйдёт и половина заводского покрытия его спорткара.

Интересно, кстати, кто из барышень так тонко выразил эмоции — Аня или Соня? Не исключаю, что вдвоём, как в соавторстве. В конце концов, он это заслужил своим гадким поведением. Как говорится, козёл вы, батенька.

Я шёл с самым невозмутимым видом, но, когда поравнялся с тачкой, остановился. Коротко присвистнул, словно удивлён зрелищем.

— Не повезло, да? — спросил я с показным сожалением, кивая на надпись на капоте.

Трудовик резко обернулся. Глаза злые, челюсть сведена, костяшки на кулаках побелели.

— Убью, нахрен, ту суку, которая это сделала! — процедил он. — Я только отошёл на минуту в туалет…

Я участливо повёл бровью и поцокал языком.

— Знаешь, — я коротко пожал плечами, — так тебе и надо.

Трудовик дёрнулся, хотел что-то сказать, но я не дал ему времени.

— Это, кстати, с тобой ещё по-человечески обошлись, — холодно продолжил я. — Но если ты хоть пальцем тронешь Соню или Аню, я тебе этот палец на хрен сломаю. Усек?

Он застыл, не отвечая: было видно, что злость внутри него кипит, но сказать нечего.

Я ждать не стал. С тем же невозмутимым лицом прошёл дальше, открыл дверь своего джипа и сел внутрь.

Завёл мотор, бросил короткий взгляд в зеркало заднего вида — трудовик всё ещё стоял у своей машины, растерянно глядя на капот, будто надеялся, что надпись исчезнет сама собой.

Я включил передачу и, обдав трудовика клубом сизого дыма из выхлопной трубы, резко выехал со школьного двора.

Почти выехал.

Из-за угла вдруг выскочила фигура, и я едва успел вжать тормоз в пол. Колёса взвизгнули, машина дёрнулась и остановилась — буквально в полуметре от человека, возникшего прямо перед бампером.

— Куда ж ты, блин, под колёса лезешь⁈ — зарычал я, выскочив из машины.

Но осёкся: перед капотом стояла завуч. Нет, не та строгая, холодная, с ледяным взглядом и вечно поджатой губой, а совсем другая.

— А можно… я поеду с тобой? — прошептала Соня.

Сейчас она выглядела жалким подобием самой себя. От привычной уверенности будто не осталось и следа. Только усталость, перемешанная с болью, да растекшийся от слёз макияж.

Я невольно смягчился. Понятно, что ей было тяжело. Узнать, что твой мужчина крутил роман с другой, — это всегда удар. Особенно когда этот мужчина клялся, что ты у него «единственная и неповторимая».

Я поймал себя на мысли, что теперь передо мной стояла не Мымра, грозная надзирательница школы, а просто Соня — растерянная и уязвимая девчонка.

Я кивнул ей, чуть улыбнувшись.

— Ну поехали, — согласился я, открывая пассажирскую дверь.

Соня вытерла щёку тыльной стороной ладони и молча села в салон. Я закрыл дверь, обошёл машину и снова сел за руль.

— Спасибо… — прошептала она.

В глаза не смотрела, словно стыдилась самого факта, что попросила помощи.

— Да вообще не вопрос, — ответил я.

Я заметил, что за нами внимательно наблюдает трудовик. Он всё ещё возился возле своей «ласточки»: вытащил из салона влажные салфетки и яростно пытался оттереть слово, красовавшееся на капоте. Получалось у него, мягко говоря, скверно: краска только размазывалась, превращая аккуратную надпись в алое пятно.

Трудовик сверлил Соню взглядом — злым, обиженным. Но рыпнуться не решился. Всё-таки я стоял рядом, и он прекрасно помнил, чем закончилась его последняя попытка самоутвердиться.

Соня сделала вид, что не замечает его вовсе.

Я уже собрался тронуться, как вдруг заметил деталь, от которой невольно приподнял бровь. На ободке ногтей завуча — аккуратных, ухоженных, с бордовым лаком — отчётливо виднелись тонкие следы красной краски.

Я посмотрел на них, потом мельком на бампер трудовика… понятно. Теперь вопросов нет. Автор найден.

Я не удержался от лёгкой улыбки. Соня, похоже, всё-таки поставила точку. И, надо признать, очень жирную.

А вообще, конечно, баба даёт… голову совсем отключила напрочь! А если бы я её сбил… Я выбросил эти мысли из головы.

Соня шмыгала носом, всхлипывая негромко, почти беззвучно. Потом полезла в сумку, что-то там пошуршала и достала влажные салфетки.

— Забыла зеркальце в кабинете… — пояснила она, глядя в окно второго этажа. — У меня, наверное, сейчас просто аховый вид…

Она достала салфетку и начала вытирать лицо, стирая потёкшую тушь. Только зеркало под рукой, как назло, отсутствовало — машина старая, откидное зеркало в козырьке давным-давно сломалось, а смотреться в зеркало заднего обзора неудобно.

Я краем глаза наблюдал, как она возится: где-то стирает аккуратно, где-то мажет только хуже. В результате половину туши она смыла, а вторую половину размазала, сделав себе не то военный камуфляж, не то пантомимный грим.

Я невольно усмехнулся. Вот тебе и строгая, правильная, железная Мымра. Сейчас сидит, как школьница после экзамена, с заплаканными глазами и чёрными разводами по щекам.

Но вслух ничего не сказал — просто включил ближний и выехал со школьного двора, давая ей возможность молча собрать себя в кучу.

— Лучше? — спросила завуч, пытаясь улыбнуться.

Я взглянул на неё на мгновение. Вид, конечно, был тот ещё… как у девочки, которая впервые попробовала мамины косметику.

Я прижался к обочине, остановился и включил аварийку.

— Дай-ка сюда, — я протянул руку.

Соня послушно протянула салфетку, и я начал вытирать ей лицо. Она доверчиво подняла подбородок, прикрыла глаза, чтобы мне было удобнее.

Дела, конечно… ещё утром эта женщина была готова меня сожрать с потрохами, а сейчас сидит спокойно, позволив мне буквально стереть с неё весь её «боевой грим».

Женщины, в общем-то, существа переменчивые, так что, в принципе, ничего удивительного в этом нет.

Когда закончил, я взглянул на результат.

Мымра — строгая и жёсткая, вечная контролёрша — наконец окончательно исчезла. Передо мной сидела Соня, которая без этого слоя косметики выглядела куда моложе — лет на десять точно.

Конечно, у женщин возраст — тема опасная, но если бы меня спросили, я бы сказал, что сейчас передо мной не завуч тридцати с лишним лет, а студентка, максимум двадцатипятилетняя.

Без боевого раскраса и маски «железной леди» завуч выглядела просто… живой. И очень красивой.

— Всё? — осторожно спросила Соня.

— Почти, — ответил я, заметив у самого уголка глаза небольшой тёмный развод.

Аккуратно, кончиками пальцев, вытер его — рука сама легла ей на щёку, тёплую, чуть дрожащую.

— Вот теперь всё, — заверил я.

— Спасибо, Володя, — прошептала она.

— На здоровье. Хотя я думал, что я не Володя, а «вонючий физрук», — подмигнул я.

Соня смутилась, виновато опустила глаза, явно поняв, что я слышал её прежние высказывания. Щёки чуть порозовели — в ней всё больше появлялось живого и человеческого.

Я решил, что пора дать ей немного времени переварить всё, что произошло. Скомкал салфетку, открыл дверь и направился к ближайшей урне. Та стояла за углом школы, рядом с облупленной стеной.

И стоило мне повернуть за угол, как я застыл.

Там, прислонившись плечом к стене, стояла Аня. Вот блин, что называется — давно не виделись.

— Вова… а можно… мы вместе домой поедем? — спросила моя сожительница.

Я замялся. И как, чёрт возьми, теперь объяснить, что у меня уже есть кого везти?

Ситуация, мягко говоря, не из простых. Пришлось импровизировать.

— Слушай… я сейчас домой не иду. Вернее, иду, но не сразу… — начал я говорить максимально невозмутимо.

— Ничего, я могу побыть с тобой, — заверила Аня. — Заодно проветрюсь.

Вот же упрямая…

На самом деле ситуация стремительно превращалась в тот самый типичный треугольник, в котором нормальные люди обычно не выживают.

— Давай я тебе лучше такси вызову? — предложил я, надеясь, что это хоть как-то разрядит обстановку.

Аня ничего не ответила. Её взгляд вдруг застыл где-то у меня за спиной. Я обернулся — и всё понял. Сожительница увидела мой джип, на переднем пассажирском сиденье которого сидела Соня… благо завуч своей соперницы не видела: чуть наклонилась вперёд и ковырялась в своей сумке.

Сцена, конечно, получилась показательная.

— Ах вот какие у тебя дела, — процедила Аня, переходя на шипение. — Ты связался с этой… шалашовкой?

Я даже ничего не успел ответить, как девчонка развернулась и ушла быстрым шагом, не оглядываясь.

Я не стал её окликать… не к чему. Потом дома поговорим. Ну если, конечно, она домой вернётся. А с кем я там «связался» или не связался — уж точно не её дело.

Вот только… я внезапно вздрогнул, вспомнив, что до сих пор не забрал пса от тренера. М-да… ситуация из серии «не успел выдохнуть — уже беги тушить новый пожар».

Надо было срочно что-то придумать, пока Аня не добралась до квартиры раньше меня.

В голову, правда, ничего внятного не пришло.

Кроме одного — позвонить Кириллу. Пацан уже не раз доказывал, что на него можно положиться. И если кто-то мог помочь мне выкрутиться сейчас, то это был именно он.

Я достал телефон и набрал Кирилла. Послышались длинные гудки. Первый, второй, третий… Ничего. Но когда я уже думал отключаться, из динамика послышался голос пацана.

— Алло, Владимир Петрович! — запыхавшись, ответил он. — Извините, не сразу взял, мы тут с пацанами в футбол играем.

— Ага, — хмыкнул я. — И сколько до конца матча осталось?

— Да ещё минут тридцать, — бодро отозвался Кирилл.

— А никак нельзя, чтобы тебе замену сделали? — уточнил я. — Тут, Кирилл, дело одно выскочило. Помощь нужна, а в долгу, сам знаешь, не останусь.

Он сразу посерьёзнел:

— Что делать, Владимир Петрович?

Я коротко объяснил задачу. После паузы Кирилл присвистнул:

— Владимир Петрович, вы, конечно, с этой собакой конкретно так вляпались… А куда её потом девать, как я её у тренера заберу? У меня так-то у мамки аллергия на собачью шерсть…

— Мамку твою мы беспокоить не будем. Потом подойдёшь по адресу, который я тебе говорил, — уточнил я. — Под ковриком найдёшь ключ от хаты. Дверь откроешь, собаку внутрь запустишь, закроешь дверь, а ключ сунешь обратно под коврик. Всё просто. Понял?

— Отлично понял, Владимир Петрович, — сказал он уверенно. — Только номер тренера вашей… собаки скиньте, ну на всякий случай.

— Сейчас отправлю, молодой, — ответил я. — И ещё… в коридоре, на тумбочке, в вазочке лежат бабки. Считай это премией за оперативное выполнение задания.

— Спасибо, Владимир Петрович! Уже лечу. Я вас не подведу! — пообещал Кирилл.

Связь оборвалась, и я с облегчением выдохнул.

Так, можно считать, что один вопрос закрыт. Теперь оставалось только доставить Соню домой и наконец-то завершить этот безумный день.