Когда в июне замерзла Влтава

Глава 10 Следы на снегу

— Макс, а те клады, что нашли — они были большие?

— Откуда же мне знать? — с удивлением посмотрел он на Иржи. Лицо друга в темноте подворотни вырисовывалось смутным пятном. Они трое сейчас стояли под аркой одного из домов, напротив костёла Святого Якуба — главного храма пражского цеха мясников.

— Ну, у вас что на этот счёт рассказывают?

— Говорят, что золота там было прилично. Хватало нашедшим безбедно жить до конца жизни, да ещё нуждающимся помогать.

— Допустим, это вопрос дележа — в поисках участвуют несколько человек, на каждого приходится часть клада, и они недовольны тем, сколько уже получили. Или же, — продолжал шёпотом рассуждать Шустал, — у них есть конкретный перечень тех кладов, что они намерены найти в ближайшее время.

— Не обязательно целый перечень, — возразил Максим. — Может быть, поиски уже окончены?

Пан Чех с сомнением хмыкнул и посмотрел на небо, с которого, медленно кружась, опускались большие пушистые снежинки. Снег уже успел немного припорошить Прагу, хотя трое стражников решили, что им это только на руку — они спрятались в подворотне ещё до начала снегопада, так что теперь никто бы не заподозрил, глядя на нетронутое белое покрывало, что кто-то затаился в темноте между домами.

— Раз поиски закончились, то должна была закончиться и зима, — неуверенно предположил Иржи.

— Если наш источник прав, и речь идёт об искуплении, то ничего не изменится, пока виновных не настигнет возмездие.

— Я, конечно, верю в божью кару и провидение, но что, если в земной жизни возмездие их вообще не настигнет?

Они помолчали. Макс попытался представить себе, как его ещё не родившийся ребёнок растёт в городе вечной зимы, среди холода и постоянной угрозы голода. Потом капрал-адъютант затряс головой, прогоняя наваждение: ему вдруг стало страшно, что такие мысли могут ненароком повернуть ход событий в худшую сторону.

— Сделаем всё, что сможем, — пробормотал он, снова перенося вес с ноги на ногу. — А там уже будет, как будет.

— Может быть, во всём этом деле вообще остался только один клад. Какой-нибудь самый большой и важный, — подал голос Войтех.

— И после него весь город в одну ночь заморозит насмерть? — скривился Шустал. — За большой клад, наверное, недостаточно отдать только одну жизнь. Тогда нас ждёт массовое убийство?

— Не пойму вот что, — вмешался Максим. — Цех мясников ведь богат, у них множество привилегий, с чего бы им вдруг впутываться в такую авантюру?

— Привилегий? — удивлённо переспросил Иржи. — Нет у них никаких привилегий. Были, верно, но после восстания сорок седьмого года император Фердинанд I лишил пражские ремесленные цеха прежних пожалований. Только и осталось, что королевский лев на цеховом знаке.

— Это, пожалуй, могло бы многое объяснить, — задумчиво заметил Резанов.

— Шпрут и Дубчек — из цеховых старшин. Покойный Новотный был цехмистром, — снова вмешался в разговор пан Чех.

— То есть круг подозреваемых сужается до цеховой верхушки? — поинтересовался Макс.

Седоусый ординарец растерянно заморгал единственным глазом:

— Я про то, что все они — люди состоятельные. На что им клады?

— Денег много не бывает, — фыркнул Иржи.

— Или же вся их состоятельность — только мишура, — поддержал приятеля Максим.

— Это даже без привилегий один из самых богатых цехов Праги! — упрямо насупился Чех. — Зачем они…

В тишине ночи неожиданно раздалось приглушённое, почти мгновенно оборвавшееся, блеянье. Стражники переглянулись, потом, как по команде, уставились на громаду костёла, возвышавшуюся чуть дальше по улице, по ту сторону перекрёстка.

— На колокольне! — спустя несколько мгновений прошептал Иржи, бывший самым зорким.

Резанов запрокинул голову, всматриваясь в острый шпиль колокольни, который подпирал бездонную черноту неба с продолжающими слетать вниз пушистыми снежинками. Видно было плохо, но капралу-адъютанту показалось, что в готических арках на самом верху кто-то движется.

— Что там такое?

— Несколько человек, — ответил Шустал, от напряжённого всматривания прищурившийся и даже чуть подавшийся вперёд. — Возятся с чем-то у самого парапета.

— А когда день святого Якуба? — вдруг спросил Максим. Оба чеха посмотрели на него с недоумением. — В честь кого освящён костёл?

— Якуб Зеведеев, — пожал плечами Войтех. — Двадцать пятого июля.

— Тогда явно ещё рановато.

— Ты про что? — с любопытством поинтересовался Иржи, снова всматриваясь в колокольню.

— Ну, была же такая традиция, как раз у цеха мясников. На день святого покровителя с колокольни костёла…

Закончить Максим не успел. Что-то большое, лохматое и угольно-чёрное камнем рухнуло вниз и с влажным хрустом ударилось о камни мостовой на перекрёстке.

— … сбрасывали козла, — договорил капрал-адъютант.

— Было такое, но я думал, что эта традиция ушла после гуситских войн? — Шустал теперь пытался разглядеть лежащее на камнях тело. — Кажется, и вправду козёл. Похоже, его скрутили по всем лапам и завязали морду, чтобы больше не блеял. По-моему, я вижу цветные ленточки, привязанные к рогам.

— Козёл отпущения, — кивнул пан Чех.

— Да, — подтвердил Макс. — Но сегодня же не день святого Якуба, да и потом, эта традиция была общим праздником, после убийства козла зажаривали и съедали. Зачем его было тащить на колокольню ночью и сбрасывать тайком?

— Вот зачем, — Иржи едва заметным кивком головы указал чуть влево от перекрёстка. Там с севера к костёлу примыкали постройки монастыря миноритов, и теперь вдоль них, хорошо различимое на белом снегу, двигалось тёмное пятно. Прежде, чем оно достигло перекрёстка, Максим понял, кто это.

Зверь неспешно подошёл к убитому козлу, склонился над ним, с шумом принюхался — а потом одним махом вырвал из бока здоровенный кусок шерсти и мяса. Миг — и добыча была проглочена; косматое существо, запрокинув голову, огласило окрестности низким утробным воем. Мелькнули тлеющие угли глаз, на секунду чётко обрисовалась клыкастая пасть, подсвеченная пламенем одинокого факела, воткнутого в скобу на углу. Зверь снова потянулся к козлу, собираясь откусить ещё кусок.

— Кладбищенский пёс, — пересохшим голосом выдал Шустал.

Макс судорожно сглотнул. Пан Чех торопливо перекрестился.

— Ладно, он, в конце концов, всего один, — Резанов наблюдал, как огромный зверь неторопливо доедает предложенное подношение, и как на чёрной шерсти начинают то там, то тут загораться проблески кроваво-красного пламени.

— Даже один — это чересчур, — мрачно заметил Иржи.

— Мы же ночная вахта.

— А это — одна из самых сильных ночных тварей.

— Оборотни… — начал было Макс, но вмешался Войтех:

— Этот — настоящий. Он не из числа обычных кошмаров, и его зубы, если дотянутся, запросто перегрызут глотку, — ординарец чуть помолчал и уточнил для верности:

— Взаправду перегрызут.

Капрал-адъютант с опаской прикинул габариты зверя. Тот был метр с лишним в холке, а на задних лапах, по всей вероятности, запросто мог бы сравняться ростом даже с паном Модровым.

— Стало быть, его можно убить?

— Придётся, если нападёт первым, — Шустал перевёл взгляд с пса на костёл и нахмурился:

— Странно. Мне показалось, я видел на ступенях у входа человека. Макс, глянь, вот там, слева?

— Никого не вижу.

— И я. Но готов бы поклясться — там кто-то стоял.

— Наш знакомый почтеннейший пан?

— Нет, не он, — скорчил растерянную гримасу Иржи. — Эй, а куда это зверюга собралась?

Кладбищенский пёс, видимо, насытившись, облизнулся и снова повёл носом, а затем замер, глядя на дверь костёла. Постоял немного — и двинулся на север по улице, туда, откуда пришёл, всё так же продолжая вглядываться во что-то в темноте.

— Идём, — решил Максим, быстро проверяя, на месте ли пистолеты, палаш и кинжал. Напарники, в свою очередь проверив оружие, двинулись вслед за ним. Три фигуры, выскользнув из-под арки дворового проезда, принялись осторожно красться вдоль домов, почти сливаясь с тёмными пятнами стен. Перед перекрёстком, где одинокий факел, чуть колыхавшийся на лёгком ветерке, давал немного света, они помедлили, а затем, перебежав по краю освещённое пространство, продолжили преследование.

— Чтоб меня, — пробормотал Иржи, вглядываясь в припорошенную снегом мостовую. На белом пушистом покрывале отчётливо виднелись отпечатки громадных лап, обрамлённые подтаявшими снежинками. Местами между ними просматривались следы туфель.

— Кто-то убегает от пса? — неуверенно предположил Максим.

— Нет, — тут же отверг эту версию Шустал. — Видишь, след чёткий, человек идёт спокойно, а не бежит. К тому же от такого страшилища молча не убегают, вопли стояли бы на несколько кварталов.

— Или этот кто-то ведёт зверя за собой, — глухо отозвался пан Чех. Ординарец стоял чуть позади друзей, развернувшись к ним спиной и всматриваясь в оставшийся позади перекрёсток.

— Я же говорил, я кого-то видел! — поддержал Войтеха Иржи.

— Не помню таких легенд, чтобы чёрных псов кто-то прикармливал и приручал, — пробормотал Макс, и они двинулись дальше.

Следы на следующем перекрёстке свернули вправо. Стражники, не решаясь приближаться к преследуемым, чтобы ненароком не спугнуть их, постояли секунду-две, всматриваясь в ночь, но здесь на улице не горело ни одной жаровни или факела.

— Вернёмся — надо доложить командору! — проворчал капрал. — Что за бардак такой? Сказано же, чтоб от каждых трёх домов по одному светильнику на всю ночь!

Ответ обнаружился через несколько шагов: над потухшей жаровней ещё таяли последние струйки дыма. Человеческие следы всё так же продолжали попадаться среди собачьих, и неведомый пешеход всё так же спокойно шагал к одному ему известной цели. Раз или два, пока троица кралась вдоль улицы, в подворотни прятались мелкие лохматые кошмары. Максим смотрел на них чуть ли не с нежностью: эти порождения дурных снов и разочарований минувшего дня казались сейчас совершенно безобидными по сравнению с огромным зверем, шагавшим где-то впереди.

— Оп-па, — прошептал Шустал, когда они достигли следующего перекрёстка.

— Что?

— Они поменялись местами, — капрал присел на корточки, тронул кончиками пальцев глубокий отпечаток собачьей лапы, чуть смазанный наступившей поверх него туфлёй.

— Прямо хозяин выгуливает питомца, — усмехнулся Резанов.

— Теперь пёс показывает дорогу, — предположил Чех.

— Похоже, наша цель — Гаштальский погост, — Максим поочередно оглядел все выходящие на перекрёсток улицы. Вокруг было пусто, но на юге и на востоке можно было различить за пеленой резко усилившегося снега трепещущие огоньки факелов и жаровен, а вот к северу все источники света погасли.

— Если у Святого Гаштала и хоронили богачей, то это было ещё до гуситов, — растерянно заметил Иржи.

— Ну, наших кладоискателей давность сокровищ явно не смущает. Похоже, ты был прав — у них прямо-таки целый список, что, когда и где забирать.

Трое стражников снова зашагали вдоль домов, всматриваясь в темноту, чтобы ненароком не налететь на преследуемых. Миновали ещё один перекрёсток — уже не задерживаясь, потому что полоса погасших светильников всё так же указывала строго на север — и, пройдя ещё немного, оказались на краю площади перед заброшенным костёлом.

С тех пор, как ему вместе с капралом Соботкой выпало хоронить налётчиков, убитых в стычке в доме Фауста, Резанов ни разу не забредал в «квартал печальных легенд». Сейчас Максиму казалось, что время здесь застыло, и ровным счётом ничего не изменилось в царящем у костёла запустении. Деревья с голыми ветвями, припорошенные снегом, будто плакальщицы склонились над замшелыми, перекошенными могильными камнями. Зияли более густой чернотой провалы выбитых окон и пустоты в переплётах витражей. Резанов быстро оглядел площадь перед полуразрушенной кладбищенской оградой, но на белом фоне снега ничего не двигалось.

— Похоже, что всё-таки не кладбище, — прошептал Шустал, снова склоняясь над цепочкой следов. Потом капрал махнул рукой вправо. — Они свернули на Шнекову.

Макс попытался вспомнить, как в его мире в XXI веке называлась эта кривая, петляющую улочка, которая, как он хорошо знал, шла вдоль ограды монастыря Святой Анежки, но не смог.

— Казармы городской стражи ведь на другой стороне?

— На другой, — подтвердил Иржи. — Только нам с того никакого проку, дневная стража ничем не сумеет помочь против кладбищенского пса.

— Я не об этом. Тут ведь никто не живёт? Монастырский сад и брошенные постройки?

— Сложно сказать, — на лице Шустала появилось сосредоточенное выражение. — Тут селилась беднота, но кто за ними следит? Пожили, съехали, заселились другие. Не знаю. Может быть, все постройки сейчас пустые — а, может, кто-нибудь и остался.

— До сих пор за каждый клад отдавали жизнь, — пан Чех, сообразив, к чему был вопрос капрала-адъютанта, вытащил из-за пояса короткий шестопёр с обмотанной медной проволокой рукоятью. Резанов невольно усмехнулся: сейчас одноглазый ветеран как никогда был похож на оживший памятник грозному Яну Жижке.

— Может быть, в этот раз обошлись козлом? — предположил Иржи, поднимаясь на ноги и проверяя, легко ли ходит в ножнах кацбальгер.

— Твои слова да Богу в уши, — вздохнул Макс.

Они углубились в лабиринт стоящих хаотично зданий, большей частью уже сильно разрушенных временем и непогодой. Местами улочка расширялась, превращаясь в подобие проходных двориков — на одном из таких пространств, справа, почти у самой стены уничтоженного пожаром дома, раскинул свои ветви могучий дуб обхватом едва ли меньше полутора метров. И почти тут же слева дома кончились, уступив каменной стене монастырского сада, по верху которой ещё сохранились остатки некогда уложенной ровными рядами черепицы.

Чуть дальше насыпавшийся снег чётче обрисовал силуэт костёла Святого Сальватора, а справа от него вместо задворок роскошного дворца Министерства промышленности и торговли, теснились вплоть до берега Влтавы совсем уж убогие лачуги, тоже на первый взгляд сплошь заброшенные.

— Калитка, — коротко заметил Шустал, продолжавший выполнять обязанности следопыта.

Стражники остановились перед утопленной в стене низенькой калиткой. Макс, от напряжения прикусив нижнюю губу, осторожно тронул калитку ладонью, ожидая, что вот-вот темноту ночи прорежет противный скрип — однако к его удивлению тяжёлая створка распахнулась совершенно бесшумно. Было похоже, что её совсем недавно смазали, и смазали очень тщательно. Одичалый сад по ту сторону стены встретил незваных гостей тишиной.

— Куда теперь? Иржи?

— Куда-то туда, — капрал указал влево, вглубь нагромождения стен, кустов и деревьев, по едва намеченной среди этого хаоса тропинке. — Осторожнее! Тут не то, что пса — быка можно спрятать.

— Разделимся? — предложил пан Чех.

— Классика ужастиков, — нервно хмыкнул Максим.

— Пан Войтех прав, — поддержал ординарца Шустал. — Пойдём параллельно, тогда и напасть из засады будет труднее. Если тут есть засада.

Резанов пожал плечами.

— Ладно. В случае чего — орать во всю глотку, не стесняться.

— Это уж будь спокоен.

Чех свернул влево, Шустал вправо. Сам капрал-адъютант, вытащив палаш и взяв в левую руку пистолет, зашагал прямо, по той самой тропинке, куда уводили собачьи следы. Он старался двигаться как можно тише, осторожно пробуя ступнёй, прежде чем сделать шаг. Снегопад ещё усилился, теперь с неба валилась пушистая пелена, за которой на расстоянии в пару десятков метров уже было толком ничего не разобрать.

Максим всё ждал засады, но засады не оказалось. Парень обогнул угол, образованный двумя наполовину обвалившимся стенами из грубо отёсанных камней, и увидел перед собой первое надгробие. Основательно вросшее в землю, присыпанное палой листвой и снегом, оно издали могло сойти за пенёк или отбойную тумбу. Дальше виднелось ещё одно, и ещё, среди поредевших здесь деревьев и разросшихся без чуткой руки садовника кустарников. Макс вглядывался в снег на маленьком кладбище, но собачьи и человечьи следы исчезли.

Резанов поглядел по сторонам и заметил за стволами деревьев впереди жёлтое пятнышко света. Крохотное — скорее всего, от одинокой свечи — оно, тем не менее, выделялось в общей сероватой мути снежной ночи. Парень зашагал на свет, осторожно огибая надгробия. В голове заворочались какие-то давно забытые воспоминания о прочитанных пражских легендах, связанных с монастырём Святой Анежки. Максим нахмурился, пытаясь отогнать непрошеные мысли, и сосредоточиться на поиске пса и его хозяина, но тут за последней линией кустов ему открылось небольшое расчищенное пространство — должно быть, огород. Он был разбит прямо под стеной длинного здания, смотрящего на монастырский сад чередой одинаковых подслеповатых окошек и дверей.

Свеча — коротенький сальный огарок на подоконнике — горела в одном из окошек, распахнутом настежь то ли порывом внезапного ветра, то ли рукой человека. В комнате, прижимая к груди руки, стояла невысокая хрупкая девушка с расширившимися от ужаса глазами на измождённом от усталости и недоедания лице.

Чёрный пёс замер посреди огородика, расставив могучие лапы и вздыбив на загривке шерсть. Зверь исподлобья уставился на незнакомку, не издавая, впрочем, ни звука. А к окну, явно намереваясь перелезть через подоконник, не спеша направлялся широкоплечий рослый человек с мясницким топором в руке.