Когда в июне замерзла Влтава

Глава 8 Золото дураков

Метрах в двухстах выше по течению ручей преодолевал небольшую ложбину, словно намётку будущего ухоженного прудика Кинских. Зеркало воды в самой широкой части разливалось едва ли до трёх метров, а над тем местом, где ручеёк впадал в это крохотное озеро, лежал большой плоский камень. Дальше по склону раскинул ветви могучий кряжистый дуб, в котором даже оттуда, где остановилась четвёрка, было прекрасно видно тёмный провал дупла.

— Пришли, — констатировал Иржи.

Войтех и Шустал двинулись вокруг водоёма влево; Максим, махнув Фаусту, зашагал направо. Выяснилось, что хотя само озерцо было крохотным, топкая, напитанная водой почва окружала его широким кольцом, так что сапоги вскоре начали увязать в грязи, и каждый шаг сопровождался чавканьем, словно земля не желала отпускать шагавшего по ней человека.

Чернокнижник, что-то бормотавший себе под нос, не переставая вертеть на среднем пальце левой руки перстень с печаткой, вдруг остановился и махнул рукой вперёд и вправо.

— Там.

Макс всмотрелся в подлесок, но ничего не заметил.

— Говорю же — там! — с раздражением поморщился Фауст и, обогнав капрала-адъютанта, полез прямо в гущу ивняка. — Нашёл! — раздался через мгновение его голос. — Только вам это не понравится, паны стражники…

Трое из ночной вахты, догнав мэтра, сразу поняли, что именно им должно было не понравиться. Из толщи земли на склоне выступал бок массивного валуна, под которым виднелась неглубокая впадина, которая, похоже, и послужила импровизированной могилой. С одного её края зияла тёмная ямка, как раз такая, чтобы поместился небольшой ларец. Сам ларец валялся тут же, с откинутой крышкой — простой металлический короб без каких-либо пометок и украшений.

Но не понравились стражникам не разрытая могила и не пустой ларец, а тело, перекрученное и переломанное, будто его, как мокрое бельё, свернул и выжал досуха великан, да так и забыл развернуть обратно. Труп лежал рядом с могилой, уткнувшись головой в бок валуна, и на камне над землёй темнело огромное пятно крови.

— Что это? — Максим невольно опустил ладонь на эфес своего палаша.

— Это, паны стражники, весьма грубо проведённая некромантия, — тоном университетского лектора начал Фауст. — И, судя по тому, что я тут вижу — сопровождавшаяся демонологией.

— Тьфу, мерзость какая, — сплюнул Иржи. Пан Чех быстро трижды перекрестился.

— Зачем? — полюбопытствовал Резанов.

— Зачем было впутывать в дело демона? — уточнил чернокнижник. — Ну, судя по всему, покойный оказался крайне несговорчив, и его пришлось допрашивать, так сказать, с пристрастием.

— Кому такое вообще могло прийти в голову, — Шустал с усилием сглотнул и оглядел лес вокруг. Даже ветер, казалось, старательно обходил зловещую поляну, раскачивая только верхние ветви окружающих её деревьев.

— Форменному дураку, — спокойно ответил Фауст. — Связываться с демоном, тщательно не оградив себя при этом соответствующими средствами — просто безумие. И, судя по состоянию трупа, вызывали здесь не мелкого беса, а кого-то посерьёзнее.

— Мессир Фаланд, — вполголоса заметил Макс, но чернокнижник, обладавший поразительно чутким слухом, нахмурился и покосился на него, — полагаю, мог бы обуздать такое создание? — Резанов постарался, чтобы голос его звучал максимально спокойно.

— Мог бы, — нехотя согласился Фауст. — Но зачем ему-то это пона…

Чернокнижник осёкся, обвёл взглядом стражников и удивлённо выпучил глаза:

— Вы что же, хотите сказать…

— Нет, — поспешил прервать его Шустал. — У нас с этим почтеннейшим паном никаких дел и договоров нет.

— Благодарствую. Мне сразу стало легче от того, что у него договор с кем-то ещё! С кем-то, кто тут побывал до нас!

— Пан Фауст, — Максим присел на корточки и осторожно принялся сгребать в сторону палую листву. — Посмотрите-ка, сюда. Это не те ли защитные средства, о которых вы говорили? — он указал на ещё просматривавшуюся на земле меловую полосу, уже не цельную и не чёткую, но всё же явно рукотворную. Фауст с интересом склонился над находкой, некоторое время внимательно изучал её, потом разгрёб листья слева и справа, рассмотрел продолжение рисунка — и, выпрямившись, кивнул с явным удовлетворением.

— Мессир Фаланд тут явно ни при чём, — резюмировал он. — Ему пентакли ни к чему.

— Значит, кому-то ещё пришла в голову твоя блестящая идея, Иржи.

Капрал хмыкнул:

— Нам с этого никакого проку. Остается только похоронить бедолагу, да отправляться восвояси.

— Я не за тем сюда тащился, чтобы уйти, не сделав работу! — вдруг заявил чернокнижник и, раскрыв свой мешок, принялся извлекать из него всё необходимое для ритуала.

— Пан Фауст, но в таком состоянии… — начал было Шустал.

— Невежество! — отрезал тот. — Я собираюсь расспрашивать дух, а не тело! Что мне до состояния его трупа.

— А как же демон? — спросил Максим.

Фауст, запустивший руку глубоко в мешок, снисходительно посмотрел на Резанова.

— Мне недосуг прямо сейчас читать вам лекцию о духах, демонах, материальном и тонком мире, так что примите как факт моё заверение: наш свидетель вполне ещё может давать показания. Хотя, безусловно, теперь это будет намного труднее, чем в тех случаях, когда тело не подвергалось деформациям. Поэтому спрашивать буду я, а вы, паны стражники, отойдите в сторонку и ни под каким видом не вмешивайтесь в процесс. Что конкретно нужно узнать?

— Кто это был, — быстро ответил Макс. — Кто привёл его сюда, кто искал клад и, судя по всему, прибегнул потом к некромантии, чтобы вызнать, куда пропало золото. Думаю, изначально возвращались, чтобы допросить покойного и просто выкопать клад, но когда обнаружили вместо тела могилу, а потом и пустой ларец — поняли, что их обошли.

Пан Чех, внимательно слушавший капрала-адъютанта, вдруг задумчиво нахмурился, словно пытаясь ухватить какую-то промелькнувшую мысль. Фауст тем временем уже чертил вокруг изуродованного тела собственный пентакль, старательно стирая чужие меловые полосы и разметая в стороны опавшие листья. Меловая полоса должна была пройти у края валуна, и чернокнижник, выразительно посмотрев на стражников, кивком головы указал на труп. Иржи и Максим, хмуро переглянувшись, оттащили тело ближе к центру рисунка.

— Благодарю, — Фауст теперь расставлял и заправлял масляные светильники, подсыпая в каждый толчёный порошок из каких-то душистых трав. — А теперь отойдите, и смотрите, не испортите пентакль!

Он взял в левую руку огарок чёрной свечи, что-то быстро забормотал, делая над ним пассы правой ладонью с растопыренными пальцами — и свеча затеплилась странным зелёным огнём. Запалив от него все расставленные светильники, чернокнижник погасил свой огарок и небрежно сунул куда-то в складки мантии. Потом, раскинув руки и вперив немигающий взгляд в тело внутри пентакля, заговорил нараспев на каком-то совершенно незнакомом Резанову языке.

Чужие слова накатывали волнами, сначала совсем маленькими, с едва заметными колебаниями тембра. Постепенно речитатив усиливался, а колебания становились всё сильнее. Спустя некоторое время голос Фауста уже скакал от грудного баса до визгливого дисканта, а глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит.

Воздух над телом заколыхался и будто сгустился. Смутное нечто — не тень и не дым — поднялось и, покачиваясь, застыло, едва различимое в свете пасмурного дня. Фауст, завершив своё заклинание несколькими раскатистыми словами, больше походившими на рычание, молча уставился на тень. Максим не видел ни лица, ни глаз, даже очертания человеческой фигуры в вызванном духе угадывались с трудом — было ощущение, что он смотрит сквозь толстое стекло на улицу, и через потоки дождя едва-едва может увидеть силуэты прохожих. Однако при этом капрал-адъютант чётко осознавал, что тень точно так же внимательно смотрит на Фауста, и в повисшем безмолвии на самом деле идёт оживлённый обмен информацией.

Наконец, чернокнижник сделал левой рукой замысловатый жест, то ли отпуская, то ли прогоняя духа, и тот растаял в воздухе. Фауст, склонив голову на грудь, постоял ещё немного, потом повернулся к стражникам. Вид у него был болезненный, он морщился и кривился, будто только что съел что-то весьма отвратительное на вкус, и теперь его может вырвать.

— Ерунда какая-то, — невнятно пробормотал мэтр, делая несколько нетвёрдых шагов. — Вот же хитрая сволочь!

— Кто?

— Тот, кого вы ищете. Пан Резанов, — Фауст мутноватыми глазами посмотрел на Макса. — Сделайте милость, проверьте, нет ли у покойного чего-нибудь во рту.

Максим извлёк из ножен кинжал, которым ещё в свой первый год службы обзавёлся в дополнение к палашу. Голова трупа, смятая, как банка из-под газировки, почти потеряла форму, но рот угадывался — по стиснутым с силой зубам. Осторожно просунув между ними лезвие, парень чуть нажал, и рот открылся. На землю выкатился неровный бугристый камушек, похожий на золотой самородок.

— Не трогайте! — предупредил чернокнижник, хотя Макс и сам не собирался хвататься за неожиданную находку.

— Что это?

Вместо ответа Фауст, достав из-под мантии собственный нож — Резанов с удивлением узнал кривую арабскую джамбию, сплошь покрытую серебряной вязью — нагнулся и с силой чиркнул по самородку. Из-под лезвия брызнули искры, а в воздухе ощутимо запахло чесноком. Презрительно хмыкнув, чернокнижник подобрал пустой ларец, концом клинка закатил туда находку и закрыл крышку. Потом несколько раз по рукоять загнал нож во влажную землю. Максим, всё ещё сидевший на корточках с кинжалом в руке, повторил за Фаустом эту импровизированную чистку.

— Золото дураков, — пояснил мэтр, беря в руки ларец. — Ваш оппонент, паны стражники, не лишён чувства юмора.

— Чтоб ему пусто было с таким юмором, — проворчал Шустал.

— Может быть, ещё раз вызвать духа? — предложил Максим. — Теперь, когда во рту ничего нет.

Фауст покачал головой:

— Это ничего не даст. Все последующие вызывания будут лишь ослаблять его, а внятность рассказа будет снижаться. Она и сейчас уже оставляет желать лучшего. Похоже, тот, кто призывал дух в первый раз, не исключал возможности, что тело вторично подвергнут некромантии.

— Меня такая дальновидность совершенно не радует, — мрачно заметил капрал-адъютант.

— И не должна. Но это уже не моя забота.

— Что всё-таки удалось узнать?

— Я видел Староместскую площадь, ту сторону, что ближе к Тыну, с лавками зеленщиков, мясников, пекарней и трактиром. Видел руины какого-то храма, но толком не разобрал, какого. И ещё хибарки над рекой — кажется, это был Подскали. Всё.

— И как нам это должно помочь? — хмуро поинтересовался Чех. Фауст развёл руками:

— Чем богат. Вы намерены похоронить бедолагу здесь же, или потащите в Прагу?

— Думаю, лучше будет оставить его здесь, — заметил Максим. — Только нужно вырыть нормальную могилу.

— Славно. И это, — чернокнижник приподнял ларец, — похороним там же.

Спустя полчаса под валуном появилась яма метра в полтора глубиной, которую вырыли два капрала. Пан Чех тем временем притащил целую охапку ивняка, которым и выстлал импровизированную могилу. Втроём они осторожно опустили туда перекрученное тело, потом ординарец установил в ногах трупа переданную Фаустом шкатулку.

— Оно опасно? — поинтересовался Макс.

— Золото дураков? Ну, в лаборатории с ним следует работать осторожно…

— Я не об этом.

— А, вы про нашего шутника. Полагаю, что нет. Оно уже своё дело сделало. Хотя кто знает.

Седоусый Войтех достал из сумки на поясе кожаный мешочек и, развязав тесёмки, зачерпнул из мешочка горсть чего-то, что Максим поначалу принял за сероватый порошок. И только в следующее мгновение Резанов понял, что это земля.

— Я бы не… — предостерегающе начал было Фауст, но пан Чех уже вытянул руку над ямой.

Едва первые крупицы освящённой — как сообразил Макс — земли коснулись тела и ларца, как что-то глухо ухнуло, а в низину, до того тихую, ворвался шквалистый ветер с реки. Ледяной порыв обжёг кожу на лицах, сыпанул в глаза палыми листьями, застучал друг о друга ветвями окружающих деревьев.

Заскрежетало, и Максим увидел, как ларец, мелко вибрируя, перекашивается на один бок, а тело в могиле начинает медленно вращаться, словно насаженное на невидимый вертел.

— Да сыпьте же, заканчивайте! — заорал Фауст опешившему ординарцу.

Тот послушно продолжил чертить землёй крест поверх трупа.

Снова налетел ветер, из ямы теперь доносились глухие удары, будто где-то там, под толщей грунта, кто-то прорубал себе путь на поверхность. Пан Чех забормотал молитву, Иржи перекрестился.

Максим, закрыв глаза, попытался вызвать в памяти уже основательно забытый образ из далёкого детства: сонный маленький храм в деревне, где жили дед и бабушка. Заброшенный, с наполовину облупившимися и осыпавшимися фресками, с ободранной с куполов позолоченной медью и чёрными, проржавевшими крестами. Храм стоял на взгорке, над селом, и утреннее солнце высвечивало мощные стены из красного кирпича, побитые и выкрошенные, в следах давно прошедшей войны — однако всё ещё не сдающиеся времени и непогоде. Макс однажды забрёл туда спозаранку, и помнил, как заворожило его зрелище восхода, когда через пробитую в алтарной стене дыру вдруг хлынули потоки солнечного света.

Этот свет капрал-адъютант постарался сейчас представить себе во всех подробностях — а затем разом, будто сдвинув заслонку и открыв путь водному потоку, направил его внутрь могильной ямы.

Последовавший за этим грохот походил на выстрел из пушки. Ветер, круживший и завывавший в низине, в мгновение ока превратился в упругий хлыст, который сшиб с ног всех четверых — и разом всё стихло. Мужчины поднимались на ноги, тряся головами, со звоном в ушах. Фауст, первым заглянувший в яму, хмыкнул и с хитрым блеском в глазах покосился на Резанова. Тот шагнул к могиле: ларец по-прежнему стоял в ногах трупа, но теперь выглядел так, словно попал под тяжёлый пресс. Тело же, хоть и по-прежнему изломанное и избитое, вернуло себе нормальное расположение конечностей. Руки и ноги расслаблено вытянулись вдоль туловища, голова откинулась на ивовых ветвях, а единственный уцелевший и оставшийся на положенном месте глаз был спокойно закрыт.

— Думаю, можно закапывать, — одобрил чернокнижник. Максим и Иржи снова взялись за лопаты.

Когда над могилой появился холмик свежей земли, Фауст опять достал свою чёрную свечу, повторил уже знакомые капралу-адъютанту манипуляции и принялся водить зелёным огоньком по поверхности валуна. Копоть пламени сложилась на камне в три буквы: R. I. P. Максу подумалось, что, с большой вероятностью, эту надпись, в отличие от копоти обычных свечей, не смогут смыть никакие дожди.

— Requiescat in pace, — произнёс чернокнижник, отходя от валуна. Шустал и Чех перекрестились, и вся компания двинулась в обратный путь.

Максим, видимо, основательно задремал в кресле перед камином, потому что когда он спросонья ошалело завертел головой, то обнаружил, что тело затекло и не слушается. Потом парень увидел и причину своего пробуждения: перед ним стоял Кабурек, и прижимал палец к губам.

— Идёмте, — шёпотом позвал водяной, направляясь к входной двери.

Подхватив с крюка на стене свой плащ, Макс вышел вслед за тестем наружу. Ночь стояла звёздная и безветренная, зато холод ещё усилился, и после домашнего тепла капрала-адъютанта тут же начал бить мелкий озноб. Кабурек свернул вправо, но, к удивлению Максима, зашагал не к мостику над Чертовкой, а к узкому проулку, ведущему на соседнюю улицу.

В ночи то поближе, то вдалеке, слышались странные потрескивания и хруст, переходящий иногда в шуршание. Резанов вслед за водяным пересёк спящую улицу, идущую параллельно той, на которой они жили, и снова оба нырнули в темноту простенка между двух соседних домов, а оттуда выбрались на набережную Кампы вдоль Влтавы.

Обнаружилось, что они не единственные, кому не спалось в эту ночь. Тут и там на берегу виднелись фигуры людей и нелюдей, стоящих безмолвно, поодиночке, парами и даже группами. Все они смотрели на реку, и тут Максим понял, что за звуки нарушали ночную тишину.

На Влтаве, наползая друг на друга, упираясь в мощные опоры Карлова моста, вздыбливаясь на толстых брёвнах ледорезов, теснились льдины. Они едва-едва шевелились, почти не продвигаясь вниз по течению — и пока Макс и Кабурек, присоединившиеся к ночному бдению, молча смотрели на реку, лёд встал окончательно.

Влтава замёрзла в два часа ночи, 3 июня 1588 года.