Мастер Рун

Глава 3

Проснулся я от холода. Чердак выстыл за ночь, несмотря на теплую печную трубу, проходящую через стену. Серый рассветный свет пробивался сквозь единственное слуховое окошко, освещая тесное пространство под покатой крышей. Я потянулся, чувствуя, как затекшие мышцы неохотно возвращаются к жизни, и сел на тюфяке.

Взгляд упал на рубаху, скомканную у изголовья, вчера, когда работал и раздевался, не обращал на нее внимания, а зря, она вся была залита моей кровью.

— Вот черт! — выругался я, поднимая и рассматривая ткань. Потрогал опухший лоб — ссадина немного побаливала, но вроде подживала. Тело молодое, такие раны должны быстро заживать.

Проверил интерфейс. Работает. Значит, не приснилось. Как и всё остальное. Но в отличие от вчерашнего, имелось небольшое различие.

[Процесс адаптации: 27 %]

Процент адаптации увеличился. Хорошо это или плохо, узнать я не мог, но раз это адаптация, то буду оптимистом, пока оно меня не убьет, всё равно этого не изменить.

Я отложил окровавленную рубаху в сторону и дотянулся до небольшого прямоугольного сундука у изголовья. Внутри лежали две чистые рубахи, одни штаны, отрез ткани от матери и маленькая собачка, вырезанная из белого дерева — моя любимая игрушка, которую я забрал с собой.

Моя любимая игрушка? Воспоминания, связанные с ней и как я в действе играл и радовался подарку лились рекой, и мне даже стало грустно, что я не могу поиграть сейчас. Кто-то мешает…

Черт! Брысь! Усилием воли я убрал эмоции и память Лео в сторону и вернулся сам, переводя, испуганно, дух. Своей игрушкой пацан чуть меня не убил!

Я взрослый мужчина, попавший в тело парня! Причем не маленького уже, подростка, работающего на дядю. И эта неожиданная нежность к далеким воспоминаниям… Не только Я, но и Лео мог избавиться от меня в любой момент. И сейчас ненароком это показал.

Меня пробило холодным потом. И теперь уже Лео меня успокаивал, перепуганный тем, что мог убить человека, просто желанием вернуться в детство. Раз и меня нет, даже не по щелчку пальцев, а по желанию. Приятно, когда так можешь ты, хоть это эгоистично, неприятно, когда так могут тебя.

Остается признать, что попадание в новый мир уже необратимо повлияло на меня и произошедшее только что придется принять как должное. Я остался жив, и на месте в своём, нашем теле. Конфликт был исчерпан.

Затем я мысленно прогнал в памяти прошедшие события, весь вчерашний день с момента, как я открыл глаза и с ужасом отметил количество несвойственных мне, взрослому, манипуляций, мыслей и движений.

После достаточно бурной молодости, я смирился со своей жизнью, стал более рассудительным, можно сказать даже медленным и спокойным, местами чересчур. За это меня и ценили на работе, за это я, кажется, и умер. Неужели за это я и переродился в другом мире⁈ Это ад и это моё наказание?

Потому что сейчас я совершенно другой, словно шило в одно место воткнули! Влияние второго сознания? Гормонов молодого тела? Так получается, да?

Откинувшись обратно на кровать, я зажмурился и… ничего.

— Доброе утро я.

К чёрту! Всё равно, эти мысли ни до чего не доведут. Стоит отложить их на потом. Я натянул свежую рубаху и понял, что мне нужно помыться — воняло от меня сильно. А испачканную одежду нужно срочно привести в порядок.

Я поднялся, насколько позволяло маленькое пространство, схватил в одну руку рубаху, выполз на лестницу и, стараясь не шуметь, прошел мимо этажа мастера. Судя по всему, он еще спал.

Первый этаж встретил меня тишиной и теплом. В доме мастера было две печи: рабочая и общая, которая топилась углем. Нужно было с утра закидать в рабочую несколько ведер, и сутки она неторопливо тлела, давая тепло первому и второму этажу, и немного чердаку, а также работала как сушилка. Вторая печь служила для бытовых нужд и топилась дровами по обстоятельствам, но дымоход у них был общий.

Я подошёл к печи, присел на корточки. Вчерашние угли на удивление ещё теплились. Подложил сухую щепу, раздул огонь. Пламя лизнуло дерево, и тепло потянулось к лицу. Я подложил поленья потолще, дождался, пока огонь разгорится как следует, и поставил на чугунную плиту большой железный чайник. Вода плеснула внутри, показывая, что он полный.

Пока чайник грелся, зачерпнул воды из умывальника, плеснул себе в лицо. Ледяная. Кожу свело, но голова прояснилась. Из огромного встроенного в стену ящика, нагреб три ведра и аккуратно высыпал в вторую топку, которая открывалась сверху, заодно подмечая что схема весьма хитрая.

Испачканная рубаха так и лежала комком на лавке, брошенная мной, и теперь молчаливо напоминала, что кто-то собирался её постирать.

Я прошёл к задней двери мастерской — узкий проход за стеллажом с разнообразной посудой и кастрюлями, заросшими пылью. Толкнул створку, и утренний свет ударил в глаза.

Дворик оказался крошечным, зажатым между мастерской и соседними домами. Каменная ограда по пояс, утоптанная земля, бочка для воды, верёвки с бельём — чьи-то рубахи, передники, исподнее. Должно быть, Тереза вчера постирала для мастера.

Наполнил из бочки таз и опустил в него рубаху. Вода была мутноватой, холодной. Начал тереть ткань о ткань, выжимать, снова тереть. Бурые пятна медленно, неохотно отдавали свою тайну воде.

— Холодно, но мы сейчас поправим, — бурчал себе под нос, стараясь побыстрее разобраться со стиркой.

Легко сказать. Кровь отстирывалась неохотно, но я упорно тер, пока не получил приемлемый результат. Рубаха была серой, из плотной ткани, и чуть потемневшие места на ней были почти не заметны. Высохнет, проверю и еще раз отстираю, решил я, выжал рубаху, расправил, повесил на верёвку.

Отвернулся, утирая руки о штаны, и бросил взгляд на небо — и замер.

Солнца не было. Вместо него в центре неба висело нечто маленькое. Слишком маленькое. И… красное. Не золотое, не слепяще-яркое, а красное, как раскалённый уголь. Это было настолько противоестественно, что я даже ущипнул себя за руку. Хотя память Лео ничего странного в этом не видела. Такое было здешнее светило.

— Лео! — раздался голос из мастерской.

Я вздрогнул. Мастер проснулся.

— Так, с тобой мы разберемся позже. По мере поступления. — как мантру пробормотал я тихо и вернулся в дом, стараясь не показывать шок, и прикрываясь Лео как щитом.

Внутри мастерской было тепло. Чайник на очаге уже начал посвистывать — вода закипала. Я прошёл к нему, снял с крюка, укутав ручку тряпкой, и отставил в сторону.

Мастер спускался по лестнице. На нём была простая домашняя рубаха, штаны, босые ноги ступали по холодному полу без малейшего дискомфорта. Он что, из стали сделан? Я бы ёжился, если бы пришлось босыми ногами топать.

— Доброе утро, мастер, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, что на фоне потрясения от увиденного давалось с трудом.

Валериус зевнул, прикрывая рот рукой, потянулся. Прошёл к столу, сел на лавку, потёр лицо ладонями.

— Чайник вскипел?

— Да, мастер.

— Завари.

Я снял чайник с крюка, укутав ручку тряпкой, достал с полки глиняную банку с травами. Мята, зверобой, что-то горькое — не разбирался. Насыпал щепоть в кружку, залил кипятком. Запах ударил в нос, едкий и бодрящий.

— Тереза приходила? — недовольно спросил Валериус, нюхая чай.

Мастер не любил готовить, поэтому нанимал женщину соседку, а учить готовке Лео он не желал. Считая, что это неоправданно и дорого. Каждый должен заниматься своими делами.

Лео помог с воспоминаниями, и я ответил:

— Её сегодня не будет, мастер. Она с сыном ушла в деревню, за сыром и свежими овощами.

— И чего, у нас нечего пожрать нет? — удивился дядя.

— Нет, мастер. — печально подтвердил я, и желудок поддержал меня своим бурчанием.

— О, Игнис милосердный, опять траты! — взмолился рунмастер и неторопливо полез в карман. Достал оттуда несколько медных монет и положил на стол. — На, купи хлеба и колбасу у Филина, вчера его видел, говорил, что сегодня свежая будет. Бери сразу на день.

— Да мастер. — я снова кивнул. — Можно вопрос, мастер?

— Давай. — раздраженный, тот махнул рукой.

— Тётушка Мирра… — начал было я, и меня тут же заткнули.

Лицо мастера стало каменным. Он отпил ещё глоток, медленно поставил кружку.

— Проблема решена. — сказал он тихо. — Камень ты не видел. Вопросы никому не задавай, узнаю, отлуплю так, что живого места не останется, понял?

— Да мастер!

— Иди, быстрее! Есть хочу. И тряпку возьми для хлеба, не руками же таскать! — Валериус показал мне на висящую возле стола тряпку.

Я развернулся, забрал тряпку и пошёл к двери. На пороге обернулся. Валериус сидел, глядя в свою кружку, и его лицо было усталым и невыспавшимся. Уже подходя к двери, я заметил, что плащ, в котором он вчера уходил, висит на вешалке. Но вчера я точно помню, как мастер в плаще заходил в свою комнату…

Возможно, ночью он всё же куда-то ходил. Дяде проще крикнуть меня и приказать отнести плащ на место, чем спускаться самому. Зря я что ли тут работаю? Значит, ходил.

Утренний город встретил меня шумом и запахами.

Узкая улица, зажатая между высокими домами в несколько этажей, была уже полна людей. Небольшая торговая площадь тоже была рядом, буквально в полусотне метров от дома рунмастера. С небольшого крыльца мне было видно, как торговцы раскладывали товар на прилавках, мальчишки тащили корзины, женщины с кувшинами спешили к фонтану.

Где-то лаяла собака. Где-то ругались соседи. Вчера я практически ничего не видел, опустошенный и оглушенный ударом и слиянием сознаний, мне казалось, что Мирра вела меня долго до дома, но, по сути, мы прошли не более сотни метров. Я постарался не смотреть на небо, чтобы не свихнуться и двинулся по делам.

Пекарня располагалась в двух домах от мастерской — низкое здание из серого камня с широкой трубой, из которой валил дым. Запах свежего хлеба ударил в нос ещё на подходе, и желудок скрутило так, что я едва не застонал.

Внутри было жарко. Печь занимала половину помещения, у стойки толпились покупатели, выбирая сдобные булки. Я протиснулся ближе, слушая обрывки разговоров.

— … слышала? Дочка барона сбежала!

— Та, что за младшего Торвальда просватана?

— Она самая. Говорят, он её бил. Сильно бил.

— Теера милостивая! Как бы чего не вышло. Баронам ссориться сейчас — последнее дело.

Я замер, прислушиваясь. Женщины — одна постарше, в переднике, другая помоложе, с корзиной на руке — перешептывались, качая головами.

— Торвальды и так в ярости, — продолжила старшая. — А тут ещё звёздный дождь на подходе. Практики уже спускаются, ищут древние осколки, как будто им новых будет мало.

— А если бароны передерутся…

— Не накаркай, — оборвала её другая. — Война в такое время, Игнис милостивый, он не позволит баронам лить кровь.

Я подошёл к стойке, протянул медяк пекарю — широкоплечему мужику с мощными руками. Попытался рассмотреть, что твориться на кухне, заметил пару мельтешащих там женщин, но наткнулся на взгляд продавца и отступил.

— Большую булку, — попросил я, размышляя что это за дождь такой.

Он потянулся, взял с полки тёплый, румяный каравай, завернул в протянутую мной тряпицу.

Я вышел, сжимая свёрток. Хлеб обжигал руки сквозь ткань. Рядом, еще через две лавки, располагалась мясная. Я направился туда, разглядывая и подслушивая всё что говорят вокруг. Было очень интересно окунуться в жизнь города, непонятного барона и неких Торвальдов.

У мясной лавки удалось тоже немного задержаться и погреть уши. Лео так делать любил, и я противоречить ему не стал. Только если у парня всё влетало в одно ухо и вылетало в другое, то я запоминал каждую фразу. Всё равно очередь и никуда не сдвинешься.

Мясная лавка также располагалась по соседству — узкое помещение с крюками под потолком, на которых висели туши и связки колбас. Мясник — жилистый мужчина в кожаном фартуке, перепачканном кровью, — разделывал что-то на массивной колоде. И разговаривал с покупателем — в потрёпанном камзоле и широкополой шляпе.

— Три серебра за бутылку настойки! Три! — возмущался тот, что в камзоле. — Этот проклятый травник совсем охренел! Раньше два брал, теперь вон как вздёрнул цены.

— Так спрос вырос, Гаррет, — отозвался мясник, не отрываясь от работы. — Все запасаться начали. Кто знает, что практики натворят, пока осколки собирать будут. Хочешь быть готов — плати.

— Жадность это, а не спрос Филин! — фыркнул Гаррет. — Каждый раз одно и то же. Теперь вот дождь маячит — и сразу цены вверх. На настойки, на обереги, на всё подряд. А простому люду что делать?

— Молиться, — буркнул мясник. — И в лес не ходить, пока практики тут.

Гаррет что-то проворчал и, бросив монеты на прилавок, схватил свёрток с мясом и ушёл, хлопнув дверью.

Я подошёл ближе. Мясник поднял взгляд, вытер руки о фартук.

— Колбасы, — сказал я, выкладывая четыре медяка. — Сколько дадите.

Он глянул на монеты, усмехнулся.

— Щедро. Ладно, не обижу.

Он снял с крюка круглую скрученную палку колбасы — копчёную, тёмную, пахнущую специями и дымом. Отрезал кусок длиной с три ладони, завернул в промасленную бумагу.

— Держи. Хорошая, вчера доделал.

Я взял колбасу, развернулся и направился к выходу.

— Эй, парень, — окликнул меня мясник, в отличие от наёмного продавца в пекарне, он сам был хозяином магазина и дома над ним.

Я обернулся.

— Мастер Валериус сегодня дома?

— Да, господин, только проснулся.

— Скажи, пусть заходит к вечеру, Мика вернулся, привез несколько бочонков, я ему оставил.

— Хорошо.

Он махнул рукой отпуская меня, и я вышел на улицу. Колбаса, огромная весом, наверное, килограмма полтора, вместе с горячим хлебом пахла так умопомрачительно, что дальше слушать разговоры я уже не мог и припустил бегом до дома мастера, переживая что сейчас по дороге сожру всё что несу в руках.

Когда я вернулся в мастерскую, Валериус сидел за своим рабочим столом, перебирая мои вчерашние таблички. Он поднял взгляд, оценил покупки, и отправил на кухню.

— Клади на стол.

Я выложил хлеб и колбасу и сел скромно на лавку, дожидаясь старшего. Правила нужно соблюдать. Мастер неспеша вернулся за кухонный стол и молча разломил булку пополам, отрезал толстый ломоть колбасы, протянул мне. Я взял, сел напротив.

— Будь благословенен к нам Игнис. — начал мастер неторопливо, и я вторил его словам. — Благословенна к нам Теера, добра к нам Акна и равнодушен Венату к делам нашим. Дары принимаем щедро, отдаем щедро и четверо тому свидетели.

— И четверо тому свидетели. — проговорил я и вслед за мастером приступил к еде.

Боги богов! Что это был за пир! Такого вкусного хлеба и столь невероятной колбасы я не ел никогда в жизни. Правда, чай мне пить не полагалось — слишком дорогой, и я довольствовался кипятком с заваренной ромашкой. Но всё равно это было невероятно вкусно и питательно!

Я наслаждался буквально каждым куском и при это насытился очень быстро, заодно подмечая, что оставшегося куска колбасы и хлеба. что выделил мне дядя, хватит как минимум еще и на вечер.

Мастер сам ел мало, неторопливо, недовольно посматривая на свинтуса-племянника, но не говоря ни слова. Закончил он вместе со мной.

— Ну что же. — сказал он наконец. — Приятное дело сделано, теперь и поговорим.

Я проглотил последний кусок хлеба, который чуть комом в горле не стал от слов мастера и кивнул, напрягаясь.

Валериус поднялся, прошёл к своему столу, где рассматривал мои таблички, и взял несколько из них. Вернулся, положил на стол между нами. Его пальцы скользнули по поверхности глины. Словно изучая их. Как по мне они идеальны.

— Сначала о главном, — его голос был спокойным, но твёрдым. — Забудь о том, что было вчера. Ты ничего не видел и ничего не знаешь. Понял? Я повторил третий и последний раз. Больше повторять не буду.

— Да, мастер, — выдавил я, не поднимая глаз, Лео эмоционально фонил так, что казалось я сейчас расплачусь, приходилось сдерживаться сжимая пальцы в кулаки. Ну не мальчишка же мелкий, что за дела, взрослый пацан, пушок уже растет на губе и подбородке.

Он смотрел на меня ещё несколько секунд, словно проверяя, насколько глубоко засели его слова. Затем постучал пальцем по табличке.

— Хорошо. Теперь о работе. Таблички неплохие. Я посмотрел. Ровные, аккуратные. Когда закончишь следующую партию — эти неси на мой стол, буду выводить руны.

Тепло разлилось в груди. Похвала мастера — редкость.

— Но, — продолжил Валериус, и тепло тут же сменилось холодком, — видимо, количество наконец переросло в качество. Давно ты додумался сделать форму, чтобы ускорить работу?

Я немного выпрямился. Неужели и погордиться можно, считай мой маленький триумф в первый же день новой жизни. А может зря я сломал форму, может стоило ее показать мастеру? Как доказательство того, что я не просто бездумно леплю и порчу глину, а еще и думать умею!

С трудом удалось подавить этот всплеск очередных щенячьих эмоций и собраться в спокойное состояние.

— Молодец, — усмехнулся мастер. — Сообразительность — это хорошо. Вот только больше этой формой не пользуйся.

— Да мастер, — тихо проговорил я удивленно, не понимая причину запрета, это ведь сильно ускоряет производство.

Валериус поднялся и прошёл к дальнему углу мастерской, где стояли старые верстаки и массивные ящики, покрытые пылью. Он присел на корточки, открыл один из ящиков — тяжёлая крышка заскрипела на петлях — и жестом подозвал меня.

— Иди сюда.

Я подошёл, заглянул внутрь.

В ящике, на подстилке из холста, лежали инструменты. И среди них — форма. Бронзовая, тяжёлая, с идеально ровными краями. Она была в несколько раз качественнее той, что я сделал из дерева, но предназначалась для той же работы, я уже оценил размеры и успел сравнить.

Я уставился на неё, чувствуя, как что-то внутри меня медленно рушится.

— Таблички изготавливают уже тысячи лет, — сказал Валериус, глядя на меня сверху вниз. — И если одна или несколько будет немного кривоваты — это не страшно. Но моя задача не в том, чтобы ты научился делать их быстро. Моя задача — дать тебе твёрдую руку и навострить зрение. Ты должен уметь работать с глиной и другими материалами и понимать, как делать правильно. Практика. И только практика.

Он закрыл ящик. Я молчал.

— Если бы ты не витал в своих мечтах всё это время, — продолжил мастер, возвращаясь к столу, — ты бы вспомнил, как я сам леплю эти таблички. Буквально за несколько минут. Без всяких форм. Потому что руки знают, что делать.

Он сел, скрестив руки на груди.

— А ты? Ты думал, что изобрёл что-то новое. Что ты умнее тех, кто занимался этим сотни лет до тебя. Верно?

Я потупился. Он был прав. Полностью прав. Я гордился своей изобретательностью, а на самом деле просто пытался срезать углы. Избежать работы.

— Да, мастер, — пробормотал я соглашаясь.

Валериус вздохнул.

— Ладно. Не вешай нос. Голова у тебя работает — это уже хорошо. Может, после удара что-то встало на место. — Он усмехнулся, но без злобы. — Раз так, то теперь можно заняться и настоящим делом.

Я поднял глаза.

— Настоящим?

— Таблички ты больше резать не будешь. Используй формы из ящика. Освободится время — займёшься другим.

Сердце ёкнуло, отступать в таком разговоре было нельзя, и я рискнул задавить очередной щенячий молчаливый восторг подростка и проговорить, смотря ему прямо в глаза.

— Я… я очень хочу научиться, мастер. Хочу стать достойным учеником великого мастера Валериуса.

Он поморщился, словно я сказал что-то не то, но, судя по всему, обращение ему польстило.

— Ученик, — повторил он медленно. — Ты знаешь, что значит быть учеником?

Я молчал, так как ни я, ни память Лео ничего такого не знала.

— Ученик — это не тот, кто таскает воду и подметает пол, — продолжил Валериус. — Ученик — это тот, кто открыл этеру. Кто получил благословение четырёх богов. Кто начал путь практика.

Он положил тяжёлую ладонь мне на плечо.

— Чтобы стать моим учеником, Лео, тебе нужно открыть в себе этер. Только тогда, твоё тело выдержит нагрузку, а я смогу научить тебя работать с первыми рунами. А пока что…

Он отпустил моё плечо.

— Пока что — только тренировки. Работа по дому. И помощь с огранкой простых камней.

Я сжал кулаки, сейчас мальчишка сотрет меня в порошок беснуясь в голове и порождая настоящий апокалипсис, сдерживать который было невероятно сложно.

— Я готов, мастер.

Валериус посмотрел на меня долгим взглядом. Затем задумчиво почесал подбородок.

— Хорошо. Я вижу, что ты серьёзен. И за твоё рвение, за желание учиться… я разрешу тебе тренироваться по утрам. И более того — обучу первой части тренировок начинающего практика.

Кровь ударила в виски, пробивая только выстроенные границы, словно мастер хотел порвать меня на части и я даже правила поведения забыл, задавая вопрос:

— Правда?

— Правда. Но это не значит, что ты станешь практиком завтра. Или через месяц. Или даже через год. Это долгий путь, Лео. Долгий и болезненный. Многие ломаются. Многие умирают.

Он вернулся к кухонному столу, сел.

— Но, если ты готов — мы начнём.

Я выпрямился. Внутри всё горело, но показывать что я сейчас рухну на пол и забьюсь в конвульсиях я не стал, смел всю эмоциональную бурю, завязал ее узлом и спрятал глубоко, вместе с обиженным на меня Лео, которому словно не дали счастья. Некогда, друг, нужно работать!

— Я готов, мастер.

Валериус кивнул.

— Тогда слушай внимательно.

Он налил себе ещё чая из чайника, отпил.

— Первая ступень — Закалка Тела. Пять шагов. Закалка костей, мышц, кожи, внутренних органов и крови. Каждая ступень требует определённых упражнений, диеты и медитации. Я дам тебе базовые практики для первого шага — закалки костей. Это будут утренние пробежки, работа с весом собственного тела и специальные отвары, которые я приготовлю.

Он посмотрел на меня строго.

— Ты будешь вставать до рассвета. Бегать, пока не упадёшь. Отжиматься, приседать, висеть на перекладине. Каждый день. Без исключений. И Игнис тебя раздери, только попробуй халтурить и лениться. Понял?

— Понял, мастер.

— И ещё одно, — добавил Валериус. — Никому ни слова о том, что я тренирую тебя. Никому. Даже соседям. Даже Терезе. Это наше дело. Ясно? Обучать я тебя буду в доме, но отрабатывать ты будешь на улице, один. Говори что занимаешься сам.

— Ясно, мастер.

Он откинулся на лавке, скрестив руки.

— Хорошо. Тогда завтра начнём. А сегодня — иди, наведи порядок в мастерской. Подмети и помой пол, протри верстаки, проверь запасы глины. И принеси мне ту форму, что ты сделал. Посмотрю, что ты такое выдал.

— Я ее сломал, мастер. — раскаявшись признался я. — Испугался что вы будете сердиться.

Но этим только рассмешил рунмастера.

— У мастерской сегодня выходной. Ты делаешь новую партию табличек, с формой, прибираешься до блеска и можешь быть свободен, я буду ближе к вечеру. Всех посетителей гони вон, ничего сегодня не продаётся. Да никто и не придёт. Остальной день советую провести с пользой, сходи на набережную к порту, посмотри, как тренируются начинающие практики, недавно получившие этер.

— Да мастер. А еще господин Филин, просил передать что Мика привез бочонки. — добавил я, запоминая это странное слово. Этер. Нужно будет разузнать про это больше.

— Да я зайду к нему после библиотеки. Занимайся. — и рунмастер снова оставил меня одного.