Курс на СССР: В ногу с эпохой!

Глава 5

Небо хмурилось, тучи сгущались, окрашивая город в сизые холодные тона. Я шёл, не разбирая дороги, сжимая в руке записку.

«Глупая, ревнивая девчонка, — думал я с какой-то маниакальной нежностью. — До чертиков ревнивая.»

И ведь было уже такое однажды. И ее гордая, холодная обида, и демонстративное исчезновение. И это стоило мне немалых нервов. Дежа вю. Наверное, эта размолвка закончится столь же жарким примирением. Хотя, если такое и дальше будет продолжаться, стоит подумать, нужен ли мне такой геморрой. Это пока я молодой, всё ограничивается щемлением в груди. А будь я постарше, без инфаркта не обошлось бы. В другое время я бы, наверное, принял бы ближе к сердцу эту очередную «девичью драму», но сейчас мне было не до того.

Сейчас слишком многое зависит от моих дальнейших действий. Мне нужно спасти не только отца и его изобретение. На кону шанс переломить ход истории, продлить будущее для этой огромной, неуклюжей, но все еще живой страны.

Вокруг сплошные угрозы от шпионов с «Парабеллумами», высокопоставленных предателей, технологических диверсантов. Я балансирую на острие бритвы, где каждый неверный шаг может стоить жизни. И именно в этот момент она выбивает у меня почву из-под ног.

Самое удивительное, я совсем не злился на Марину, ставшую причиной нашей размолвки. Метель, если разобраться, тут не при чем. Просто она зашла в тупик, и так получилось, что именно мне она доверилась. Где-то в глубине сознания она почувствовала во мне своего спасителя. Возможно, так оно и есть, хотя, тут можно и поспорить. Наверное, если бы она не была дочерью Метелкина, мне было бы проще держать с ней нейтралитет. А так, Марина — это всего лишь шанс в любое время выйти с ним на контакт. Хотя, кого я хочу обмануть. Марина сама по себе неординарная личность, которую хочется сделать союзником в борьбе за будущее.

Я скомкал записку и бросил её в урну. «Прости, Наташка, но сейчас мне реально не до выяснения отношений. Я тебя люблю, но это потом. Когда всё остальное закончится.»

За спиной раздался скрип тормозов, и я почувствовал, что это Волга. И что это за мной. Но вот какая, бордовая или серая? Я оглянулся и вздохнул с облегчением.

«Серая».

Сидорин опустил окно и махнул рукой «садись». Без лишних слов я сел на пассажирское сидение рядом с ним, и машина с тихим ворчанием отъехала от обочины.

— Ну что, постигаешь прелести одинокого променада? — улыбнулся Сидорин и бросил на меня короткий взгляд, постукивая пальцами по рулю.

— Вроде того, — уклончиво буркнул я, старая поскорее избавиться от романтических мыслей о Наташе.

— Догадываешься зачем я здесь?

Я кивнул.

— Есть вопросы?

— Есть, — начал он без лишних слов. — Расскажи-ка мне, пожалуйста, почему это наш местный журналист Александр Воронцов сломя голову носился по городу с отцом-изобретателем и его юным гением, и натолкнулся на явку шпионов? Случайное совпадение?

— Я же уже рассказывал…

— Мне нужны подробности, —жестко потребовал он и припарковался в тихом месте. — Начни с самого начала. Не для протокола, конечно.

Я тяжело вздохнул и всё ему рассказал. О странном сигнале, возникшем в телефоне во время испытания, о том, как мы решили отправиться на охоту за «призраком», совершенно не подозревая, чем всё закончится, о самодельном пеленгаторе на заднем сиденье «Москвича», о наших поисках по городу. Рассказал про старушку-хозяйку, про её квартиранта, «инженера-связиста», который постоянно находился в командировках.

Рассказал только факты. Информацию о Метелкине я не стал озвучивать, хотя теперь практически на сто процентов уверен, что он как-то с этим связан.

— И самое странное, — я сделал паузу, встречая его взгляд. — Там, в книжке, была фотография. Тот самый тип, который за отцом моим шел. Тот, кого вы… ликвидировали. И ещё один мужчина, помоложе. Рядом.

Сидорин медленно выдохнул, его лицо стало каменным. Он достал пачку «Беломора», но курить не стал, просто теребил её в пальцах.

— М-да, ситуёвина конечно… — он не договорил, но на языке явно было что-то ругательное. — Наши люди сейчас следят за той квартирой, но… — он глубоко вздохнул. — Есть все опасения, что ждать мы можем очень долго. Вы ничего не трогали?

— Ничего, — заверил его я. — Мы ушли, как только всё поняли. Я сразу позвонил вам.

Он кивнул, его взгляд слегка смягчился.

— Правильно сделал. Чертовски рискованно было лезть туда, понимаешь? Могли и на ловушку нарваться. Надо было нам заранее сообщить.

— Так кто же знал, что мы на такое нарвемся? — удивился я. — Мы же думали, это какой-то бытовой прибор фонит. Холодильник там, или телевизор. Просто отцу и Коле, как изобретателям, было интересно выявить причину постороннего шума. Ведь, даже если он находится вне диапазона слышимости, то всё равно вредит здоровью людей, находящихся неподалёку. Вот и хотели выяснить, что это и насколько распространяется вредный звуковой сигнал.

— Вот к чему приводит простое человеческое любопытство, — сказал Сидорин.

— Это не простое любопытство, — возразил я. — Им было очень важно узнать причину возникновения сигнала, чтобы устранить её в схемах сборки в промышленном масштабе. Понимаете, такие технологические шумы могут резонировать, накладываясь на подобные и вызвать катастрофу.

Сидорин удивленно уставился на меня, не веря ни единому моему слову. Да я и сам бы не поверил, если бы не ставшая в будущем доступной информация о взрыве термоядерной «Царь-бомбы» 30 октября 1961 года на Новой Земле, вызвавшем сейсмические волны и атмосферное давление, которые были зафиксированы в разных частях света, трижды обогнув земной шар. Но я не стал говорить об этом, чтобы не объяснять, откуда мне известна секретная информация из военного архива.

— Возможно, — согласился он. — Работа проделана отличная, но теперь это наше дело.

— Естественно, — кивнул я.

Мне почему-то захотелось рассказать про Метелкина, ведь он был ключевой фигурой во всем этом деле. Но я благоразумно промолчал. Потому что надо было аргументировать начало слежки на ним и причины, по которым я, заподозрив Метелкина в шпионаже, сразу не сообщил в соответствующие органы. И почему скрываю фотографии, пытаюсь шантажировать его.

Сидорин не тот человек, что удовлетворится недомолвками и намеками. Он потянет за ниточки и мне придётся признаться, что я прибыл из будущего, чтобы спасти СССР, который находится на грани гибели. И чем это закончится? Прощай мама, папа, Наташа и дорогая редакция, всё то, к чему я так стремился.

— И, Александр… — Сидорин снова посмотрел на меня, и в его глазах читалось нечто похожее на признание. — Чтобы в дальнейшем не пришлось разгребать последствия, твои, или ещё чьи-то там, позвони, прежде чем устраивать самодеятельные экспедиции. Для этого я тебе и дал свой номер.

Он сказал это без упрёка, просто, как констатацию факта. Как старший товарищ, указывающий на ошибку, которую больше повторять нельзя.

— Я понял, Андрей Олегович.

Сидорин завел машину и мы, выехав на проспект Гоголя медленно влились в поток машин.

— Ты домой?

— Домой.

— Подвезу, — он свернул на Ленина и присмотрелся к странной парочке, оживленно о чем-то беседующей у магазина «Рыба». — А это там… Хромов что ли?

Я пригляделся. Да, она самый, Коля Хромов. Стоит с какой-то женщиной, о чем-то общается. Постой… Так ведь эта та же самая хозяйка квартиры, что сдает комнату шпиону! Вот так встреча! Похоже, парень попал в неприятную ситуацию. Он оглядывался по сторонам, а она наседала на него, о чем-то оживленно рассуждая.

— По-моему нам надо вмешаться, — холодно сказал Сидорин и припарковался у обочины. — Пойдём, посмотрим, что там.

— А, милок, и ты здесь! — обрадовалась старушка, увидев меня. — Что же вы не заходите? Вы же красненькую обещали!

Не забыла все-таки про телефон, который так хотела получить. Вот и наседает на Колю, увидев знакомое лицо на улице.

— Обещали, сделаем, — сказал Коля и быстро бросился к машине, оставив нас на растерзание общительной собеседнице.

Сидорин приглядывался к бабушке — ее лицо ему показалось знакомым, но видимо все никак не мог ее вспомнить.

— Подвезем Колю? — отвлекая его, произнес я.

— Отвезем, — кивнул Сидорин.

Мы, наскоро откланявшись, быстро погрузились в Волгу, и Сидорин резко нажал на газ.

— Кто это? — спросил Сидорин, посматривая на старушку в зеркало заднего вида.

— Да так, старая знакомая, — соврал Коля.

Видимо тоже понял, что не стоит сейчас говорить сотруднику КГБ о том, что беседовал с тем, кто сдает комнату шпиону, дабы избежать долгих расспросов, объяснительных, и протоколов.

— Ну, то, что «старая» это понятно, — хохотнул Сидорин. — Но я и не предполагал, что у тебя есть такие знакомые.

— Так мы же, — начал Коля откровенничать, но я толкнул его в бок, и он быстро сориентировался. — Так мы же, это… в очереди познакомились. Я ей помог картошку до дома дотащить.

— А что за «красненькую» ты ей обещал?

— Так это… свеклу, — нашелся Коля. — Она хотела борщ сварить, и нас угостить.

Воскресное утро вполне соответствовало моему внутреннему настроению. Мерзко, сыро, слякотно без всякой надежды на проблеск чего-то светлого. Тягучая, напряженная субстанция, похожая на смолу, заполняла разум, отключая его от способности мыслить.

Я встал с кровати и босыми ногами по холодному полу потопал в ванную. Появилась мысль, принять холодный душ, но что-то остановило меня от этого безумного поступка. Наскоро умывшись и почистив зубы, я вернулся в свою комнату и, дрожа от холода, принялся одеваться. Мама ещё вчера уехала на дачу к подруге, чтобы помочь той высадить семена на рассаду. Так что о завтраке придётся позаботиться самому.

Я открыл дверь на кухню и ощутил густой аромат, сладковато-горький от пайки и перегретого металла. На столе, вместо завтрака, громоздились магнитофон «Электроника», осциллограф и куча приборов, соединённых проводами. Коля, склонившись над блокнотом, лежащем у него на коленях, что-то черкал карандашом, пытаясь найти закономерность в результатах исследования. Отец продолжал следить за показаниями приборов, записывая контрольные замеры на вырванном из тетради листке. Множество смятых листков с перечеркнутыми крест-накрест записями валялись на полу.

— Не может быть, чтобы это была просто случайность! — бубнил отец, не обращая внимание на моё присутствие.

Он снова запустил запись. Из динамика полилось ненавистное, монотонное: «ти-ти-та-та-ти-та-та-та…» Похоже они так и не расходились со вчерашнего дня.

— Слишком правильный ритм, — он сделал многозначительную паузу. — Это код. Должен быть код! К тому же мы сами видели откуда шел сигнал.

— Согласен, Матвей Андреевич, — Коля, бледный и не выспавшийся, впился взглядом в зелёный глаз осциллографа. — Но все стандартные шифры не подходят. Может, это числа? Координаты?

Я пробрался к плите, поставил на огонь чайник, достал сыр, масло, колбасу, хлеб и сделал бутерброды. Когда чайник закипел, заварил крепкий чай, достал стаканы с подстаканниками, сахарницу и молча поставил всё это на поднос. На какой-то миг узники крепости разума вернулись в реал, практически на автомате съели по паре бутербродов, выпили чай и снова погрузились в решение головоломки вселенского масштаба. Я плюхнулся на табурет в углу, обхватил голову руками, пытаясь вытеснить из головы всю лирику межличностных отношений. Образ Наташи, преследующий меня всю ночь постепенно отошёл на второй план, а потом, когда мой блуждающий и несфокусированный взгляд уперся в стрелку вольтметра и вовсе исчез.

Она ритмично дёргалась в такт сигналу. Короткий импульс — маленький скачок. Длинный — стрелка замирала подольше. Это монотонное подёргивание показалось мне не случайным. Я смотрел отрешенным взглядом, пытаясь вспомнить что-то важное, и в ушах вдруг отозвалось эхо из другого времени… Противный, скрежещущий звук из колонок старого компьютера…

…пшшш-кшшш-диии-кшшш…

Старый, допотопный модем и его уже классическое шипение при подсоединении к сети.

Я моргнул, отгоняя наваждение. Но оно не уходило, а, наоборот, набирало силу. Стрелка вольтметра… цифровой шум… попытка соединения… Другой мир, другие технологии, но принцип… Принцип-то один! Передача данных. Нули и единицы, выраженные не цифрами, а звуком, его длительностью и тоном.

Сердце вдруг ёкнуло и забилось с новой силой. Я поднял голову и посмотрел на отца и Колю, увлеченных своим спором.

«Диал-ап модем… — пронеслось в голове. — Самый древний, на 56К. Он так же орал в пустоту, договариваясь с миром. RTTY… радиотелетайп… Да это же одно и то же!»

Я понимал, что не могу выложить им всю правду. Не могу сказать: «Да бросьте, это же как в девяностых!». Но я мог подтолкнуть. Осторожно, как сапёр на минном поле.

— Пап… Коля… — мой голос прозвучал хрипло. Я прокашлялся. Они обернулись, на лицах — усталое ожидание.

— А что если… — я медленно подошёл к столу и ткнул пальцем в осциллограф, — вы ищете не там? И всё не так сложно…

— Не так сложно? — нахмурился отец. — Саш, уровень аппаратуры говорит…

— Не в аппаратуре дело, — перебил я. — В идее. Вы исходите из того, что это шифр. Что его нужно взломать. А что если это… не шифр вовсе?

Коля смотрел на меня с недоумением.

— Как это не шифр? Тогда что?

— А что если это просто… текст? — выдохнул я, чувствуя, как по спине бегут мурашки. — Обычные буквы. Или цифры. Просто переданные… другим способом. Не как в Морзе, а… — я запнулся, подбирая безопасные слова, — как в телетайпе. Где есть не точка и тире, а, условно, высокий тон и низкий. Или, как тут, короткий импульс и длинный. И каждая такая «штука» — это не код, а просто один символ. Буква «А». Или цифра «пять».

В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов и шипением ленты. Отец и Коля переглянулись. В глазах Коли мелькнула искра ещё не понимания, но живого, технического интереса.

— Ты хочешь сказать, — медленно начал отец, снимая очки, — что мы пытаемся прочитать зашифрованное письмо, а оно… не зашифровано? Оно просто написано на «языке импульсов»?

— Да! — воодушевился я, видя, что мысль пошла в нужном направлении. — Представьте, есть азбука, где вместо букв вот эти «ти-ти-та-та». И кто-то просто набирает на такой «машинке» сообщение и шлёт в эфир. Никакого сложного шифра. Просто другой алфавит. Примитивный, но чертовски эффективный.

Коля вдруг резко вскочил, сгребая со стола бумагу и карандаш.

— Матвей Андреевич! А он может быть прав! Мы же не проверяли гипотезу простого замещения! — он уже чертил таблицу. — Смотрите: короткий импульс — возьмем все тот же условный «ноль», длинный — «единица». Нам нужно просто составить «азбуку», сопоставив последовательности символам!

Отец, не говоря ни слова, снова запустил запись. Но теперь он слушал её иначе. Его взгляд был прикован к листу в руках у Колю, который уже разбивал запись на группы.

Несколько минут прошло в напряженном молчании. Коля пристально смотрел на датчики и фиксировал высоту тонов. Потом, наконец, выдохнул, произнес:

— Кажется… получилось. Вот, смотрите.

На испещренном листке рядом с причудливыми комбинациями «точек» и «тире» нашего сигнала стояли буквы кириллицы. Последовательность была короткой, обрывистой.

— Расшифровал? — с надеждой спросил отец.

— Ага! — удивленно кивнул Коля. — Всё оказалось проще, чем мы думали! Смотрите, — он повернул к нам блокнот. — В самом начале передачи, до основного сообщения, идёт калибровочный сигнал — повторяющаяся последовательность «один-ноль-один-один». Я предположил, что это эталон, своего рода «азбучный истинный нуль» их алфавита. Я принял эту комбинацию за базовую единицу, за основу отсчёта. Дальше всё пошло как по маслу — мы просто сопоставляли другие уникальные последовательности импульсов с их относительной длительностью относительно этого калибровочного сигнала. Получилась простая таблица замещения, где каждая новая комбинация — это буква.

— Так просто? — не сдержался я.

— Ничего себе «просто»! — усмехнулся отец.

— Просто Коля, — начал я оправдываться, но отец только рукой махнул.

— Согласен, Коля говорит так, будто пустяковое дело, но…

— Вся их безопасность строилась на незнании самого принципа кодировки, — пояснил Коля. — Как только мы догадались, что калибровочный сигнал — это и есть ключ, всё встало на свои места. Они просто передавали открытый текст, но записанный в своей собственной, примитивной шифровкой. Гениально… и на удивление самонадеянно.

— Читай, — тихо сказал отец, его лицо было напряжено. — Что там получилось?

Коля откашлялся и медленно, по слогам, прочитал:

— «ФЕНИКС МЁРТВ. РАБОТАЕТ СОКОЛ. КОНТАКТ С ВЕКТОРОМ СОХРАНЁН. ПЕРЕЕЗД. ОПАСНОСТЬ. ЖДУ ПРИКАЗА К НАЧАЛУ АКТИВНЫХ ДЕЙСТВИЙ. СОКОЛ.»