Кавалеристы выходили на рассвете. За день они должны были перейти Серую Змейку вброд, пройти оленьей тропой — и дальше, деревенскими тропками, лесными дорогами, вглубь Синелесья, глухими местами, за линию фронта, за границу — к той самой точке, обозначенной красным карандашом на карте в планшете Майра.
Кавалеристы должны были подойти к точке в час начала сумерек и отвлечь охрану. А ребята Трикса в это время выйдут в зеркало вслед за некромантами, чтобы нанести основной удар. С ними будет и Долика.
Долика меня провожала. В своём белом платьице, белая девочка, радостно блестела глазами, вообще было очень заметно, насколько ей весело, в каком она счастливом азарте. Обняла меня — и я ощутила толчок жутковатой силы, в ней и вокруг.
— Уже так надоело ждать, да?! — щебетала она. — Вот сегодня мы им дадим, да?
Я поцеловала её в макушку с таким чувством, будто целую заговорённый клинок: от её волос пахло не кукольным клеем, а холодным ветром и лесом.
Дорин принёс мне голубой лесной цветок. Ему-то было совсем не радостно.
— Возвращайтесь скорее, ладно? — сказал он, заглядывая мне в глаза.
И его я тоже поцеловала. Он был другой, живой, мой живой фарфоровый братец, и я была рада, что он-то останется на базе.
— По коням! — крикнул Майр.
И Клай придержал сначала торбу для Тяпки, а потом мне седло.
— Удачи, леди-рыцарь, — сказал он. — Храни тебя небо.
Было очень тяжело отпустить его руки. Едва заставила себя. И тут взлетели первые драконы.
— Держитесь, леди Карла, — сказал Ильк. — Трогаемся.
Строй некромеханической кавалерии сейчас выглядел совсем иначе — с пулемётами и притороченными к сёдлам тюками с патронами. И всадники в бронекирасах, касках и плащ-палатках с намалёванными белой краской защитными звёздами, с винтовками, на которых примкнуты были штыки, тоже выглядели иначе. Серьёзно и грозно.
Но тот самый парень, с голосом звонким, как у мальчишки, где-то на правом фланге конного строя, пронзительно свистнул и запел:
— Да, признаюсь, любила
Прежде артиллериста.
И сердечко разбила
Полковому горнисту.
А вчера я вздыхала
По корнету-нахалу.
Но теперь это в прошлом,
А бранить меня — пошло!
И эскадрон рванулся с места, а бойцы подхватили:
— Приедет милый друг ко мне
На механическом коне.
Ах, мама, даже на войне
Любви есть место!
Сверкает сталь, сверкает взгляд,
Медали весело блестят —
Готов и в бой, и на парад,
И в храм с невестой!
Они вышли маршевым шагом, как на параде, и допели — и рванули в шальной карьер, как только закончили последний куплет.
Я оценила новый способ путешествий верхом: несмотря на то, что эскадрон летел тем же диким аллюром, что и Ильк с Гинли по дороге на нашу базу, моя голова осталась ясной, меня не укачивало, я могла наблюдать за обстановкой. Я видела, как мимо зелёными лентами летят придорожные кусты, я заметила, как два дракона скользнули над самыми верхушками леса, следя за дорогой, мой Дар тлел на дне души — и всё это вместе было мучительно приятно. Во-первых, пока всё шло хорошо. Во-вторых, я поняла, что ситуация у меня под контролем.
Пока эскадрон шёл по нашей территории, всё было совсем неплохо. Я освоилась, начала как-то лучше и чётче видеть окрестности, мало-помалу привыкла к скорости — это меня успокоило. Я замечу, если что, думала я.
И я заметила.
Первая стычка с противником произошла не у нас, на земле, а в небесах, когда эскадрон вылетел на широкий песчаный берег Серой Змейки. Видимо, с той стороны знали про брод: над ним кружила пара жрунов — и один из них тут же пошёл вниз, сложив крылья.
Я даже понять не успела, откуда на них свалились драконы. Солнце светило очень ярко, слепило глаза — и жрунам, наверное, тоже был неприятен этот свет, зато драконы возникли прямо из солнечного марева. Один из них выдохнул струю огня прямо вдоль жруна, который пытался атаковать — и жрун, к моему удивлению, тут же загорелся весь, будто был не тварью с тяжёлой плотью, а бумажным дракончиком на рейках, хрупкой детской игрушкой.
В воздухе казался маленьким, а в реку рухнула тяжеленная полыхающая туша, как громадный ком горящей смолы, подняв фонтан брызг и столб чадного дыма.
А первые наши кавалеристы направили костяшек в воду — и Тяпка тревожно завозилась в торбе.
В небе тем временем шёл бой — вернее, драконы гоняли жруна. Если лёгонькие юркие южане не могли справиться с тварью, а подводили её под выстрелы с земли, то тяжеловооружённые северяне гоняли сами. Струи рыжего пламени, которые выдыхали драконы, были ярче и чище, чем чадное адское пламя жруна, похожее на пламя горящей нефти, и спуску они гаду не давали. Даже когда дымный язык огня коснулся серебряного драконьего крыла и кто-то внизу вскрикнул — опалённый только качнулся на лету.
— Смотреть вперёд и вверх! — рявкнул Майр. — За дорогой следить!
И тут из-за леса выскользнули ещё два дракона — серебряные стрелы, вспыхнувшие на солнце. Жрун довольно неуклюже кувырнулся на лету и попытался удрать за Серую Змейку, но четыре дракона быстро его остановили. Тварь, пылая, полетела вниз, от неё отваливались какие-то коптящие куски — и лес загорелся там, где она упала.
А драконы, широко расправив острые крылья, спланировали над самыми нашими головами — и Майр помахал им рукой.
— Леди, — сказал Ильк, — в воду идём!
Я инстинктивно поджала ноги — и Шкилет ринулся в реку, поднимая брызги. Тяпка в торбе негодующе гавкнула, вода окатила мои ноги, — и я на миг порадовалась высоким армейским башмакам и галифе из плотной ткани: ноги не промокли — но тут же меня окатил фонтан брызг, поднятый костяшкой, идущей рядом. Тяпка облаяла лошадь, кавалерист рассмеялся, Шкилет шёл всё глубже, холодная вода залила мои колени, волна плеснула выше — и мы миновали середину неширокой речки.
— Вам не холодно, леди Карла? — спросил Ильк.
— Ничего, только мокро, — отозвалась я.
Тяпка встряхнулась в торбе — и ещё раз встряхнулась. Вода из торбы вытекла сквозь швы, но всё равно моей собаке было так же мокро, как мне.
— Не замедляем ход! — крикнул Майр. — Вперёд!
— Где-то здесь ведь проходит линия фронта? — спросила я.
— Да, — сказал Ильк. — Прогулка кончилась, леди, дальше уже всё может быть.
Эскадрон рванул вперёд, уходя с открытой песчаной полосы берега к лесу. Над лесом ещё поднимался столб дыма и несло гарью, там догорал жрун, и я подумала, что может начаться и лесной пожар, но Дар чувствовал угрозу скорее с неба, чем с земли.
И я смотрела в небо.
А бойцы направили костяшек в лес — и я увидела ту самую знаменитую тропу. Если можно так сказать. Она была едва намечена — выбитое оленьими копытами местечко между старых деревьев. Вокруг лесной чертог стоял, как в древних и ужасных сказках Перелесья, полный влажного, даже душного сумрака с запахом гари, кое-где ветки сплетались над тропой — и мне стало сильно не по себе.
— Не растягивать строй! — услышала я приказ Майра. — Вперёд!
И эскадрон рванул в карьер.
Я не постигаю, как они ухитрялись так нестись по этой условной тропе. Костяшки скакали, как те самые олени, взлетая над валежником, перемахивая ручьи, текущие из чащи в Серую Змейку, — а я нервничала всё сильнее. Неба в просветах между вершинами деревьев было почти не видно, мне только казалось, что драконы кружат где-то над нами, — а впереди поджидало нечто, Дар чувствовал, что поджидало, — и в торбе тревожно ворошилась Тяпка.
А глазами я ничего не видела. Кругом была эта чаща, заросли и заросли, и всё вокруг шевелилось, шелестело, пестрило листвой и бликами на ней — чужое для меня, опасное место. Я пыталась собрать Дар в пучок, в луч, пустить его вперёд — как делала Хаэла и как делал Марбелл, говорят, но у меня получалось плоховато: я чувствовала всё те же стволы, всё те же ветки, всё ту же листву с бликами на ней, у меня рябило в глазах и в душе…
И вдруг Дар дёрнул где-то под рёбрами, будто застрявшим в мясе рыболовным крючком. И я дёрнула Илька за китель:
— Опасность впереди справа! Вот там! — и показала пальцем, протянула руку.
Ильк рванул вперёд, Шкилет, как сквозняк, просочился мимо нескольких бойцов, которые подавались в стороны.
— Майр! — крикнул он. — От Карлы: впереди справа!
Впереди глухо хлопнул выстрел — вверх взлетела ракета, оставила дымный след, вспыхнула где-то там, над кронами, где мне было не видно. Мы дали драконам знак.
— Впереди справа! — повторил Майр. — Внимание!
— Карла, — сказал Ильк, — наденьте каску.
Как же я надеялась, что не понадобится каску! Она была тяжёлая и неудобная, будто я напялила на голову котелок на шляпной подкладке. Но я не посмела спорить. Я теперь почти что боец, дисциплина есть дисциплина. Я только сдвинула каску на затылок, чтобы она не мешала мне чувствовать, — и тут же мутный ужас, телесный, физический, врезал под дых, как кулаком.
Помог определить направление — и я снова показала Ильку пальцем.
И тут же они ломанулись сквозь кусты, ломая ветки, наперерез нам. Будто они ждали там — тихо, как мертвецы.
Я впервые увидела полулошадей — и первое ощущение было: эта конструкция лучше, чем летающие жруны. У них в руках было оружие, помимо дыр для адского пламени, и они пёрли лавиной, грубо сделанные тяжёлые туши. Мне показалось, что их чудовищно много.
— Надо прорваться! — рявкнул Майр. — Вперёд!
Кавалеристы рванули так, что ветер засвистел у меня в ушах. И грохот выстрелов я услышала уже не столько справа, сколько сзади: в нас стреляли полулошади, потому что пуля летит дальше, чем струя огня, а наши огрызались в ответ, уж не знаю как. И тут с небес пали драконы.
Мгновенно стало нестерпимо жарко. Драконов было не меньше полудюжины — и они выдохнули разом, так, что между уходящим эскадроном и полулошадьми образовалась сплошная стена огня. Мне показалось, что эскадрон, как осеннюю листву, гонит раскалённый гудящий ветер. Я оглянулась, но увидела за нами только сплошное ревущее пламя.
— Пожар! — выдохнула я в ужасе в спину Ильку.
— Драконья зачистка, — отозвался он. — Держитесь!
Я не знаю, вели ли драконы бой — или с полулошадьми было покончено сразу. Эскадрон обогнал пожар, мы углублялись в чащу — и мне показалось, что никто из наших бойцов не отстал. Через некоторое время, которое затянулось для меня на целую вечность, дробный перестук копыт чуть замедлился: костяшки перешли на свой обычный маршевый шаг, быстрый и плавный, но не дикий карьер. Майр давал своим людям передохнуть от напряжения бешеной гонки.
Деревья здесь росли не так густо — и строй эскадрона стал чуть свободнее.
— Прорвались! — весело сказал Гинли, который фантастическим образом оказался рядом со своим приятелем. — Молодец, леди Карла.
— Все целы? — спросила я.
Сердце у меня колотилось так, будто пыталось взломать грудную клетку.
— Может, кого малость и зацепило, — хмыкнул Гинли. — Пустяки. И засада ерундовая.
— А мне вообще не нравится, что они оставили засаду на этой тропе, — сказала я. — Значит, знают о ней. Передай Майру: дальше может оказаться ещё. Ильк, дорогой, давай мы поедем поближе к Майру, а? Чтобы сразу предупредить?
— Нет, — сказал Ильк. — Мне приказано держаться середины строя. Вас приказано прикрывать от огня любой ценой. Гинли передаст.
Внезапно лес поредел — и в просветы между стволов стало видно широкое открытое пространство. Эскадрон вышел к широким лугам, чудесному месту, заросшему цветами высотой почти в человеческий рост, с лугов ветер нёс восхитительный, пряный, медовый запах. Здесь было светло, небо широко распахнулось над лугами, но здесь было и опасно: эскадрон, растянувшись, шёл рысью, прижимаясь к кромке леса, прибивая ароматную луговую траву.
Стояла странная тишина, которая действовала мне на нервы. Мне казалось, что должна быть погоня, должны быть засады, а вокруг только шелестела листва под ветром и перекликались птицы, которых не пугали грохот копыт и звяканье сбруи.
Линия фронта проходила далеко, мы перешли старую границу, уже углубились в Перелесье. Эти цветущие луга и страшная лесная чаща — это всё уже было не наше. Ну и где же хозяева? Не видят нас? Не слышат? Неужели церковные символы и наши звёзды так здорово работают… нет, ведь и должны, мы так и ожидали… но всё равно… та засада полулошадей… почти на границе ведь. Если знали про брод, знали про тропу, то почему…
Чем дальше мы продвигались, тем мне становилось тревожнее.
И вдруг откуда-то издалека, из этого солнечного марева, донеслось глухое баханье — выстрелы из пушек. Впереди! Там бой шёл! Я совершенно отчётливо различила жестяной злобный стрекот пулемётов — и снова бахнула пушка и захлопали далёкие винтовочные выстрелы.
Видимо, Майр тоже не мог ничего понять, потому что крикнул:
— Эскадрон, стой!
— Что за дурь! — пробормотал Ильк.
— Там рубиться-то некому… и не с кем, — отозвался кавалерист, остановившийся рядом. Я с завистью отметила, что он-то без каски.
— Там тыл, да…
— Вверх, вверх смотрите! — крикнул кто-то впереди.
Я взглянула в небо — с неба планировал дракон. Он не так сиял, как обычно, на его серебряных крыльях будто сажа осела. Дракон не просто снизился над строем — он опустился на землю, в высокую траву, и встряхнулся, будто хотел очиститься от копоти.
У него не вышло.
Даже в человеческом обличье юный дракон был вымазан сажей, на нём сгорела и висела клочьями рубаха, а обожжённое плечо покрывали пузыри, кое-где лопнувшие и оставившие розовые и багровые раны. Половина лица у него покраснела, будто на него кипятком плеснули, — и мне показалось, что брови и ресницы у него тоже сгорели.
— Хочешь пить? — тут же спросил Ильк.
А я отцепила от тюка флягу.
Дракон взглянул благодарно, взял и отпил, по-моему, сразу половину, долго не мог оторваться. Выдохнул и сказал хрипло:
— Благодарю. Эй, Майр, наши вычислили засаду. Там, впереди, у деревни Чащобье. Альхорн ведёт бой.
— Нужна помощь? — спросил Майр.
— Ты не смеешь, — сказал дракон. — Тебе нельзя пока. Да и…
Он замолчал, прислушиваясь. И я прислушивалась.
Пушка замолчала. Пулемёты ещё стрекотали, потом один захлебнулся, второй коротко огрызнулся раз, два — и стих. Мы услышали ещё несколько одиночных выстрелов — и наступила тишина.
— Всё, — сказал дракон спокойно и устало. — Там уже всё. Открой карту, Майр.
Майр открыл ему планшет.
— Ветер отсюда, — сказал дракон. — Погонит огонь в сторону от Серой Змейки. Поэтому тебе не надо сюда. Идите по этому просёлку. Экхильд отправил туда четверых, они прикроют.
— Там были жруны? — спросил Майр.
— Были, — равнодушно сказал дракон. — Неважно. Чащобье зачищено полностью. Идите по этому просёлку, путь свободен до вот этих хуторов. Они пустые стоят, оттуда перелесцы всех вывезли. У хуторов примут Дорнгхорн и его парни — и будут сопровождать до вашей точки.
— Тебе нужна помощь? — спросила я.
— Я ещё попью? — попросил дракон.
Я кивнула. Он допил, отдал Ильку пустую флягу.
— Мне пора, — сказал он. — Идите по просёлку. Я посмотрю за вами.
— Тебе бы отдохнуть, — сказал Майр.
— Серебро не кровоточит, — ухмыльнулся дракон половиной рта. — В полёте легчает.
— Дым, — сказал кто-то за моей спиной.
Столб дыма, густой и чёрный, громадным клубящимся грибом вырастал из-за леса. Страшно там горело.
— Идите, — сказал дракон. — Сегодня ветрено, плохо, если огонь вас догонит.
Он зажмурился, мотнул головой — и серебро потекло сквозь него, уже чистое до изумления. Поменяв облик, дракон встряхнулся, как птица, подпрыгнул — и нырнул в небо, как в воду.
— Вперёд! — крикнул Майр. — В темпе!
И эскадрон рванулся с места.
Мы вихрем пронеслись по кромке леса — и я почувствовала запах гари и дыма. Ветер гнал на нас запах пожара. По-моему, огонь распространялся быстрее, чем дракон думал, — и Майр торопил эскадрон. Нам надо было двигаться быстрее огня.
Я цеплялась за Илька, который гнал Шкилета вперёд, пригнувшись к его шее, и думала, что Ричарду, наверное, было бы жаль сгоревший лес… и сколько всякого отвратительного и ужасного может сгореть в этом лесу… а может, там не только ужасное и отвратительное… а этот столб дыма за нашими спинами — он же как маяк, его, наверное, видно издалека… интересно, все гады на той стороне уже знают, что драконы сожгли Чащобье, или кто-то ещё не в курсе дела…
Луг пересекал тот самый просёлок — и эскадрон свернул на него, снова оказавшись внутри леса. Лес доводил меня до отчаяния: здесь всё было предельно зловещим, Дар полыхал так, будто мне горящих углей насыпали под сердце.
Становилось немного легче, только когда я видела, как над нами кружит дракон. Но он был один, раненый — и я думала, что с двумя-тремя жрунами ему не справиться… а если жрун атакует эскадрон, как мы отобьёмся?
На просёлке нам внезапно попались беженцы: усталая пожилая женщина, девушка и двое оборванных детей.
Они все вместе катили ручную тележку с каким-то жалким скарбом — и шарахнулись в придорожную канаву. Пропускали эскадрон — и смотрели на нас безумными от ужаса глазами.
Видимо, думали, что видят ад во плоти. А я никак не могла смотреть на этих бедолаг как на врагов, им было порядком хуже, чем мне… и нельзя ничем помочь.
А хотелось — даже при том, что они, наверное, ненавидели нас смертельно, не меньше, чем боялись.
А ещё меня жгло ощущение, что я что-то упустила, недоучла. Что-то очень важное, жизненно важное, — но оно висело на самом кончике мысли, как на волоске, и мне было никак его не поймать. Это было мучительно до нестерпимости.
Вдобавок становилось очень жарко. Мне было неудобно и тяжело в каске, в галифе, в плащ-палатке, под которой уже стало как в кастрюле на плите, я начала уставать от непривычной позы и от лошадиных рывков. День едва перевалил за полдень, а я уже вымоталась и начинала злиться на себя. Подумайте, какая нежная фрейлинка! Кисейная барышня!
Ты же выживала в балагане, Клешня, очнись! Забыла уже?! Привыкла по дворцовым паркетам…
Две жарких и острых мысли резанули наотмашь.
Нас ждут впереди. На этих трижды проклятых хуторах — нас ждут. Там засада.
Я чувствовала её впереди, будто кто-то зажёг там маяк.
Я даже поняла, почему её не заметил дракон.
Это же демоны. Полулошади. Они не дышат, не двигаются, не живут. Ждут.
И вторая мысль: они не нас ждут, нет. Не видят они нас. Не видят они фарфоровых, а костяшки для них и подавно не существуют.
А чего же они ждут?
Сигнала.
Кто-то должен нас видеть, слышать, чувствовать — засечь. И спустить демонов, как адских гончих. Дать им приказ. Как-то нас пометить. Кто-то живой. Кто-то с Даром.
Это я не демонов чую, осознала я — и тут же почувствовала бесплотные пальцы, шарящие во мраке. Дар, сведённый в щупальца тёмного жара. Кто-то там, впереди, делал это лучше меня — и я Даром и всем телом почувствовала, как такое щупальце ткнулось в меня — и отскочило с каким-то болезненным звоном.
От бронзовой фигурки на шнурке у меня под рубашкой.
Не знаю, кто меня защитил, — Вильма, предки, Господь или все они вместе — но они защитили, а я почувствовала себя в силах действовать.
— Ильк! — крикнула я. — Впереди нас ждут!
— Драконы? — спросил он, полуобернувшись.
— Демоны! На хуторах! Эти хутора нашпигованы демонами, напиханы демонами, я всей кожей чувствую! — заорала я. — И их командир там, человек, некромант! Он видел дым, понимаешь?! Дым видел!
Ильк толкнул Шкилета коленом, рявкнул:
— Дорогу! Майр!
И снова рванулся вперёд, мимо товарищей, расступавшихся в стороны, — но в этот раз поравнялся с командиром.
— Майр, — сказал Ильк, — Карла видит засаду на хуторах.
— Стой! — заорал Майр и сказал тише: — Конкретнее.
Я объяснила ему, как смогла.
— Я уверена, уверена, что они как-то держат связь между собой, — говорила я, слишком быстро, но меня несло, я никак не могла взять себя в руки. — Я уверена, что тот, на хуторах, знает, что драконы сожгли тех, в лесу, и что в Чащобье был бой, тоже знает. Через ад, демонов, зеркала — я не знаю, они чернокнижники, у них свои приёмы. Я просто чувствую. Я знаю: он нас уже засёк. Вас, скажем так. Вас. Не меня. И нас ждут.
— Так, — сказал Майр и вытащил планшет.
— А обойти мы не можем? — спросил усатый красавчик из-за его плеча.
Майр рассматривал карту. Наш просёлок обозначала тоненькая линия, более широкая проходила восточнее, но все они сходились к хуторам, только оленья тропа, обозначенная пунктиром, огибая их, забирала сильнее на север и запад.
Но про эту тропу перелесцы уже слишком хорошо осведомлены, по-моему.
— Если только вот так, лугами… крюк сделать, — пробормотал Майр. — А вот тут, драконы говорят, болото… тут не пройдут костяшки.
— Мессир Майр, — сказала я, — ты прости, но они уже в курсе. Я чувствовала, как этот гад, который командует демонами… не знаю, как тебе объяснить… как он вас ощупывал на расстоянии. Я думаю, если речь идёт о вас, то сами по себе демоны чуют… или, не знаю, по-своему видят только движение, но кто движется — не особенно хорошо разбирают. Людей — другое дело… Но на вас их надо навести. Пальцем показать. И кто-то показывает.
— Это да, — сказал Ильк. — Жруны, например, не особо на нас охотятся, заметьте. Моторы вот им не нравятся… у моторов более адская природа или более божеская?
Кто-то коротко хохотнул.
— Я серьёзно, между прочим, — сказала я. — Знаете, у меня такое чувство, что демоны здесь повсюду. И собака моя нервничает, это тоже много значит. Но мы у них перед самым носом можем ходить. У меня такое чувство, что мы пару таких засад проскочили. Тот, кто наводит, не знал… а вот сейчас знает. И либо тех, что на хуторах, поднимет, либо — других, по пути… не могу объяснить…
Стало очень тихо.
— Представьте, — сказала я. — Вот, вот и вот — дороги, по которым в принципе можно подобраться. И вы в разных местах оставляете… сюрпризы. Как закопанные мины или адские машины. Я боюсь, если мы попробуем обойти хутора, то…
— Он весь лес поднимет, — закончил Майр. — Да?
— Да, — сказала я. — На самом деле тут тварей много, а вот настоящий враг, может, и один. И всем этим управляет. И уничтожить пришельцев ему велено любой ценой. Это он, именно он следит за всеми дорогами. И он видел дым, а когда увидел дым, стал прикидывать, что Чащобье сделало драконам… Курица я нелепая! Надо было спросить того дракона, как они засекли в Чащобье засаду!.. Впрочем… там люди были. Раз стреляли. Да?
— Полулошади тоже могут, — заметили у меня за спиной.
— Не из пушки же, — возразила я. — Нет. Там люди были. Поэтому и обозначились, кто-нибудь там бегал по деревне или начал палить по драконам. А вот на хуторах, я думаю, если и есть живой человек, то только один. Зря перелесцы, что ли, оттуда население вывезли…
— Всё-таки придётся прорываться с боем, — сказал Гинли. Погладил шею костяшки и пулемёт — тем же движением.
— Н-нет, — сказала я. Голос сорвался. — Надо грохнуть гада. Именно одного его. И дальше мы поедем, как по Морскому проспекту в столице.
— Дивная идея, — кивнул Майр. — А как? Отправить на хутора драконов? Так ведь никаких гарантий, что, пока драконы будут жечь демонов, — а это тяжёлый бой будет, как и над Чащобьем, — гадёныш не смоется… Я даже подумал: а он из Чащобья смыться не мог? Например, на полулошади верхом? Махнуть прямо через лес… одна лошадь там пройдёт, я думаю…
— Драконы бы заметили, — сказала я, но не очень уверенно. — Но неважно. В любом случае, если мы отправим драконов, он лес поднимет. Я бы подняла. Просто потому, что я, может, и погибну, зато и коварного врага заберу в ад с гарантией. Драконам в любом случае нужно время, а ему, быть может, пары минут хватит… кто знает, что это за обряд.
— Не может же быть, чтобы вообще без шансов… — начал Майр и замолчал.
— Тварей может быть очень много, — сказала я. — И уж во всяком случае не выйдет пройти скрытно. Но у меня есть одна идея. Среди нас есть один… которого гад не видит, в общем.
И все посмотрели на меня.
— Ну да, — сказала я и сняла каску. Сразу стало легче жить. — Вот я и пойду.
Тяпка скульнула и поскребла мою ногу лапой.
— Да, — сказала я. — С тобой, Тяп, пойду. Тяпка найдёт. А я убью.
— Одна? — Майр покачал головой. — Не дойдёшь.
— Запросто дойду, — фыркнула я. — На раз-два. Он меня не видит. А я его чую, и Тяпка приведёт прямо точно к месту.
— Он, может, и не видит, зато может учуять демон, — сказал Ильк. — Вы сами сказали, что демоны чуют живых, леди. У меня есть идея: мы с вами туда закатимся на Шкилете. Вместе. А собачку вы пустите бежать, пусть нюхает.
— А тебя он видит, Ильк, — сказала я. — И всю внезапность ты похеришь.
Ильк повернулся ко мне так, как только его корпус позволял. Сказал весело:
— А и пусть видит, леди Карла! Парней мы оставим здесь, а сами выдвинемся. Что гад подумает? Гад подумает, мы дозорного послали, поглядеть, всё ли на хуторах спокойно. Ну?
— Точно, — сказал Майр. Я даже услышала улыбку в его голосе. — Голова, Ильк, молодец.
— Да, командир! — в голосе Илька даже фатовские какие-то нотки появились, героя нахальной песенки. — И притаится, будет тихонечко там сидеть, как мышь под веником! Представьте, полоротый заявляется в расположение, оглядывается, сдуру никого не видит, возвращается к своим и говорит, мол, всё чисто! И вся толпа полоротых заваливается прямо в пасть, а?
Я обняла Илька за талию и привалилась к его спине.
— Да. Да. Ты молодец. Мы именно так и сделаем. Мы с тобой так и сделаем, потому что я чувствую: ты всё понимаешь правильно.
— Хорошо, — сказал Майр. — Вы пойдёте. Вместе с Ильком — шанс появляется, да.
Ильк, отдавая честь, лихо вскинул ладонь к каске — как к берету с роскошным пером, точно таким движением. Спрыгнул с коня, помог мне спуститься — и я поставила на землю Тяпку.
Она обрадовалась, но как-то не очень уверенно, виляла хвостом и заглядывала мне в глаза, вопросительно. Я присела на корточки рядом с ней, обняла — и её носом тронула мой счастливый амулет под кителем, к которому прикоснулась гадина.
Прикоснулась, конечно, не телесно, так что не запах остался, — но то, что осталось, моя собака как раз чуяла лучше всего. Я просто не сомневалась, что всё получится.
Тяпка чихнула и тихонько, глухо зарычала.
— Ты чуешь, да? — спросила я в самое замшевое ухо. — Чуешь его?
Она сама потянулась нюхать, но опять чихнула — и злобно залаяла, повернув морду вперёд. Туда, к хуторам.
— Видишь? — сказала я Майру. — Она чует гада. Мы поехали.
— Помоги вам Господь, — сказал Майр. — Будьте осторожны, ради всего святого.
Кавалеристы молча, печально смотрели на нас. Ильк помог мне подняться в седло. Тяпка пританцовывала вокруг, приседая на передние лапы, звала нас вперёд.
— Ищи, — сказала я. — Ищи его, Тяпочка!
Ну, она была златолесская борзая. Она рванула вперёд так, что и костяшке пришлось поднажать, чтобы угнаться за моей собакой. Любила она побегать, Тяпка, а удавалось от души поноситься не так уж часто…
И охоту, даже вот такую охоту, она, похоже, тоже любила.
Просёлок вёл как раз куда надо — и Тяпка неслась прямо по нему. Вскоре лес по обочинам сперва потемнел, а потом начал потихоньку светлеть снова — и мрачная хвойная чащоба уже перед самым хутором превратилась в весёленькую рощицу из ясеней и ещё каких-то деревьев с листьями-лапками, которые не росли у нас на побережье. Вокруг было очень тихо и пустынно, даже птиц я почти не слышала, только ярко светило солнце и блестела зелень. У самых хуторов лес вдруг расступился, как театральные кулисы, дорога пошла немного вниз — и в этой самой низине стояли брошенные дома.
То есть те, что считались брошенными. У меня волоски на руках встали дыбом от нестерпимого контраста этого яркого солнечного света, беззащитных домишек, заросших кустами сирени и купами цветов, — и того кошмара, который притаился за всем этим.
Тяпка замедлила шаг, потом остановилась у ног Шкилета и подняла голову — смотрела на меня. Ильк спешился и придержал мне стремя: начиналась самая наша работа.
Тяпка стояла и рычала еле слышно. Приподняла переднюю лапу, как легавая собака, которая делает стойку, нацелила нос на беленький домик под красной черепичной крышей.
— Какая умная со… — начал Ильк, но я мотнула головой и прижала палец к губам.
Он понял, скинул с плеча винтовку, лязгнул затвором и пошёл за мной, стараясь ступать потише.
— Ищи, Тяпочка, — шепнула я одними губами.
Ощущение было такое, будто я стою совершенно голая посреди балагана, а вокруг полно лохов, только не простых, а отборной уличной мрази. Я впрямь чувствовала их всюду, у меня было такое чувство, что они нервничают, пытаются понять, что в обстановке изменилось, — и не могут, и это их злит и напрягает. Но приказа нападать им не дают.
Если Ильк прав, успокаивала я себя, то и не дадут.
Спокойно, Клешня, спокойно. Лох как лох, будь он хоть семи пядей во лбу. Мы его надуем.
А Тяпка не кинулась. Она мучительно, еле переступая, протягивая нос вперёд, вся вытянувшись, еле брела к этому дому. И я уже подошла достаточно, чтобы дом заполыхал внутри меня ослепительным чёрным жаром, — не знаю, какими словами это ещё можно описать.
Он был не мне чета, тот, кто в этом доме сидел!
Я была маленькая девочка, а он… мне он представился штормовой волной, которая смоет и покатится дальше, кошмарной и безжалостной силой. Я шла к настежь открытому, но завешенному шторкой низкому окошку дома, выходящему на широкий пустой двор, и с мучительной ясностью понимала, что он подходит к этому же окошку с другой стороны. Вот сейчас он отдёрнет миленькую шторку, вышитую розовыми цветочками, мы увидим друг друга практически глаза в глаза…
И конец мне.
Я не знала, что делать.
Я шла так же медленно, как Тяпка, еле переставляя чугунные ноги, перебирая про себя виды звёзд, щитов, охранных молитв, и всё это было — как девчоночий кружевной зонтик, когда надо как-то укрыться от надвигающейся волны высотой с дом.
Тот за окном — он не того калибра фигура был. И сейчас он уже понял, кто именно его навестил: на таком мизерном расстоянии, с его возможностями — какая маленькая и светленькая безделушка может меня прикрыть?
Последний шаг я сделала, уже слыша его последний шаг там, за стеной. И по карнизу свистнула штора. И в этот миг случилось нечто фантастически быстрое и фантастически непонятное: что-то мелькнуло мимо меня, кто-то ахнул или вскрикнул — и рухнуло тело, и всё это одновременно. И напряжение пропало мигом, будто кто свечу задул.
И Тяпка залаяла, то ли злобно, то ли радостно — упёрлась лапами в стену и лаяла в окно.
— Пойдёмте в дом, леди, — сказал Ильк. — Поглядим, что как.
Я оглянулась на него.
Он стирал кровь со штыка пучком сочной травы. И до меня дошло.
— Нет, Ильк, — сказала я. — Ты будешь здесь, брат. Пока он был живой — ты мог, а сейчас уже не сможешь. Сейчас — это моё дело.
И свистнула Тяпку, а потом дёрнула дверь.
Дверь не подалась. И Ильк без слова высадил её плечом и распахнул дурацким и галантным жестом:
— Леди?
— Здесь стой, — сказала я раздражённо. — И следи. Позовёшь, если что.
И вошла внутрь.