1846, август, 31. Где-то на Кавказской линии
Шел второй день похода.
Чем дальше Лев Николаевич углублялся с эскадроном вглубь территории имамата, тем больше испытывал déjà vu. В горах не так быстро все меняется. В особенность ландшафт. Поэтому мужчина крутил головой, а в ней всплывали карты, которые в свое время он заучивал наизусть. С поправкой на то, что многое поменялось в постройках и дорогах. Однако тропинки некоторые, казалось, существовали здесь со времен неандертальцев…
— Что мы делаем? — тихо спросил Петров, подъехав. — Так далеко отходить от крепости очень опасно. Нас могут окружить и отсечь.
— Нас окружили и отсекли уже к обеду первого дня.
— ЧТО⁈
— Спокойнее. Спокойнее. Я же вам говорил, что нас ведут. Просто так, что ли?
— А почему не нападают?
— Опыт прошлой стычки учли. Не верите?
— Хочу, но не могу.
— А давай мы тут остановимся.
— Тут?
— Да. Вот тут. Отдайте приказ.
Петров согласился и выполнил желаемое.
— И что дальше?
— Ничего не предпринимайте. И не стрелять, если я не начну.
— Что? О чем вы? При чем здесь стрельба?
— Авангард. За мной! — скомандовал Лев, повернул на развилке не туда, куда они шли. В сторону. Шагом.
Минуты не прошло, как впереди появились горцы. Человек пятьсот со стрелковым оружием. Прям вот раз и выступили на возвышенности.
Лев остановился.
Чуть помедлил и поехал обратно, увлекая авангард.
— И как это понимать? — нервно спросил Петров.
— Нас ведут в одно интересное местечко, судя по всему. Ну что вы на меня так смотрите. В ловушку нас заводят. Чтобы мы там посидели, а потом сдались сильно превосходящим силам. Без слишком уж губительной перестрелки.
— И вы с таким спокойствием про это говорите?
— Я просто знаю, как из этой западни самому вылезти и вас вытащить. — широко улыбнулся Лев Николаевич. — Давайте им подыграем. Они должны расслабиться, думая, что мышка идет прямо в пасть к кошке…
Николай Павлович устало поднял глаза на Дубельта и скривился. Хотелось сказать: «Опять вы», но он сам его вызывал.
— Что это такое? — как можно более спокойным голосом поинтересовался он, небрежно потряхивая листком.
— Походная песня драгунского Его Королевского Высочества Наследного Принца Вюртембергского полка. Нижегородцев наших, если по-простому. — не задумываясь, так как сам и инициировал доставку императору этого текста.
— И как ее понимать?
— Как неудачное совпадение, Ваше императорское величество. Несмотря на то, что пошли дурные слухи, супруг Марии Николаевны очень позитивно принял песню.
— Он же русский знает неважно. Какой с него спрос?
— Лев Николаевич дал письменные разъяснения, пояснив, что песня посвящена Ивану Васильевичу, предпоследнему царю из Рюриковичей. Тому, которого прозвали Грозным. Плачет же о нем его супруга — Мария, которую граф Толстой и называет Марусей.
— Вот как? А… — несколько потерялся царь. — А какая связь?
— Второй законной супругой Иоанна Васильевича была Мария Темрюковна, кабардинская княжна. А нижегородские драгуны как раз воюют на Кавказе, недалеко от Кабарды.
— Как интересно… — растерянно произнес Николай. — Вот я чувствую, что здесь какой-то подвох. Чувствую. Но не могу понять. Я ведь подумал, что это про мою дочь.
— Много кто подумал. Вот письмо графа, — произнес Дубельт, извлекая его из папки. — Взгляните. Он уверяется, будто бы пытался просто поднять боевой дух однополчан, не имея ничего скабрезного в виду.
— Ну конечно… — буркнул царь. — Впрочем, действительно. Маруся ведь Ванюшу провожает. Да… что-то я стал слишком подозрителен.
— Кто-то умело нагнетает страсти вокруг этого молодого человека. Провоцирует ваш гнев в его адрес.
— И кто же?
— Те же люди, которые распространяли и продолжают распространять слухи о том, что он ваш бастард.
— О боже! Снова? Они не уймутся⁈
— Теперь эти злые языки говорят, что вы его специально терзаете, так как стыдитесь.
— Твари! Кто это⁈ Кто⁈ Вы уже выяснили⁈
— К сожалению, я пока не могу выйти на источник этой всей пустопорожней болтовни. Кто-то очень умело это все делает. Разные и, казалось бы, никак не связанные между собой люди внезапно это высказывают то тут, то там. Один-два раза. И на этом все. Выглядит все так, словно кто-то взыскивает с них долги, заставляя запускать слухи с риском для себя.
— Кого вы подозреваете? Хотя бы слухи. У вас есть хоть что-то?
— У меня нет никаких доказательств. А фантазировать в таких делах очень опасно. Нас могут спровоцировать и подставить под удар невиновного, успокоив нашу бдительность и продолжив пакостить.
— Ясно, — хмуро произнес император. — Я смотрю у вас в папке полно всяких бумаг. Что там?
— Федор Иванович Толстой, помните такого?
— Американца-то? Такого захочешь забыть, не забудешь, — с некоторым раздражением фыркнул император. — Припоминаю, что он у меня еще зимой отпрашивался на лечение. Что он опять устроил?
— Вы же понимаете, Николай Павлович, что для него лечение — это отнюдь не воды. — улыбнулся Дубельт. — Боюсь, что они его только окончательно в могилу сведут.
— Неужели опять дуэли⁈ Кого он теперь убил⁈
— Затрудняюсь сказать, но могу предположить — убил он уже довольно много. Он письмо прислал. Сказал, что находится в Новом свете… в Калифорнии, в городе Сан-Франциско. Пишет, что там славный климат, очень полезный для здоровья, и просить выслать пороха. Исключительно в лечебных целях. Пудов десять, хотя бы. Ну и свинца, чтобы жеваной бумагой не стрелять.
— Каков! — ахнул Николай Павлович. — Что, прямо так и пишет? В лечебных целях?
— Да. Дословно. Можете сами взглянуть на его письмо.
— Это… это какой-то бред! — воскликнул император. — Что там вообще происходит?
— Сведения очень отрывочные. — осторожно произнес Дубельт, подглядывая в бумаги. — Весной этого года, как вскрылся лед, из Казани в Тулу перегнали земснаряд с паровой машиной. Его с трудом переправили у Иван-озера на Дон, откуда спустили до Таганрога. Где загрузили вместе с Федором Ивановичем Толстым и целым отрядом его спутников на испанский корабль, который отправился в Калифорнию.
— Что-то не припоминаю, где это?
— К югу от нашей Аляски. Самые северные владения Мексики.
— Паровой земляной снаряд… Толстой… Мексика. Что-то у меня это в голове не укладывается. Похоже на плохой розыгрыш.
— Там еще полсотни бравых ребят оказалось. Этот деятель сумел каким-то образом вытащить с гауптвахт пару десятков лихих солдат, которым ничего хорошего не светило. Казаков каких-то прихватил. Несколько дворян из числа отставных офицеров.
— Угу… — кивнул Николай Павлович. — Как будто от него можно было ожидать чего-то другого. Дуэли были?
— К счастью, обошлось без них. — улыбнулся Леонтий Васильевич. — Интереснее другое. Весь этот лихой люд вооружен карабинами, произведенными в Казани в мастерской Льва Николаевича. Нарезными, заряжаемыми с казны. А также многозарядными нарезными пистолетами — револьверами.
— Полсотни головорезов, во главе которых «американец». Это ужасно… просто ужасно.
— Ужасно интересно?
— И это тоже. — улыбнулся уже император. — Что же было дальше?
— Они достигли Сан-Франциско. Где их и застало известие о войне между Мексикой и США.
— А она началась? Почему мне не доложили?
— Началась. 13 мая сего года Соединенные штаты Америки объявили войну Мексике. А не докладывали, полагаю, из-за того, что вы сами не интересовались ранее туземными войнами.
— Хм. Туземными… У нашего графа чутье на неприятности. Как вообще он столько лет смог усидеть в Москве? — усмехнулся император. — И что же дальше? Воюет?
— Разумеется.
— А за кого?
— Увы, — развел руками Леонтий Васильевич. — Этого понять решительно невозможно. Там совершеннейший кавардак. Я поначалу подумал, что за испанцев, но… есть много непонятного в этой истории.
— Как его письмо вообще к нам попало?
— Раненый казак из его отряда сел в Сан-Франциско на зашедший туда британский корабль. Торговец. На нем он добрался до Европы. Откуда уже к нам, благо, что Толстой снабдил его деньгами.
— Что этот казак рассказал?
— Я не знаю, верить этому или нет. С его слов выходит, что граф повздорил с командиром американского отряда. После чего и отряд люди Толстого перебили, и того деятеля он лично застрелил. После чего он… захватили власть в Сан-Франциско.
— ЧТО ОН СДЕЛАЛ? — ахнул Николай.
— Захватил власть в испанском городе. Когда же туда подошел американский военный шлюп, то направился к нему под американским флагом и взял на абордаж, перебив весь экипаж. Но это был скорее жест отчаяния. Если бы моряки начали стрелять из пушек, городку бы не поздоровилось.
— И как это понимать?
— Так и понимать. Над Сан-Франциско наш общегражданский флаг поднят. А граф во главе своего отряда совершает вылазки. Все лояльное США население из Сан-Франциско выгнали. С испанцами у него что-то вроде нейтралитета. Им такой союзник, который оттягивает на себя силы США, очень нужен.
— Боже… боже… за что мне это⁈ — подняв глаза к образам, спросил Николай Павлович и перекрестился. — Один дурнее второго. Что Лев, что Федор.
— Ваше императорское величество, — осторожно продолжил Дубельт. — Самое вкусное я оставил напоследок.
— Не пугайте меня Леонтий Васильевич. Не надо. Что еще за ужасы вы там припасли?
— Золото.
— Что? Какое еще золото?
— Толстые снарядили туда отряд и отправили земснаряд для промывки золота. Им откуда-то стало известно о больших его залежах в тех краях. Вот и дерутся, словно старые польские магнаты за свои шляхетские интересы.
— Золото… золото — это хорошо, — постукивая пальцами по столу, произнес император. — А откуда вы узнали про него?
— Владимир Иванович Юшков рассказал. Это дядя Льва Николаевича и муж двоюродной сестры Федора Ивановича. Он, кстати, и руководил переправкой земляного снаряда из Казани. Я поставил перед ним вопрос ребром. И он признался. Прося никому пока не говорить про те речные россыпи, чтобы не спровоцировать «золотую лихорадку» и самим собрать все сливки. Никому, кроме вас, разумеется.
— И много его там, этого золота?
— Они сами не знают. Просто «много».
— Какая у них интересная жизнь…
— Мы им поможем?
— Это же война. Я не думаю, что это хорошая мысль, воевать с Мексикой и США за какую-то бессмысленную удаленную провинцию на потеху этим безумцам.
— Они обещают все золото сдавать в казну. В обмен на кредитные рубли по курсу один к двум. То есть, за каждый кредитный рубль давать два золотом.
Николай нервно потер виски.
Вопрос острой нехватки денежных средств совершенно его изводил. А тут такой соблазн. Дубельт же продолжал:
— Там очень небольшие команды воюют. Полсотни-сотня в отряде. Если мы отправим туда хотя бы несколько пушек, сотню-другую казаков и припасы потребные, то…
— То мы полноценно вступим в чужую войну.
— Юшков считает, что, если их сведения подтвердятся, там можно будет намыть золота миллионов на пятьдесят — сто. Понимаете? Причем довольно быстро. Для чего они эти земляные снаряды и делали.
— Земляные снаряды? Вы говорили только об одном.
— Еще два стоят в Казани и ждут отправки. Еще два изготавливаются. Юшков также сказал, что какое-то оружие нарезное мастерская сможет подготовить к отправке. Лев еще в декабре минувшего года отправил своего стряпчего в США, где он закупил пять сотен нарезных карабинов Jenks на государственном арсенале. Именно их они переделывали для эскадрона драгун, и для бойцов, отправившихся в Калифорнию.
— Боже… во что вы меня втравливаете? — покачал головой Николай I.
— Так мне отписать им отказ?
— Ни в коем случае!