Курс на СССР: В ногу с эпохой!

Глава 8

«Тук-тук-тук… пауза… тук».

Тихий стук в дверь произвел эффект разорвавшейся бомбы. Мы с Колей переглянулись и застыли, как статуи, словно опасаясь, что любое наше движение, даже глубокое дыхание, спугнёт того, кто находится с той стороны двери. Того, кто пытается войти, явно рискуя в сложившейся ситуации, а значит, готовый на любые решительные действия. Я понимал, что действовать он будет тихо, стараясь не привлечь внимания со стороны, но от этого он был ещё более опасным, чем бандиты-налётчики с оружием в руках, взламывающие дверь.

«Тук-тук-тук… пауза… тук».

Стук повторился чуть громче. А он настойчивый. Значит, ему реально очень надо попасть в квартиру. Хорошо, что хозяйка не дала ему запасные ключи. Или дала? Я вопросительно посмотрел на старушку, она только пожала плечами и тихо шепнула:

— Вот ведь… Барин-то вернулся…

Её невозмутимое спокойствие ещё больше встревожило, и ледяная волна прокатилось по телу. Моё сердце совершило уже привычный кульбит: сначала в пятки, потом в горло, и забилось там пойманной птицей, словно пытаясь вырваться на свободу из одурманенного адреналином тела. Я сделал «глубокий глоток», сопровождая его движением шеи, надеясь, что это вернёт сердце на место. Помогло.

Белый, как мел, Коля стоял без движения, но было видно, как часто поднималась его грудная клетка. Понятно, тоже «адреналинчика схватил». Странно, что у нас обоих резкий выброс адреналина вызвал одинаково-нетипичную реакцию. Обычно люди краснеют и возбуждаются. Мы же, казалось, оледенели.

Я медленно поднял руку и поднёс указательный палец к губам, жестом призывая их обоих молчать. Как можно более бесшумно, на цыпочках, подошел к окну, слегка отодвинул штору и выглянул на улицу. Старенькая, запылившаяся «Волга» стояла на месте. Неужели слежка Сидорина пропустила шпиона? Или с ними что-то случилось?

Вглядываясь в вечерние сумерки, я осторожно поколыхал краем шторы, стараясь привлечь внимание сидевших в машине. В тот же миг тусклый блик от сигареты за лобовым стеклом обозначил условный знак «всё в порядке». Но как может быть всё в порядке, если сейчас у двери стоит Сокол и упорно пытается проникнуть в квартиру?

«Тук-тук-тук… пауза… тук».

Нет, ну это просто невыносимо! Новый выброс адреналина бросил меня в жар. Сейчас я был готов рвать и метать. Ничего не понимаю! Наружная слежка спокойно пропустила шпиона, не предупредив нас об этом. И куда смотрят «молодожены» из квартиры напротив? Они что, реально устроили себе «медовый месяц»?

Я выглянул в окно, и сидящий в машине человек приблизил лицо к лобовому стеклу и совершенно открыто кивнул, мол, всё в порядке, даже рукой махнул, типа «сиди, не рыпайся».

Это могло означать только одно: в квартиру стучит не Сокол. Но кто? Неизвестный связной, которому тот сообщил условный сигнал? Но наружка не могла пропустить чужого человека в подъезд, не уведомив нас об этом.

Мысль о том, что это всё-таки опасность, прочно поселилась в голове. В сложившейся ситуации нельзя быть беспечным. Любая ошибка может дорого нам обойтись. Меня несколько насторожила настойчивость, с которой нежданный визитёр пытался попасть в квартиру. Любого человека насторожило бы, что хозяйка не открыла с первого раза, как это бывало раньше. Но он упорно продолжал настукивать условный сигнал. Значит, ему крайне необходимо попасть внутрь.

«Тук-тук-тук… пауза… тук».

— Вера Семеновна, — тихо сказал я. — Сейчас Вы откроете, но будьте готовы сразу отойти.

— Это еще почему? — возмутилась старушка, явно недовольная тем, что я пытаюсь командовать в её квартире.

— Ну… на всякий случай, — примирительно улыбнулся я и подмигнул. — Вдруг он быстро войдёт.

— Почему это? — прищурив глаза спросила она.

— Да мало ли что, — подсоединился Коля. — Может быть ему в туалет очень хочется. Вон, как настойчиво барабанит.

— А-а-а, — понимающе протянула старушка.

Я показал Коле знак оставаться на месте и быть готовым к решительным действиям, точнее, в случае необходимости придать ускорение медлительной хозяйке, а сам прижался к стене, поближе к двери, чтобы, когда настойчивый гость войдёт в квартиру оказаться у него за спиной. Понимаю, что против подготовленного шпиона у меня мало шансов, но я понадеялся на эффект неожиданности.

— Открывайте…

Она посмотрела на меня с недоумением, но послушно прошаркала к двери. Ее старческие пальцы с трудом повернули тяжелый ключ в замке. Дверь со скрипом открылась.

Увидев, кто пришел, Коля помахал головой «не он», и я вышел из своего укрытия.

На пороге, пошатываясь, стоял невысокий, болезненного вида мужчина лет пятидесяти. Лицо обрюзгшее, с сизым отливом, глаза мутные и влажные. От него на версту несло перегаром и давно не мытым телом. В руках он нервно теребил замызганную кепку.

— Вера Семеновна… — просипел он, виновато опуская глаза в пол. — Здрасьте… Извините за беспокойство…

Это был не «Сокол».

— Василий! — искренне возмутилась старушка. — Опять надрался?

Напряжение, сжимавшее мою грудь тисками, резким, почти физически ощущаемым скачком трансформировалось в леденящее, всепоглощающее разочарование. Весь этот переполох, этот страх, эта готовность к бою — и все из-за этого пропойцы?

— Вера Семеновна…

— Опять денег занимать пришел? — с укором пробубнила старушка.

— Да я отдам! — с жаром воскликнул тот. — Честно, отдам!

— Ишь, отдаст он! — почувствовав в нашем лице надёжную защиту, старушка пошла в наступление, даже руки в бока упёрла. — Прошлый раз тоже так говорил. Я тебе что сказала тогда? Что не буду занимать. И дверь тебе не открою. А он, ишь какой лис, стучит хитро!

Мужчина виновато опустил глаза.

— Да я… я… — он переступил с ноги на ногу, не решаясь поднять на нас взгляд. — Вера Семеновна, голубушка, выручай… Совсем припекло… Не найдется ли… на бутылочку? Хоть пятерку… Я тебе, я отдам! Честно, с получки!

Я вышел из своей засады. Вид у меня, наверное, был такой, что Васька инстинктивно отпрянул и прижался к косяку.

— Постой, — тихо сказал я. Голос прозвучал хрипло и неестественно. — Почему постучал так?

Он испуганно перевел взгляд с меня на старушку и обратно.

— Да я… я ж не хотел… напугать кого или еще чего… — залепетал он, явно не понимая, что случилось. — Просто приметил. Шел как-то поздно, темно. А тут мужик один к вашей квартире подошел, Вера Семеновна. Ну, этот, квартирант… И так постучал. Я мимо шел. А вы ему, Вера Семеновна, сразу открыли, не спросили даже ничего. Я и запомнил. Думаю, раз так — значит, свой человек. А я ведь свой, я свой, я ж не чужой! — он снова принялся униженно упрашивать старушку.

Я отвернулся.

Вера Семеновна, ворча, что-то сунула Ваське в руку, и он, бормоча бессвязные благодарности, пулей вылетел на лестничную клетку.

Дверь закрылась.

— Вот до чего человека довести можно… — покачала она головой, возвращаясь к столу и смахивая невидимую соринку со скатерти. — Васька-то этот… Вы не поверите, а ведь нормальным человеком был. Инженером, на заводе работал. Умный был, руки золотые. — Она взглянула на запертую дверь, словно пытаясь разглядеть сквозь нее призрак того, прежнего Василия. — А потом как подменили. С горя, что ли, запил… Жена ушла, с работы выгнали. И покатился… по наклонной. Сначала, бывало, заходил, просто поговорить, видно, одиноко ему было. А теперь… — она снова тяжело вздохнула, ее плечи опустились. — Теперь вот, как видите, по чужим квартирам шляется, выпрашивает на свое пойло. И ведь знает, что я ему последнее отдам, дура старая. Не выгоню. Жалко ведь парнишку, молодой еще.

Напряжение медленно спадало, оставляя после себя лишь горький привкус обманутых ожиданий и тягучую усталость. Еще несколько минут мы сидели за столом, делая вид, что допиваем остывший чай, но беседа уже не клеилась.

— Ну, мне пора, — сказал я, отодвигая стул. — Дела. Спасибо за чай, Вера Семеновна!

— Заходи еще, я всегда рада, — старушка почему-то застеснялась, суетливо поправляя фартук. — А ты, Колечка, устраивайся, чувствуй себя как дома.

Коля вышел со мной на темную, пахнущую сыростью и капустой лестничную клетку. Я застегнул куртку и, прежде чем спуститься, обернулся к Хромову, который нерешительно топтался у порога.

— Ну, держись тут, — тихо сказал я, кладя ему руку на плечо. — И помни: никакой самодеятельности. Глаза и уши открыты, язык на замке. Если что-то, даже самое мелкое, покажется подозрительным, не геройствуй, сразу звони или сигнализируй людям, что сидят в машине. Понял?

— Понял, Саш, — Коля попытался улыбнуться. — И ты будь осторожен.

Я еще раз кивнул, развернулся и быстрым шагом пошел вниз по лестнице.

Отъезд Коли и отца в Москву, на то самое «окончательное, решающее заседание в Москву, и от результатов которого зависело всё» прошел как-то незаметно. Мы даже не провожали их на поезд, но я уверен, что наружная слежка за такими важными персонами была. Но, чтобы не тревожить их призраком витающей вокруг их изобретения опасности, им не стали ничего говорить об этом.

Следующие три дня пролетели в странном, вымученном ритме. Будничная суета редакции, творческие метания сотрудников, пытающихся выдать из-под пера нечто если не гениальное, то хотя бы внятное и способное заинтересовать читателей. Мои успехи с публикацией серии фантастических статей и нескольких разоблачительных репортажей, привели к значительным переменам в структуре редакции. Повысился тираж газеты, появились новые ставки, которые ещё оставались вакантными, так как коллектив успешно справлялся с задачами. Но не это главное. Главное, что у коллег появился стимул к работе.

Теперь письма в редакцию приходили не только мне, но и другим авторам, которые с удовольствием зачитывали особо интересные места на ставшем традиционном «предобеденном чаепитии» с горячими пышками. Да. Мы каждый раз, после утреннего сбора у главреда, посылали гонца в частную пекарню, ставили чайник и быстренько обменивались информацией, в основном личной. К нам даже главред стал забегать «на чашку чая», хотя сначала мы опасались, что он будет против «нерационального использования рабочего времени». Но, время изменилось.

Я быстро выполнял редакционные задания, а в небольшие промежутки относительно свободного времени, делал заметки по поводу происходящего «в особом блокноте», который никогда не оставлял без присмотра. Записи выполнял в виде редакционной статьи, чтобы потом, «когда будет можно», быстро выдать материал в печать.

Вечером третьего дня, возвратился отец. Его лицо, несмотря на усталость, светилось таким торжеством, которого я раньше никогда не видел. За его спиной, словно привязанный, с сияющими глазами, следовал Коля.

— Саша! — отец бросил портфель и схватил меня за плечи. — Всё! Постановление комиссии подписано! Они одобрили всё! И контрольные точки «Сети», и модель аппарата! Телефон запускают в массовое производство!

— Это надо отпраздновать!

Он подошел к серванту, за стеклом которого ждали своего времени праздничные сервизы и пара дорогих статуэток, доставшихся еще от деда. С решительным видом он достал оттуда три парадные хрустальные рюмки и нераспечатанную бутылку армянского коньяка «Арарат».

— Что, действительно одобрили? — тихо спросил я у Коли, не веря собственным ушам.

Коля кивнул и как-то застенчиво улыбнулся.

— Не просто одобрили! — торжественно произнёс отец, ставя на стол рюмки. — Получена директива на опытно-промышленное производство. Первую партию выпускаем для нужд обороны и правительственной связи уже в следующем квартале!

Я в состоянии лёгкого шока посмотрел на счастливо улыбающегося Колю, и тот кивнул, подтверждая слова отца.

— А к концу года, — отец с силой выдернул пробку, и воздух наполнился терпким ароматом, — мы увидим наши телефоны в свободной продаже! Представляешь⁈

Он с щедростью, на которую обычно не был способен, налил до краев золотистого напитка в три хрустальные рюмки: для себя, для Коли и для меня.

— Заседание, признаться, было жарким, — отец первым поднял рюмку, и его голос дрогнул от нахлынувших эмоций. — Сначала скептики, как водится, пытались разнести всё в пух и прах. Говорили о «несвоевременности», о «завышенной стоимости», о том, что Запад ушел далеко вперед. Но когда мы с Колей выложили на стол готовые чертежи, карты с точками расположения «Сети» и показали работающий макет…

Он подмигнул Коле, и тот, уже держа в руках рюмку, так эмоционально закивал головой, что капли янтарного напитка пролились через край. Но этого никто не заметил.

— А потом я включил аппарат, и из динамика раздался голос председателя комиссии, который в это время находился в соседней комнате… — отец сделал акцент на особо значимом моменте, уничтожившем всех скептиков. — Воцарилась гробовая тишина. Они поняли. Поняли, что это не фантазия, а готовая, выверенная реальность. Реальность, которая перевернет всё.

— Так выпьем же! — торжественно произнес он. — Выпьем за наш труд! За упрямство! За веру! И за то, что будущее, которое теперь станет будущим для всей страны! За победу! И за тебя, Саша. Без тебя этого ничего бы не было!

Мы звонко чокнулись. Я выпил залпом, ощущая, как обжигающее тепло разливается по телу.

Это была победа. Головокружительная, оглушительная победа. Советский мобильный телефон, созданный на десятилетия раньше срока, переставал быть мечтой двух чудаковатых инженеров. Он становился реальностью, осязаемой, с солидными печатями на документах.

Мы сидели на кухне, и отец с Колей, перебивая друг друга, с жаром рассказывали о заседании, о вопросах столичных специалистов, о моментах, когда всё висело на волоске, и о том, как их выверенные расчеты и готовая рабочая модель в итоге сломили всякое сопротивление.

Мы засиделись допоздна. Вернувшаяся с работы мама так обрадовалась отцу, что даже не нахмурилась привычно от того, что «муж без её разрешения взялся за бутылку», а с удовольствием поддержала «несанкционированную попойку», решительно вытащив ещё одну рюмку с серванта и поставив её на стол.

— Вот это по-нашему, — обрадовался отец, и плеснул ей примерно треть рюмочки.

— А что, я одна что-ли буду праздновать? — удивленно произнесла она, кокетливо стрельнув глазами в сторону супруга. — Вы уж поддержите меня.

— Ну, это мы завсегда, — подмигнул отец и плеснул нам в рюмки «по граммулечке».

Мама довольно кивнула, мы чокнулись, выпили «за победу», и она тут же ринулась к холодильнику.

— А что же мы это без закуски, — захлопотала она и тут же по кухне поползли вкусные ароматы. — Да и ужинать пора!

Перед уходом Коля тихо спросил меня, есть ли какие-нибудь новости с квартиры. Я виновато пожал плечами, потому что реально не знал, что там происходит.

— Может у нас переночуешь? — предложил я.

— Нет, — решительно отказался Коля. — Там Вера Семеновна одна. Наверное, волнуется.

— Может позвоним Сидорину, — предложил я. — Узнаем, как там дела?

— Не надо, — улыбнулся Коля. — Поздно уже. Да и что может случиться. Там же люди сидят. Наблюдают. Если бы что случилось, то предупредили бы.

— Как? — удивился я. — Вы же в поезде ехали.

— А вот так! — Коля подмигнул озорно и вытащил из кармана мобильник. — Я номер оставил для экстренной связи. — Не провожайте меня. Я сам доберусь. Хочу пройтись по городу. Погода располагает.

Коля ушел, а я думал о том, какой фурор произведёт на утренней пятиминутке новость об этом событии. И ещё о том, что надо прямо сейчас написать статью, чтобы главная новость о произошедшем техническом прорыве мирового масштаба, о торжестве советской радиотехники первой появилась в нашей провинциальной газете.

Скорее бы наступил завтрашний день.