Курс на СССР: В ногу с эпохой!

Глава 18

Эх! И что теперь было делать? Все же, как ловко он… Так шпион же! Навыки… Или все же… Ладно, Яна Тимофеева должна бы о нем хоть что-то знать. Но, вот сейчас…

Краем глаза я заметил остановившуюся у тротуара желтую «Волгу» такси, только что высадившую пассажиров.

— Шеф! — недолго думая я запрыгнул на сиденье. — Шестнадцатый маршрут знаешь? Ну, автобусный.

— В Калиновку, что ль? — патлатый таксист в джинсах искоса взглянул на меня.

— Ну да.

— Поехали, — кивнул он, явно радуясь удачному клиенту. — Предупреждаю, больше двух рублей выйдет!

— Вот! — я протянул трояк. — Только мне надо точно по маршруту, вон за тем автобусом.

— Как скажешь!

Сунув купюру в карман, водитель заметно повеселел и, отъезжая, нажал клавишу закрепленного на торпеде кассетника марки «Весна». Запели «Арабески»…

— Понимаешь, — глядя вперед, вдохновенно врал я. — Брат из деревни приехал. Запойный! Вот жена его, Людка, и попросила проследить.

— Так сегодня же праздник!

— Вот и я о том…

Мы нагнали автобус через пару остановок.

— Нет, нет, близко подъезжать не надо, — проинструктировал я. — Просто притормаживай, чтобы видно было кто выходит. Надо не пропустить, если он выйдет.

— Да понял я, понял, — рассмеялся таксист. — Не тупей утюга! Только если раньше выйдешь, деньги не верну.

— Само собой разумеется, — подтвердил я. — Это компенсация за капризы клиента.

— Как ты сказал? — удивился таксист. — «Компенсация за капризы клиента»? Надо будет запомнить.

Пару остановок из автобуса никто не выходил. Пассажиры только входили внутрь. Наконец-то из автобуса вывалился какой-то подвыпивший ханурик.

— Вон тот, не твой родственник? — поинтересовался таксист.

— Не, слишком уж старый… Не он.

Мы проехали за автобусом по всему маршруту до конечной. В Калиновке из салона вышли человек десять. Бабули, седенький, с орденскими планками, старичок-ветеран, модно одетые девушки. Тендрякова среди пассажиров не оказалось!

Опять обхитрил? Или он вышел еще в городе на первых двух остановках, до того, как мы догнали автобус.

Вздохнув, я отпустил такси, подошел к автобусу и постучал по стеклу:

— Извините, а когда отправляетесь?

— Через полчаса, — буркнул усатый шоферюга и ткнул пальцем на висевшее на остановочном павильоне расписание. — Вон график.

Что ж, полчаса можно было и подождать, тем более погода радовала. Солнышко, пригревало почти как летом.

Я потянулся и сделал глубокий вдох. Вроде бы город совсем рядом, а воздух здесь какой-то другой, хотя Калиновка совсем недавно стала пригородом. А до этого это было обычное провинциальное село с небольшими одноэтажными домами, хозпостройками и палисадниками между тротуарами, посыпанными щебнем и золой, и грунтовой дорогой. Возле каждого забора у калитки были лавочки, где днём грелись на солнышке старики, а по вечерам собиралась молодёжь.

На площадке у магазина мальчишки гоняли мяч. Продавщица вышла из магазина, что-то крикнула мальчишкам, наверное, ей не понравилось, что они подняли кучу пыли, но те не отреагировали на замечание. Вслед за ней на крыльце появились две девушки и старательно обходя толпу азартных футболистов, направились по дороге. Шатенка и брюнетка, нет, скорее темно-русая. Обеим лет по двадцать или чуточку больше, обе вполне себе симпатичные стройненькие.

«Так это те девушки, из автобуса! — осенило меня и я, поправив сумку на плече, быстрым шагом пошел следом за ними. — Они же могли видеть Тендрякова, или как там его зовут».

Сделав самое приветливое лицо, я догнал девушек.

— Девушки, здравствуйте!

— Привет, — переглянувшись, девчонки заинтересованно посмотрели на меня. — И что это занесло в нашу глушь такого видного парня?

Хороши девчонки! Глазки блестят, реснички подкрашены и подкручены, как у кукол, на губах модная красная помада, волосы тщательно уложены. Шатенка в новеньких вельветовых джинсах, голубой блузке и красной импортной курточке. Темно-русая в черной водолазке и короткой джинсовой юбочке, из-под которой видна свежая царапина на левой коленке.

Мне показалось, что где-то я их уже видел, но особо размышлять было некогда. Девчонки как девчонки. Они всегда такие.

— Помогите мне. Я тут с одним человеком разминулся. Он вроде бы на автобусе ехал. Такой… худощавый, подбородок остренький, — я показал рукой. — Серый костюм, рубашка белая… темные очки.

— Да, вроде бы, был такой, — снова переглянулись подружки. — Так это что, дружок твой?

У одной из лавочек они остановились и сели. Шатенка достала пачку «Мальборо» и щелкнула зажигалкой. «Ронсон»! Голландия. Однако, девочки не простые.

— Не дружок, брат, — я присел рядом. — Двоюродный. Из деревни приехал… Запойный! Ушел с утра куда-то, не знаю теперь, где и искать. Люди говорят, на шестнадцатый автобус сел. Вроде…

— Да, вроде бы, был такой, — выпустив дым, покивала шатенка. — Галь, помнишь, он еще старику место уступил? Ну, ветерану… Был, был! Только без очков. В кепке. У молокозавода вышел, кажется. И не похоже, что пьяный…

— Ну, набраться-то он быстро успеет!

— А что это у тебя там? — полюбопытствовала Галя.

— Фотоаппарат, — ответил я и с гордостью вытащил футляр из сумки.— «Зенит Е Эм». Объектив «Гелиос», зеркалка. А хотите, я вас сфоткаю?

— Нет, нет, не надо, — сразу же замахала руками шатенка. — Мы это… не очень сейчас одеты.

— А ты что, фотограф? — поинтересовалась брюнетка.

— Фотокорреспондент! Вот, футбольную команду сейчас буду снимать. Думаете, просто так они мяч гоняют? На приз клуба «Кожаный мяч»!

Сказал и опешил. Это совсем не подходило к версии о розыске брата алкоголика. Но девушки, казалось, не обратили на это внимание. Их внимание было приковано к фотоаппарату.

— Ух ты! А фотик дорогой?

— Да уж, недешевый! — вздохнул я, обрадовавшись, что «не спалился». — Сто сорок рубликов.

— Ого! — девушки явно заинтересовались.

— А давайте познакомимся,— предложил я. — Вас как зовут?

— Я Наташа! — улыбнулась шатенка и протянула руку.

— А я Света — заулыбалась её подружка и тоже протянула руку.

Я деликатно пожал им пальчики, почувствовал скрытое напряжение и понял, что девчонки не так-то просты. Что-то они скрывают, но что? И почему это Галя назвалась Светой? Что это? Обычное девичье кокетство, или они что-то скрывают.

И слишком уж они приветливые. Явно оценили мой внешний вид и постарались заинтересовать меня. И тут я понял, кого мне они напоминают. Это же те самые клофелинщицы.

По одежде, по повадкам, по всему похожи. Узнали, что я здесь случайный человек, сразу содержимым сумки заинтересовались к «Зениту» приценились. Узнали, что дорогой и сразу стойку сделали! И фотографироваться отказались. Как бы они меня тут не того…

— А тебя-то как зовут?

— Саша, — просто ответил я, изображая простачка. — А вы чем занимаетесь? Работаете. Учитесь?

— Га. — начала Наташа и осеклась, потом быстро затараторила. — Светка работает. В магазине «Ткани», продавцом. А я учусь… В Ленинграде! Правда, заочно…

— Студентка что ль? — нарочито насмешливо протянул я. — Что-то не похоже.

— Забьемся? — хитро улыбнулась Света… или кто она там была. — Если проиграешь, купишь нам бутылку шампанского! Здесь, в магазине, есть.

— А, если выиграю?

— Тогда мы купим, — подмигнула Наташа. — Короче, тебе понравится!

— Беспроигрышный вариант, — улыбнулся я. — Забились!

— Ну, смотри-и, — жестом фокусника Наташа сунула руку в сумочку.

Если она сейчас покажет студенческий, значит я ошибся, это другие девчонки. Ведь тот, похищенный у моей Наташи, билет преступницы выронили в общежитии. Я напрягся. Сейчас станет ясно, и если это преступницы, нужно будет думать, как их задержать…

— Бл…дь!

Вытряхнув содержимое сумочки на лавочку, Наташа выругалась матом. Да-а! Та еще «студенточка»!

— Наверное, дома забыла, — попыталась выкрутиться она.

— Так ты сбегай! — посоветовала подружка.

Шатенка посмотрела на часики… плоские, золотые… или позолоченные, марки «Заря». Такие, или почти такие, отец подарил маме на день рождения лет пять назад.

— Ага, сбегай… Сейчас же…

— Вон, кажется, едет уже!

— Саш, это за нами! — глянув на дорогу, встрепенулась «Наташа». — Извиняй, шампанское отменяется.

Дружно сказав: «Чао!», девицы со всех ног бросились назад к остановке, где остановилась шикарная темно-синяя «Лада» ВАЗ-2103, «троечка».

Черт! Они, не они, но уйдут же! Точнее уедут.

В голове вдруг мелькнула мысль… И я тут же подошел к юным футболистам:

— Парни, я из газеты! — я показал удостоверение. — Снимаю детский спорт. Позировать готовы?

— Да! — бросив мяч, хором откликнулись мальчишки.

— Тогда становитесь в ряд! Вот здесь.

Я выстроил их на фоне автобусной остановки, где водитель тройки как раз вышел из машины навстречу девицам.

— Так… улыбнулись! — я сделал снимок. — Молодцы, ещё кадр.

Мальчишки тщательно позировали, а я сделал несколько снимков, где по идее должны были четко видны лица лже-Наташи и Гали-Светы.

— А теперь еще разочек, — скомандовал я и снял номер машины «22−12 ЗАР». Еще старого образца, белые цифры на черном фоне.

— И еще! — снова скомандовал я. — Капитан команды на первый план! Не жмуримся, глаза не закрываем… Ага! Есть.

Есть! В кадре крупным планом все трое. Девчонки и водитель: грубое, словно высеченное из камня, лицо, расстегнутый ворот рубахи… золотая цепочка на бычьей шее…

— Ну, что, девчонки? — громко крикнул водитель. — Гуляем?

— Гуляем, Боренька, гуляем! — подхватили девицы и нырнули в салон. — Едем!

Из распахнутых окон машины вырвались громкие звуки музыки, кажется, «Бони М». Машина тронулась, набирая скорость.

«Грубое, словно высеченное из камня, лицо…» — пронеслось в мозгу, и я вспомнил! Санитар! Тот самый, лже-санитар из областной больницы. Охотник за старинными открытками!

Интересно… Тут слет всех плохих людей происходит что ли?

Впрочем, не о санитаре я сейчас думал. Не давал покоя тот тип. Игорь Тендряков, из Перми. Из какой-то тамошней газеты. В командировке здесь. Вышел у молокозавода. Туда надо ехать, только найду ли его я там? Так он и ждем меня, как же. Его лицо стояло перед глазами — невзрачное, с острым подбородком и равнодушными глазами.

Что-то здесь было не так. Слишком уж гладко все совпало. Его появление, его интерес к трибуне, его ловкое исчезновение. Журналист из другого города, который снимает чиновников на братском кладбище. Сердце подсказывало: это не случайность.

Я достал прототип телефона. Набрал номер Сидорина.

— Андрей Олегович, это Воронцов. Нужна небольшая проверка.

— Опять? — в его голосе послышалась привычная усталость, смешанная с интересом. — Кого на этот раз?

— Журналист. Игорь Тендряков. Говорит, из Перми. Яна Тимофеева с телевидения представила.

— И что с ним не так?

— Не знаю. Но он был на братском кладбище, снимал всё руководство. А потом ловко слинял. Шестым чувством чую — что-то тут не так. Не могли бы вы через своих… по пермским каналам… узнать? Работает ли там такой?

Сидорин помолчал пару секунд.

— Фамилия-то какая…

— Тендряков. Игорь Тендряков.

— Писатель, что ли? Журналист? Ладно, подожди у аппарата.

Я услышал, как он положил трубку на стол, потом приглушенные шаги, скрип отодвигаемого стула. Потом — тихий разговор с кем-то еще, вероятно, с помощником. Минуты тянулись мучительно долго. Я представил, как где-то в Перми звонят в редакции, в отделы кадров, поднимают списки… Хотелось бы верить, что все пройдет так быстро. Но скорее всего он просто скажет, что передал информацию для проверки и нужно ждать ответа.

Наконец, шаги приблизились. Сидорин снова взял трубку. Его голос был ровным, но в нем появилась та самая стальная нотка, которая бывала только в серьёзных делах.

— Воронцов.

— Я слушаю.

— Уточнил.

— Так быстро?

— Ну да. А ты думал у нас тук бюрократия? Боремся с этим. Все быстро, оперативно. В общем так… Никакого Игоря Тендрякова в пермских газетах, на телевидении или радио не числится. Ни штатным сотрудником, ни внештатным, ни по командировкам. Вообще никто о таком не слышал.

У меня в ушах зазвенело. Комната поплыла. Я инстинктивно схватился за тумбочку, чтобы не упасть.

— Вы уверены? — выдавил я, чувствуя, как холодеют пальцы.

— Абсолютно. Пермь отрапортовала четко. Такого журналиста у них нет. Я, конечно, еще раз проверю, но думаю, ответ будет такой же.

В тот миг все кусочки пазла с грохотом встали на свои места. Этот равнодушный, сканирующий взгляд… Эти профессиональные, но неброские движения… Умение раствориться в толпе. Интерес не к празднику, а к людям на трибуне.

«Сокол». Теперь все понятно. Тендряков — это Сокол. Тот самый. Не просто призрачное прозвище в эфире, а реальный человек. Холодный, расчетливый профессионал, который спокойно прошелся по братскому кладбищу в День Победы, чтобы собрать информацию для своих грязных дел. И он где-то здесь, в городе. Возможно, в этот самый момент он так же, как и я, о чем-то думает. Или строит новые планы.

— Андрей Олегович, еще момент, пока вы на связи, — быстро переключился я, понимая, что каждая секунда на счету. — Еще кое-что. По тем клофелинщицам. Я их в Калиновке встретил.

Я коротко описал ту «Наташу» и «Свету», их манеры, дорогие вещи и то, как они ловко уехали на «трёшке» с тем самым лже-санитаром за рулём.

— Номер записал? — мгновенно спросил Сидорин.

— «22−12 ЗАР». И водителя сфоткал. Крупным планом. Тот самый санитар, Боренька.

— Молодец. Фото проявишь — сразу передашь. А сейчас где они?

— Ушли в сторону Калиновки.

— Проследи, куда они могли податься. Только смотри, в одиночку не геройствуй. Если увидишь — просто наблюдай и сразу звони. Кто ими в милиции занимается?

— Ратников, из транспортного.

— Хорошо. Я ему передам. Если что — поднимает наряд.

Положив трубку, я огляделся. Калиновка жила своей неторопливой, почти сельской жизнью. «Лада» исчезла, растворившись в паутине проселочных дорог. Солнце припекало, и после всей беготни и нервотрёпки пить хотелось невыносимо. Решил зайти в сельпо — купить бутылку лимонада и заодно попробовать разузнать что-нибудь.

Дверь с колокольчиком распахнулась, впустив меня в прохладный, пропахший резиной, дешёвым табаком и хлебом полумрак. За прилавком сидела дородная женщина в цветастом халате.

— Молодой человек, вам что? — спросила она, окидывая меня оценивающим взглядом.

— Лимонада, пожалуйста, — сказал я, доставая мелочь. — «Буратино», если есть.

— «Буратино» кончился. «Дюшес» пойдет?

— Пойдет.

Пока она тянулась к холодильнику, ее взгляд упал на «Зенит», висевший у меня на шее.

— А это у вас что, фотоаппарат? — поинтересовалась она, ставя на прилавок склянку с зеленоватой жидкостью. — Вы, чай, не местный? Из городских? Журналист, что ли? По поводу праздника?

— Да, из «Зари», — кивнул я, откручивая крышку. — Материал готовлю.

— Понятно, — женщина тяжело вздохнула и обмахнулась газетой. — Материал… А материала-то у нас тут — хоть отбавляй. Только не для газеты, а для вашего же уголовного розыска.

Я сделал глоток сладкой, шипящей жидкости, стараясь не выдать внезапно вспыхнувшего интереса.

— В каком смысле? — как можно небрежнее спросил я.

— Да всякие тут похабные ходят, — махнула она рукой. — Раньше тихо было, а тут… Зачастили. Вот опять, только что…

— Кто? — не удержался я.

— Две девки. Да с каким-то амбалом, здоровенным таким. В дверь не влезет. Вина взяли, «Столичную» целую авоську набрали, да и ушли.

— На праздник, наверное, — пожал я плечами, делая вид, что это меня не особо интересует.

— На праздник… — продавщица фыркнула. — Они тут не праздновать собираются. Им бы нажраться да безобразия устроить.

— А далеко ушли? — я отпил еще глоток, глядя в стену с плакатом «Хлеб — всему голова!».

— Да не, тут рукой подать. Вон, видишь, крайний домик, с зелеными ставенками? Раньше старик Прохор Митрич там жил, фронтовик. Год назад помер. Дом с тех пор и пустует. А они, видать, приспособили. Наведываются периодически. Шумят, мусорят… Совесть бы им иметь, перед памятью солдата!

Сердце у меня заколотилось чаще. Крайний дом с зелеными ставенками был отчетливо виден из окна магазина. Он стоял чуть в стороне от остальных, в начале поля, заросшего бурьяном.

— Может, и вправду, просто отмечают, — сказал я, допивая лимонад и ставя пустую бутылку на прилавок. — Спасибо за «Дюшес».

— Не за что. Заходите еще.

Выйдя из магазина, я сделал вид, что возвращаюсь к остановке, но, убедившись, что продавщица за прилавком отвернулась, резко свернул за угол и, пригнувшись, побежал через поле, скрываясь за высокими зарослями лопуха и полыни. Приказ Сидорина «не геройствовать» звенел в ушах, но я понимал — если я сейчас уйду вызывать подмогу, они могут исчезнуть. А другого такого шанса может и не быть.

Дом Прохора Митрича оказался стареньким, почерневшим от времени и дождей. Ставни, когда-то выкрашенные в зеленый, облупились. Крыша поросла мхом. Я осторожно, ступая на цыпочках, подобрался к единственному окну, из которого не было видно магазина, и заглянул в щель между рамой и ставней.

Внутри было темно и пусто. Ни голосов, ни звуков. Ни признаков недавнего пьяного застолья. Только пыль да запустение.

«Неужели, продавщица ошиблась? Или они уже смылись?»

Решив проверить, я обошел дом кругом. Задняя дверь, ведущая, видимо, в огород или в сарай, была приоткрыта. Я прислушался. Тишина. Не рисковать? Или… Стиснув зубы, я толкнул дверь, готовый к любым неожиданностям.

Никто на меня не набросился. В доме действительно никого не было. Комната, служившая, видимо, и кухней, и гостиной, была заставлена старой мебелью, покрытой толстым слоем пыли. На столе стояли не полные бутылка водки, две бутылки крепленого вина, пустая пачка Мальборо и коробка конфет. Ушли?

Мой взгляд упал на пол.

Там, у самой печки, лежал тот самый санитар, Боренька. Его могучее тело было безвольно раскинуто, голова запрокинута. Он не двигался.

Первая мысль — убили. Но, приглядевшись, я увидел, что его грудь равномерно поднимается и опускается. Он был без сознания, но жив. А из полуоткрытого рта тянулся сладковатый, знакомый по больничным коридорам запах… хлоралгидрата? Или чего-то похожего. Того самого «клофелина», которым они усыпляли своих жертв.

«Ловко они, — отметил я про себя. — И быстро».

Я быстро осмотрелся. Ни сумок, ни документов. Девушек и след простыл.