Яркое апрельское солнце смешным солнечным лучиком заглянуло в окно, отразилось от зеркала и перепрыгнуло на книжную полку с мудреными юридическими книжками. Наташа сидела за столом в легких спортивных брюках с лампасами и синей футболке. Укоризненно покачивая головой, она покусывала колпачок шариковой ручки и, вздыхая, что-то читала в тетради. Она имела сейчас настолько строгий и озабоченный вид, что я не выдержал и расмеялся.
— Он еще смеется, — не отводя взгляда от конспекта сказала Наташа и кивнула в сторону книжной полки. — Достань «Салическую правду».
Поднявшись, я взял увесистый том в коричневом коленкоровом переплете.
— Итак, украден молочный поросенок… — потянувшись на стуле, Наташа села ровно и торжественно произнесла. — Из хлева некоего Гадоарда, свободного франка…
— У кого, у кого украден? — фыркнул я и, захохотав в голос, повалился на тахту и схватился за живот. — Гадоард! Ну и имечко!
— Да ну тебя, — отмахнулась Наташа. — Не отвлекай. Книжку достал?
— Да, вот, — я показал ей книгу.— Эта?
— Да, — кивнула Наташа. — Теперь садись, ищи раздел о краже свиней.
Я послушно кивнул, сел, подогнув ноги по-турецки, и зашуршал желтовато-серыми листками.
— Нашел.
— Читай, что там написано.
— Параграф первый: «если кто украдет молочного поросенка, и будет уличен, присуждается к уплате ста двадцати ден., что составляет три сол.,» — громко продекламировал я и озадаченно хмыкнул. — Наташ, а что такое эти «дены» и «соли»?
— Позднеримские монеты, — машинально отозвалась она. — Можно сказать, тогдашняя валюта. Солиды золотые, денарии серебряные.
— А много это?
— Солид около пяти граммов золота.
— Ого! Прилично, — приценился я. — А вот…
— Слушай, не отвлекайся, читай дальше, — строго приказала Наташа. — Может, там еще что-то подходящее есть? Не зря же в задачке хлев упоминается.
— Есть про хлев, — быстро нашел я нужный текст и хитровато прищурился. — Но, только какой хлев? Открытый или запертый?
— Ммм, — Наташа посмотрела свои записи в тетради. — Запертый!
— Тогда вот это, — я провёл пальцем по тексту и торжественно прочитал. — «Если же кто украдет поросенка из запертого хлева, присуждается к уплате сорока пяти солидов». Подойдет?
— Вполне! Так и запишем… ага… — Наташа снова начала что-то писать в тетрадке, а я стал рассматривать книгу.
Интересное издание. Между прочим, раритет, издание тысяча девятьсот двадцать седьмого года.
— Слушай, а эту книгу ведь и до войны читали! — удивленно произнёс я. — Представляешь? И даже во время войны.
— Да, — Наташа кивнула и отложила ручку в сторону. — Юриспруденция имеет древние корни.
Отложив книгу, я поднялся и подошел к Наташе.
— Устала? — я обнял её за плечи. — Может отвлечешься на несколько минут?
— И что? — с лёгким кокетством произнесла она и тут же снова стала серьёзной. — А кто казусы будет решать? Сегодня уже двадцать шестое. Перед «майскими» точно зачеты устроят!
Я вздрогнул. Двадцать шестое апреля. Черная дата из будущего. В прошлой реальности через два года произошла авария на Чернобыльской АЭС. Надеюсь, в этот раз успеют предпринять меры и не допустить мировой катастрофы. Не зря же я… Да и отец что-то такое говорил…
Я машинально погладил Наташины волосы, собранные в хвостик, потом наклонился и прикоснулся губами к макушке.
— Ну… что ты делаешь-то… — вздрогнула Наташа. — Отстань, кому сказала…
— Ох, какие мы грозные, — усмехнулся я, потом наклонился ниже и поцеловал в шею и предложил. — Может, в кино вечерком сходим? А, Зая? В «Спутнике» «Танцор Диско» идет, индийский…
— Как, как ты меня назвал? — Наташа подняла голову с лукавым прищуром и вернула меня с небес на землю. — А ну-ка возьми книгу! Что-то там такое было… Ищи главу «Об обидах»! Нашел?
— Ага… Ого-го! — я снова захохотал. — Если кто назовет другого уродом… Три солида, ага! Пятнадцать грамм золота! Как два обручальных кольца…
— Или три, но поизящнее…— опустив глаза, мечтательно протянула Наташа и тут же повернулась ко мне. — А ты откуда знаешь?
— А ты? — хитро прищурив глаза съехидничал я.
— А я… а я… — растерялась Наташа и покраснела.— А я первая спросила! Отвечай!
Я действительно не так давно заходил в ювелирный, присматривался к кольцам… так просто… Или вовсе не просто так? На будущее — точно.
— Отвечу! — кивнул я. — Только… глаза закрой!
— Это зачем еще? — она попыталась строго осадить меня.
— Увидишь! — я был настойчив.
— Как же я увижу, если… — попыталась возразить Наташа, впрочем, глаза послушно закрыла…
Я поцеловал ее в губы и не отпускал, пока кто-то не хлопнул дверью в прихожей.
— Тихо! — отстранилась Наташа. — Дед пришел!
Я мгновенно плюхнулся на тахту и схватил книгу.
— Так что там в статье? — громко произнесла Наташа, одергивая футболку.
— Занимаетесь… Молодцы! — довольным голосом произнёс Иван Михайлович, заглядывая в комнату. — А я вас хотел позвать чайку попить. Торт в продмаге купил, «Ночка»!
— Какой чаек, деда? — Наташа негромко засмеялась. — Сначала обедать. Суп гороховый кому я вечера варила, забыл? А потом уж и чай с тортиком.
— А… — дед кивнул в мою сторону.
— И Саша сначала пообедает, — приказным тоном произнесла Наташа и бросила выразительный взгляд на книгу. — Но сначала мы закончим тему. Правда, Саш?
— Ну, куда же я денусь? — согласился я и незаметно перевернул книгу, которую держал вверх ногами.
— Как ты думаешь, он заметил? — спросил я, едва дед вышел.
— А ты спроси у него, — хихикнула Наташа. — Давай уж поскорее закончим, а то и правда, что-то есть захотелось.
— Вот как дед уйдёт, так и закончим, — улыбнулся я и тут же строгим голосом произнёс. — Вот: «Об обидах». «Если кто назовет другого зайцем, присуждается к уплате трех солидов!» Так что с меня… три золотых кольца, что ли?
— Ну-у… вполне достаточно одного, — машинально произнесла Наташа, стыдливо прикрыла глаза и слегка покраснела.
— О! Смотри! — постарался я поскорее перевести тему на рабочий лад, так как тоже почувствовал себя как-то неловко.— «Если кто, мужчина или женщина, назовет свободную женщину блудницей, и не докажет этого, присуждается к уплате тысячи восьмисот денариев, что составляет сорок пять солидов!» Ого! Золота почти двести пятьдесят грамм. Портсигар! Кстати, о блудницах…
— О ко-ом? — широко раскрыла глаза Наташа.
— Ну, о клофелинщицах.
Я кратко поведал о веселых девицах, встреченных мной в электричке.
— Понимаешь, я не знаю, те это или нет, — резюмировал я. — Но, в милицию сообщил. Так, на всякий случай. Они ж человека убили. И продолжат промышлять!
— Да уж, — Наташа снова стала покусывать губы. — Понимаешь, я их не очень хорошо разглядела, в купе темновато было. Я говорила уже участковому… Они в Райском вошли, шатенка и блондинка с длинными такими волосами.
— Значит, не они, — выдохнул я. — В электричке одна из них брюнетка была. Худая, с короткой стрижкой.
— Да они обе худые, — сказала Наташа. — Хотя, шатенка чуть поплотнее…
Наташа снова задумчиво потянулась к ручке и поднесла её ко рту.
— Да не грызи ты уже! — грозно рыкнул я. — Пора избавляться от дурных привычек, Зая.
— Снова «Зая», — прищурилась Наташа и выразительно протянула руку с растопыренными пальцами.— Имей ввиду, у меня только пять пальцев.
— Ничего, Зая, — усмехнулся я, прекрасно понимая, на что она намекает. — Колечки можно и в два ряда нанизывать.
— А ещё в шкатулочку складывать, и пересчитывать бессонными ночами, — сделав страшное лицо прошептала она. — Представляешь, буду по ночам как Кощей над златом чахнуть…
Она о чем-то задумалась и снова сунула ручку в рот.
— Брось каку! — крикнул я, и она, вздрогнув, выронила ручку на пол.
— Ой! Извини… Ты меняв следующий раз по рукам бей! — предложила Наташа. — Ты прав, надо избавляться от дурных привычек.
— Ага! Логарифмической линейкой! — сыронизировал я.
— Так что с девицами-то? — перевела разговор Наташа.
— Внешность у обеих преступниц была, как говорят, стандартная, лица обычнее, без особых примет, — вспомнил я описание, которое мне дали в милиции. — И я бы сказал, вполне симпатичные, если говорить о тех, из электрички. Ну, да, как же несимпатичным-то мужиков охмурять?
— Кстати, о блондинке, — вдруг вспомнила Наташа. — Ты знаешь, мне почему-то показалось, что на ней бы парик!
— Парик⁈
— Ну да. Бли-ин, забыла участковому сказать! Ну, как тебе объяснить… — девушка задумчиво посмотрела в окно. — Понимаешь, на шатенке берет был такой, коричневый, модный, а блондинка без головного убора. А на улице холодно и сыро! И еще… Когда женщины входят в помещение, где есть зеркало, они обычно поправляют прически, даже причесываются иногда… ну, поправляют, точно. Шатенка так и сделала, а блондинка даже не дотронулась до волос. И за столом потом чуть в чай их не опустила, и никакой реакции! Вот я сейчас и подумала про парик.
Одеты девицы так же были стандартно. Шатенка в серой шерстяной юбке и жакетике, блондинка в черной «водолазке» и джинсах. Куртка тоже обычная, синяя болоньевая, на молнии. Сумочки… уж точно не от Джейн Биркин!
— А как… как все случилось-то? — наконец, поинтересовался я. Давно уже хотел спросить, но, как-то стеснялся, считал, что Наташе будет неприятно.
— Да как… — она пожала плечами. — Я отлучилась ненадолго… Проводник как раз чай разносил. И этот… Борис, ну, сосед по купе, тоже вышел… Наверное, в вагон ресторан за коньяком побежал… Он коньяк потом и принес. Весь такой довольный. В Иркутск ехал. Девицы… Валя и Галя… Или Надя… Короче, сказали, что и они тоже в Иркутск. Так он от радости аж затрясся. Мне тоже коньяк предлагал. Я, естественно, отказалась… А вот от чая — нет! Четыре стакана на столе стояло. Девицы сказали, что на всех взяли, а сами не прикоснулись. Попутчик, чтобы освободить тару, выпил весь чай, и налил им по полстакана. Стали пить коньяк. Я выпила свой чай… а очнулась уже в палате. Такая вот история, да-а-а…
В старейшем в городе помпезном, еще дореволюционной постройки, здании на углу проспекта Маяковского и улицы Комсомольцев-ударников располагался кинотеатр «Спутник». Его фасад украшали кумачовые лозунги «Да здравствует Первое мая — день международной солидарности трудящихся!» и «Мир, труд, май!».
Уборщица в синем халате, намотанной на длинной палке тряпкой пыталась стереть надпись мелом — «июнь, июль, август», которую приписал какой-то остряк-недоучка.
Прямо под лозунгами свежими красками сверкали рисованные афиши: «Тутси» с Дастином Хофманом и «Танцор Диско».
— Хорошо, что пораньше приехали! — выбравшись из троллейбуса, Наташа кивнула головой в сторону довольно приличной очереди к билетным кассам.
Я взял ее под локоть. Выждав у светофора, мы стали переходить дорогу. Синяя четверка резко перестроилась с встречной полосы и рванула в нашу сторону. Раздался визг тормозов. По звуку я мгновенно сориентировался, оттащил Наташу на безопасное расстояние и обернулся, готовясь встретиться с опасностью лицом к лицу.
— Ребята! — раздался восторженный крик, и из машины выскочил Гребенюк. — А я думаю, вы, не вы? Наташ, ты на выходные?
— В следующий раз обижусь, — буркнул я, крепко сжимая руку испуганной Наташи.
— За что? — совершенно искренне недоумевал Серёга.
— А вот за всё это, — нахмурив брови я попытался рукой показать его невероятный кульбит на дороге.
— Вот черт, — огорчился Гребенюк. — Напугал?
— Есть немного, — ответил я и улыбнулся. — Здорово, бродяга!
Мы с Серегой поздоровались за руку, потом обнялись и похлопали друг друга по спине. Это были искренние эмоции давно не видевшихся друзей. Наташа скромно стояла рядом и улыбалась.
— Валентина в Иваново вчера улетела, — сообщил Гребенюк. — По ткани договариваться. Там такой деним научились ткать! Из узбекского хлопка.
— Расширяетесь потихоньку? — поинтересовался я.
— Да, дела идут! — ответил Гребенюк и внезапно встал по стойке смирно и отдал честь. — А я в армию третьего мая ухожу. Уж повестку получил! Так вы заходите первого. Проводы устроим.
— Первого, увы, не смогу, — Наташа покачал головой. — Демонстрация, сами понимаете. В комитете комсомола строго предупредили, чтоб все были как штык! Никаких самоотводов.
— Жаль… Сань, тогда ты приходи!
— Обязательно!
— Ну, покеда тогда, — Гребенюк сел в машину и помахал рукой. — Пора мне!
Мы тоже помахали ему рукой и быстро направились к кинотеатру, едва не столкнувшись с каким-то небритым парнем в грязных джинсах и куртке, от которого просто разило перегаром. Он, пошатываясь, прошел мимо нас и я с трудом узнал Веснина, Весну, некогда популярного в городе музыканта, бывшего руководителя Дома Творчества молодежи, попавшегося на какой-то афере! Наташа нахмурилась: у людей праздник, а он шатается по улицам в таком непотребном виде.
Меня он не узнал. И слава Богу! Здороваться с этой сволочью (сволочь, сволочь, тут уж без вариантов!) как-то не очень хотелось.
Уже стоя в очереди за билетами, я увидел, как Весна, пошатываясь, прицепился к каким-то парням, курившим у входа. Похоже, тем не очень понравилось такое общение. Парни быстро выбросили недокуренные сигареты и вошли в фойе. Контролёр не пустила Весну без билета. Тот что-то попытался ей доказать, а потом, махнув рукой, пошел прочь.
Нам достались боковые билеты в двенадцатом ряду. В зале была в основном молодежь. Пятичасовой сеанс в народе так и называли «молодёжный», потому что рабочий люд ещё трудился на предприятиях, а студенты и школьники после занятий шли в кино.
— Фильмы делятся на хорошие, плохие и индийские, — усаживаясь поудобнее улыбнулась Наташа. — Давно хотела сказать… Ты извини меня за то… ну, сам знаешь, за что… Там, в больнице, я, когда вас с дедушкой увидела…
На ресницах девушки заблестели слезы…
— Ну, что ты, всё хорошо, не плачь, — ласково ответил я, и не удержался от шутки. — Еще успеешь от кино наплакаться!
— Мне в тот раз Сережка объяснил про ту девушку, — Наташа непременно хотела выяснить отношения. — Ну, которая там, в ресторане…
— А, ты про Марину… Метель… Наташ! Это просто моя знакомая. И не более того.
Мне не хотелось продолжать этот разговор. Но у Наташи была такая черта: делать это в неподходящее время и в неподходящем месте.
— Да я понимаю… И все равно…
Я бросил взгляд в зал, увидел Метель! Совсем рядом, буквально на пару рядов ближе к экрану. Она, как назло, обернулась и, заметив меня, помахала рукой. Я почувствовал, как Наташа напряглась. И я её понимаю. Только пыталась выяснить отношения, извиниться, но так, чтобы вызвать у меня чувство вины, и вдруг снова тот самый источник всех наших ссор.
Помахав мне, Метель что-то сказала сидевшему рядом с ней парню в модном джинсовом батнике. Тот обернулся, привстал… и тоже помахал рукой.
Господи, Хромов!
— Саня, привет! — громко прокричал он.
И тут, как в каком-то водевиле, зале погас свет. По экрану побеждали титры… Начался фильм, который я видел уже много раз, но всё равно какие-то эмоции появлялись, когда с экрана начинала звучать надрывная мелодия.
«I am a disco dancer!»
Пел кто-то с экрана, а Митхун Чакраборти зажигательно танцевал.
«I am a disco dancer!»
Но мысли в голове не давали насладиться фильмом. И даже не то, что Наташа пыталась выяснять отношения, а совсем другое. Хромов и Метель вместе⁈ Вот это номер! Вот это да-а… Ну, Коля… ну, disco dancer! Закадрил крутую девчонку… Хотя, точнее, она его… Зачем? Поиграться и бросить? Или чтобы не быть одной. Маринка ведь, кажется, была не на шутку влюблена в Весну.
«I am a disco dancer!»
Когда фильм закончился, Коля с Метелью подошли к нам. Наташа нахмурилась, Хромов выглядел несколько смущенно… зато Маринка была полностью в себе уверенна.
— Здравствуйте! Вы, кажется, Наташа? А я — Марина. А это вот — Николай.
— Н-николай… — запоздало представился Хромов.— Мы вот тут… решили… в кино…
— Честно говоря, так себе фильм, — Метель пожала плечами.— «Тутси» лучше. Не смотрели «Тутси»?
— Нет.
— Обязательно посмотрите. Ну, ладно, мы, пожалуй, пойдем. Чао!
Коля подал мне руку на прощанье. Метель же… тут хотелось бы выразиться по-старинному — «светски улыбнулась».
— «Тутси»! — хмыкнула Наташа. — А мне он как-то не очень. Тут хоть музыка приятная, и красивые актеры.
Я не стал спорить, актеры и актрисы в «Танцоре Диско» действительно, красивые, ну а музыка мне сильно напоминала «Оттаван». Хотя, нот-то всего семь! Что тут и говорить.
Когда мы вышли на улицу, уже смеркалось. Фонари ещё не зажглись, и в небе были видны первые звезды. Мы с Наташей уже направились к троллейбусной остановке, как вдруг, откуда-то слева, со стороны стоянки такси, послышались пьяные вопли.
— Х-ха! Хахаля себя нашла, ш-шалава! А как мы с тобой в подъезде… забыла?
Голос показался знакомым. Я обернулся и увидел, как пьяный Весна пытается выяснить отношения с Мариной и Николаем.
Я удивился. Почему он пристал к Марине? Ведь, кажется, это она по нему сохла, а он лишь снисходительно позволял ей себя любить. У него же Ленка была… А-а-а. Так Ленка-то его, по словам Леннона, бросила! Так, выходит, Весна решил приземлиться на запасной аэродром? Одиноко стало? А вот не делай людям подлостей и в сомнительные аферы не влезай.
Ситуация накалялась. Гнусно смеясь, пьянчуга схватил девушку за руку… Маринка, впрочем, ничуточки не испугалась и тут же отвесила непрошенному ухажеру смачную пощечину!
— Ах ты ж, сучка!
Весна полез в карман, похоже, что за ножом… Но тут вмешался Хромов, ударил наглеца в скулу, хоть и не умело, но от души! Не подкачал, молодец. Но ситуация требовала моего вмешательства. Если сейчас этот гад вытащит нож…
— Наташ, обожди, я быстро, — решительно сказал я, отцепляя от себя руку Наташи. — Коля, держись!
Я, не раздумывая, бросился на помощь, но. как оказалось, моя помощь не понадобилась. В этот момент зажглись фонари, ярко ответив всё вокруг, и Весна тут же сориентировался.
— А чего вы… чего вы деретесь-то, — он слезливо заканючил. — Товарищи, вы все видели! Они меня избили! Милиция! Позовите милицию! Я… я заявление напишу!
Вместо милиции подошли дружинники с красными повязками на рукавах.
— Гражданин, чего хулиганим? — сурово обратилась к Весне дородная тетя, чем-то напоминающая бронепоезд, тот самый, который «стоит на запасном пути». — Чего хулиганим, я спрашиваю?
По обе стороны от неё встали два мужичка с повязками. Однако, похоже, та ни в чьей помощи не нуждалась и вполне могла отправить того же Весну в нокаут.
— Я… я тут ни при чем, — испугано залепетал горе-музыкант. — Это все они, они… Они первые напали!
— Они?
Дружинница грозно насупилась, повернулась… и вдруг рубленое лицо ее озарилось самой доброжелательной улыбкой, отчего тетушка сразу похорошела и стала напоминать знаменитую Фрекен Бок из мультфильма про «Карлсона».
— Мариночка, добрый вечер!
— Здравствуйте, Агриппина Федоровна! — как ни в чем не бывало поздоровалась Метель.
Ого! Они, кажется, неплохо знакомы.
— Как Мариночка, батареи не текут?
— Нет, все в порядке, спасибо.
— Ах, Мариночка, как хорошо, что я вас встретила! — Агриппина Федоровна улыбнулась еще шире, показав несколько золотых коронок. — Вы меня к себе в салон не запишете? Хотелось бы, знаете, к первому мая, с прической.
— Конечно, конечно, Агриппина Федоровна. Вам на какое время удобно?
Видя такое дело, Весна бочком-бочком убрался в кусточки. Пьяный-пьяный, а сообразил, что ему тут не светит! Правда, исчезая, прошипел что-то угрожающе себе под нос, словно какой-нибудь конченый гопник. Типа, еще встретимся на узкой дорожке.
— Сань, — вдруг обернулся ко мне Хромов. — А ты чего тут?
Я пожал плечами:
— Стреляли…
Первое мая я провел, как обычно. Утром всем коллективом сходили на демонстрацию, потом посидели с родителями, ну, а ближе к вечеру спустился к Гребюнюку на проводы.
С гражданской жизнью Серега прощался у матери. По такому случаю тетя Вера напекла пирогов и сварила столько холодца, что хватило бы на целую роту. А народу было немного: какие-то престарелые родственники, пара парней и девчонок из ПТУ, и, конечно, Валентина, спешно вернувшаяся из Иванова. По такому случаю она прервала командировку.
Никто не выглядел ни грустным, ни подавленным, отслужить в армии в те времена считалось для парня почетным. Особо от службы не «косили», не считая разного рода неформалов, да и вообще, к не служившим относились с подозрением «что-то с ним не так». Вот, как со мною… Вообще-то, и мне должны были из военкомата повестку прислать.
По телевизору показывали фильм «В Сантьяго идет дождь», но собравшаяся за большим столом компания смотрела его краем глаза. Новобранцу, в виду особого случая, разрешили выпить три стопочки водки. Но, только три, за чем строго следила Валентина. Маленькая, красивая, она казалась Дюймовочкой на фоне могучего Гребенюка!
— Служи достойно, получишь отпуск, — напутствовала парня невеста. — Звони, как будет возможность. Письма два раза в неделю пиши. Я тебе тоже буду.
— А если далеко отправят? — уточнил призывник. — Тогда не опустят в отпуск.
— Отпустят, — спокойно заверила Валентина.— Смотри только, ничего там не натвори!
«Не плачь девчо-онка, пройдут дожди-и…»
Выключив телевизор, затянула сидящая слева от меня тётя Вера, и слегка подвыпившие гости подхватили нестройным хором.
«Солдат верне-отся, ты только жди!»
Молодежь быстро переместилась в Серегину комнату и устроила танцы…
Чарующий баритон Джо Дассена запел «Индейское лето»:
'On ira…
où tu voudras, quand tu voudras
Et on s’aimera encore, lorsque l’amour sera mort'
Мне танцевать не хотелось. Жаль, не смогла приехать Наташа, жаль… Улучив момент, я вывел Гребенка в коридор:
— Ну, что тебе сказать, Серега? Служи. Свидимся!
— Сань… — Гребенюк улыбнулся. — Спасибо тебе… за все. И за Валентинку — тоже… Помнишь, как тогда, в подвале…
— Ладно, Серый, не кисни.
— Да кто киснет-то?
И в самом деле…
'Карате, карате!
Очень просто заболеть каратэ.
Каратэ, каратэ!
Но не просто овладеть каратэ.'
В комнате Гребенка лихо отплясывали под заводную песенку группы «Лейся, песня». Кто из тогдашних солистов группы ее пел? Кипелов? Расторгуев? Впрочем, обоих тогда никто толком не знал. Была просто «Лейся, песня», уже именовавшаяся по-модному — не ВИА, а «группа».
'Через две, через две зимы,
Через две, через две весны…'
В большой комнате было свое веселье… И правда, чего грустить-то? В армию же, не в тюрьму! Хотя, сесть Гребенюк запросто мог бы, причем не раз… Мог. Но, вот не сел же! Еще б телефоны… Чернобыль предотвратить…
Простившись с Серегой, я спустился вниз, заглянул в почтовый ящик… Ага, есть! Апрельский номер «Техники молодежи», наконец, пришел! Я вытащил журнал… из ящика выпал небольшой конвертик…
«Призывнику Воронцову А. М. предлагается…»
Ну, вот она, повестка…