Глава 11 Обо всех, кто бродит по ночам

Максим не дал себе труда задуматься над происходящим. До человека с топором было не больше десяти метров, но по изрытой, неровной земле — а мяснику оставалась всего пара шагов до окна и возможности нанести удар. Капрал-адъютант вскинул руку с тяжёлым пистолем и выстрелил, почти не целясь.

Хлопок получился не слишком громким, будто густой снегопад съел часть звука. Коротко полыхнуло пламя, потянуло кисловатым пороховым запахом — а пуля, разминувшись с целью, влетела в одну из створок распахнутого наружу окна и, вышибив стеклянный квадратик, впилась в оштукатуренную стену за ним.

Девушка вскрикнула. Мужчина обернулся. Макс, сунув разряженный пистоль в кобуру, уже вытаскивал второй.

Медленно-медленно, как в эффектном слоумо, к стражнику развернулся огромный чёрный пёс с горящими адским огнём глазами. Пасть открылась чуть шире, демонстрируя внушительные клыки. Резанов уже хотел было выстрелить в кладбищенского духа, но вдруг, неожиданно для самого себя, усмехнулся и спокойно заявил псу:

— Я не за тобой. Пусти.

Чёрная шерсть, по которой пробегали кроваво-красные огненные всполохи, вздыбилась на загривке, однако зверь всё так же хранил полное молчание. Затем, не сводя с человека глаз, шагнул в сторону и встал боком к стражнику — идеальная мишень. Максим отсалютовал ему палашом и двинулся вперёд, по перекопанному меньше месяца назад, но уже успевшему погибнуть от холода, огородику.

Мясник был на полголовы выше парня, шире в плечах, и на вид — гораздо сильнее. Волосатые ручищи, торчащие из коротких рукавов куртки, покрывал жёсткий волос, не тёмный и не рыжий, а какой-то «смешанный», палёный. Маленькие глазки под низкими косматыми бровями недобро блеснули, заросли бороды расколола усмешка. Мужчина поудобнее перехватил топор, потом покосился на пистоль. Резанов ответил таким же многообещающим оскалом и демонстративно приподнял ствол, будто собираясь стрелять от бедра.

— Ну-ну, — басовито оценил эту игру мясник. А потом вдруг метнул в парня свой топор.

Максим выстрелил, уже пригибаясь и бросаясь вбок, ожидая, что вот-вот широкое лезвие на изогнутой рукояти, с силой самолётного винта рассекающее воздух, зацепит или плечо, или голову. Куда попала вторая пуля, стражник не видел — но определённо не в убийцу. Топор глухо стукнулся о землю где-то левее и сзади, а завалившийся на грядки капрал-адъютант уже успел перекатиться и привстать на одном колене.

Макс завертел головой, отыскивая противника — но того нигде не было. Резанов повернулся туда, где ещё секунду назад стоял наблюдавший за схваткой кладбищенский пёс — но и зверь исчез. Зло сплюнув, капрал-адъютант убрал второй пистоль в кобуру и потянулся за кинжалом.

В тишине снежной ночи раздались сдавленные, надсадные всхлипывания.

Парень поднялся на ноги, всё ещё не убирая палаш в ножны, и пошёл к окну. Девушка сидела на полу у низенького подоконника — голова её была на уровне догорающего свечного огарка — и захлёбывалась слезами. Только теперь Максим разглядел, что правая рука незнакомки сжимает какую-то тёмную склянку с плотно притёртой пробкой.

Разглядел — и понял, какая из легенд так настойчиво пыталась напомнить о себе, пока он шёл через разорённые монастырские сады. А, поняв, почувствовал, как совершенно не связанный с холодом и снегом озноб пробежал по позвоночнику и исчез, напоследок вспыхнув где-то между лопаток.

— Позвольте, пани, — парень осторожно протянул руку и взял у девушки склянку. Та не сопротивлялась, но едва разжалась худенькая ладонь, вся покрытая от тяжёлой работы мозолями и мелкими ранками, как незнакомка зарыдала уже в голос, тяжело привалившись к стене и упёршись лбом в край подоконника.

— Ну что вы, пани, что вы… — забормотал Максим, торопливо пряча палаш в ножны, а склянку — в кошель на поясе.

— Макс! — Иржи с кацбальгером в одной руке и кинжалом в другой бежал к ним. С противоположной стороны появился Чех, почему-то оглянулся назад, постоял так несколько секунд — и тоже зашагал к окну, но спокойно и размеренно.

— Всё в порядке, — отозвался Резанов.

— Ты нашёл его?

— Нашёл. Но не смог схватить.

— Пёс?

— Пёс даже лапой не шевельнул, — растерянно пожал плечами парень. — Будто его это вообще не касалось.

— Кто это? — Шустал остановился, с удивлением рассматривая плачущую девушку в комнате.

— Понятия не имею. Хотя нет, кое-какое понятия я имею, но…

— По-моему, тут кто-то есть помимо нас, — вполголоса заметил подошедший к ним Войтех.

— Ты видел мясника? Куда он направился?

— Не знаю, мясник ли это был, — с сомнением заметил ординарец. — И пса вроде бы при нём не было.

— А кому ещё понадобилось бы разгуливать тут посреди ночи? — раздражённо спросил Иржи. — Куда он шёл?

— Сюда, — спокойно пояснил Чех.

— То есть как это?

— Кто-то шёл сюда параллельно со мной, со стороны Гаштальского погоста. Там какие-то заброшенные постройки, и я точно видел человеческую тень среди них.

— Может быть, привидение? — уже с меньшим раздражением неуверенно предположил Шустал.

— Всё может быть, — согласился Войтех. — Кто эта пани?

— Местная жительница, — Максим окинул взглядом крохотную комнатку с низким сводчатым потолком. — Тут, наверное, прежде были кельи, а потом их пытались перестроить в квартирки для арендаторов.

— Не слишком-то удачно, — пробормотал Шустал. Взгляд его перебегал с одного предмета небогатой обстановки на другой. Колченогий столик, тяжело привалившийся к стене, с забытым на нём шитьём. Низенький топчан с соломенным тюфяком и старой, поеденной молью, шерстяной шалью вместо одеяла. Кривоватый табурет у стола. Полка — а вернее, просто широкая толстая доска, приколоченная к стене; на полке несколько закопчённых глиняных горшков.

— Золото Нового Света, — с горечью в голосе прокомментировал капрал.

— Наш ночной странник знал, зачем идёт, — отозвался Макс. — То, что мы чего-то не видим, ещё не значит, что ничего нет.

— Кто вы такие? — новый голос, прорезавший сквозь шепчущий шелест снегопада, был почти мальчишеским. Стражники повернулись на звук. На том краю огорода, откуда пришёл пан Чех, стоял молоденький паренёк, едва ли лет двадцати, похожий на взъерошенного воробья. Грубый суконный плащ его съехал набок, шляпы не было вовсе, расшитый жилет сидел криво, а кушак парень, кажется, второпях и вовсе забыл повязать, так что рубаха болталась свободно. Подол рубахи, колени и локти были в мокрых пятнах — человек явно бежал со всех ног, оскальзывался, падал, снова поднимался, и снова продолжал бежать.

— Для начала скажите, кто вы, милостивый пан? — поинтересовался Шустал.

— Карел! — в плачущем девичьем голосе смешались удивление и радость.

Не обращая внимания на вооружённых людей, парень неуклюжими скачками пересёк огород и, перемахнув подоконник, рухнул на колени рядом со всё ещё сидящей на полу девушкой.

— Марыська! Они тебя обидели? Что они сделали? — Карел снова вскочил на ноги и, сжимая и разжимая почти детские свои кулачки, яростно уставился на троицу у окна. — Я вас из-под земли достану! — пообещал он.

— За что? — с иронией поинтересовался Иржи.

— Насильников в Золотой Праге вешают!

— Карел! — попыталась урезонить его девушка.

— И грабителей тоже!

— А самоубийц? — тихонько поинтересовался Максим.

Сказанное произвело эффект ледяного душа. Марыська осеклась и даже забыла, что плакала: раскрыв в изумлении рот, она смотрела на капрала-адъютанта. Карел, также прервавший на полуслове свои угрозы, разглядывал Резанова с не меньшим изумлением.

— Кхм-кхм? — вопросительно прокашлялся Шустал. Чех, нахмурившись, смотрел то на напарника, то на молодых людей в комнате.

Макс пошарил в кошеле и продемонстрировал на раскрытой ладони отобранную у девушки склянку.

— Ничего не понимаю… Мясник тут был или нет? — уточнил Иржи.

— Был, — седоусый ординарец указал себе за плечо. — Я видел брошенный топор.

— Тогда какого лешего здесь происходит?

— Пани? — обратился к Марыське Максим. Та смущённо потупилась. Резанов вздохнул и заговорил монотонно, усталым голосом:

— А происходит вот что. Бедная девушка полюбила сына состоятельного лавочника…

— Мой отец бондарь, — растерянно вставил Карел.

— … состоятельного бондаря. И парень полюбил девушку, и было ему всё равно, что нет за ней никакого приданого. Но отец парня был против такого брака, и поставил девушке условие: если через год она не принесёт ему сто золотых монет, никакой свадьбе не бывать. Прошёл год, но где же было девушке найти такое немыслимое богатство? Зато яд стоил куда дешевле, и вот решила она, что лучше смерть, чем жизнь без любимого, — Макс быстро взглянул на Карела, который теперь хватал воздух ртом, будто вытащенная из воды рыба; не удержавшись, стражник иронично закончил:

— Любимый, правда, ничего не предпринял, и послушно, словно телок, позволил отцу решать не только свою, но и чужую судьбу.

— Он не виноват, — прошептала Марыська. — Батюшка Ян пригрозил родительским проклятьем.

Капрал-адъютант пренебрежительно передёрнул плечами, но суровое, нахмуренное лицо Чеха при этих словах девушки почему-то разом смягчилось, и ветеран посмотрел на Карела куда дружелюбнее, чем Максим.

— Правильно сделал, — заявил Войтех.

— Правильно? Она бы уже лежала мертвой, — зло сощурился Резанов. — Потому что не нашлось никакого призрака монахини, который должен был выбить склянку с ядом из рук и оставить на окне мешочек с золотом. А вместо этого явился здоровенный детина, решивший разделать девчонку, как барана. Вот уж чудесная сказочка!

— Родительское проклятие — это очень серьёзно, Макс, — осторожно вмешался в эту тираду Шустал. — Очень-очень серьёзно. Парень был прав, пойди он наперекор и прокляни их отец — всё было бы гораздо хуже.

— Даже интересно — куда уж хуже?

— Но ведь пани жива, — резонно возразил Чех. — А что до остального…

— Меня вообще-то привела сюда монахиня, — робко подал голос Карел. Стражники, прервав спор, уставились на него. — Красивая пани, совсем молодая, не старше нас с Марыськой. Грустная такая, — он растерянно оглядел запорошённый снегом огородик и одичалый сад с монастырским кладбищем. — Она всё время меня за собой вела. А потом я и не заметил, когда и куда она пропала. А сейчас вот думаю — как же она в наш дом-то вошла, ведь двери батюшка на ночь запер…

— Пропала где-то здесь? — деловито уточнил Иржи.

— Наверное. Думаю…

— Здесь, здесь, — кивнул Макс, заворожённо глядя в сторону погоста.

Сквозь снежную пелену медленно двигалась фигура в облачении послушницы-клариссинки. На какой-то миг мужчинам показалось, что монахиня шагает по земле, но потом стало ясно: призрак плыл примерно в пяди над землёй, величественно и плавно. Смиренно склонённая голова, изящные пальцы рук, перебирающие четки — и тёмное пятно на серой рясе. Ровно там, где должно быть сердце.

— Ма-акс… — позвал Шустал неуверенно.

— Стойте и молчите, — велел капрал-адъютант.

Монахиня подняла голову. Она действительно была очень красива при жизни — и по гордому повороту шеи, по спокойному уверенному взгляду, а, может, просто по какому-то внутреннему наитию, в привидении угадывалась девушка знатного рода. Медленно-медленно призрак приблизился, и трое стражников, словно повинуясь не прозвучавшему вслух приказу, расступились. Парень и девушка в комнате попятились — она ползком, всё ещё сидя на полу, он — отступив на шаг, но продолжая держать правую руку на плече любимой.

Монахиня прямо сквозь стену проскользнула в комнату. Ноги чуть выше колен скрылись в камне, голова прошла через оконную перемычку и первый ряд кладки над ней — зрелище жутковатое, неприятно напомнившее Максиму виденное однажды в Праге четвертование.

Теперь ночная гостья была уже в комнате. Марыська смотрела на привидение широко раскрытыми от ужаса глазами. Карел машинально обнял сидящую у его ног девушку, постарался заслонить её собой. На призрачных губах при виде этого жеста скользнула лёгкая улыбка. Потом рука, отпустив чётки, вскинулась в благословении — и тут же раздался громкий треск.

Привидение исчезло, а доска, служившая в окошке верхней перемычкой, переломилась пополам. На подоконник, сбивая сальный огарок и гася крохотный огонек, посыпались камни из кладки. На мгновение Максиму показалось, что вот-вот обвалится вся наружная стена старых монастырских келий. Однако камнепад быстро прекратился, и только в воздухе, мешаясь со снежинками за окном, поплыли облачка известковой пыли.

Пан Чех, ворча себе под нос, полез в кошель и извлёк оттуда толстую короткую свечу, кресало, кремень и трут. Затеплился новый огонёк, к нему тут же присоединились ещё два — Макс и Иржи тоже зажгли свечи, которые каждый стражник ночной вахты обязательно носил при себе во время дежурств.

— Странный какой-то подход, — Шустал помахал ладонью, пытаясь прогнать пыльные облачка, которые никак не желали оседать. — Сначала спасать, а потом убить?

— Все живы, — заметил Чех.

— Повезло. Может, тут потолок уже на честном слове держится? Панове, вы бы выходили лучше наружу, не ровен час, обвалится и всё остальное.

— Не обвалится, — Максим склонился над разбитым подоконником и теперь шарил между упавшими камнями.

— С чего ты так уверен?

— Ну, я же всё-таки кое-что знаю наперёд.

Резанов сдвинул несколько глыб покрупнее и между ними что-то глухо звякнуло. Капрал-адъютант сунул руку на звук, с сосредоточенной гримасой ещё несколько секунд нащупывал нечто под обвалом, а потом с усилием потянул. Увесистый кожаный кошель, с виду очень старый и ветхий, звякнул ещё раз, оказавшись в руке стражника. Максим покачал его, прикидывая вес, а потом позвал:

— Пани Марыся!

Девушка, на лице которой изумление, казалось, застынет теперь навсегда, подняла на Резанова глаза. Он осторожно бросил кошелёк в комнату, и тот со стуком упал рядом с хозяйкой бедного домика.

— Думаю, тут даже больше сотни золотых. Но уж сотня-то должна быть непременно.

* * *

— Мне всегда казалось странным, — говорил Максим напарникам, когда все трое уже шагали назад в кордегардию, и как раз только-только миновали Гаштальский погост, — что привидение из легенды лично приносило девушке золото. Очень уж материальный призрак получался. Да и вообще, у этой истории есть несколько версий. По одной, например, не отец парня дал девушке год на заработки, а само привидение явилось дважды, с интервалом ровно в год. В общем…

— В общем, снова ничего, — вздохнул Шустал, которому стоило больших трудов сдержать сквозившее в голосе отчаяние. — Ты уверен, что это был мясник?

— Ну, это же мясницкий топор.

— И что он не мог скрыться куда-то вдоль дома, пока ты поднимался на ноги?

— Ты же сам видел, там в обе стороны слишком далеко до кустов и деревьев.

— И квартиры все заперты, и окна целы, — добавил Чех.

— И никаких заклинаний? Никаких зелий? Может, он амулет какой-нибудь использовал, а ты не заметил?

— Да не было ничего! — не выдержал Максим. — Вот он стоял, вот кинул топор — я увернулся и выстрелил. Поднялся — его уже нет. Кстати, осматриваться я начал даже ещё раньше, пока был на коленях. И пса тоже, раз — и нету.

— Ну, с псом-то как раз ничего странного, — отмахнулся Шустал. — А вот человек так исчезать сам по себе не способен. Должно быть что-то, что ему помогло!

— Рука славы, — буркнул Макс.

— Чего-чего?

— Рука славы. Ну, рука висельника, отрезанная с трупа и со свечой, сделанной из вытопленного из этого самого висельника жира.

— Иисусе! — пан Чех перекрестился. — Нашли время — посреди ночи про чёрную магию!

— А мысль вообще-то здравая, — Иржи принялся задумчиво скрести ногтями щетину на подбородке. — С этой штукой его действительно было бы не видно, но оставались бы следы на снегу. Только у келий следов ведь не было.

— Там же вдоль дома каменная отмостка, и свес крыши над ней. Никакого снега — вот и никаких следов, — предположил Максим. — Дальше руины, через которые шёл пан Чех. Какие следы можно отыскать в развалинах посреди ночи и метели, с тремя-то свечками?

— Вполне возможно. Но я не слышал, чтобы в последнее время у какого-нибудь повешенного отрезали кисти, не говоря уже про жир.

— Да прекратите вы! — вспылил Войтех.

— Простите, пан Чех. Ну, в общем, я не слышал ничего такого. К тому же есть императорский указ — за подобные штучки быстро отправят на эшафот.

— Это если только виновный не проделал всё втихаря, и так, чтобы никто ничего не узнал. Где у нас хоронят казнённых?

— Когда как, — нехотя заговорил пан Чех. — Случается, что прямо у виселицы, или на перекрёстке дорог, но такого уже давненько не было. Чтобы быть так похороненным, надо изрядно насолить людям. Ну а в обычном порядке — евреи своих, понятное дело, забирают в Йозефов. Старое Место и Новое Место свозят тела в катакомбы при костёле Святого Гаштала. Малая Страна и Градчаны — в катакомбы Страговского монастыря. Те, что рядом с богадельней. А на Вышеграде — в катакомбах у ротонды Святого Мартина, — ординарец поймал недоверчивые взгляды друзей и пояснил:

— Моя невестка, жена младшего брата — дочь одного из мастеров Погребального братства.

— А не мог кто-то из палачей снабдить наших кладоискателей необходимым? — выдвинул версию Максим. Шустал фыркнул:

— Палачи скорее уж уложили бы таких «покупателей» рядом с казнёнными.

Войтех согласно кивнул.

— Но они же вроде как отверженные? — удивился Макс. — Что им до общественного мнения?

— Отверженные — тут ты отчасти прав, но ты не представляешь, насколько они гордятся этой своей исключительностью. Да палачи в своих делах щепетильнее иного дворянина. Нет, если уж кто-то и соорудил для себя руку славы, то добывал компоненты для неё втихаря. Но для нас это, в сущности, мало что меняет. Снова фиаско. Командор будет доволен — словами не передать. Счастье ещё, что, возможно, это мясник принял нас за парней с летненской переправы. Вряд ли он догадался, что мы шли по его следу от самого костёла.

— Вообще-то, может, и меняет, — медленно заговорил Максим, который слушал сетования друга вполуха. — Ты заметил, чтобы за время нашего наблюдения в костёл кто-то заходил?

— Нет.

— А вы, пан Чех?

— Нет.

— И я нет. А на колокольне были люди, причём несколько. И наш одинокий гуляка тоже вышел из костёла.

— Я не уверен, вышел ли он оттуда, или просто поднимался по ступеням до двери, а потом снова спустился на мостовую, — посчитал нужным уточнить Иржи.

— Именно. Но я думаю, что он оттуда вышел. А вот как он туда вошёл?

Стражники остановились, сосредоточенно размышляя. Резанов с довольной улыбкой кивнул, увидев проступающее на лицах напарников понимание.

— Катакомбы, — подтвердил капрал-адъютант. — Наши кладоискатели тайком пробираются по ночам в костёл Святого Якуба, используя для этого катакомбы.

Загрузка...