Прошло две недели размеренной, продуктивной работы. Гоги полностью погрузился в ритм — утром Семён Петрович забирал его из барака, днём он корпел над иллюстрациями в своём кабинете, вечером возвращался домой с чувством выполненного долга. Иллюстрации для Селельмана шли одна за другой — автоматы, пулемёты, винтовки, пистолеты. Каждый рисунок требовал внимания к мельчайшим деталям, понимания эргономики, знания человеческой анатомии.
За эти дни он полностью освоился в своём новом статусе. Сотрудники отдела здоровались с ним уважительно, Анна Фёдоровна заботливо приносила чай и свежие газеты, Крид изредка заходил поинтересоваться ходом работы и неизменно выражал одобрение.
Николь звонила дважды — сначала с благодарностью за то, что режиссёр неожиданно рекомендовал её для прослушивания в Большом театре, потом с радостной новостью о том, что прослушивание прошло успешно и её зачислили в труппу на роль Лизы. Голос её звучал так счастливо, что у Гоги потеплело на душе от сознания того, что он помог осуществиться чужой мечте.
Во вторник утром, седьмого июля, Анна Фёдоровна передала, что Виктор Крид просит зайти к нему в кабинет, когда будет время. Гоги закончил очередную иллюстрацию — снайперскую винтовку в разборе для удобства транспортировки — и отправился к начальнику.
Крид сидел за своим столом, но сегодня обстановка в кабинете была необычной. На журнальном столике у окна стояла медная турка, чашки, сахарница. Рядом лежала странная доска, расчерченная квадратами, с какими-то деревянными фишками.
— А, Георгий Валерьевич! — поднялся навстречу Крид. — Проходите, садитесь. Сварил кофе — настоящий, арабский. В Каире пристрастился к этому напитку.
Гоги сел в кресло напротив, с любопытством разглядывая игральную доску.
— Что это за игра? — спросил он.
— Сенет, — ответил Крид, разливая кофе по чашкам. — Древняя египетская настольная игра. Старше шахмат на несколько тысячелетий. Правила довольно простые, но игра увлекательная.
Он протянул Гоги чашку. Кофе был действительно великолепный — крепкий, ароматный, со сливками, которые создавали нежную пенку на поверхности.
— В Каире, говорите? — переспросил Гоги, отхлебывая кофе. — Интересно, по какой линии была командировка?
— Консультации по промышленной безопасности. Египтяне строят новые заводы, нужны были наши рекомендации.
Гоги кивнул, делая вид, что поверил, но внутри отметил — Крид явно врёт. Каир, Египет, промышленные консультации… Слишком экзотично для советского чиновника из отдела по ликвидации катастроф.
— А правила расскажете? — спросил он, указывая на доску.
— Конечно! — оживился Крид. — Смотрите, здесь тридцать клеток, по десять в ряду. У каждого игрока по пять фишек. Цель — провести свои фишки через всю доску раньше противника. Ходы определяются бросанием палочек — древний аналог костей.
Он показал четыре деревянные палочки с плоской и выпуклой стороной.
— Бросаете палочки, считаете, сколько выпало плоской стороной вверх — это и есть количество клеток для хода. Но есть особые клетки — ловушки, дома безопасности, места силы. Довольно хитроумная система.
Гоги взял палочки в руки. Дерево было тёмное, отполированное временем и прикосновениями многих рук. Неужели Крид действительно привёз это из Египта? Или приобрёл где-то в Москве у коллекционера?
— Попробуем партию? — предложил Крид. — Заодно обсудим один важный проект.
— Хорошо, — согласился Гоги.
Они расставили фишки на стартовых позициях — белые у Крида, чёрные у Гоги. Первым бросал Крид. Палочки показали три плоские стороны — значит, ход на три клетки.
— Итак, — сказал Крид, передвигая фишку, — хочу поговорить с вами о проекте, который может изменить лицо нашей страны. Представьте себе город будущего — полностью автономный, работающий на новых источниках энергии.
Гоги бросил палочки — выпало четыре.
— Вы имеете в виду термоядерные элементы? — уточнил он, делая ход.
— Именно. ТЭНы позволят создать города, которые не зависят от внешних поставок электроэнергии. Каждый дом, каждая улица будет освещаться и обогреваться за счёт компактных реакторов.
Крид снова бросил палочки, получил двойку.
— Но дело не только в энергии. Город будущего — это новая архитектура, новый образ жизни. Высотные здания с панорамными окнами, широкие проспекты, зелёные парки. И всё это — в самых отдалённых уголках страны.
— Амбициозный проект, — заметил Гоги, обдумывая очередной ход. — А какое отношение к этому имею я?
— Самое прямое. Нужны концептуальные рисунки, которые покажут, как может выглядеть такой город. Десяток вариантов — от небольших поселений до крупных мегаполисов.
Игра продолжалась. Фишки медленно продвигались по доске, попадая в ловушки и находя безопасные убежища. Крид играл увлечённо, явно зная все тонкости древней игры.
— А для чего эти рисунки? — поинтересовался Гоги.
— Для презентации проекта на самом высоком уровне, — ответил Крид значительно. — Иосиф Виссарионович должен увидеть не сухие технические расчёты, а живые образы будущего.
Гоги поперхнулся кофе.
— Вы хотите показать мои рисунки Сталину?
— Именно так. Решение о начале такой грандиозной стройки может принять только он. А чтобы получить это решение, нужно заинтересовать, вдохновить, показать все возможности нового подхода.
— Но я не архитектор, — возразил Гоги. — Как я могу рисовать планы городов?
— Не планы, — поправил Крид, — а художественные концепции. Общий вид, атмосферу, стиль. Пусть архитекторы потом разрабатывают детали, а вы покажите мечту.
Он попал фишкой на специальную клетку и получил право дополнительного хода.
— Представьте: город-сад в сибирской тайге, сверкающий огнями и утопающий в зелени. Или промышленный центр на Крайнем Севере, где люди живут в комфорте, несмотря на полярную ночь. Города будущего в любой точке нашей необъятной страны.
Гоги пытался сосредоточиться на игре, но мысли путались. Рисовать для Сталина? Создавать концепции городов будущего? Это было и заманчиво, и пугающе одновременно.
— А если не понравится? — спросил он.
— Понравится, — уверенно ответил Крид. — Ваш стиль как раз подходит для такой задачи. Вы умеете показать не только красоту, но и практичность. А главное — в ваших работах есть душа.
Игра постепенно подходила к концу. Крид провёл три фишки через всю доску, Гоги — только две. Опыт сказывался — начальник явно играл в сенет не первый раз.
— Хорошая партия, — сказал Крид, убирая фишки с доски. — Для первого раза играли очень достойно.
— Интересная игра, — согласился Гоги. — Действительно есть сходство с шахматами, но проще для понимания.
— В том-то и прелесть древних игр — они кажутся простыми, но таят множество тонкостей.
Крид убрал доску в ящик стола и налил ещё кофе.
— Итак, что скажете по поводу проекта? Согласны взяться?
Гоги помолчал, обдумывая предложение.
— А сроки какие?
— Месяц. К началу августа должны быть готовы все концепции. Презентация планируется на середину августа.
— Это очень ответственно, — сказал Гоги. — Если рисунки не понравятся на таком уровне…
— Не понравятся, — перебил его Крид. — Но я в вас верю, Георгий Валерьевич. Вы справитесь.
Он встал и подошёл к окну.
— Знаете, в чём главная проблема нашей страны? Мы умеем строить заводы, но не умеем строить города. Промышленность развивается, а люди живут в бараках и коммуналках. Пора это изменить.
— А термоядерная энергетика действительно позволит строить города в любом месте?
— Безусловно. Один ТЭН заменяет целую электростанцию. Никаких линий электропередач, никаких угольных разрезов рядом с городом. Чистая, дешёвая энергия в неограниченном количестве.
Крид вернулся к столу и сел напротив Гоги.
— Представляете, какие перспективы? Осваивать Сибирь, Дальний Восток, Арктику — и везде строить современные города с полной инфраструктурой. Через двадцать лет СССР станет самой урбанизированной страной мира.
— Звучит фантастично, — признал Гоги.
— Фантастика становится реальностью, — серьёзно ответил Крид. — Вопрос только в том, сумеем ли мы воплотить наши мечты в жизнь. И здесь очень важна ваша роль.
— Моя роль?
— Показать красоту будущего. Сделать так, чтобы люди поверили в этот проект, захотели его осуществить. Техники расскажут о возможностях, экономисты подсчитают затраты, а вы покажете мечту.
Гоги допил кофе и поставил чашку на блюдце.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Я согласен. Попробую нарисовать города будущего.
— Отлично! — обрадовался Крид. — Тогда с завтрашнего дня переключайтесь на этот проект. Всё остальное отходит на второй план.
— А материалы? Референсы? Техническое задание?
— Всё будет. Анна Фёдоровна передаст вам папку с материалами — архитектурные журналы, фотографии зарубежных городов, технические характеристики ТЭНов. Плюс консультации специалистов по любым вопросам.
Крид встал, давая понять, что встреча окончена.
— Георгий Валерьевич, вы понимаете важность момента? Ваши рисунки могут определить развитие страны на десятилетия вперёд.
— Понимаю, — кивнул Гоги. — Постараюсь не подвести.
— Не подведёте. У вас есть главное — умение видеть красоту в практичном и практичность в красивом.
Выходя из кабинета, Гоги ещё раз подумал о странной игре в сенет. Крид играл слишком хорошо для человека, который якобы научился этой игре во время командировки в Каир. Скорее всего, он знал её давно и основательно.
Но это было не самое важное. Важнее было то, что ему предстояло рисовать города будущего для показа самому Сталину. Ответственность колоссальная, но и возможности безграничные.
За месяц создать десяток концепций городов, работающих на термоядерной энергии. Показать, как может выглядеть будущее СССР, когда технологии позволят строить современные мегаполисы в любой точке огромной страны.
Это был вызов, но Гоги чувствовал в себе силы его принять. В конце концов, он уже не первый раз брался за работу, которая могла изменить судьбы людей. И до сих пор справлялся.
Выходя из здания на Лубянке, Гоги решил пройтись пешком — голова была забита мыслями о городах будущего, и свежий воздух мог помочь привести их в порядок. День был солнечный и тёплый, по улицам неспешно прогуливались москвичи, наслаждаясь летним вечером.
Свернув на Кузнецкий мост, он неожиданно увидел знакомую фигуру у витрины книжного магазина. Аня стояла, склонившись над раскрытой книгой, и её берет слегка сдвинулся набок от сосредоточенного чтения.
— Аня! — окликнул он её, подходя ближе.
Она подняла голову, и лицо её озарила улыбка.
— Георгий Валерьевич! Какая приятная встреча! Я как раз думала о вас на днях.
— О чём думали? — поинтересовался он, заглядывая в открытую книгу. Это оказался сборник стихов Пастернака.
— О нашем разговоре про поэзию. Вот, хотела купить Пастернака, но никак не могу выбрать между «Сестрой моей жизнью» и «Вторым рождением».
Гоги взял в руки один из томиков, полистал.
— «Сестра моя жизнь» более ранняя, там больше революционной романтики. А «Второе рождение» — это уже зрелый поэт, философски мыслящий.
— А что бы вы посоветовали?
— Берите оба, — улыбнулся он. — Пастернак того стоит.
— Легко сказать, — засмеялась Аня. — У студентки не такой уж большой бюджет на книги.
— Тогда начните с «Сестры моей жизни». Это классика, которую должен знать каждый образованный человек.
Они прошли в магазин, и Аня купила сборник. Выйдя на улицу, она предложила:
— А не прогуляемся? Вечер такой чудесный, а мне не хочется сидеть дома над конспектами.
— С удовольствием, — согласился Гоги.
Они направились в сторону Тверского бульвара, не торопясь, наслаждаясь летним вечером. Аня рассказывала о своей учёбе — недавно сдала экзамен по теоретической механике, теперь предстояла летняя практика в обсерватории.
— Представляете, — делилась она, — ночи напролёт наблюдать за звёздами через настоящий телескоп! Правда, говорят, романтика быстро проходит, когда приходится записывать координаты до рассвета.
— А разве не интересно? — спросил Гоги. — Изучать то, что так далеко от нас?
— Очень интересно! Но знаете, что меня больше всего поражает? Когда смотришь на звезду в телескоп, понимаешь, что видишь её такой, какой она была много лет назад. Свет шёл к нам так долго…
— Получается, мы смотрим в прошлое, — задумчиво сказал Гоги.
— Именно! А ведь возможно, той звезды уже и нет, но мы этого не знаем. Время в космосе течёт совсем по-другому.
Они присели на скамейку в тени старых лип. Аня достала из сумки купленную книгу и открыла на случайной странице.
— Послушайте, — сказала она и прочитала: «Определение поэзии. Это — круто налившийся свист, это — щёлканье сдавленных льдинок, это — ночь, леденящая лист, это — двух соловьёв поединок».
— Красиво, — кивнул Гоги. — У Пастернака есть особый дар — описывать обычные вещи так, что они звучат как музыка.
— А вы пробовали писать стихи? — неожиданно спросила Аня.
— В молодости пробовал, — признался он. — Но быстро понял, что это не моё. Лучше рисую, чем сочиняю.
— А жаль. Художник, который понимает поэзию, мог бы писать удивительные стихи о красках и формах.
Мимо прошла молодая мама с коляской. Ребёнок в коляске тянул ручки к голубям, которые важно расхаживали по аллее.
— Смотрите, как он радуется, — улыбнулась Аня. — Для него весь мир — открытие.
— Наверное, мы тоже когда-то так смотрели на мир, — сказал Гоги. — Интересно, в какой момент перестаём удивляться простым вещам?
— Когда начинаем думать о серьёзном. О работе, о деньгах, о планах на будущее.
— А может, наоборот — когда перестаём думать о по-настоящему серьёзном? О красоте, о смысле, о том, что действительно важно?
Аня посмотрела на него внимательно.
— Вы изменились с нашей первой встречи. Стали… не знаю, как выразить мысль…
— Интригующе.
— Тогда вы казались человеком, который ищет себя. А сейчас — будто нашли своё место в жизни.
Гоги задумался. Действительно, последние недели принесли ему ощущение стабильности, уверенности в завтрашнем дне.
— Возможно, дело в работе, — сказал он. — Когда занимаешься тем, что имеет смысл, жизнь как-то налаживается сама собой.
— А что вы сейчас делаете на работе? В прошлый раз говорили про плакаты по безопасности.
— Теперь задачи стали интереснее, — уклончиво ответил он. — Архитектурные проекты, городское планирование. Приходится думать о том, как будут жить люди в будущем.
— Как интересно! — оживилась Аня. — А я вот смотрю на звёзды и думаю о том, как устроен мир. Получается, мы оба занимаемся будущим — вы земным, я космическим.
Солнце клонилось к закату, и бульвар постепенно погружался в приятные сумерки. Включились фонари, и всё вокруг приобрело романтический оттенок.
— Знаете, — сказала Аня, закрывая книгу, — мне нравится, что у нас такие разные профессии, но мы находим общие темы для разговора.
— Наверное, дело в том, что и художник, и астроном занимаются созерцанием, — предположил Гоги. — Мы смотрим на мир и пытаемся понять его красоту.
— Точно! И стараемся передать это понимание другим людям.
Они ещё немного посидели в тишине, наблюдая за прогуливающимися людьми. Было удивительно спокойно и уютно — никуда не нужно спешить, не о чём особенно волноваться, просто наслаждаться моментом.
— Мне пора, — сказала наконец Аня, поднимаясь со скамейки. — Завтра рано вставать, в библиотеку нужно.
— Конечно, — кивнул Гоги, тоже вставая. — А как дела с нашими пятничными встречами? Не забыли?
— Разве можно забыть? — улыбнулась она. — В эту пятницу встречаемся как обычно?
— Обязательно. В десять вечера у памятника Пушкину?
— Договорились.
Они попрощались, и Гоги проводил взглядом её удаляющуюся фигуру. Встреча с Аней всегда приносила ему какое-то особое умиротворение. С ней можно было говорить о простых вещах, но каждый разговор оставлял ощущение прикосновения к чему-то важному и вечному.
Возможно, именно такими и должны быть настоящие дружеские отношения — без напряжения, без попыток произвести впечатление, просто искренний интерес к мыслям и чувствам другого человека.
Идя домой, он думал о том, как удачно складывается его новая жизнь. Интересная работа, уважение коллег, дружба с умными людьми, романтические перспективы с Николь. И эти спокойные, тёплые встречи с Аней, которые напоминали о том, что в мире есть место для простых человеческих радостей.
Может быть, счастье и заключается в таких моментах — когда сидишь на скамейке с хорошим человеком, говоришь о поэзии и звёздах, и чувствуешь, что всё в мире на своих местах.
Идя домой после встречи с Аней, Гоги свернул в переулок — хотел сократить путь и заодно насладиться тишиной вечерних московских дворов. Настроение было прекрасное, в голове ещё звучали строки Пастернака, которые читала Аня, а мысли неспешно перетекали от поэзии к завтрашней работе над концепциями городов будущего.
В узком переулке между старыми домами было тихо и безлюдно. Только где-то в окнах мерцал свет, доносились приглушённые голоса семей, собравшихся на ужин. Гоги шёл не торопясь, наслаждаясь покоем летнего вечера.
Внезапно из-за угла дома появилась фигура — молодой парень в мятой гимнастёрке, явно военный, недавно вернувшийся со службы. Дембель, как говорили в народе. Походка неровная, в руках бутылка, лицо красное от выпитого.
— Эй, дяденька! — окликнул он Гоги грубым голосом. — Не найдётся закурить?
Гоги остановился. Парень был молод — лет двадцати, не больше. Видимо, отмечал возвращение домой после двух лет срочной службы. Лицо простое, деревенское, но взгляд мутный и агрессивный.
— Извини, не курю, — вежливо ответил Гоги, собираясь пройти мимо.
— Как это не куришь? — парень преградил ему дорогу, качаясь на месте.
— Просто не курю, и всё, — спокойно повторил Гоги. — Извини, мне нужно идти.
— Стоять! — дембель схватил его за рукав. — Я с тобой разговариваю…
Запах перегара ударил в нос. Гоги осторожно высвободил рукав.
— Парень, ты пьяный. Иди домой, выспись. Завтра всё по-другому покажется.
— Кто пьяный⁈ — взъерепенился солдат. — Да я тебя, очкарика, одной левой!
Он размахнулся, целясь Гоги в лицо. Но удар был неточный, пьяный, медленный. Гоги легко отклонился в сторону, и кулак прошёл мимо.
— Не стоит, — предупредил он. — Не хочу тебе вреда причинять.
— Боишься? — заорал дембель. — Сейчас покажу тебе, как наших солдат встречать надо!
Он снова полез в драку, но теперь более решительно. Правый хук в челюсть, потом левой в солнечное сплетение. Движения пьяные, неточные, но злые.
Гоги больше не уклонялся. Фронтовые рефлексы сработали автоматически — блок левой рукой, короткий прямой правой в нос, сразу же апперкот левой в подбородок. Классическая фронтовая двойка, которую он отрабатывал в рукопашной подготовке.
Дембель охнул и рухнул на мостовую, прикрывая руками разбитое лицо. Из носа потекла кровь.
— Мама… — застонал он. — Больно…
Гоги стоял над ним, слегка потирая костяшки пальцев. Удар получился точный, но не слишком сильный — ровно настолько, чтобы отрезвить наглеца.
— Говорил же — не лезь, — сказал он без злобы. — Лежи пока, в себя приди.
В этот момент в переулок свернул милиционер — молодой сержант в форменной фуражке, с жезлом за поясом. Увидев лежащего на земле солдата и стоящего рядом Гоги, он ускорил шаг.
— Что здесь происходит? — строго спросил он.
— Сержант, — спокойно ответил Гоги, — гражданин в состоянии алкогольного опьянения напал на меня. Пришлось применить самооборону.
Милиционер наклонился к дембелю, понюхал.
— Пьян в стельку, — констатировал он. — А вы кто такой, гражданин?
Гоги достал удостоверение и показал сержанту. Тот внимательно прочитал, вытянулся во фронт.
— Виноват, товарищ! Не знал, что имею дело с сотрудником органов.
— Ничего страшного, — махнул рукой Гоги. — Просто выполняйте свою работу.
— Конечно! — Милиционер поднял дембеля за шиворот. — Вставай, герой! Пойдём протрезвляться в участок.
— Я солдат! — мямлил парень. — Родину защищал!
— И поэтому имеешь право буянить? — сурово спросил сержант. — Марш в машину!
Он повёл дембеля к служебной машине, которая стояла в начале переулка. Парень плёлся покорно, всё ещё прикрывая разбитый нос.
— Товарищ! — обернулся к Гоги милиционер. — Не хотите заявление писать? Нападение на представителя власти — серьёзная статья.
— Не стоит, — ответил Гоги. — Парень просто пьяный. Пусть отоспится и подумает о поведении.
— Как скажете. Спасибо за понимание.
Милицейская машина уехала, увозя незадачливого дебошира. В переулке снова стало тихо и спокойно. Гоги поправил рубашку, проверил, не порвалась ли, и продолжил путь домой.
Инцидент не испортил ему настроение. Наоборот, приятно было убедиться, что фронтовые навыки никуда не делись. Рука поставлена правильно, реакция быстрая, удары точные. Пять лет после войны, а всё помнит тело.
Дембель получил хороший урок. Может быть, в следующий раз подумает, прежде чем лезть к незнакомым людям. А милиционер повёл себя профессионально — сразу разобрался в ситуации, не стал устраивать бюрократическую волокиту.
Удостоверение сотрудника 28-го отдела снова сработало как волшебная палочка.
Впрочем, это неважно. Важно то, что неприятная ситуация решилась быстро и без лишних осложнений. А завтра предстоит работа над новым проектом — концепциями городов будущего, которые покажут самому Сталину.
Жизнь продолжается, и в ней есть место для всего — для поэзии Пастернака и уличных драк, для дружеских бесед и служебных обязанностей, для мечтаний о будущем и суровой реальности настоящего.
Главное — не терять равновесие и помнить, что каждый день может принести как радости, так и испытания.