История грешников

Далия

Ужин, оставленный Редмондом, лежал у меня на коленях. Я съела сырную тарелку, несмотря на то, как трудно было проглотить еду. Он беспокоился о моем здоровье, пока искал информацию. Необходимый обмен.

В моем желудке лежал тяжелый камень, бурля и протестуя против своего новообретенного содержимого. Очевидно, отказ от еды был очень распространенной реакцией в рамках разорванной связи, как и опустошение, мышечная слабость, переутомление и боль, иногда даже паралич.

Редмонд утверждал, что Райкену тоже будет больно, и эти слова поддерживали меня.

Болело все — мое тело, мой разум, моя душа. И все же Райкен был в состоянии двигаться, был в состоянии покинуть комнату и заниматься бог знает чем. С ним все было в порядке, хотя и немного напряженно, и теперь он был свободен вернуться к своей обычной жизни. Свободен двигаться дальше, есть, разговаривать и жить, в то время как я была на одном дыхании от того, чтобы умереть.

Этого не должно случиться. Редмонд заверил меня, что такого не случится.

Я закрыла глаза и заставила себя пошевелиться, поднять руку и опрокинуть поднос на пол. Вложив в свои руки всю волю и мощь, на которые я была способна, мой мизинец дернулся.

— Это все в моей голове, — прошептала я про себя, чтобы успокоить, пообещать, что я смогу ходить по гостиной, что я смогу отстаивать свою волю в отношении предательства разорванной связи, но ноющая боль в моей груди вступила в безжалостный, неумолимый спор. Мои глаза наполнились слезами, и зрение помутилось. Я могла это пережить. Я прожила полноценную жизнь задолго до того, как он перевернул мой мир с ног на голову. Я выжила, у меня была цель.

Моя рука поднялась.

— Так будет лучше. Он тебе даже не так уж сильно нравился.

Моя душа возражала, но ты любила его.

— Заткнись, — прошептала я сама себе, сталкивая поднос с кровати, и керамика и столовое серебро с грохотом посыпались на пол. Мои руки запустились в волосы, когда я издала пронзительный крик.

Мне просто нужно было поспать. Сон залечил бы нанесенный ущерб. Где-то глубоко внутри я знала, что как только Райкен уйдет, как только между нами возникнет дистанция, все будет хорошо. Я могла бы исцелиться, выздороветь и двигаться дальше, как только он навсегда исчезнет из моей жизни.

Таким образом, я добралась до ванной комнаты и схватила мочалку, затем порылась в наборе туалетных принадлежностей в поисках подарка Редмонда на день рождения. Неделя, проведенная в мечтах и иллюзиях, была бы единственным способом пережить опустошение.

Я могла бы проспать первоначальный шок, и когда он пройдет, все будет в порядке. Просто отлично.

Мягкое одеяло прижалось к моему телу, когда я рухнула на него и открутила крышку флакона с зельем. Я смочила тряпку горьким веществом, затем снова закрыла мерзость, держа тряпку на ладони. Я уставилась на тряпку, зная, что это неправильно. Саморазрушение — это не способ исцелить разбитое сердце — возможно, месть, но не обречь себя на бесполезную жизнь.

Я уже видела это: годы, когда я лежала в постели, полагаясь на зелье, которое помогало мне пережить ночи, в то время как Эйден держал меня под большим пальцем. Я покачала головой при этой мысли.

Этот вариант тоже не подошел бы.

Мгновения колебания — это все, что ему потребовалось, чтобы сделать свой ход, ключевой момент, о котором он почти забыл. По комнате поползли тени, и я прищурилась.

Малахия никогда не был из тех, кто упускает возможность.

— Занимаешься самолечением, я вижу, — он цокнул языком. — Ты всегда любила драматизировать, свет мой.

Он выхватил тряпку у меня из рук и бросил ее на пол.

Я проследила за его движениями.

— Я не собиралась этим воспользоваться. Я только подумала об этом. Почему ты здесь?

— Я здесь, чтобы утешить тебя.

У меня вырвалось тихое фырканье.

— Я не собираюсь спариваться с тобой. С таким же успехом ты можешь убираться обратно в Иной Мир и оставить меня в покое.

Он усмехнулся, глаза его загорелись юмором. Малахия, которого я знала, никогда ни к чему не испытывал чувства юмора. Он откинул одеяло и забрался в мою кровать, встав на колени и возвышаясь над моим жалким телом.

— Раньше ты была такой застенчивой малышкой. А теперь ты просто соплячка.

— Это называется взросление, — огрызнулась я.

Он смерил меня суровым взглядом.

— Я не собираюсь пытаться спарится с тобой. Я здесь только для того, чтобы помочь. У тебя есть вопросы, а у меня есть ответы. Разве ты не хочешь ответов? О том, кто ты? Что ты такое? Кто твой отец и мой?

Мои уши навострились от предложения, но помощь от Малахая всегда давалась с подвохом. К тому же я уже знала, кто я, и что мой отец мёртв. Нет смысла снова возвращаться к этой теме.

— Просто оставь меня в покое. Может, через несколько дней я заинтересуюсь, а сейчас всё, чего я хочу — это спать.

На его лице появилось строгое выражение.

— Тогда ты не оставляешь мне выбора. Я знаю, что заставит тебя почувствовать себя лучше, и ты это получишь — хочешь ты этого или нет.

Мои губы скривились, и я зарычала на его комментарий. Он хотел только одного.

— Единственное, что заставит меня чувствовать себя лучше, — это твой уход.

Он усмехнулся.

— Не это. Есть кое-что, что ты любила, когда мы были детьми. Ты ведь помнишь, не так ли?

Потребовалось мгновение, чтобы воспоминание ожило, и я застонала от этого воспоминания.

Теневые куклы.

— Нет. Я больше не ребенок. Шоу меня не развеселят.

Шоу действительно могли бы поднять мне настроение, но я бы этого не признала. В детстве я ничего так не любила, как «теневых кукол» Малахии. Что-то в чистом мастерстве его рассказывания историй и представлений всегда очаровывало меня.

Малахия склонил голову и поднялся с колен, делая вид, что он уходит, но затем он протянул руки и согнул пальцы, давая понять, что будет дальше.

— Малахия, — предупредила я.

Он нырнул, приземлившись на меня сверху и повалив на кровать. Его пальцы впились в мой торс, слегка щекоча по бокам, и у меня перехватило дыхание от прикосновения его пальцев. Хихиканье вырвалось из моего горла, и я шлепнула его по рукам, но он только возобновил щекотку. Восхитительный смех эхом разнесся по комнате.

От меня.

От него.

Совсем как тогда, когда мы были детьми.

Этот звук потряс меня до глубины души, звук, на который я никогда не думала, что снова буду способна, особенно не так скоро.

И все же, несмотря на юмор, несмотря на радостный смех, который лился из меня, несмотря на боль, и последнее, что могла вынести моя душа, были руки другого мужчины на моем теле.

Я сжала пальцы в кулаки и замахнулась.

Удар пришелся чуть сбоку от его лица, не причинив вреда, но он смягчился и убрал руки. Он усмехнулся, но тут же скрыл свою реакцию, словно вспомнив стандартную реакцию на удар, и застенчиво опустил голову.

— Прости. Я только хотел помочь.

Я раздраженно вдохнула, но любопытно, что на мгновение, короткое, мимолетное мгновение, он заставил меня улыбнуться. Может быть, он действительно изменился.

— Не прикасайся ко мне больше, — заявила я, перекатываясь лицом к стене.

Позади меня послышалось его тяжелое дыхание, сопровождаемое звуком удаляющихся шагов. Я не знала почему, но я повернула голову, мой пристальный взгляд преследовал его.

— Расскажи мне сказку на ночь, как в детстве, — прошептала я.

Какая-то маленькая часть меня испытывала ностальгию по старому Малахии, той версии его, которую я знала раньше, мягкой и милой. Неуместная тоска пронзила меня до глубины души, но я не могла заставить себя обращать на это внимание.

Кровать скрипнула, когда он забрался ко мне сзади, устраиваясь так, чтобы скрестить ноги и осторожно оставляя пространство между нами.

— Сказку на ночь, — прошептал он, поднимая покрытую шрамами руку.

Тени струились от его рук, собираясь на стене напротив нас и обретая форму. Зрелище было захватывающим, более детализированным, чем раньше. Каждый усик скручивался и расщеплялся, образуя деревья и птиц, фигурки двух детей. Был контраст света и тьмы, такие мелкие детали, как ветер, колышущий листья деревьев, которые даже самый опытный художник не смог бы изобразить на холсте.

— Давным-давно, — начал он.

Маленькая девочка и маленький мальчик шли по тенистому лесу, держась за руки, на фоне стен. Тени мерцали и формировались, меняясь с каждым движением. Детали были поразительными, настолько четкими, что можно было разглядеть даже жуков, ползающих по грязи.

— Жил-был мальчик, который любил девочку. Она была не просто девочкой. Нет, она была создана для него, а он для нее. Эти двое были близки, слившись душой. Они никогда бы не расстались. Но однажды телом и разумом маленького мальчика завладела магия, темное проклятие, превратившее его в монстра. Однако это была не только вина магии; это была также вина маленького мальчика, слишком высокомерного, чтобы доверять ему ту силу, которая внезапно обрушилась на него. Видишь ли, он стал наглым и гордым. Он думал, что однажды будет править миром с девочкой, которая была на его стороне, но он не хотел делиться ею никогда. Он душил ее на грани удушья.

Тени двигались, когда Малахия разыгрывал наше детство, историю, свидетельницей которой я больше не хотела становиться. Там были издевательства, убийство кролика, убийства других детей и взрослых, которые осмеливались подойти слишком близко. Я задержала дыхание, пока он продолжал, открывая свои грехи.

Я повернулась в постели и посмотрела на этого человека. Его бирюзовые глаза почти светились в темноте, когда он встретился с моими, после секундного колебания его губы снова начали шевелиться.

— Теперь перейдем к той части, которая тебя интересует. Смотри шоу.

Мой взгляд переместился на стену, и я села, готовясь к тому, что будет дальше.

— Однажды ночью, когда мальчик был готов разразиться особой ужасной тирадой, духи эфира прошептали ему. Приди, — сказали они. — Дверь может закрыться, и тебе нужно предотвратить это. Маленький мальчик хотел увлечь маленькую девочку за собой, но впервые в своей юной жизни он решил оставить ее позади. Духи сообщили ему, что впереди коварное задание, и он беспокоился за ее безопасность.

Его тело напряглось, когда он продолжил рассказ.

— Итак, мальчик рискнул пробраться через лес и прокрался мимо фейри, магов, ведьм и людей, которые объявили войну его родному миру. Он вошел в изуродованный ад, не осознавая, какая ловушка была расставлена перед ним.

Темная фигура маленького мальчика вошла в портал у основания каньонов, и стена преобразилась. Тени скал и деревьев удлинялись и превращались в горы и вулканы, жутких монстров с острыми клыками и когтями, хватающих и нападающих, когда он отчаянно пытался сбежать.

Разлом закрылся вскоре после того, как он вошел, серебряная паутина закрыла доступ к порталу древних. За паутиной портал быстро засох и умер, прекратив существование двоих. Вскоре после этого его похитили какие-то существа.

Теневые существа, которые теперь преследовали его повсюду, избили его до крови, волоча по грязи к замку — нет, дворцу, расположенному высоко в горах. Его привели в тронный зал, и его безжизненное, изломанное тело бесцеремонно бросили перед пятью фигурами с большими рогами и чешуйчатыми крыльями.

Теневые Боги.

Маленький мальчик, который когда-то считал себя хорошим, быстро понял обратное. Богам теней не нужен был отпрыск-получеловек, и поэтому они подвергли его самой жестокой из реальностей. Он был всего лишь игрушкой, чтобы помучить и скоротать время.

То, что произошло дальше, заставило меня стиснуть зубы и сжать одеяло в кулаках. Голос Малахии затих, когда он описывал годы пренебрежения и жестокого обращения, нарушения самого темного, самого непростительного черного, чего я бы никому не пожелала.

— Прошли сотни лет, пока мальчик жил в таком состоянии, пока однажды он не собрал армию сломленных солдат и не восстал.

Разыгралось сражение.

— Или, по крайней мере, он пытался.

Битва закончилась тем, что его заковали в цепи и ошейники, а остальных утащили на какой-то тусклый подуровень подземного мира и оставили гнить во тьме.

Но на этот раз у мальчика проявилась новая способность — способность заглянуть в мир, в котором он когда-то жил. Он использовал зрение, чтобы шпионить за девушкой и видеть, как она живет. Она была в безопасности и счастлива, хотя и немного глуповата, — прошептал он с легким уколом, и я закатила глаза. — Но она была прекрасна и любима; все, чего он никогда не знал, все, чего он когда-либо хотел. Эти маленькие проблески этого мотивировали его пережить темные и одинокие ночи.

Маленькие сценки из моей жизни разыгрывались на тюремной стене напротив моей собственной. Артистизм его теней был поистине умопомрачительным; мне казалось, что я проживаю свою жизнь заново.

— Духи эфира обучили его, и за несколько сотен лет мальчик вырос в человека — более сильного, умного, совершенного. Его способности полностью сформировались, у него выросли крылья, и он мог бы завоевать уважение всего Иного Мира, если бы захотел. Он вырвался из своей тюрьмы, освободил свою маленькую, необученную армию и подготовился. На этот раз он не проиграет.

На этот раз он этого не сделал. Когда разыгралась ужасная битва теней, он уничтожил богов, и это было справедливо. Убив четверых, он навис над пятым и разорвал его в два клочка, сорвав корону с его головы.

— Последним был мой отец.

— Который из них был моим? — тихо спросила я.

Тени Малахии отступили, скользнув обратно в его руки. Когда он не ответил, повернулась к нему лицом.

— Который, Малахия?

Его глаза закрылись, а губы поджались.

— Это разговор для другого раза, свет мой. Я уже все рассказал.

— Который из них? — я переспросила.

На этот раз он фыркнул и покачал головой.

— Твой отец не был ни одним из них.

— Что, прости? — я нахмурилась, и у меня отвисла челюсть. — Было только пять теневых Богов, и ты убил всех пятерых. Итак. Который. Из. Них?

Его губы изогнулись в ухмылке, когда он поднялся с моей кровати.

— Кто сказал, что ты полутень? Это точно был не я. Ты предположила?

— Что? — спросила я, повысив голос, когда я поднялась с кровати вслед за ним. — Что ты хочешь сказать? Я не человек, это точно. Под этими наручниками у меня есть сила.

Малахия приподнял бровь и шагнул вперед.

— Я знаю, что есть, и, как я уже сказал, эти наручники не должны удерживать кого-то вроде тебя, — его пальцы коснулись наручников, и он наклонил голову, встречаясь со мной взглядом. — Я говорил тебе, что научу тебя быть сильнее, если ты пойдешь со мной. Истина, которую ты ищешь, приходит вместе с жертвой, — он шагнул ближе, и я ахнула. — Почему ты думаешь, что твоя сила другого цвета, чем моя? Как получилось, что мы так похожи и в то же время такие разные? Разве ты не хочешь знать? Кто ты… кто ты такая?

Он отступил назад и перевел дыхание.

— Не волнуйся, ты не единственная, кого смущает твое происхождение. Твоя пара, похоже, так же сбит с толку, как и ты.

Тени собрались вокруг его тела.

— Моя жертва стоит до конца вершины. Пойдем со мной, и я покажу тебе, кто ты на самом деле, откуда ты на самом деле. Я буду тренировать тебя и сделаю сильнее. Умнее.

Тени поглотили его целиком, а когда они рассеялись, он исчез, оставив после себя так много вопросов без ответов.

Всю свою жизнь я думала, что была тенью — мысль о том, что я могу быть кем-то другим, была ошеломляющей.

Если я не была тенью, то чем, черт возьми, я была?