Курс на СССР: В ногу с эпохой!

Глава 23

Возможно, у меня развивается паранойя, но я был уверен, что темно-зеленый «Москвич» имеет прямое отношение к Вектору. Да, Сидорин по своим каналам проверил всё, что касается Метелкина, его имущества и окружения и был уверен, что тот скрылся, затаился, ушел в подполье, но какая-то «чуйка» подсказывала мне, что это не так. Вектор где-то близко и действует нагло, практически открыто, понимая, что время работает против него.

Вторая опасность была, на мой взгляд, со стороны Горгоны. С чего это вдруг она стала такой любезной? Неужели она «наступила себе на горло» и подавила приступ ярой ненависти ко всем окружающим только ради того, чтобы действительно выяснить у меня адрес очень хорошего санатория для своей подруги? Что-то глубоко в этом сомневаюсь, тем более, как я выяснил, никаких подруг у неё нет и никогда не было. И это очень странно. Ну не может нормальный советский человек жить в полной изоляции от внешнего мира. Какие-то общения у неё должны быть, если, конечно, она не социофоб. Но тогда бы она не работала в отделе кадров, что по должностной инструкции предполагает прямое общение с людьми и устранение конфликтных ситуаций в коллективе. Да, в будущем этим будет заниматься специальная служба работы с персоналом и корпоративные психологи, но пока эти обязанности возложены на отдел кадров и общественные организации, местком, партком.

Кстати, о путёвке санаторий для моих родителей она вполне могла узнать у кого-то в том же областном профкоме, куда имеет доступ в силу занимаемой должности, да и к сотрудникам, занимающихся распределением путёвок вполне могла бы обратиться, как говорится «в неформальном общении». Тем более, что такой вариант, как появление «горящей путёвки» на Черноморское побережье в санаторий на три недели явление довольно редкое. Здесь можно было бы узнать не только название санатория, но и кто поспособствовал, что путёвку выделили именно моим родителям, точнее отцу. Думаю, Сидорин и его коллеги позаботились о достоверной версии.

Хотя, думаю, с этой стороны путь к информации для Горгоны закрыт. Уж очень она нелюдимая, злобная. Наверное, поэтому она и улыбалась мне, стараясь быть любезной, чтобы расположить к себе. Представляю, как коробило её изнутри. Когда она пыталась выдавить из себя эту самую улыбку и просьбу…

Но, всё-таки есть же какой-то человек, который (я в этом уверен) дал ей задание разузнать у меня информацию. И этот человек не знает, каков статус у неё в коллективе. И этот человек имеет на неё какое-то влияние. Не думаю, что здесь что-то личное. Как-то не могу представить себе Горгону в роли чьей-то возлюбленной. Скорее всего здесь что-то другое. Заподозрить её в меркантильности тоже как-то сложно, хотя, «купить можно всякого, дело лишь в цене». А если здесь замешан Вектор, то я её даже несколько понимаю. Тот может так мозг запудрить, что…

Да, всё-таки здесь без Вектора не обошлось. Я почему-то на сто процентов уверен, что он где-то поблизости. И не скрывается, а продолжает активничать. Это моя версия, о которой я пока никому говорить не буду. Мой маленький бзик, навеянный тревогой за жизнь близких.

В субботу мы с отцом отправились в больницу навестить выздоравливающего. Вообще-то, Коля уже давно поправился, но по просьбе определенных структур, в целях личной безопасности, продолжает оставаться в стационаре. Денек выдался солнечный, хороший, как никак начало лета, хотя ещё бывают прохладные дни. Хромов и Метель наслаждались прогулкой и общением друг с другом. Даже со стороны заметно, насколько они сблизились. И, как мне кажется, симпатия со стороны Марины искренняя, а не по заданию отца. Уверен, что дочь даже не предполагает, кто он на самом деле.

— О! Матвей! Саня! — увидев нас, обрадовался Николай. — Как я рад вас видеть!

— И я рада, — подхватила Марина, целуя меня в щеку.

Коля на этот её провокационный жест ответил вполне нормальной улыбкой, как и положено настоящему мужчине, уверенному в чувствах своей женщины. А может всё дело в его «особом складе ума», присущего всем талантливым гениям. И сейчас отец и Коля едва обменялись рукопожатиями тут же принялись обсуждать какие-то свои технические вопросы, полностью погрузившись в свой особый мир.

— Ну, вот, — я подмигнул Марине. — Похоже, это надолго.

— Ну, ничего страшного, — улыбнулась Метель, как мне показалось, несколько снисходительно. — Мы пока можем и пройтись. Я как раз в машине кое-что забыла, — она обернулась к увлеченно беседующим изобретателям. — Только не думайте, мы недолго!

— Да ладно вам, — Хромов смущенно махнул рукой. — Идите. Мы здесь будем.

По его лицу было заметно, что он даже рад тому, что мы уйдём. Похоже, у них были темы, как говорится, «не для посторонних ушей». Я оглянулся по сторонам и заметил на лавочке неподалеку сидящего мужчину, изо всех сил изображающего увлеченного читателя. Но за пять минут он не перевернул ни одной страницы в лежащей у него на коленях книге. Возможно он просто задремал, а может это один из тех, кто обеспечивает охрану Коли.

Когда мы проходили мимо пищеблока, в распахнутую дверь с двумя ведрами в руках вышел тот самый повар, который нашел Колин блокнот. Он кивнул мне в знак приветствия и быстро направился к мусорным бакам. Я остановился и посмотрел ему вслед. Он быстро освободил ведра и снова обернулся. Я кивнул ему, как бы спрашивая «как дела?», и он расцвел ответной улыбкой, показывая руку с вытянутым большим пальцем «всё хорошо». Такие немые разговоры давно стали для нас привычными. Лишь один раз он кивнул в сторону забора на стоящий у ограды автомобиль. Тогда водитель, увидев, что им заинтересовались, быстро скрылся, но это было ещё до поимки Сокола. Сейчас всё нормально. И это радовало.

Выйдя на улицу, мы с Метелью подошли к ярко-красному «Полонезу».

— Симпатичная машинка, — похвалил я.

— Ничего, — вроде как равнодушно ответила она, но по лицу было водно, что ей приятна моя похвала.

Открыв дверцу, Маринка вытащила из бардачка пачку «Пэлл-Мэлл» и синюю зажигалочку «Ронсон». Улыбнулась:

— Страсть, как курить хочется, — улыбнулась она. — А во дворе неудобно, все-таки больница.

— Это французская, по-моему, — поинтересовался я, разглядывая машину. — Кажется, «Ситроен»?

— Да, «Ситроен», — выпустив дым, улыбнулась Метель. — Но польский. Потому и называется «Полонез».

— А мы с отцом «Москвич» недавно купили… — похвастался я, щурясь от солнца и вытаскивая из кармана темные очки.

— Хорошая машина, — с неожиданной грустью вдруг сказала девушка. — У дедушки был «Москвич». Смешной такой, зеленый…

— Зеленый «Москвич»? — удивился я, стараясь ничем не выдать охватившее меня волнение. — Дедушкин?

— Ну, да. — выпустив дым, подтвердила Марина. — Он его лет десять назад купил. Без очереди, как ветеран. Меня катал, пока жив был. А сейчас папашка иногда ездит на нем в лес или на рыбалку.

— Я думал, что он служебной машиной пользуется, — уточнил я. — Всё-таки у него есть личный шофер.

— Он говорит, что иногда ему хочется побыть в одиночестве, — разоткровенничалась Марина. — Ему надоедают угодливые лица.

Я закашлялся. Кто бы мог подумать, что такой барин, как Метелкин, может искать одиночества. Скорее всего, он машину использует для того, чтобы заниматься своими шпионскими делами.

— Что, дыма не любишь? — нахмурилась Марина. — Так сказал бы. Я отойду.

— Да ничего, — улыбнулся я. — Кури на здоровье.

Марина улыбнулась и снова с видимым наслаждением затянулась сигаретой. Я невольно ею залюбовался. А ведь хороша! Синие джинсики, белая блузка с вырезом, все при ней.

— А отец-то твой нынче тоже на «Москвиче» на рыбалку поехал? — поинтересовался я.

— Да нет, — пожала плечами Метель. — Его уже вторую неделю нет. В Москву уехал. Или куда подальше. Он не считает нужным информировать меня. Всегда неожиданно исчезает, и так же неожиданно появляется. Да, и черт с ним! Пошли-ка лучше к нашим.

Едва мы подошли к сидевшим на скамеечке гениям (да, да, гениям — безусловно, так!), как в кармане отцовского пиджака вдруг зазвенел мобильник…

Посмотрев по сторонам, родитель важно вытащил трубку, надо сказать уже весьма изящную — новая модель.

— Ого! Так это он и есть? — округлив глаза, зашептала Метель. — Да, Коля?

— Да, я ж тебе рассказывал, — скороговоркой ответил Коля, несколько раздосадованный тем, что телефонный звонок прервал их разговор. — Скоро такие купим!

— Купим⁈ — ещё больше удивилась Марина. — И вот так же я смогу разговаривать?

— Тсс! — предупредил Коля и прижал палец к губам.

— Алло? — негромко отозвался отец. — Да, я. Здравствуй, Андрей Олегович! Саша? Со мной… Сейчас дам…

Я взял телефон:

— Да, слушаю, — начал я, улыбнувшись восторженно-завистливому взгляду Метели.

— Наш общий знакомый, — специально для неё шепотом пояснил отец. — Друг…

— Что-что? Пивка попить? — я несколько удивился предложению, но быстро все понял. — Хорошо. Охотно! Ага… уже выхожу…

Я не стал уточнять подробности, а быстро нажал кнопку отбоя. Всё-таки пока по мобильному телефону особо не наговоришься. Несовершенство конструкции, слабая батарея, так что всё быстро, в телеграфном стиле.

Помахав на прощанье всей честной компании, я быстро направился к выходу.

— Эх, и я б тоже сейчас — по пивку, — глядя мне вслед, завистливо прошептал Коля.

— Ты сначала выпишись, — Маринка грозно сверкнула глазищами. — А там видно будет.

Я стоял в условленном месте и смотрел по сторонам. Насколько же изменились люди за эти полгода, как было принято постановление о разрешении частного бизнеса. Назывался, конечно, это не так, а по-советски, с социалистически-политическим уклоном, но смысл тот же. Взгляды стали более уверенными, исчезло постоянно рыщущее выражение в сторону магазинов «вдруг где что выбросили». Теперь можно было купить практически всё, хорошего качества и в любое время. Правда, цены стали немного выше, но не настолько, чтобы быть недоступными обычной семье. Да и одеты все теперь более нарядно, особенно молодёжь. Теперь никого не удивишь джинсами или батниками, яркими куртками и кепками с надписями и картинками. У людей появился стимул работать, чтобы была возможность купить то, что хочется. И пить стали меньше.

Тихий шорох, остановившейся у обочины серой двадцать первой «Волги» с решеткой «китовый ус», прервал мои размышления. За рулем сидел Сидорин в несколько необычном виде. Странно было видеть его лохматым, с легкой небритостью, да еще в темных очках и ковбойке. Сейчас он смахивал на молодого работягу, решившего слегка «гульнуть».

— Вот это раритет! — не удержался я от восторженного комментария. — Еще оленя на капоте не хватает.

— Да в нашем гараже чего только нет, — улыбнулся гебешник и провел ладонями по рулю. — Вообще, хорошая машина.

Кто бы сомневался! Два дивана в салоне, переключатель передач на руле…

— Куда едем? — поинтересовался я, невольно любуясь салоном. — Хотелось бы быть в курсе.

— Кто бы сомневался, — на ходу пояснял Андрей Олегович. — Сокол появлялся на Мостопоезде по субботам каждую неделю около трех часов, — Сначала за сигаретами, потом долго сидел у пивного ларька. Понимаешь, что это значит?

— Условная встреча.

— Вот именно!

— А я значит, теперь, вроде живца? — улыбнулся я. — Как в том фильме…

— Не совсем так, — сворачивая на Маяковского, Сидорин покачал головой. — Мы е имеем права рисковать жизням гражданских лиц. Ты, Саня, скорее фактор испуга. Его испуга! Представляешь, Вектор идет на встречу со своим агентом, а тут, совершено случайно, ты!

— Ага, — нервно хихикнул я. — Как рояль в кустах.

— Вектор не профессионал, а просто предатель, — продолжил Сидорин. — Он определено запаникует! Может быть, даже к тебе подойдет…

— Как-то это все… — я с сомнением покачал головой и внезапно поёжился.

— Хочешь сказать, отдает авантюрой? — Андрей Олегович нервно хохотнул. — Может быть. Но, поверь, таким образом уже брали агентов. И не раз. Может, конечно, и не сработать, но… Поверь, там все под контролем. Если появится, не уйдет.

Без десяти три мы подъехали к тому самому табачному ларьку на Мостопоезде. Чуть дальше, за кусточками у переезда, виднелась зеленая будка с вывеской «Пиво-Воды», где уже собралось немало народа. На небольшой площади возле трибуны играл духовой оркестр. Я удивленно посмотрел на Сидорина.

— А ты как думал? — хохотнул Сидорин. — Пятьдесят лет Мостопоезду! Праздник… Ну, на самом деле, может, и не пятьдесят…

Я лишь присвистнул:

— Так это… это вы все устроили?

— Ну да. Для себя, для тебя… и для Вектора! На, — он вытащил из бардачка фотоаппарат «ФЭД» в коричневом кожаном футляре. — Бери, бери, фотографируй. Ты же у нас, все-таки, корреспондент!

Моему искреннему восхищению не было границ! Ну, Сидорин, надо же, всё продумал. Ну, да, на празднике должен присутствовать фотокорреспондент. Все правильно, все логично, без всяких подстав. И у Вектора не должно возникнуть вопросов по поводу моего пребывания здесь. Возможно это даже даст ему шанс подойти ко мне и лишний раз напомнить о моём «долге» перед ним.

Я вылез из машины и принялся щелкать камерой, стараясь захватить как можно больше людей, присутствующих на празднике, чтобы потом была возможность более подробно рассмотреть. Оркестр закончил играть бравурные марши и после небольшой паузы, во время которой была сказана короткая речь кем-то из организаторов праздника и в небо взлетели разноцветные шарики, начал играть танцевальные мелодии. Закружились в вальсе пары, гуляние перешло на более свободный уровень.

Три часа…

Три десять…

Я оглянулся по сторонам. Где-то у ларька с кружкой пива в руках промелькнул Сидорин, но больше никого из знакомых я не увидел, хотя, на предыдущем празднике познакомился с некоторыми местными.

Три пятнадцать…

Никого!

Сделав еще пару снимков, я убрал фотоаппарат в футляр и подошел к пивному ларьку. Если Вектор здесь, пусть видит мою полную беспечность.

Народу было много, заняли все столики, но неподалеку, у самого переезда, лежали бревна. Там уже сидело несколько любителей пива с кружками в руках. Я присоединился к ним и осмотрелся. Сразу за переездом на лесной дорожке стоял темно-зеленый «Москвич».

Черт побери! Так Метелкин все-таки здесь! Надо сообщить…

— Александр, — раздался знакомый голос у меня за спиной. — Какая встреча!

Я обернулся, и едва не выронил кружку, увидев спокойно улыбающегося Вектора. Он казался совершенно спокойным, но явно не таким уверенным, каким хотел казаться. Прежде всего, внешне он был не тем вальяжным хозяином мира, а тщательно замаскировался под обычного работягу. Я даже ухмыльнулся: ну просто как Сидорин. Старые брюки, клетчатая, слегка помятая рубашка, шляпа с узкими полями. Готов биться об заклад, что в машине у него лежит, спиннинг и прочие рыбацкие приспособления.

Метелкин уселся рядом и никаких признаков агрессии не проявлял. По крайней мере наглядно. Ну, оно и понятно, здесь очень людно. «А, может, огреть его кружкой?» — пронеслась в голове шальная мысль, но я её быстро погасил. Это могло сорвать всю операцию. И тогда невозможно было бы доказать его причастность к чему-то противозаконному. И правда, что ему предъявить? Ехал человек на рыбалку, остановился у ларька, хотел купить пивка, а тут какой-то малахольный напал на него. Причем, с его опытом мог и наговорить, что это я из мести, что дочь бросила меня ради другого…

— Вкусное пиво? — всё так же дружески улыбаясь спросил Вектор, а потом наклонился ближе к уху и тихо намекнул. — Помнишь наш разговор, Саша? Пора рассчитываться, как договорились. Извини, что долго не появлялся, были дела. Да, кстати, денежки так и вожу с собой. В машине. Тысяча рубликов, один к одному!

— Сколько-сколько? — удивился я совершенно искреннее.

Тысяча рублей, по тем временам, это была сумма!

— Тысяча, — повторил Метелкин и еще шире улыбнулся. — Ты не ослышался.

Он улыбался, но глаза его при этом оставались холодными, жесткими и злыми.

— Тысяча… — повторил я, непроизвольно оглядываясь по сторонам.

Метелкин принял мою растерянность по-своему. Он подумал, что мальчишка просто ошарашен названной суммой, никак не может поверить в её реальность и боится, что кто-то подслушал и теперь может отобрать деньги. Всё-таки район не совсем благополучный.

— Да не обману! — засмеялся предатель. — Нам с тобой еще работать и дружить. Ну, пошли… за деньгами…

Где же Сидорин⁈

— Сейчас… кружку верну…

— Да оставь ты здесь… Идем уже…

— Товарищи, закурить нету?

Сидорин! Лохматый, с кружкой… Господи, наконец-то…

— Нет, не курим… Хотя! В машине зажигалка должна…

Поднявшись на ноги, Метелкин вдруг с силой оттолкнул меня и со всем ног бросился в кусты.

Двое работяг, побросав кружки, бросились за ним… Андрей Олегович тоже дернулся, но я схватил его за рукав.

— У него машина! — я показал в сторону лесочка. — Темно-зеленый «Москвич»'

— Понял. Сиди здесь.

Он кивнул какому-то парню, продолжавшему сидеть на бревне с отрешенным видом и показал глазами на меня. Тот, шумно сдув пену с пива, также незаметно кивнул и перевел взгляд на меня. Я понял, что это тот, кто будет следить за моей безопасностью. Хотя, зная мою инициативность, Сидорин скорее всего приказал проследить, чтобы я снова куда-то не влез.

Конечно, хорошо было пуститься в погоню, вот прямо на серой кегебешной «Волге», потом красиво описать эту погоню в очередной статье, но… По строгому взгляду я понял, что на этом мое участие в задержании предателя и шпиона заканчивается. Остальное — не мое дело.

Вектора задержали в Калиновке. Просто перекрыли проезд. Выскочив из машины, Метелкин бросился бежать, да куда там! Чай, не Джеймс Бонд.

На этом моё участие в разоблачении шпионской сети было завершено. Начались обычные будни, новые встречи, новые задания и много общения с хорошими людьми. С обычными советскими рабочими и служащими, которым и в голову не приходит как-то навредить Родине.

В один из вечеров у выхода из редакции меня встретил Сидорин на своей машине и рассказал о результатах проведенной операции. Конечно же в рамках того, что было дозволено знать обычному гражданскому человеку. И то только потому, что я был непосредственным участником операции. Да что говорить, из-за меня всё это и завертелось. Это же я появился здесь неизвестно почему. Это же я подал идею отцу создать мобильник. Это же я познакомил его с Колей, с которым они вместе и создали эту самую систему, которая совершила переворот в науке и технике, выведя СССР на первое место. И именно из-за этого шпионы настолько активировались, что пошли на риск и… проиграли.

Сидорин получил досрочно звание капитан, с чем я его искренне поздравил. Метелкин осуждён по 65-й статье на восемь лет с конфискацией. Так мало он получил потому, что активно сотрудничал со следствием и во всём признался и раскаялся. Хотя, как мне кажется, признаваться ему было легко, ведь все его подельники мертвы, так что легко можно было свалить всё на них.

И я не уверен, что Вектор был простым исполнителем, учитывая его поведение. И то, что на крыше Сокол тоже пытался отбелить его, почему-то разоткровенничавшись со мной, мол Метелкин просто жаден до денег, тоже вызывает некие сомнения. Но я не стал говорить об этом Сидорину. Может быть когда-нибудь потом…

Метели сообщили, что отца осудили за взятки. И это понятно.

Июнь 1984 года выдался жарким, особенно на плацу в воинской части ракетных войск, расположенной неподалеку от города. Впрочем, никто не жаловался…

— Лимонад открой, — прикоснувшись к плечу, попросила Наташа.

В белом летнем платьице с черным лаковым поясом она выглядела сейчас просто супер! Впрочем, как и всегда.

На плацу маршировали солдаты.

' У солдата выходной,

Пуговицы в ряд… '

— Правое плечо вперед! — командовал молоденький лейтенант. — Рота-а… Стой! Раз-два! На знамя части… сми-ирн-а!

Серега Гребенюк… Нет, рядовой Гребенюк, подтянутый, молодцеватый, с автоматом Калашников наперевес, сегодня принимал присягу.

— Ах, какой красавчик! — слева от меня всхлипнула красотка-дюймовочка Валентина. — Ведь правда же? Саша, почему ты не фотографируешь?

— Сейчас!

Подняв редакционный «Зенит», я щелкнул затвором.

Потом мы сидели в солдатском кафе, болтали, смеялись. Гребенюк выглядел вполне уверенным и гордым.

— А я вот по подтягиванию первый в роте! И по стрельбе… Только по бегу второй, — потягивая лимонад, хвастал Серега.

Прижавшись к нему, Валентина довольно жмурилась и млела.

— В увольнения скоро будут отпускать, — Гребенюк приобнял подружку за плечи. — Слышишь, Валентинка?

Потом он задавал много вопросов о жизни на гражданке, про работу, про нас с Наташей. Да нормально все было. Я в газете, Наташа сессию сдает. Потом практика, у нас здесь, в прокураторе или суде.

— А родители как?

— Нормально.

Колю выписали. Испытания прошли успешно, и уже осенью в свободной продаже должен был появиться первый советский смартфон! Пока, правда, дороговато, за сто восемь рублей пятьдесят копеек. Цену рассчитала какая-то бюрократическая контора. Но, над снижением себестоимости прибора отец с Хромовым работали неустанно.

Наташа подняла бокал лимонада:

— Ну, за вас ребята!

— За нас! — широко улыбнулся Гребенюк.

В открытое окно ярко светило солнце. Где-то недалеко слышалось радио. Песни Юрия Антонова сменились новостями.

«…остановлены на плановую профилактику…»

Я навострил уши…

«…реакторы Чернобыльской атомной электростанции…»

Остановлен! Чернобыль! Вот это…

— Саш! Ты что такой радостный?

— Оттого, что ты — со мной!

Опомнившись, я схвати Наташу в охапку и крепко поцеловал в губы:

— Ну-ну, товарищи! Полегче, — строго погрозил пальцем проходивший мимо старлей.

Наташа рассмеялась. Рассмеялся и я.

Теплое лето грело нас своими лучами.