Когда в июне замерзла Влтава

Глава 16 Ночная погоня

В кабинете командора Брунцвика было прохладно, а сам рыцарь сидел за столом в накинутом на плечи меховом плаще. Пан Томаш быстро писал что-то на листке бумаги, то и дело сердито тыча пером в чернильницу. Та стояла в миске с водой, от поверхности воды исходил тонкий парок. При появлении друзей он лишь мельком взглянул на них и хмуро поинтересовался:

— Ну, паны капралы?

— Пан командор, у меня есть две догадки насчёт нашего дела, — отрапортовал Максим.

— А чего-нибудь посущественнее нет? — проворчал Брунцвик. На листок упала чернильная капля, обернувшись неряшливой кляксой. Рыцарь тяжело вздохнул, явно с трудом удерживаясь от ругательств, и отложил записи.

Макс расценил это как приглашение продолжать.

— Пан командор, согласно полученным сведениям, брат Ареций оказался под судом инквизиции вскоре после того, как принял участие в некоем собрании мясников в доме почившего Новотного.

— Прежнего цехмистра?

— Именно. Того самого, чью могилу недавно ограбили, убив кладбищенского сторожа. Думаю, собрание как раз и имело целью добыть накопления цехмистра, сразу после его смерти. Но тот спрятал их в своём собственном гробу, и, возможно, сопроводил сокрытие какими-то наговорами. Потому что тогда поиски потерпели неудачу — иначе не было бы раскопанной могилы и убитого сторожа.

— Допустим. Что нам с того?

— Это сужает круг подозреваемых до цеховых старшин, пан командор.

— Только никак не помогает делу. Мы ведь не можем арестовать разом столько уважаемых пражан, исходя только из подозрений. Представляете, что будет?

— Нам и не нужно, пан командор. И это как раз вторая догадка.

— Ну-ка, ну-ка… — Брунцвик с интересом посмотрел на Максима.

— Мне подумалось: с каких пор мясники вдруг оказались связаны с чёрной магией? Какие-то мелкие обряды, вроде чёток на могиле — это одно. Даже убийство — это ещё не чёрная магия. Но то, что проделали с телом неизвестного на Петршине, совсем другое дело.

— Согласен, — кивнул рыцарь. — Но рука славы ведь была? Или же что-то подобное. И кладбищенский пёс был вместе с мясником в монастыре.

— Именно, пан командор. Чтобы сделать руку славы, нужно обладать определёнными навыками. Или же связями. За здорово живёшь такое в Праге не купить, никому не улыбается оказаться на эшафоте. Что же касается пса — мы сами видели, как его кормили у костёла убитым козлом. Предположу, что мясники просто сделали то, чему их кто-то научил: сбросили в нужное время тушу с колокольни. Может быть, при этом требовалось прочесть какое-то заклинание. Хотя вы сами знаете, что чёрные собаки и без того по ночам появляются на пражских улицах. Так что мясо для них — скорее приманка или подношение.

— Логично.

— Капрал Марек Цвак недавно видел такого пса во время дежурства у Страговских ворот. Дух шёл в сторону, противоположную той, куда должен ходить по ночам. Думаю, в этом случае пёс также сопровождал мясника. Скорее всего, где-то на Градчанах имело место убийство и открытие клада, о которых мы просто не знаем.

— Можно будет попросить дневную стражу проверить, — задумчиво заметил Брунцвик.

— Это сейчас не важно, пан командор. Важно другое: задобрить духа, чтобы тот провёл к сокрытому кладу — допустим, мясники могли и сами. Но вот непосредственно послать напасть на кого-то, да ещё среди бела дня — это уже совершенно иной расклад.

— Когда и на кого напал кладбищенский пёс? — нахмурился рыцарь.

— На нас, пан командор. Сегодня у костёла Святой Троицы, что у Эмауз. Псов было трое.

— Матерь божья… — пан Томаш быстро оглядел обоих подчинённых в поисках ран.

— Нам повезло, — поспешил успокоить его капрал-адъютант. — Мы успели развеять одного духа, а затем вмешался мессир Фаланд.

От таких новостей рот рыцаря раскрылся в изумлении.

— То есть он вас спас?

— Да, — подтвердил до того молчавший Шустал. Максим ещё по пути в кордегардию успел поделиться с другом своими догадками, и Иржи никак не мог дождаться, когда же Резанов перейдёт к самой сути. — И как раз появление мессира Фаланда натолкнуло Макса на мысль.

— Думаю, за мясниками стоит кто-то ещё, пан командор, — кивнул капрал-адъютант. — Кто-то, у кого достаточно знаний и навыков, чтобы использовать чёрную магию. И вряд ли золото — конечная цель этого неизвестного.

— Почему? — хриплым голосом поинтересовался Томаш.

— Любой из добытых кладов, если верить легендам, сделал бы человека состоятельным до конца его дней. Мы знаем уже о нескольких случаях, это огромное богатство, а поиски всё продолжаются. Причем есть подозрения, что нам известно далеко не обо всех происшествиях.

— Алчность не знает пределов.

— Возможно, пан командор. Но цеховые старшины мясников люди далеко не бедные. Даже лишённая привилегий, их гильдия — одна из самых богатых и влиятельных в Праге. Найденные клады уже увеличили её богатство. Зачем же искать ещё? Не думаю, что дело тут только в алчности.

Глубоко посаженные глаза командующего ночной вахты сощурились. Рот плотно сжался. Приятели видели, что Томаш уже сообразил то, что пришло в голову Максу, пока они с Иржи добирались в кордегардию по заснеженным пражским улицам.

— Зима… Зима и есть цель этой сволочи, — процедил командор.

— Нам повезло, что вокруг дома весь день толкался народ, — заметил Иржи. — В такой каше ничьи следы не различишь.

Они с Максимом прятались в подворотне соседнего с бочарней здания. Вход со двора охраняли пан Чех и пан Модров. Время приближалось к полуночи, и за долгие часы ожидания стражники, несмотря на тёплую одежду, успели основательно продрогнуть. Так что Шустал теперь переминался с ноги на ногу, а Резанов под плащом постоянно растирал предплечья, силясь хоть немного согреться.

— Если человек после первой попытки убийства готов сразу предпринять вторую, невзирая на риск — вряд ли он будет беспокоиться о следах, — заметил Макс.

— Мне вот это-то и интересно — зачем? Ну, не вышло с одним кладом, есть же другие. Не настолько уж увесистым был тот кошель.

— Это только убеждает меня, что именно ради зимы всё и затеяли. Размер клада не важен, важно, что это сокрытое, тайное сокровище. Само по себе оно не требует отдать жизнь, но для наших кладоискателей убийство — необходимая часть всего процесса. Похоже на вполне чёткую и последовательную инструкцию, не находишь? Ведь и брата Ареция можно было не убивать на лестнице, а просто сорвать с него дублет. Чего бы проще, если у Эмауз действовал тот же детина, что и у Анежки. И служанку в колодце дома топить было ни к чему.

— Всё это очень напоминает устроенное отцами-иезуитами, — пробурчал из-под шарфа Иржи.

— Как раз они-то меня и навели на мысль. Хотя идея не новая: создать проблему, а затем выступить единственным, кто способен её решить.

— По-твоему, мессир Фаланд по чьей-то просьбе просто щелчком пальцев вернёт лето?

Максим задумался. Потом нерешительно покачал головой:

— Это вряд ли. Не вернул же он солнце. Хотя, наверное, мог. Ну, по крайней мере, если говорить про магические возможности. Но у него, как он сам сказал, стандарты… — капрал-адъютант перестал растирать предплечья и теперь сунул руки в перчатках подмышки. — Он вообще, похоже, предпочитает давать людям возможность самим совершать ошибки, а не подталкивать к ним намеренно. В конце концов, страшнее человека зверя нет. Или не человека. Природа ведь всё равно одна, — философски заметил Макс, вспомнив слова Иренки.

— Тогда как может после зимы разом вернуться лето? — поинтересовался Шустал, пропустивший большую часть рассуждений приятеля мимо ушей.

— Откуда мне знать.

— Нет такого зелья, заклинания или ритуала, который разом бы отогнал зиму. Не на час, не на день, а насовсем. Вернул её на положенное место в году.

— Иначе императорские мудрецы давным-давно решили бы проблему, — согласился Резанов. — Значит, некая возможность всё-таки существует.

— Ты говорил, тот мясник — здоровенный бугай? — мысли Иржи перескочили на предстоящую работу.

— Настоящий медведь. Шире и выше меня.

— Ну, ты-то так, заморыш! — усмехнулся Шустал, который сам был лишь немногим выше друга, но ничуть не шире в плечах.

— Значит, ты и пойдёшь первым. Покажешь силу богатырскую.

— Допустим, нам или второй двойке удастся скрутить его. А он не захочет говорить. И что тогда?

— Тогда мы передадим нашего голубчика староместскому палачу. Вместе с рукой славы.

— Если она при нём.

— Она точно при нём, — уверенно кивнул Максим. — Сдаётся мне, эта штука не только помогает стать невидимым, но и отгоняет кошмары. Иначе бы мясники не разгуливали по ночам с таким спокойствием.

— Ага. И тогда палач не просто сделает свою работу, как должно, но добавит и что-нибудь от себя лично. За оскорбление профессии. Чтобы арестант заговорил как можно быстрее и детальнее, — усмехнулся Иржи.

— В нашей Праге есть отдельный музей… Ну, специальное собрание, коллекция, выставленная на обозрение. Предметы ремесла палача — пыточные инструменты, и всё такое, — Максим снова принялся растирать предплечья. — Многие посетители в шутку суют голову и руки в колодки, или укладываются на плаху.

Шустала передёрнуло. Резанов, соглашаясь, кивнул:

— Вот-вот. У нас-то давным-давно подобные методы не применяют. Даже смертную казнь во многих странах отменили уже десятки лет назад.

— И как же вы поступаете с преступниками? — заинтересовался Иржи. — Грабителями, убийцами?

— Их держат в тюрьме.

— Ну, это понятно. А потом?

— А нет никакого «потом». Держат до конца жизни.

— В каземате? В какой-нибудь клетушке, где не разогнуться в полный рост, с сыростью и крысами?

— Не-а, — невесело улыбнулся капрал-адъютант. — Конечно, в разных странах по-разному, но вот у скандинавов вообще камеры — как номера на постоялом дворе. Регулярное кормление, возможность заниматься спортом, читать книги. Медицинское обслуживание, конечно же.

— Я не пойму, это тюрьма или что? — озадаченно переспросил Иржи.

— Вот и я не понимаю. С одной стороны — когда доводится проходить мимо лобного места, меня оторопь берёт. Кажется, что в воздухе прямо-таки смердит кровью, и в ушах стоит звон от криков и стонов. А когда вспоминаю, как это дома устроено… — он мельком взглянул на приятеля и торопливо добавил:

— Не, я там не был лично, ты не подумай. Только по рассказам знаю. Так вот, когда вспоминаю, как это сделано там — уже не оторопь, а злость берёт. За загубленную жизнь — пожизненное содержание. Разве это справедливость?

— Предпочтительнее око за око, — философски заметил Шустал.

— Наверное. Главное, чтобы потом в мире не остались только слепые и последний одноглазый.

Хлопок пистолетного выстрела прозвучал негромко, но всё-таки заставил их настороженно замереть, прислушиваясь. Позади дома раздался грохот — кажется, рушился штабель сложенных для просушки бочарных клёпок. Послышались невнятные крики, хлопнул второй выстрел. Приятели кинулись к воротам. Иржи, опередивший Максима, упёрся спиной в высокую створку и подставил сцепленные в замок руки. Резанов с ходу оттолкнулся и, подсаженный другом, оказался на верхушке ворот. Перевалившись через них, Макс протянул руку и втащил за собой подпрыгнувшего Шустала.

За домом грохотало так, словно кто-то решил разнести в щепки мастерскую бондаря. Парни пробежали под навесом с готовыми бочками, бадьями и кадками, свернули за угол — и чуть не полетели кубарем через сваленные в беспорядке кряжики. Круглые пиленые куски древесных стволов, подготовленные на раскол под клёпки, раскатились по всему двору. У задних ворот, ведущих на параллельную улицу, боролись две могучие фигуры. Вот один из дерущихся отбросил противника от себя и, не дожидаясь, пока тот опомнится, полез по перекладинам на ворота.

— Где пан Чех? — на ходу пропыхтел Иржи, прыгая вслед за Максимом между разбросанными кругляками. Ответ на его вопрос обнаружился тотчас же: забористое ругательство донеслось из-под целой горы клёпок, и стражники увидели ординарца, заваленного почти целиком. Наружу торчали только голова и правая рука; деревянные плашки ходили ходуном от яростных попыток Войтеха выбраться.

— Я сам, сам, не тратьте время! — прорычал пан Чех. — Хватайте его!

Пан Модров уже перебирался через ворота. Когда Шустал и Резанов подбежали к ним, тролль успел спрыгнуть с другой стороны, и топот его ног начал удаляться куда-то на восток.

— Опять к Святой Анежке? — иронично поинтересовался Иржи, карабкаясь наверх.

— Скорее уж к Гаштальскому погосту, — отозвался Максим. — Оттуда можно скрыться куда угодно.

— Не к Йозефову, и на том спасибо.

— Там же сегодня Бубл с десяткой?

— Ага. Увидь они нас перелезающими через стену Еврейского города — встретили бы сначала залпом, а уж потом разбирались бы, кто и почему. Будто ты сам в Йозефове не дежурил!

Они успели заметить как на перекрёстке впереди массивная фигура пана Модрова метнулась вправо, на юг по Гончарной улице. Когда друзья добежали до угла, ни тролля, ни мясника видно не было. Максим растерянно заозирался, но Шустал, сообразивший первым, потянул его за собой:

— К Муниципальному суду!

Стражники помчались дальше, время от времени оскальзываясь на мокрых булыжниках мостовой. Дневной снегопад украсил белым покрывалом крыши и сады, но на улицах, где допоздна толпились пражане, снег превратился в кашу, которая не промерзла как следует и с наступлением ночи.

— Может, они в какой-то двор свернули? — предположил капрал-адъютант, на бегу вертя головой. Но ворота по пути выглядели крепкими и надёжно запертыми.

— Тебе стоит почаще выбираться с Кампы, — заметил Иржи. — И больше пользоваться проходными дворами. Тут таких нет, ближайший — как раз на задворках Муниципального суда, через него можно выйти почти к самому Гаштальскому погосту.

— А если мясник побежал не дворами, а по улице?

Они свернули влево, и Шустал притормозил у низкой сводчатой арки, не закрытой створками ворот.

— Тогда разделимся. Я сюда, а ты — дальше по улице, и потом вправо.

— Там нет перекрёстков?

— Есть. Но даже если тебе придётся пойти влево, ты всё равно в итоге повернёшь и выйдешь к костёлу Святого Гаштала. Возле него и встретимся.

Иржи нырнул в темноту проходного двора. Максим побежал дальше, чувствуя, как начинает покалывать в правом боку. «Надо бы завести себе за правило делать пробежки по утрам», — подумалось парню.

Он миновал восточный отрезок улицы У Милосердных и оказался у очередного перекрёстка. Булыжная мостовая здесь резко сворачивала вправо, а слева, под углом, к ней примыкал неширокий переулочек. На улице, хоть и слабо, горели положенные законом факелы. Переулочек же утопал во мраке.

Максим посмотрел вправо, но никакого движения в неровном, трепещущем отсвете факелов, не заметил. Поколебавшись, он всё-таки свернул в переулок. Похожий на бутылочное горлышко, тот становился всё уже и уже, и через каких-нибудь три десятка шагов капрал-адъютант уже пробирался в пространстве шириной меньше метра, чиркая плечами о стены соседствующих домов. Он старательно всматривался в темноту впереди, но там, как и на оставшейся позади улице, не было ни намёка на движение. То ли пан Модров и мясник успели проскочить этот отрезок пути, то ли вообще не сворачивали в переулок.

«Каково бы было нашему троллю в такой тесноте», — подумалось Резанову.

Бутылочное горлышко внезапно закончилось, здания будто шагнули в стороны от прохода. Однако и здесь не было ни факелов, ни жаровен, так что определить наверняка, насколько шире стал переулок, Максим не мог. Он остановился, несколько раз с силой зажмурился и открыл глаза, пытаясь привыкнуть к мраку и хоть что-то разглядеть вокруг.

И тотчас тяжёлый удар по затылку сделал ночь совершенно непроглядной.