У монастырских ворот, кутаясь в плащи, переминались с ноги на ногу Иржи и Войтех. К вделанному в стену кольцу были привязаны три невысокие косматые лошадки из конюшен кордегардии, которые мерно выдыхали из ноздрей клубы белого пара. Цепочка следов, оставленная стражниками и заканчивавшаяся у ворот, выглядела сиротливо и одиноко на нетронутом снежном поле, покрывшем за ночь всю Прагу.
— Пан командор уже внутри, — отрапортовал Шустал. — А что, если отец Варфоломей откажет в твоей просьбе?
Максим плотнее запахнул плащ и прислонился плечом к стене рядом с другом.
— Всё равно пойду на Подскали, — упрямо заявил он.
— Ты узнал, кого и где искать?
— Узнал, — коротко ответил капрал-адъютант, который проворочался без сна остаток ночи, и до сих пор не мог отделаться от мрачных предчувствий, поселившихся в нём из-за принесённой клятвы.
Они в молчании простояли ещё с четверть часа, когда низенькая калитка в стене, устроенная рядом с воротами, открылась, и брат-привратник — седобородый гном с всклокоченными волосами и крохотными бусинками чёрных глаз — вышел наружу.
— Кто из вас пан Резанов?
— Я, — выпрямился Макс.
— Прошу за мной. Вас, паны стражники, просят обождать, — вежливо, но сухо, поклонился он Шусталу и Чеху.
Привратник повёл Максима через двор к костёлу Вознесения Девы Марии, но, к удивлению стража, не вошёл через главную дверь, от которой во все стороны разбегались по снегу цепочки следов, оставленных разошедшимися после утрени монахами, а свернул влево, и открыл для стражника боковую дверь. Здесь, в маленькой капелле, были только двое братьев Брунцвиков, обернувшиеся на скрип двери. Привратник, поклонившись, тут же удалился.
— Доброе утро, пан Резанов, — приветствовал парня Томаш. — Вы узнали, что хотели?
— Да, пан командор. Только…
— Что — «только»?
— Мне придётся пойти одному, пан командор.
Рыцарь вопросительно изогнул бровь:
— С чего вдруг?
— Я поклялся, пан командор.
Брунцвик чуть сощурился, в голосе зазвучали хорошо знакомые Максиму стальные нотки:
— Однако, помнится, вы несколько раньше принесли присягу, пан Резанов.
— Так точно, пан командор. Но это не отменяет того, что я поклялся.
Отец Варфоломей, с интересом прислушивавшийся к этому разговору, едва заметно усмехнулся. Томаш неодобрительно покосился на старшего брата.
— Достойный молодой человек, — заметил настоятель, отворачиваясь к алтарю и поправляя свечу в подсвечнике.
— Пан Резанов, — чеканя каждое слово заговорил командор. — Я приказываю вам взять с собой, по крайней мере, капрала Шустала. И раз уж вас так мучают вопросы совести, — он предостерегающе поднял руку, хотя Макс, за три года привыкший к дисциплине, и не пытался возражать, — то можете предварительно попросить вашего друга также принести клятву.
— Пан командор, но это ведь не…
— Не его забота? — ноздри Томаша уже начали угрожающе раздуваться. — Это наша общая забота, пан Резанов. Я уважаю вашу щепетильность, но если вы намерены продолжить дискуссию, обещаю: после возвращения отправитесь на две недели под арест, — рыцарь сделал паузу и выжидающе посмотрел на подчиненного. Затем, уже спокойнее и мягче, сказал:
— Мне дороги мои люди. Каждый из них. И я не собираюсь рисковать, отправляя вас в одиночестве в неизвестность.
— Достойный командир, — заметил от алтаря всё ещё возившийся о свечами настоятель. Томаш снова недовольно покосился на брата:
— Может, потом обсудим наши достоинства? Или ты тоже желаешь взять с пана Резанова клятву о неразглашении?
— Мне будет достаточно его слова, — повернулся к стражникам отец Варфоломей. — Я и без того вижу, какого склада этот пан.
Макс посмотрел на командора, затем на монаха. Кивнул и сказал:
— Даю слово, что сохраню всё услышанное в тайне, — он замялся и дёрнул головой, будто намереваясь обернуться, но тут же снова замер по стойке смирно. Настоятель, улыбнувшись, кивнул:
— Можете посвятить в это дело пана Шустала, раз он пойдёт с вами. И даже не брать с него отдельного обещания, если пожелаете, — настоятель с усмешкой посмотрел на младшего брата. Томаш, заложив руки за спину, перекатывался с пятки на носок, внимательно разглядывая потолок капеллы. Максим в свою очередь мельком взглянул вверх: потолок был недавно побелен — и абсолютно пуст.
— Брат Ареций, — принялся рассказывать отец Варфоломей, — в миру звался Богумил, родом он был из Голешовиц. Отец его, состоятельный крестьянин, отдал сына в подмастерья мяснику из Старого Места, пану Георгу Шилгану.
— Один из цеховых старшин, — вставил Томаш, принявшийся теперь расхаживать туда-сюда по капелле.
— Богумил был учеником старательным, в свой срок получил право сдать экзамен и стал мастером. В тот же год он женился. И вот тут, как я понимаю, начались его неприятности.
— Женился не на той, — снова раздался голос командора. Отец Варфоломей кивнул:
— Пан Шилган, похоже, прочил в жёны молодому мастеру собственную дочь, но тот, будучи человеком вольным, выбрал девушку из родных Голешовиц, из семьи сплавщиков. Для бывшего наставника это, похоже, стало оскорблением, и он затаил на ученика зуб.
— Почему вы так думаете, отче?
— Потому что именно пан Шилган свидетельствовал на суде над Богумилом, и был одним из главных обвинителей. Вы ведь знаете, пан Резанов, что такое инквизиция? — лицо монаха вдруг посуровело.
— Конечно, — растерянно отозвался Макс. — Но ведь в Чехии, насколько мне известно, процессов над ведьмами не будет ещё лет сто… — он осёкся, но настоятель только согласно кивнул:
— Вы судите с позиции своего мира и своего времени. Но инквизиторы заглядывают и к нам — хотя, конечно, те процессы, что случаются здесь, не идут ни в какое сравнение с Испанией или немецкими княжествами.
Максим с удивлением отметил нотки неодобрения в голосе монаха, но не мог понять, относится ли это неодобрение к недостаточному религиозному рвению чешских католиков, или же, напротив, к чрезмерному фанатизму испанцев и немцев. Однако следующая фраза отца Варфоломея развеяла сомнения парня:
— К сожалению, Богумил и его жена Злата оказались жертвой как раз такого нечастого события. Их обвинили в колдовстве, нашлись свидетели — в том числе уже упомянутый пан Шилган. Поскольку оба отказывались признавать вину, к ним применили пытки. Жена созналась спустя три дня. Муж продолжал упорствовать. В итоге её отправили на костер, а он внезапно попросил разрешения принять постриг.
— Разве обвиняемому в колдовстве дозволяется подобное? — нахмурился Макс.
— Дозволяется, если найдётся настоятель, который примет такого монаха.
— Настоятель нашёлся, — прокомментировал командор, который теперь, стоя спиной к собеседникам, рассматривал пустое и ничем не украшенное пространство костёла.
— Настоятель нашёлся, — спокойно подтвердил отец Варфоломей. — Так что Богумил стал братом Арецием, хотя напоследок ему всё-таки отсекли ухо и заставили смотреть, как сжигают его любимую жену.
Резанов сглотнул подступивший к горлу комок.
— А дочь?
— Девочка не упоминалась в бумагах, связанных с этим делом. Когда родителей арестовали, кто-то забрал её из родного дома и спрятал. Мир всё-таки не без добрых душ, — последнюю фразу настоятель произнёс рассеянно, словно погрузившись в собственные воспоминания.
— Могу я спросить, отче? — осторожно поинтересовался капрал-адъютант.
— Спрашивайте.
— Почему вы приняли в обитель брата Ареция?
Настоятель внимательно посмотрел на Максима, и в этот момент в монахе, как никогда прежде, проступил прежний солдат.
— Двадцать лет тому назад, — медленно, словно выуживая из глубин памяти неприятные ему картины, заговорил отец Варфоломей, — я был в отряде герцога де Гиза, когда он вернулся из Венгрии во Францию. Тогда для меня не составляло разницы — турки или гугеноты, враг есть враг. Четыре года спустя, в конце августа, мы были в Париже…
— Вы видели Варфоломеевскую ночь, — понял Макс.
— Я участвовал в ней, — глухо поправил его монах. — И вот тогда-то понял разницу между врагом реальным и врагом мнимым. К сожалению, это понимание пришло слишком поздно. На рассвете, когда на городских улицах ещё лежали горы трупов, я покинул Париж и Францию, а по возвращению домой принял постриг. Надеюсь, что мне ещё достанет времени искупить хотя бы часть совершённого зла.
— А почему вы, зная о невиновности брата Ареция, не восстановили его доброе имя?
Настоятель нахмурился:
— Знать и иметь возможность доказать — разные вещи. Да и что бы это изменило? Злату не воскресить, а брату Арецию и его дочери не было бы покоя: недобрая слава и подозрения преследовали бы их повсюду. Никакой суд не способен заткнуть рты сплетников.
— И вы спрятали девочку? — предположил Резанов, глядя, как бывший наёмник с мрачным видом снова занялся свечами на алтаре.
— Я всего лишь позаботился о том, чтобы упоминания о ней не попали в судебные бумаги. Девочку забрала какая-то старуха, кажется, родственница жены Богумила.
— Пани Магерова, — кивнул капрал-адъютант.
— Я не знаю её имени и где она живёт, — пожал плечами настоятель. — Но дочь брата Ареция зовут Элишка.
— Отче, а вы не думаете, что дело было вовсе не в несостоявшейся свадьбе? — задумчиво предположил Максим.
— То есть?
— Пан Шилган — человек богатый и влиятельный, как я понимаю. Цеховой старшина. Возможный будущий цехмистр. Зачем бы ему понадобился молодой мастер в зятья?
— Я слышал, — губы монаха скривила усмешка, — что пани Шилганова не блещет красотой. Сейчас ей уже под сорок, и она так и осталась в старых девах…
— Всё равно. Свадьба, хорошее приданое — сплошные затраты без какой-либо прибыли. В конце концов, можно было найти для дочери более выгодную партию. Причём ещё до того, как Богумил стал подмастерьем.
— Право слово, не знаю. Но факт состоит в том, что пан Шилган выступал одним из главных свидетелей обвинения, и если бы брат Ареций не выдержал пыток и сознался — гореть ему на костре вместе с женой. Тут бы и моё заступничество не помогло.
— Вы полагаете, пан Резанов, — подал голос командор, подходя ближе, — что дело было вовсе не в личной обиде? Что мастер Богумил узнал о своём бывшем наставнике что-то, чего ему знать было не положено?
— И бывший наставник сжил его со свету, пан командор.
Пан Чех с невозмутимостью фаталиста принял тот факт, что ему предстояло возвратиться в кордегардию вместе с Брунцвиком, забрав лошадку Шустала. Дождавшись, пока они уедут, и убедившись, что вокруг нет ни единой живой души, Максим подошёл вплотную к приятелю и заговорил:
— Иржи, прежде, чем мы отправимся, я должен взять с тебя слово, что ты никому и ни под каким видом не выдашь того, где мы побываем и что там узнаем. Всё необходимое для дела я сам после расскажу пану командору.
— К чему такая таинственность?
— Ты дашь слово или не дашь?
— Да дам, конечно, — Шустал растерянно смотрел на Резанова. — Только прежде за тобой вроде не водилось пристрастия к секретам.
— Дело серьёзное, Иржи.
— Ты мне говоришь!
— Я клятву принёс, — пояснил Макс, и ироничная усмешка тут же исчезла с лица его друга:
— Надеюсь, ты отдаёшь себе отчёт в том, что делаешь?
— Я тоже на это надеюсь, — вздохнул парень.
— Макс, клятва — это тебе не абы что. Особенно, если клялся чем-то важным, — капрал оценивающе посмотрел на него и, поймав страдальческий взгляд Резанова, кивнул:
— Ну, ясно. Как всегда — вляпались.
— Ты можешь отказаться. Подожди меня у «Гуся» или у «Медведика», и потом вместе явимся с докладом.
— Хорошего же ты обо мне мнения, — проворчал Иржи, шаря рукой за пазухой. Потом вытащил нательный крест, поцеловал его и, вытянув на цепочке в сторону друга, сказал:
— Жизнью своей клянусь, что пойду за тобой, куда нужно, и сделаю, как скажешь, — он ещё раз поцеловал крест и спрятал его обратно под одежду, морщась от прикосновения холодного металла к коже. — Двигаем? Куда нам?
— На Подскали. К слову, отец Варфоломей…
— Попросил не разглашать никому то, что рассказал тебе и командору, — махнул рукой Иржи. — Знаю я наших святых отцов.
— Напротив, он как раз таки позволил всё тебе рассказать. Когда командор заявил, что отпустит меня только под твоим присмотром.
— Ну, выкладывай, — с важным видом кивнул Шустал, на ходу проверяя оружие.
— Во-первых, брат Ареций до пострига был мясником.
— О как!
— Во-вторых, его наставником — до сдачи экзамена на мастера — был пан Шилган, один из цеховых старшин.
— Так-так-так… — Иржи поправил плащ и плотнее надвинул шляпу: с неба снова начали срываться снежинки, а из-за низко повисших туч пасмурное неприветливое утро разливалось вокруг зыбким полумраком.
— В-третьих, Шилган, по слухам, прочил за Богумила — так в миру звали брата Ареция — свою дочь. Но Богумил женился на девушке из родных Голешовиц, и тем самым — опять же по слухам — навсегда превратил наставника в смертельного врага. Позже именно Шилган свидетельствовал против Богумила и его жены Златы на процессе о колдовстве. Жену сожгли на костре, а Богумила спасло только то, что он постригся в монахи, и что рядом оказался отец Варфоломей, который был готов принять такого в свою обитель.
— Ему-то это на что?
— Это его дело, — мотнул головой Максим. — Но я думаю, что вражда между Шилганом и его бывшим учеником идёт вовсе не от брачных вопросов. Мне кажется, что причина совсем в другом. И что это как-то связано с нашим делом.
Шустал рассеянно потёр подбородок:
— Пять лет назад такой зимы не было — ну, чтобы посреди лета. Правда, солнышка тоже не было…
— Не знаю. Может, чары отцов-иезуитов оказались просто сильнее. Может, тогда вообще ещё ничего не было, а только затевалось. Или, — Максим задумался, — как вариант, может, просто не было так массово. Помнишь, Хеленка же говорила, что случаи именно в конце весны пошли один за другим?
— Кто-то меня звал? — из подворотни выступила укутанная в плащ и с накинутым капюшоном фигура. Резанов машинально схватился за рукоятку палаша, а вот Иржи, напротив, приосанился и расцвёл широкой улыбкой.
— Ёжики зелёные! Женщина, ты меня до инфаркта доведёшь своими появлениями!
— И я рада тебя видеть, Макс.
— Взаимно, — капрал-адъютант с подозрением оглядел ведьму. — Только, сдаётся, что ты не с хорошими новостями?
— Пока сама не знаю, — она зашагала рядом со стражниками. Шустал чуть поотстал, а затем, нагнав их, пошёл справа от Хелены, так что девушка оказалась между двух мужчин, укрытая и от любопытных взглядов, и от начавшего задувать вдоль реки ветра.
— Пожалуйста, пожалуйста, пусть это не будет очередной труп!
— Не труп.
— Замечательно.
— Ночью в монастыре Святой Анежки была стычка.
— Я в курсе. Это мы там были.
— И я в курсе, что это были вы. Но ты ведь не знаешь, что тот, кого вы спугнули, собирается получить своё?
— Чтоб меня, — Максим остановился так резко, что его спутники по инерции успели сделать ещё пару шагов вперёд. — Как я не подумал! Они же прикончили брата Ареция, хотя он, по сути, уже не имел прямого отношения к кладу.
— И двум юным влюблённым грозит то же самое, — подтвердила Хеленка.
— Когда?
— Ты меня спрашиваешь⁈
— Прости. Но ты точно знаешь, что этот громила уже подбирается к ним?
— Мои источники…
— Твои коты, — уточнил Макс. Девушка улыбнулась:
— Мои источники сообщают, что он выяснил, где именно сейчас наша пара. Они у отца парня, бондаря Яна, в доме «Три золотых гвоздика» на улице У Милосердных.
— Как он это выяснил?
— Да без особого труда. По всей улице только и говорят о том, что бондарь сына женит, и что невесте Бог послал приданое. Там сейчас уйма гостей толкутся, так что днём туда вряд ли кто-то вломится. Скорее ближе к ночи.
— Надо будет сейчас по дороге заглянуть в кордегардию и попросить пана Чеха приглядеть за домом, — подал голос Шустал.
— В одиночку слишком опасно.
— Пан командор кого-нибудь даст. Для такого дела не нужно посвящать в детали. А мы подключимся, как только вернёмся.
— Далеко вы собрались? — полюбопытствовала Хеленка.
— На Подскали.
— Интересное место для прогулок.
— Мы туда по делу.
— По нашему делу?
— Пока сам ещё не знаю. Кстати, — Максим посмотрел на девушку. — Не в службу, а в дружбу. Ты можешь попросить своих подопечных выяснить, где находится вход в катакомбы под костёлом Святого Якуба?
Хелена заморгала от неожиданности:
— Костёл Святого Якуба? На что тебе его катакомбы?
— По нашему делу.
— То есть это всё-таки мясники, — задумчиво сказала девушка. — Прав Барсик.
— Барсик?
— Ты его видел. Полосатый.
— А, помню. В общем, передай моё почтение пану Барсику, и если возможно — пусть разузнает, где этот проклятый лаз.
— Есть предположения, где начинать поиски?
— Никаких. Знаю только, что это должно быть укромное место, и лаз достаточно просторный — по нему недавно провели взрослого козла.
— Козёл не такое уж крупное животное, — возразила Хеленка.
— Как скажешь.
— Где мне вас потом искать?
— Возле «Трёх золотых гвоздиков».
Ведьма кивнула и собиралась уже свернуть в какой-то неприметный проулок, когда Максим тронул её за плечо, останавливая:
— Постой. А пан Барсик с друзьями не сообщили, как зовут нашего ночного гуляку? Того, что сейчас выслеживает сына бондаря с невестой?
— Они не умеют оперировать такими понятиями, как человеческие имена, — пояснила девушка.
— А проследить, где он живёт?
— Могли бы. Если бы их не отогнал громадный чёрный пёс.
— Чтоб меня… — пробормотал Иржи. — С каких пор кладбищенский дух является в неурочное время⁈