Курс на СССР: В ногу с эпохой!

Глава 1

Луч фонаря метался по стенам, выхватывая из темноты груды хлама. Шаги гулким эхом раздавались все ближе. Первым шел Витёк с фонариком и пистолетом, за ним, сжимая в руках тяжелый гриф от штанги спотыкался его подельник.

— Брось ты эту дрянь, — со смехом сказал Витёк. — Вечно всякую гадость таскаешь.

— А что, хорошая штука, — возразил второй и несколько раз ударил грифом по стене. — О, как!

— Ты что, девку испугался? — хохотнул Витёк.

— Сейчас найдём, я тебе покажу, как я «испугался», — обиделся второй.

— Чур, я первый, — подхватил Витёк, и они похабно заржали.

— Эй, девочка, — прокричал в темноту второй. — Мы идём к тебе, готовься.

По тяжелому и свистящему дыханию я почувствовал, как напрягся Серега. Он, как разъяренный бык, готов был броситься на врага, невзирая ни на что.

Я схватил его за локоть, с силой прижимая к шершавой стене.

— Тихо. — прошипел я ему прямо в ухо. — Убьют. Пистолет видел?

Он лишь дико тряхнул головой, его глаза в полумраке горели отчаянной решимостью идти на всё. Оттолкнув мою руку, он показал пальцем в сторону приближающегося луча света, затем на себя, на меня и сделал резкий, рубящий жест, показывая готовность к атаке. Я сжал кулаки.

Я понял, что другого выхода нет. Пока они не знают о нашем присутствии, у нас есть хоть призрачное, но преимущество. Промедление — смерть.

А умирать ещё раз мне как-то не очень хотелось.

Стараясь унять колотившееся где-то в горле сердце, я с готовностью кивнул Сереге: «Да, давай попробуем». Мысли путались, но тело уже действовало на автомате. Жестом я показал Валентине отойти как можно дальше, а мы с Гребенюком, вдавшись в стену, стали ждать, когда они приблизятся.

Раздался грохот, отборный мат, и луч фонарика повернул назад, высветив лежащего на полу второго. Похоже тот довыпендривался с грифом, и всё-таки уронил его себе на ногу.

— Шут, ты бесподобен! — заржал Витёк, и это стало сигналом к действию.

Серега с разбегу врезался в Витька. Тот упал от неожиданности, и старый «Парабеллум» отлетел в сторону. Я в это же мгновение набросился на лежащего Шута, пытаясь заломить ему руки.

Несколько секунд в подвале были слышны только хриплое дыхание, глухие удары, и звуки копошащихся тел. В тесноте коридора мы слились в одну кучу и было сложно разобрать, кто где. Не знаю, как Серёга, но я ориентировался исключительно по запаху навоза и отборному мату, которым крыли нас бандиты.

Преимущество от внезапности нападения скоро исчезло. Бандиты довольно быстро пришли в себя. Всё-таки физически они были намного сильнее.

Серега дрался как зверь, нанося удары Витьку, но тот, оправившись от неожиданности, легко ушел от атаки и ответным ударом кулака в челюсть отправил Гребенюка в нокдаун.

Я изо всех сил цеплялся за здоровяка, но тот лишь фыркал от злости и, сбросив меня с себя, швырнул о стену. Воздух с силой вырвался из моих легких, в глазах помутнело.

Все кончилось так же внезапно, как и началось. Мы оба, я и Серега, лежали на полу, пытаясь отдышаться. Я слышал собственные удары сердца, грохотавшие в ушах.

Шут успел поднять фонарик и направил на нас луч света.

— Мать твою, — выругался он и сплюнул на пол. — Витёк, что это за клоуны?

Витёк, шаривший в это время в темноте в поисках пистолета зло прикрикнул на него:

— Сюда свети!

Шут перевел луч фонарика в сторону Витька, и я попытался воспользоваться случаем и снова боднул его ногой в колено. Но тот устоял, и, кажется, даже особо не почувствовал моего тычка.

— Дурачье, — с презрением выдохнул Витек, подходя к нам с пистолетом в руках. — Ну чего припёрлись? Отстегивали бы денежку и работали бы спокойно. А мы бы проследили, чтобы вы хорошо работали.

— Ага, — довольно добавил Шут. — Чем лучше бы вы работали, тем лучше бы мы жили. Всё, как обещала партия.

— А теперь это только мечта, — как-бы сожалея вздохнул Витёк, передергивая затвор. — Жили бы дальше. А теперь всем троим путь-дорога на тот свет. Ни свидетелей, ни проблем.

— «И никто не узнает, где могилка твоя» — слегка переиначив текст фальшиво пропел Шут. — Тут рядом ферма и ямы навозные. Прекрасно органику переваривают.

Я зажмурился, представив открывшиеся перспективы, если дежурный не передал моё сообщение Сидорину. Я вжался спиной в холодную стену, понимая, что второго шанса оказаться в каком-нибудь прошлом нет. Значит, надо выжить любой ценой.

Рядом захрипел Серега, пытаясь подняться на локте. Валентина молодец, замерла в тени, ничем не выдавая своё присутствие. Я надеялся, что она, воспользовавшись потасовкой успела выбраться из подвала, но, луч света, направленный в дальний угол выхватил из темноты сжавшуюся в комок девушку. Её глаза светились от ярости. Она была похожа на молодого дикого зверька, готового броситься на первого, кто приблизится к нему.

— А вот и наша беглянка, — радостно воскликнул Витёк. — Что же ты не убежала? Хочешь посмотреть, как мы будем кончать твоих дружков?

— А давай, пусть сначала они посмотрят, как мы будем кончать в неё, — похабно заявил Шут.

Сергей яростно вскрикнул и попытался подняться на ноги, но, получив очередной удар от Витька впечатался в стену.

— Не зли меня, малыш, — медовым голосом произнёс Витёк. — А то получишь ата-та по попе!

Шут заржал, снова уронив гриф.

— Вот черт, — ругнулся он, едва успев отскочить, чтобы не отбить ноги.

И тут, сквозь разбитое окошко, стал слышен нарастающий рёв моторов, резкое, пронзительное «У-у-у!» сирены и визг тормозов. Звук был таким неожиданным, таким инородным в этом заброшенном месте, что все, на секунду застыли.

Витька инстинктивно направил ствол в сторону звука и поднял голову, вслушиваясь в происходящее за пределами подвала. Его подельник с фонарём тоже уставился в потолок.

— Это чё там? — сдавленно выдохнул Шут, и в его голосе впервые прозвучал страх.

У входа в подвал, раздались тяжёлые, быстрые шаги, чьи-то голоса, отрывистые команды. Потом оглушительный грохот! Кто-то с силой ударил в дверь, та с треском распахнулась, едва не сорвавшись с петель.

Луч мощного прожектора ослепляя ударил прямо в лицо. Витёк заморгал, прикрывая глаза рукой. Шут инстинктивно схватил лежащий у его ног гриф, потом, испугавшись, отбросил его в сторону, и тот с оглушительным лязгом покатился по бетону.

За ослепляющим светом прожектора, чётко вырисовывались силуэты в милицейских шинелях. Впереди, с пистолетом в вытянутой руке, стоял Сидорин в своей фирменной «Аляске»,

— Ни с места! — его жесткий голос гулко отразился от стен подвала, наводя на навозников ужас. — Оружие на пол! Руки за голову! Быстро!

Но Витька, видимо, отчаялся. С диким, почти звериным рыком он рванулся в сторону с пистолетом в руках, пытаясь укрыться за бетонным уступом.

— Парень, не дури, сдавайся! — крикнул кто-то из милиционеров.

Но Витька направил ствол в сторону Валентины и недобро прищурился.

Раздался один-единственный, чёткий выстрел. Негромкий, без эха. Пуля, выпущенная Сидориным, ударила в стену в сантиметре от головы бандита, осыпав того осколками штукатурки.

— Следующая будет в лоб, — абсолютно спокойно сообщил лейтенант. — Бросай.

Пистолет с глухим стуком упал на пол. Трое оперативников ворвались в подвал, прижав бандитов к стене, сковывали наручниками руки за спиной и поволокли их подвала.

Сидорин, не выпуская оружия, скользнул по задержанным взглядом, кивнул и быстро спустился вниз.

— Живы? — коротко бросил он.

— Живы… — с трудом выдохнул я, даже не пытаясь встать. — Спасибо, Андрей Олегович… Вы как… вовремя.

— Похоже на то, — кивнул Сидорин, внимательно оценивая наше физическое состояние. — Молодец, что оставил дежурному информацию. А так бы… пропали бы вы тут.

Он подозвал милиционеров, осматривающих подвал и попросил их помочь нам подняться. Валентина выбралась из своего укрытия и бросилась к Гребенюку, который, поддерживаемый милиционерами, едва стоял на ногах.

— Всё, всё, Валь, — прошептал он окровавленными губами, прижимая девушку к себе. — Я же говорил… Всё кончилось…

Крепко обнявшись, Сергей и Валентина стояли в ярком свете прожектора и, не обращая внимания ни на кого, целовались, бормоча что-то бессвязное.

Сидорин наблюдал за этой сценой несколько секунд, потом кивнул одному из оперативников.

— Помогите им выбраться наверх. И вызовите «скорую» для освидетельствования.

Подниматься по шаткой железной лестнице было непросто. Ноги подкашивались, всё тело неимоверно болело. Когда мы выбрались из этого проклятого подвала я глотнул холодного ночного воздуха, и едва не потерял сознание. Меня вырвало, и я почувствовал некоторое облегчение. Похоже, сотрясение мозга я всё-таки заработал. Но, может быть, это просто от стресса.

На улице было многолюдно. Помимо милицейских машин с мигалками, стояла и тёмно-серая «Волга» Сидорина и скорая. Задержанных уже грузили в автозак, они стояли, ссутулившись, не глядя по сторонам.

Нас позвали в скорую, Гребенюк сначала отмахивался, всё ещё не выпуская Валентину из объятий, но потом всё-таки пошел на осмотр.

Сидорин, закончил отдавать распоряжения и подошёл ко мне.

— Ну, Александр, — он достал пачку «Беломора», но курить не стал, просто покрутил её в пальцах. — Похоже, вы с Гребенюком родились в рубашке.

— Я понимаю, — кивнул я. — Спасибо.

— Не за что. Работа. — Он на мгновение задумался. — Похоже, эти двое мелкие сошки. Исполнители. Но их показания могут вывести на тех, кто стоит за этим рэкетом. Так что ваше самовольство, — он кивнул в сторону подвала, — возможно, принесло больше пользы, чем вреда. Хотя поступок чертовски безрассудный.

— Другого выхода не было.

— Это вы так думаете, — Сидорин всё же достал сигарету и прикурил. — Ладно. Сейчас домой. Отсыпаться. Завтра я с тобой свяжусь, скажу куда, когда и к кому подойти для дачи официальных показаний. И вы, — он повернулся к Гребенюку и Валентине, — тоже. Вам, девушка, тоже к врачу надо, обратиться.

— Я в порядке, — тихо, но твёрдо сказала Валентина. Её лицо было бледным, но взгляд ясным.

— Как скажете, — он повернулся и подозвал водителя. — Отвези их по домам.

Я, решив воспользоваться случаем, напросился в машину Сидорина.

Сергея и Валентину, закутанных в милицейские бушлаты, усадили в дежурную машину и повезли домой, отогреваться и отпаиваться чаем. Сидорин коротко бросив водителю: «Адрес знаешь», махнул рукой мне, указывая на свою «Волгу».

Я молча опустился на пассажирское сиденье. Дрожь, которую я сдерживал все это время в подвале, теперь вырвалась наружу, и я беспомощно стучал зубами. Андрей Олегович, не глядя на меня, завел мотор, включил печку на полную мощность и выжал сцепление.

«Волга» тронулась плавно, оставляя позади суету у старого хлебозавода — мигалки, фигуры в шинелях, запертый автозак. Мы ехали в тишине, нарушаемой лишь ровным гулом мотора и воем вентилятора, гнавшего в салон живительное тепло. Я откинул голову на подголовник, закрыл глаза, пытаясь унять бешеный стук сердца.

— Парабеллум, — сказал я, чтобы хоть как-то начать разговор. — Странный ствол для деревенских качков. Не «ТТ», не обрез, а именно «Парабеллум». Раритет. Коллекционная вещь. Откуда он у них?

Сидорин пожал одним плечом, переключая передачу.

— Варианта два. Первый, черные копатели.

— Копатели?

— Ну да. Ребята, которые с металлоискателями по лесам да болотам шляются. В основном, конечно, ищут монетки, крестики, всякую старинную мелочь. Но наши леса — это сплошное военное кладбище. От Наполеона до Второй Мировой. Немецкое оружие, особенно в болотах, сохраняется отлично. Найдут ящик с гранатами, пару автоматов, пистолеты… И не сдают, конечно, а несут на черный рынок. Коллекционеры платят бешеные деньги. Без лишних вопросов. Для таких пацанов, как наши, это был идеальный вариант: купить ствол без всяких номеров и регистраций.

— А второй вариант? — спросил я.

— Второй… Могли и сами найти. Где-нибудь в старом сарае деда-фронтовика, который привез его как трофей и забил досками на сорок лет. Или, и правда, в болоте. Но «Парабеллум»… Это не «Вальтер», их меньше было. Так что склоняюсь к копателям.

— А ещё может быть и третий случай, — задумчиво сказал я. — Это если этот «Парабеллум» им кто-то дал. Тогда это уже тянет на создание вооруженной группировки…

Он помолчал, свернул с проселочной дороги на асфальтированное шоссе, ведущее к городу.

— Андрей Олегович, — решил я начать разговор, ради которого и напросился в его машину. — А о том типе, который на отца моего покушался, стало что-то известно?

Плотное молчание повисло в салоне. Слышно было, как трещит пластик печки, расширяясь от жара. Сидорин не ответил сразу. Его пальцы чуть заметно постукивали по рулю. Я видел, как напряглись его скулы.

— Выяснили, — наконец, коротко бросил он. — Но дело мутное.

— В каком смысле?

— В прямом, — Сидорин решил не скрывать от меня открывшиеся сведения. — Это иностранец. Работник одного из посольств не очень дружественной нам державы… Так, мелкая сошка, вроде бы как помощник какого-то атташе по хозчасти. Но остаётся очень много вопросов.

Он замолчал, словно решив, что и так наговорил много лишнего.

— Работник посольства? — я не смог сдержать удивления.

Какое отношение какой-то дипломат мог иметь к моему отцу? К телефону? Это выводило историю на совершенно другой, пугающий уровень.

— Да уж, — Сидорин усмехнулся, но было понятно, что ему совсем не весело. — Сам в шоке. И, главное, зачем? Почему он покушался на жизнь обычного советского инженера? Есть конечно версия насчет того, что это диверсия с целью прервать какие-то исследования. Ведь отец твой с этим Хромовым практически прорыв совершили. Думаю, уже совсем скоро их изобретение, беспроводной телефон, будут выпускать в промышленном масштабе.

— И что же дальше? — тихо спросил я. — Историю с убийством помощника атташе замяли?

— Да. — сцепив зубы ответил Сидорин. — Дело мгновенно взяли под особый контроль. Из самых верхов. Все материалы изъяли, следователей поменяли. Нам, местным, велели в рот воды набрать и забыть, как страшный сон. Чтобы, понимаешь, конфликта международного не случилось. Скандала. Вот и вся история.

Он говорил это с каменным лицом, глядя прямо на дорогу, но я чувствовал его глухое, яростное раздражение. Профессионала, которому испортили его работу, которому не дали докопаться до сути.

— Но это же… неправильно! — вырвалось у меня.

Сидорин повернул ко мне голову, и посмотрел тяжелым и усталым взглядом.

— Правильно, не правильно… Это политика, Саша. Выше нашего понимания. Нам приказали забыть — забыли. Ты тоже забудь.

Он снова уставился на дорогу, и я понял, что разговор окончен.

Скрип двери и осторожные шаги, доносящиеся из прихожей, вырвали меня из сна. Предрассветный сумрак едва рассеивался за окном. Я мгновенно напрягся, адреналин прошлой ночи еще не до конца отпустил тело. Сердце заколотилось с немой тревогой. Выглянув из комнаты, я увидел отца. Он уже был одет в свой лучший, потертый, но тщательно отглаженный костюм.

— Пап? Ты куда так рано? — спросил я, протирая глаза.

Он вздрогнул, не ожидая, что я проснусь, и обернулся. Его лицо, обычно спокойное и уставшее, сейчас светилось странным возбуждением.

— А, Саш! Разбудил? Прости. Встреча у меня. Срочная.

— В шесть утра? С Серебренниковым что ли?

Отец таинственно улыбнулся.

— Бери выше!

— Выше? — я присвистнул. — Ого! Руководитель Серебренникова?

— Еще выше, — отец понизил голос до конспиративного шепота, хотя в квартире, кроме нас, никого не было. — Из Москвы. Комиссия. Приехали вчера вечером, секретно. Вызвали на совещание персонально.

У меня похолодело внутри. Москва. Комиссия. После истории с покушением и иностранцем это звучало зловеще.

— Пап… Осторожнее там, — сказал я, подходя ближе. — Телефон будешь показывать?

— Нет, сынок, — улыбнулся отец и его глаза азартно заблестели. — Не телефон. Идея другая. Та, о которой мы с Колей Хромовым мечтали. Тот самый старый проект. «Сети». Помнишь, он говорил?

— Так вроде это пока только идея.

— Идея, но уже глубоко разработанная, — он кивнул на портфель, стоящий у порога. — Есть расчеты. Теоретический фундамент! Причем, очень даже хороший. Если удастся защитить, то… в общем, дадут «добро».

Он подошел ко мне, положил руку на плечо и доверительным шепотом продолжил:

— Говорят, правда только по особому секрету, что эта комиссия доложит о результатах встречи самому Андропову. А это уже и финансирование другое, и ресурсы практически безграничные. Представляешь: компьютеры научных центров, институтов, заводов, соединенные в единое целое. Мгновенный обмен данными, удаленный доступ к вычислениям, распределенные базы знаний! Это же будущее! Не нужно писать запросы бумажные и письма. Все по нажатию кнопки!

— Представляю! — улыбнулся я. — Можно еще и фотографии котиков смешных отсылать.

— Каких еще котиков? — не понял отец.

— Да так, мысли вслух.

— Ядро сети, магистральные каналы, узлы доступа… Я не показываю им устройство, понимаешь? Я показываю им чертеж целой цифровой вселенной! Стратегическую инициативу общегосударственного масштаба!

Он говорил с таким вдохновением, что казалось, будто в нашей тесной прихожей пахнет теперь не щами и книгами, а порохом грядущей технологической революции.

— И это… вы с Хромовым? — тихо спросил я.

Лицо отца на мгновение омрачилось.

— Да. Наше общее детище. Я четко указал соавторство. И теперь, с твоей помощью, я могу это доказать. Потому что в проекте использованы принципы, о которых на Западе только начинают задумываться. А у нас они уже есть! Догоним и перегоним!

Он посмотрел на часы и торопливо надел пальто.

— Все, мне пора бежать.

Отец вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Я остался стоять в полутьме прихожей, слушая, как его шаги затихают на лестничной клетке.

Спать уже не хотелось. Я пошел в ванну, умылся. Потом пошел на кухню.

Запах поджаристого хлеба и растопленного масла… М-м-м, вкусно! Я вскрыл пергаментную обертку, достал пол палки «Докторской» и принялся аккуратно нарезать ее ровными, чуть прозрачными ломтиками. Хлеб, оставшийся с ужина, я подрумянил на сковороде — без тостера приходилось выкручиваться. Потом разбил в шипящее масло два яйца. Зашкворчало.

Было странно по обыденному спокойно заниматься этим простым делом после вчерашнего ада в подвале. Тело ныло, синяки на теле отдавались тупой болью при каждом неловком движении, но у меня не было ни капли сожаления. Ведь Валентина была спасена, а виновные оказались за решеткой. Казалось, можно было выдохнуть.

На стене тихо играло радио: оркестр исполнял попурри, что-то из советской эстрады. Я снял сковороду, переложил яичницу на тарелку рядом с золотистыми тостами, собираясь уже положить на них нарезанную колбасу. Рука потянулась к чайнику, как вдруг музыка резко оборвалась.

Последовала звенящая, гробовая тишина, от которой по спине пробежал холодок. Я замер, держа в руке ломтик колбасы. Невольно обернулся в сторону радио.

Из черной решетки динамика полились торжественные и скорбные аккорды траурной музыки.

— Внимание! Говорит Москва! — голос диктора, обычно бесстрастный, сейчас звучал проникновенно и тяжело. — Работают все радиостанции Советского Союза. Передаем экстренное сообщение…

Я медленно опустил колбасу. В горле пересохло. Мурашки забегали по коже. Что случилось? Чего я не предусмотрел? Что пропустил?

— Сегодня, 9 февраля 1984 года, — голос дрогнул, сделав крошечную паузу, — после тяжелой продолжительной болезни на семьдесят первом году жизни скончался Генеральный секретарь Центрального Комитета КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Юрий Владимирович Андропов…