Курс на СССР: В ногу с эпохой!

Глава 16

Последние несколько дней я находился в состоянии крайнего напряжения, поэтому это внезапное распахивание двери за моей спиной вызвало у меня просто невероятный всплеск выброса адреналина. Я вздрогнул и уронил ручку на пол.

— Ну что вы так неосторожно, — прошипел Светковский, расплываясь в улыбке. — Надо нервы подлечить.

Я оглянулся и увидел в дверях удивительно милую блондиночку в синем форменном пиджачке и с одной звездочкой в петлице. Младший лейтенант… то есть, тьфу — младший юрист. Она замерла в проеме двери в позе, будто позирует перед фотографом на пляже, совершенно не заботясь о том, что следователь может быть занят.

— Артурчик, — не обращая на меня никакого внимания, блондиночка томно взмахнула ресницами.— У тебя бланков подписок о невыезде не осталось? А то дернулась в шкаф…

— Для вас, Алена Владимировна, все, что угодно! — самой масляной улыбкой следователь одарил коллегу и с видом мачо подошел к полкам. — Большой дефицит, Алёночка, но, для вас…

Он протянул ей один листик с таким видом, словно дарит ей бриллиантовое колье. Она расплылась в улыбке и присела в глубоком книксене. Мне это показалось каким-то фарсом, а потом понял, что это просто обычная игра, прелюдия, к чему-то более интимному. Я тихо кашлянул, обозначая своё присутствие. Если о нём вдруг забыли, но они не обратили на меня никакого внимания.

Я наклонился, поднял с пола ручку и подписал протокол.

— А, кстати, Аленочка, ты кого отпускать-то собралась, — как бы невзначай поинтересовался Светковский. — Часом, не Мещерякова?

— Да хоть и его, — кокетливо стрельнула глазами Алёна Владимировна, поправляя выбившийся из прически локон.

— Ой, смотри, потом за ним набегаешься! — Артур Иннокентьевич покачал головой.— Лучше б арестовала, чтоб под рукой был.

— Ой, возиться не охота, — честно призналась Аленочка. — Тем более, сегодня короткий день. Там в шестом кабинете уже стол накрыли.

— Вот! — следователь поднял вверх указательный палец и подмигнул. — Так, может быть, Алена Владимирова, мы с вами потом в какое-нибудь кино? Военных картин сейчас много показывают…

— Ой, не хочу военное! — капризно отозвалась Аленочка.— Хочу про любовь.

— Так, «Танцор Диско» еще где-то идет, — он продолжил искушать блондиночку.

— «Танцор Диско» я уже три раза видела, — капризно заявила она.

Я понял, что она не хочет ему отказывать, просто набивает себе цену. Тут, главное не перестараться, а она, в силу своей молодости, ещё не имеет достаточного опыта в соблазнении, рискует остаться без кино. Я решил ей подыграть.

— В «Ударник» сходите, — посоветовал я и был удостоен удивленного взгляда, типа «а это ещё кто?» — Там «Не могу сказать прощай» идет. Наша отечественная мелодрама. Говорят, слезливая.

Работники прокуратуры переглянулись и ошарашено уставились на меня.

— Где, говорите, идет? — Алена Владимировна склонила голову набок. — В «Ударнике»?

— Да, да, там, — подтвердил я. — Хорошее кино. У нас девчонки из редакции по три раза бегали!

— Из какой редакции? — насторожился Светковский.

— Ну, где я работаю, — пояснил я, с удовольствием замечая, как начинает меняться выражение лица следователя. — Редакция газеты «Заря».

— А вы кем там работаете, — так же осторожно поинтересовался он. — Курьером?

— Я журналист, — скромно ответил я, доставая удостоверение. — Александр Воронцов?

— Да, — ответил я и кивнул на протокол. — Вон, у Вас же написано…

— Воронцов? — Аленочка всплеснула руками. — Тот самый? Вот! Слышал, Артурчик? Туда и пойдем. А пока — чао! Да, за «подписку» глубокое вам мерси!

Красотка-блондинка ушла, и юрист второго класса, стараясь не смотреть на меня вновь уселся за стол.

— Расписались? Ну, можете быть свободны…

— Тут вроде бы отметить надо, — я протянул ему повестку.

— А! — вспомнил следователь. — Да, да… Повестка! Сейчас… Он быстро расписался и поставил штампик. Кстати, не для протокола. Веснин вам кем приходится? Родственник, друг?

— Ни то, ни другое, — коротко отозвался я и ухмыльнулся.

Скользкий тип этот Святковский. «Не для протокола». Как будто он записал что-то важное в этот так называемый протокол. Большую часть информации просто пропустил. Интересно, а если бы он сразу узнал, что я из редакции, тоже так вёл бы себя, или более внимательно отнёсся к моим словам?

— А! — Артур Иннокентьевич хлопнул себя по лбу и криво улыбнулся. — Я и забыл, кто вас прислал… Они и за Веснина хлопочут. Но, сейчас не тридцать седьмой год, знаете ли! Во главе угла наша, социалистическая, законность!

Я вышел из здания прокуратуры несколько озадаченным. Ясно было, что Светковский настоящего убийцу искать не собирается. Впрочем, конкретные сыскные действия — не его дело, на то опера имеются. Но, следователь должен их контролировать: давать указания, требовать уточнения неоднозначных моментов. Будет ли это делать Светковский? Что-то я сомневаюсь. Судя по всему, это невероятный жлоб. Взять хотя бы то, что он дал коллеге всего один бланк. Это же не бланки строгой отчетности, мог бы и поделиться.

Итак, получается, что поиском преступника мне надо заняться самому. У Сидорина ведь тоже всяких дел много. А я всё-таки в прошлой своей жизни был криминальным журналистом, что такое личный сыск, знаю не понаслышке.

Я посмотрел на часы. Редактор отпустил меня до обеда, так что сейчас у меня ещё есть в запасе пара часов, чтобы практически по свежим следам пройтись по местам, где случилось происшествие.

Колю нашли неподалеку от областной больницы, в квартале от парикмахерского салона «Метелица». Понятно, решил зайти за Маринкой. И где-то там неподалёку ошивался Весна.

Хорошо, что это оживленный городской квартал, весьма многолюдный, особенно с наступлением тепла. А это был майский теплый вечер. Хоть солнце уже село, но здесь много фонарей, так что было достаточно светло. Шатающегося по улицам вдрызг пьяного Весну, видели многие прохожие. Наверняка он к кому-то приставал, возможно даже к тому же Коле. Бдительные граждане и сообщили милиции о непотребном поведении пьяного парня, когда обнаружили раненого Колю, и показали куда ушел Весна.

Так, может, и, кроме Весны, видели кого-то еще? По идее, убийца должен был быть где-то рядом с Колей и пьяным Весниным. Возможно был свидетелем их стычки, а может и сам спровоцировал её. Надо уточнить у свидетелей не только об участниках инцидента, а, возможно о том, кто был неподалеку, возможно пытался как-то вмешаться вход конфликта. Возможно именно этот «случайный прохожий» и увел Весну куда-то в сторону, потом вернулся, дождался удобного момента и напал на Колю. Потом подбросил нож и измазал Весну кровью жертвы.

Да, именно убийца должен был подбросить нож… Стоп! А кровь? Сидорин сказал, что Весна был весь в крови! Насколько я помню. У Коли не было сильного кровотечения, хотя куртка была пропитана кровью. Но чтобы измазать Весну, убийце понадобилось бы много крови. Ее, что же, убийца принес собой заранее? Прямо так, в банке и принес? Хм… как-то не очень удобно. А если это была полиэтиленовая емкость? Впрочем, зачем? Куда легче смочить Колиной кровью, скажем… носовой платок, а потом измазать Весну. Но на платке столько крови не принесёшь.

Пожалуй, это наиболее загадочная часть расследования. Даже если бы Весна был тем самым убийцей, то не измазался бы до такой степени в крови. Ведь удар был нанесен сквозь куртку, кровь если и брызнула, то не фонтаном, и не попала бы на одежду Весны. В крайнем случае, у него были бы измазаны руки, которыми он мог бы потом измазать одежду. Но Сидорин сказал, что Весна был весь в крови. Ну не обнимался же он с Колей специально?

И ещё получается, что убийца точно знал, что Коля ходит в салон «Метелица», и что там же постоянно ошивается Весна. Возможно он видел неоднократные ссоры Весны и с Маринкой, и с Колей. Возможно, Маринка попросила Колю встречать её после работы, чтобы оградить от надоедливого бывшего.

Возможно, убийца даже пил с Весной, и возможно неоднократно. Надо будет узнать, не появился ли у того новый друг-собутыльник, хотя, судя по тому, в каком состоянии находился музыкант в последнее время, добиться чего-то разумного от него не получится.

Думай, Саня, думай!

Я сел в троллейбус, который проходил мимо парикмахерского салона. Этим же маршрутом мы не так давно ехали с Колей, шутили, смеялись, а потом… А потом он зашел подстричься и увидел Маринку. С этого всё и началось.

Значит, скорее всего, алгоритм такой. Убийца следил за Колей, потом увидел стычку с Весной. Думаю, он действовал не спонтанно, а тщательно разработал операцию! Выследил Хромова, спровоцировал ссору с ошивающимся неподалеку Весной. Выждал удачный момент и ударил Колю ножом. Потом подкинул нож и вымазал допившегося до бесчувствия Веснина кровью. Хотя, если вспомнить, что Сокол вообще то импульсивный парень, а здесь был холодный расчёт… Стоит задуматься и не принимать однозначных решений. Надо поискать ещё возможную версию развития событий. Если брать тщательный расчёт, то на это способен только один — Метелкин. Но как-то не представляю его с ножом в руках. Для подобных действий он слишком осторожный.

Я увидел в окно троллейбуса вывеску «Метелица». Пора выходить. Зашипели двери, и я выпрыгнул на улицу и осмотрелся по сторонам. Так. Что тут у нас рядом? Прокат, багетная мастерская, ювелирка… это все не то, не то… А вот магазин «Продукты». Это, возможно, то, что надо. Сейчас начало двенадцатого, самое пенсионерское время! Наверняка, бабули до сих пор судачат о столь кровавом происшествии. НЕ каждый же день в их тихом районе убивают человека. О чем еще там и говорить-то?

Войдя в магазин, я пристроился в очередь, состоявшую почти из одних старушек. По сложившейся советской традиции я начал с первого вопроса, который задают люди, увидев очередь:

— Кто крайний? — и только после этого поинтересовался. — Что дают, гражданочки?

— О, молоденький какой, а что не на работе, — тут же поинтересовалась законопослушная старушка, бдительно прищурив глаза.

— Да что привязалась, не видишь, что ли? — тут же вмешалась другая не менее словоохотливая старушка и обратилась ко мне. — Поди, студент? Сыр «Пошехонский» ждем! И «докторскую» обещали выкинуть. Говорят, сколько хочешь, бери!

— Но все на тридцать копеек дороже, — подключилась ещё одна бабулька интеллигентного вида. — Тридцать копеек тоже деньги, Ивановна,

— Зато не как раньше, по полпалки в одни руки, — ответила ей вторая, которую назвали Ивановной. — Теперь бери сколько хошь. Ой, бабоньки, никак, коммунизм наступил!

— При коммунизме-то, Ивановна, все забесплатно обещали, — возразила интеллигентка.

Я не стал вмешиваться в их перепалку, потому что представлял во что сейчас выльется этот спор о коммунизме. Просто немного покивал в знак согласия и, дождавшись подходящего случая, задал вопрос на совершенно другую тему:

— А правду говорят, что у вас тут убийство было?

На какое-то мгновение повисла тишина, а потом словно прорвало плотину. Заголосила вся очередь. Еще бы, тема-то была в тренде.

— Мужичка одного ножиком пырнули да ограбили!

— Ужас какой! — я сделал круглые глаза. — А кто пырнул?

— Да какой-то алкаш, — махнула старушка в беретке.

— Его сразу в милицию и забрали. В кровище весь, и с ножом…

— О-от с такой финкой, — подключилась Ивановна и широко развела руками, таким жестом обычно рыбаки, хвастаясь, показывают размер выловленной рыбины.

По её словам выходило, что это не нож, а какой-то турецкий ятаган! Вот уж точно как в поговорке «врёт, как свидетель».

— А что, кровища только на том пьянице была? — осторожно спросил я.

— На ём, милок, ох, на ём, — закивала одна из собеседниц.

— А может у него сообщник был? — намекнул я. — Гуртом грабить то сподручнее!

Брошенный мною мяч неожиданно попал в цель! Впрочем, не так уж и неожиданно…

— А ведь был ещё один кровавец, милок, — пробилась ко мне небольшого росточка бабуля в модном болоньевом плащике и светло-зеленой шляпке. — Я сама видела! Даже говорила…

— Говорили⁈ — удивился я. — И не испугались?

— Так я же не знала, что он убийца. — пожала плечами старушка. — Смотрю, идет мужчина к остановке, оглядывает себя. Меня увидал и тряпицу приложил к носу. И так, прошамкал, мол, кровь носом пошла — видать, давление. А я ему, может, «скорую»? Он отказался. Сказал, лучше на лавочке посидит, на остановке. Оно и пройдет. Я пошла себе, да оглянулась — мало ли? Фонари-то там яркие! Как еще автобус подошел, шестнадцатый номер, в Калиновку. У меня в Калиновке сватья живет, вот я номер-то и запомнила. Так бедолага тот так шустренько в автобус прыгнул и уехал. Я еще обрадовалась, видать, отпустило болезного. Ишь, как распрыгался, не каждый здоровый так.

— Тетушка! — выслушав, взмолился я. — А как он выглядел-то, этот болезный? В чем одет был? Уж больно на дядюшку моего похож. У того тоже от давления кровь носом идёт. Такой маленький, толстенький, с носом картошкой?

— Ой, носа я не видела, — огорчилась старушка. — Он закрылся платком. А вот роста не маленького, с тебя, наверное. В плащике, в шляпе. А крови на платке много было, она ещё на плащ накапала и рукав правый прямо по краю извазюкал. Теперь отстирывать замается. От ведь, бедолага.

Платок в крови, следы на плаще и правом рукаве. Это косвенно указывает на возможного убийцу. Нужно поскорее сообщить Сидорину приметы, хотя их крайне мало. Но уже сам факт присутствия второго подозреваемого может помочь следствию. Возможно его коллеги опросят персонал работающих магазинов. Я не стал заходить к ним с такими вопросами, чтобы заранее не насторожить людей. Пусть этим занимаются персоналы. А у меня сейчас нет времени. Надо спешить в редакцию.

Я отыскал телефонную будку, зашарил по карманам в поисках двух копеек… Нашел! Набрал номер, который помнил наизусть.

— Сидорин? — уточнил равнодушный голос. — Нет, на него переключить не могу.

— Это очень важно, мы договаривались, — настаивал я. — Он ждёт моего звонка.

— Не знаю, где и о чем вы договаривались, — отшил меня дежурный. — Но сейчас он на задании. Позвоните завтра… Нет! Послезавтра. Праздник же. Кстати, с наступающим!

— И вас, — ответил я и повесил трубку.

Какое-то время я оставался стоять в телефонной кабинке, уставившись на телефон, словно ожидая чуда. Вот сейчас раздастся звонок, и Сидорин сам мне перезвонит. Увы, обратная связь в телефонных будках невозможна.

Кто-то постучал по стеклу. Я оглянулся. Метель?

— Ты какими судьбами тут оказался, — улыбаясь спросила она.

— Редакционное задание, — я не стал ей говорить об истинной причине моего пребывания здесь.

— А, я и забыла, какой ты у нас важный человек, — хохотнула она.

В новеньких джинсах и батнике, с перламутровым маникюром и помадою в тон она выглядела настоящей красоткой! Впрочем, она всегда была довольно ухоженной.

— Ты так меня рассматриваешь, будто сто лет не видел, — более спокойно сказала Метель.

— Ты прическу сменила, — ответил я. — Волосы светлее стали.

— Да, — улыбнулась Метель, и я почувствовал, что ей это было приятно. — Вот, попробовала на себе новую технологию окрашивания. Правда, интересно получилось?

— Очень, — кивнул я. — Наверное, Коле тоже понравилось.

— А Коля в больнице… — её голос дрогнул, и улыбка исчезла с лица. — Хотя, ты знаешь, наверное. Сволочь этот, Весна, ножом пырнул! Отелло, блин, недоделанный. И я еще любила этого подонка!

— Так любовь зла, — ухмыльнулся я и перевел разговор на другую тему. — Как Коля?

— Сейчас вроде бы, ничего… Вот, апельсины ему несу и все такое… — девчонка кивнула на холщовую сумку с портретом Джорджа Харрисона.

— А что, к нему уже пускают? — я слегка обалдел.

— Пускают, — хмыкнула Метель. — Да только не всех. Папашка подсуетился, представляешь? Позвонил кому надо. Он, оказывается, узнал про нас с Колей.

— А как же я, — деланно расстроился я. — Он же вроде как меня в кандидаты на зятья записал.

— А ты теперь в отставке, — улыбнулась Маринка, но грустинка из глаз не ушла. — Мне кажется, что для него не важно кто, лишь бы не Весна.

— Чем ему так Весна не угодил? — уточнил я.

— Да не знаю, — махнула рукой Маринка. — Вроде были у них какие-то дела, но Весна не оправдал его надежд.

— Интересно, что за дела могут быть у твоего отца с таким… — я неопределенно хмыкнул.

— Так Весна не всегда таким был, — Маринка достала пачку «Пелл-Мелл», закурила, картинно выпустив дым. — Думаешь, я смогла бы влюбиться в такого отморозка?

Я промолчал, только пожал плечами.

— Это потом он таким стал, — задумчиво добавила она. — Словно протестуя в чем-то. Ну и я за ним потянулась. И покатилось. А потом он меня бросил. Точнее не бросил. Держал на коротком поводке, время от времени бросая подачки с барского стола.

— А что ты его не бросила? — спросил я. — Ты же видела, как он к тебе относится.

— А в знак протеста! — громко сказала Маринка, и в её голосе пронеслись нотки отчаяния. — Папашке хотела насолить.

— Ну и как, получилось, — грустно спросил я.

— Так и получилось, —тихо ответила Марина и замолчала.

— Знаешь, странно, но когда он узнал о Коле, то не рассердился, — с блеском в глазах продолжила она. — Наоборот! Сказал, что мой новый ухажер интеллигентный человек, видно сразу. Апельсины вот, купил! И сказал, что б я Николая обязательно пригласила к нам. Ну, познакомила что бы… Ну, папаня! Видать, жениха ищет! А, хотя, Коля — очень даже неплохой вариант… Ладно, пойду! Тебя бы взяла, да, боюсь, не пустят.

— Ничего, — улыбнулся я. — Я после праздников загляну. Коле. Думаю, тогда меня пустят.

— Тоже кого-то попросишь? — подмигнула она. — Хочешь, я папашку озабочу?

— Не надо, — я решительно покачал головой. — Думаю, он неправильно поймёт.

— Он может, в последнее время у него часто настроение меняется, — кивнула головой Маринка и выбросила окурок в урну. — Ну, я пошла?

— Передавай Коле большой привет, и пусть выздоравливает!

— Обязательно!

Подойдя к припаркованной у тротуара красной иномарке (кажется, «Шкода»), Метель села за руль и укатила, помахав мне рукой.

Встреча с Мариной добавила мне головной боли. Получается, агент Вектор задумал подружиться с Хромовым? Как это связать со всеми все этими покушениями? Что изменилось? Неужели только то, что Хромов понравился Марине? Неужели статус нового поклонника дочери стал для Коли оберегом?

Хорошо ли это для Николая? Опасно — да! Но, по крайне мер, какое-то время шпионы его точно трогать не будут. И Метелкин, наверняка, попытается войти Хромову в доверие. И какой повод замечательный: папа невесты. Потенциальный зять. Хромов точно растает. Значит, его легко можно будет завербовать. Или, возможно, подошлет для этого Сокола. Вызнает все, и подошлет… Или сам? Коля же не знает, кто такой Метелкин! Да и никто не знает. Вот теперь и думай… Надо поскорее найти Сидорина и рассказать ему хотя бы о странном человеке с окровавленным носовым платком. Хотя, скорее не получится. Но при первой же возможности надо добиться встречи.

Когда я подъехал к редакции, рабочие только что заканчивали украшать фасад здания флагами и транспарантами. Перед редакцией были выставлены стенды с ретроспективой праздничных газет 1945 года. Внутри тоже были развешаны красные флажки, плакаты. В кабинете уже был накрыт стол для сотрудников: дорогая «Столичная» водка, лимонад «Буратино», селедочка, бутерброды. Прямо с обеда и начали праздновать. Потрудились ударно, теперь можно как все рабочие люди воспользоваться предоставленным правительством коротким днём. Ну и «фронтовые сто грамм» — как же без этого?

Собрались все, кроме кадровички «Горгоны», которая снова нашла повод для игнорирования коллективных посиделок. Хотя, в этот раз это было сделать не так просто. Всё-таки сегодняшний день был посвящён нашему ветерану, главному редактору. Серега Плотников, завхоз Людмила Ивановна, внештатница Любовь Николаевна, Федя-шофер, экспедитор, Надя с Галей из техотдела стали основными организаторами праздника. Я, в силу сложившихся обстоятельств, присоединился к этому несколько позже, но к началу застолья успел. Во главе стола сел Николай Семенович в белой рубашке, строгом темно-сером костюме и с орденами на груди.

— Дорогой наш Николай Семенович! — начала Галина, когда все расселись и затихли. — Мы все… Поздравляем Вас… с этим великим праздником… И вот… Вот мы — для вас… Мы споем сейчас… Саша, Надя… ребята…

Я взял гитару, а Надя с Галиной затянули на два голоса;

'Мне кажется порою, что солдаты

С кровавых не пришедшие полей…'

И все присутствующие подхватили песню:

'Не в землю нашу полегли когда-то,

А превратились в белых журавлей…'

В глазах главреда блеснули скупые слезы. Все знали, это была его любимая песня.

Дослушав, Николай Семенович взволнованно произнес:

— Спасибо, девчоночки! И вам, ребята… всем… А сейчас… — он поднял стакан. — За тех, кто погиб за то, чтобы мы жили.

Все встали, выпили, молча, не чокаясь. Помолчали…

— Ну, а теперь, будем радоваться! — улыбнулся главред. — Радоваться жизни и петь песни! Ведь праздник же. Да еще какой!

Мы пели «Смуглянку», «Последний бой», «У деревни Крюково» и ещё много военных и послевоенных песен.

А потом Надя включила магнитофон, и все услышали те же самые песни в исполнении наших милых женщин.

— Мы… мы, конечно не Пахоменко с Пугачевой, — вытаскивая кассету, улыбнулась Надя. — Но… кое-что могём! Это вам, наш дорогой Николай Семенович! Слушайте иногда…

— Спасибо, мои дорогие! — растроганно пробасил редактор, принимая подарок от коллектива. — Дайте-ка, вас обниму…

Хорошо посидели. И разошлись уже где-то в седьмом часу.

Выскочив из автобуса, я уже подходил к своему подъезду, как вдруг позади кто-то посигналил. Наверное, Гребенюк. Хотя, какой, к черту, Гребенюк? Он же в армии!

Я обернулся…

Бордовая «Волга».

Распахнулась задняя дверца, высунувшись из салона, Метелкин помахал рукой:

— Садись, Саня, поболтаем!

Ну, и куда было деваться? Рано или поздно, а все равно б встретиться пришлось.

От Виктора Сергеевича несло спиртным и вообще, выглядел он на редкость весело. Тоже, что ли, наступающий День Победы отмечал, шпионская морда?

— Садись, садись… — настойчиво приглашал он. — Пива хочешь? Как хочешь… Ну, что? Отшила тебя моя оторва?