Когда в июне замерзла Влтава

Глава 21 Белая башня

Процессия, двигавшаяся от костёла Святого Якуба к кордегардии у Карлова моста, была для ночной Праги необычайно многолюдной. На телегах, выкаченных со двора бургграфа Альбрехта Капунова, сидели связанные мясники. Стражники, чуть раньше прибывшие в тех же самых телегах под парусиной и проторчавшие несколько часов в засаде, изрядно подмёрзли, так что были только рады возможности размять ноги. Командовали конвоем пан Соботка и пан Модров, первый — со своей десяткой второй — во главе десятки Шустала.

Вслед за телегами плотным каре шла десятка пана Фишера, в центре которой, закованный в кандалы по рукам и ногам, мелкими шажками семенил каноник. По настоянию господина Майера рот священнику тщательно заткнули и завязали. Сам капрал Фишер шёл позади арестанта с обнажённой саблей, готовый при малейших признаках колдовства проткнуть Врбаса из Стрмилова на месте.

Замыкали шествие командор и третий секретарь императорской канцелярии, которых в качестве эскорта — скорее почётного, учитывая общую усталость — сопровождали Максим, Иржи и пан Чех. Достигнув последнего перекрёстка у моста, голова колонны свернула вправо, чтобы через ворота попасть на внутренний двор. Однако Фишер со своими бойцами и замыкающие проследовали через Карлов мост, где при виде командора малостранские стражники ночной вахты вытянулись по струнке.

Не успел кортеж удалиться от здешней кордегардии, как их нагнал сам Франц Калита. Убедившись, что донесение его бойцов верно, и арестанта сопровождает лично Брунцвик, ротмистр принялся в смятении выкручивать кончик левого уса.

— Пан командор, может быть, дополнительное сопровождение? — предложил он.

Томаш задумался. Мельком взглянул на каноника, потом кивнул.

— Благодарю. Думаю, нам будет достаточно ещё четверых бойцов и капрала, в качестве головного дозора.

Калита поклонился и заторопился назад в башню. Через несколько минут, лязгая оружием, конвой рысцой догнали четыре стражника во главе с Мареком Цваком. Болотец поприветствовал командора и гремлина, на ходу кивнул остальным и быстро прошёл вперёд.

— Пан командор, разрешите отлучиться? — попросил Максим.

— Куда?

— Надо сказать два слова пану капралу Цваку. Разрешите в голову колонны?

— Идите, — кивнул Брунцвик.

Макс нагнал болотца, подождал, пока тот раздаст указания своим бойцам, а когда процессия снова двинулась, заговорил вполголоса, шагая рядом с ним.

— Пан Цвак, я, пожалуй, смогу вас порадовать.

— В самом деле? — тон вопроса был таким, что сразу становилось ясно: Марек в принципе не верил в возможность радоваться чему-либо.

— Ваш кладбищенский пёс, который шёл в не положенную ему сторону…

— Иисусе! — болотец торопливо перекрестился. — Нашли тоже время! — в глазах его мелькнула укоризна.

— Он шёл вовсе не за вами, — не стал отвлекаться Резанов.

— То есть как это?

— Вы ему вообще не были интересны. Он вёл за собой человека с рукой славы.

— Иисусе! — Цвак вытаращился на капрала-адъютанта. — Вы что, пан Максимилиан, нарочно судьбу искушаете?

— Просто я уже имел дело с этими псами, причём за последние дни — неоднократно. И одного даже пристрелил лично.

Теперь во взгляде болотца читалась смесь недоверия и восхищения.

— В самом деле? А чего ради?

— Не о том сейчас речь, — Максу подумалось, что рассказ об их с Иржи стычке на старом кладбище уж точно не понравится Цваку в это время суток. — В ночь, когда вы видели чёрного пса, ничего странного не случалось на Градчанах? Скорее всего, убийство.

— Откуда вы знаете? — опешил Марек.

— Значит, случилось?

— Не уверен, что это тот самый случай, но действительно, той ночью кто-то зарезал ростовщика-итальянца. Прямо в его ломбарде на улице Каноников.

— Это которая идёт от Градчанской площади к Новому Свету? — уточнил Макс.

— Она самая.

— Улица Каноников… — повторил Резанов задумчиво. — Как иронично.

— Что, простите? — не понял болотец.

— Да так. И убили ростовщика из-за ценностей?

— Вам бы в прорицатели пойти, пан Максимилиан, — Цвак с подозрением посмотрел на капрала-адъютанта.

— Нет тут никакого секрета, — махнул рукой тот. — Всё это единая цепь событий, просто о некоторых из них мы не знали вовсе, или узнаём с опозданием, вот как сейчас. Из-за чего убили итальянца?

— Как вы и сказали — странное дело. Помимо прочего, он владел несколькими домиками в Новом Свете, и в тот день собирал плату с жильцов. Там у перекрёстка есть дом «У трёх белых солнц», с садиком перед ним. Крохотный садик, ростовщик, говорят, всё собирался его застроить, но не успел. Когда он проходил через сад, то увидел, что игравшие там дети тянут из земли какую-то проволоку. Он подошёл посмотреть — и оказалось, что это золото! Представляете? С дюжину моточков, вроде браслетов. Жильцы пытались упросить его принять находку как плату за текущий месяц, но ростовщик заявил, что раз дом и земля его, то и всё, что в земле — тоже его. И просто унёс золото с собой.

— А ночью его убили и забрали клад.

— Именно, — кивнул Цвак. — Были подозрения на жильцов, чьи дети нашли проволочки, но у тех оказались свидетели. Видимо, кто-то ещё успел прознать о находке. А самое удивительное…

— Что из ломбарда взяли только эти проволочные браслеты, и ничего больше. В том числе ни единой монеты из денег ростовщика.

— И всё-таки я бы на вашем месте подумал о карьере прорицателя, — хмуро покосился на собеседника Марек.

Конвой миновал костёл Святого Фомы и зашагал по улице, правая сторона которой лет через пятьдесят должна была исчезнуть, уступив место роскошному Вальдштейнскому дворцу. Правда, сейчас его будущему владельцу и знаменитому полководцу шёл всего пятый год, и маленький сирота жил в замке Кошунберг у своего дяди по материнской линии, ещё не подозревая о своём будущем величии и славе. Максу вспомнилось, что генералиссимус отличался склонностью к мистицизму и питал большой интерес к гороскопам, один из которых ему составил Иоганн Кеплер. Хроники сходились в том, что и в ночь смерти Вальдштейн ждал астролога, который по несчастливому стечению обстоятельств не успел предупредить полководца об угрожающей тому опасности.

«Интересно, не будет ли роль опоздавшего посланца в этом мире уготована как раз пану Кеплеру?» — подумал Максим, сворачивая вместе с Мареком влево, а чуть погодя ещё раз влево. Здесь передовой дозор остановился у начала Старой замковой лестницы, дожидаясь остальных.

— Благодарю, пан капрал. Вы свободны, — отпустил малостранских стражников Брунцвик, и Цвак с бойцами удалились. Пан Фишер со своей десяткой в зловеще-торжественном молчании принялся подниматься наверх, к воротам у Чёрной башни. Пропустив вперёд всех остальных, Резанов присоединился к Шусталу. После повышения он несколько раз бывал в Граде — получал на Златой уличке алхимические припасы для ночной вахты — и прекрасно знал, куда именно доставляют арестантов, подобных канонику.

Если в Чёрной башне держали простолюдинов, а в Далиборке — рыцарей-разбойников и прочих знатных негодяев, то провинившихся в государственной измене ждала Белая башня. Собственно, под определение «государственная измена» попадал довольно широкий перечень самых разнообразных преступлений, так или иначе вредивших интересам королевства или лично императора.

Знатность происхождения в таком случае не играла никакой роли, вопрос был лишь в том, владеет ли арестант «тайным знанием». Чародеев, алхимиков и им подобную братию помещали в нижнюю темницу, представлявшую собой подвальный зал башни. Самых опасных или отчаянных отправляли ещё этажом ниже, в тесную каморку, откуда зачастую выход был только на тот свет.

К удивлению Максима, Злата уличка, несмотря на ночную пору, кипела жизнью. Освещение здесь было ничуть не хуже, чем в эпоху электричества, а уж людей и нелюдей толпилось не меньше, чем в базарный день на Староместском рынке. Однако вся эта деловитая толпа причудливо разодетых астрологов, магов, учёных и обыкновенных шарлатанов, едва завидев чеканящих шаг стражников, почтительно расступалась. Каноник Святого Якуба шествовал с гордо поднятой головой, хотя наверняка был осведомлён и о том, куда его ведут, и о том, что его ждёт впоследствии.

В тупике у Белой башни посторонних не было. Двое стражников, вооружённые каждый парой пистолетов, палашом и коротким протазаном, застыли у низкой арки входной двери. Перед ними туда-сюда мерно расхаживал командир — седой морщинистый гоблин с крючковатым носом и ушами, размерам которых мог позавидовать сам господин Отто Майер.

Услышав шаги, он остановился, равнодушным взглядом смерил замершее посреди дворика каре, потом посмотрел на выступивших вперёд командора и гремлина. Узнав их, гоблин почтительно поклонился, сохраняя величественное молчание.

— В каморку, — коротко приказал господин Майер. — Под круглосуточное наблюдение. Кандалы не снимать. Рот развязывать только на время приёма пищи.

На лице гоблина мелькнуло любопытство. Он внимательнее оглядел арестанта, снова поклонился и сделал знак часовым. Один из них открыл дверь башни и рявкнул в темноту:

— Йоська!

Казалось, шевельнулась и начала двигаться сама тьма, или кусок каменной кладки. В проёме, едва не упираясь плечами и головой, вырос «Йоська», и сперва Максим решил, что это тролль или огр — он слышал, что те изредка заезжали в Прагу, хотя предпочитали жить в сельской местности. Однако тюремщик шагнул через порог и в свете от жаровни капрал-адъютант узнал существо, с которым ему уже доводилось сталкиваться во время дежурств в Йозефове.

Здешний голем был, правда, поменьше того, который оберегал Еврейский город, но всё равно довольно внушительным и, без сомнения, таким же сильным. Похожими были и выпученные глаза с тяжёлыми сонными веками, и сплюснутый нос с вывернутыми ноздрями. Но вот рот имел губы, мясистые и презрительно искривлённые. Лоб оказался совсем низким и покатым, и впечатление мрачной агрессивности усиливалось мощными надбровными дугами, словно в предках у голема имелись чистокровные неандертальцы. Уши были вполне пропорциональными, только измятыми, будто у профессионального борца, а волосы — жёсткими и густыми, подстриженными под горшок.

Голем равнодушно посмотрел на стражников, заметил среди них человека в кандалах и секунду-две внимательно изучал его. Затем молча повернулся к гоблину.

— В каморку. Кандалы не снимать. Рот развязывать только на время кормления. Круглосуточное наблюдение, — отчеканил тот.

Тюремщик молча шагнул к арестанту, и Максим в отблесках пламени от жаровни впервые увидел в глазах каноника нечто похожее на страх. Голем положил свою ручищу пану Врбасу на плечи и, легонько подталкивая, увёл в башню.

— К пленнику не пускать никого, — заговорил Томаш. — Никаких следователей или палача с подручными — допросы будут после. Никаких духовников, ростовщиков или опечаленных родственников, жаждущих увидеть своего страдальца. Полная изоляция. Это понятно?

Гоблин почтительно поклонился рыцарю, при этом умудряясь смотреть на гремлина.

— Именно так, — господин Майер солидно кивнул в подтверждение слов Брунцвика. — Безо всяких исключений. Если вдруг кто-то пожелает увидеть арестованного — немедленно пошлите за мной или командором.

— Будет исполнено, господин секретарь, — ещё раз поклонился гоблин.

Эвка с каждым днём сдавала на глазах, будто вся тяжесть беременности, до того переносимая ею с видимой лёгкостью, навалилась на дочь водяного разом. Она уже не настаивала на том, чтобы лично заниматься готовкой, и даже стала реже проводить время в кресле в гостиной. Теперь девушка чаще лежала наверху, в спальне, где постоянно горел камин, и безучастно смотрела на огонь. Максим ещё раз-другой заставал в кухне запах, похожий на запах благовоний, и в конце концов решился на непростой разговор с тестем.

Кабурека он нашёл на мельнице. Водяное колесо встало, так что хозяин обзавёлся взамен него парой тяжеловозов. Могучие кони мерно ходили по кругу во дворе, а система шестерней через распахнутое окно передавала их усилие на мельничные жернова. Во дворе и в здании суетились хохлики, подносившие зерно и оттаскивавшие муку, но было заметно, что скорость производства многократно снизилась. К тому же мельник берёг лошадей и ни за что не соглашался гонять их кнутом, как сделал бы любой желающий ускорить помол.

— Пан Кабурек!

Водяной обернулся на оклик зятя.

— Можно мне с вами перекинуться парой слов?

Зелёные глаза внимательно посмотрели на парня. Потом Кабурек рыкнул, повысив голос:

— Перерыв! Всем четверть часа отдыхать!

Хохлики весёлой толпой устремились к воротам и через минуту на мельнице остались только хозяин и капрал-адъютант.

— У вас, похоже, что-то серьёзное, пан Резанов, — сделал вывод Кабурек, почёсывая переносицу тяжеловоза: конь, бывший ростом примерно вдвое выше мельника, едва остановилось хождение, благодушно склонил голову на плечо хозяину. В ожидании ответа зятя водяной порылся в поясной сумке и, достав оттуда яблоко, отдал лошади. Тут же к нему за гостинцем протянулась и вторая голова.

— Пан Кабурек, вы доверяете Ирене? — спросил Максим, нервно покусывая губу.

— В каком смысле? — удивился водяной.

— Вы ей полностью доверяете? Она не причинит вреда вашему дому или кому-то под вашей крышей?

Брови водяного сошлись на переносице:

— А можно пояснее, пан Резанов? Вы о чём сейчас?

Макс поскрёб выбритую утром щёку.

— Я видел, как она ворожила.

— Ворожила?

— Наверное. Или наводила чары. Или ещё что-то подобное. В общем, она что-то напевала и жгла травы на кухне.

— А она вас видела?

— Нет. Мне подумалось, что это ни к чему.

Водяной продолжал задумчиво поглаживать коня.

— И когда это было?

— Пятого числа. Когда я… — он замялся.

— Когда вас доставили домой и вы днём восстанавливали силы, — подсказал Кабурек.

— Да.

— А почему вы говорите об этом только сейчас?

Максим снял шляпу и принялся вертеть её в руках. Перья чёрного коршуна нервно вздрагивали при каждом повороте.

— По-моему, вчера на кухне снова пахло травами. И Эвка… — он с тоской посмотрел на тестя. — Тогда, в начале июня, мне показалось, что ничего злого в действиях Ирены нет. Может быть, я был слишком самонадеян — решил, что непременно ощутил бы зло. Может, стоило сказать раньше… — он смущённо умолк, а когда решился снова взглянуть на водяного, с удивлением увидел, что тот усмехается.

— Пан Максимилиан, я как-то вас не спрашивал прежде — там, на родине, вы были женаты?

— Нет, — растерянно покачал головой парень.

— И внебрачных детей не было?

— Нет.

— Тогда понятно, — Кабурек ещё разок потрепал коня по переносице и легонько оттолкнул от себя лошадиную морду, показывая, что перерыв окончен. — Я-то это проходил трижды. Эвка скоро родит, вот и всё.

— Я понимаю, но…

— Да нет, не понимаете, — благодушно махнул рукой водяной. — Пока сами не проживёте это — не поймёте. Знаете, вы, надо сказать, хорошо держитесь. Когда я ждал первую дочку, иногда в страхе вскакивал посреди ночи и, чтобы не разбудить супругу, бежал на мельницу. Запускал колесо и начинал таскать туда-сюда мешки, чтобы нервы успокоить. Иногда до самого рассвета так возился. Ну, а со второй уже было легче.

Кабурек извлёк из сумки ещё два яблока, одно протянул зятю, от второго откусил сам. Прожевав, он заметил:

— Что же касается Иренки — я ей верю. Я бы ни за что не пустил в дом того, кому не доверяю.

— Но меня-то вы пустили, — напомнил Максим. — Увидели впервые в жизни — и пустили.

— Вас ведь прислал Отто, а я точно знаю, что Отто ни за что не отправил бы ко мне в дом кого попало, — пожал плечами водяной. — А Иренку мне порекомендовал надёжный водяной. Ну а чары… Помаленьку в наших краях ворожит чуть ли не каждый. У вил, как и у любого другого народа, есть в этом плане свои традиции. Скорее всего, Иренка всего лишь старалась защитить дом и его обитателей.

— От чего? — не понял парень.

— От всего, — спокойно пояснил Кабурек. — Думаю, пан Резанов, когда придёт время, вы ещё обрадуетесь тому, что у нас есть эта девушка.