Навмор

Глава 2. Добро пожаловать в ад (Часть I)

«В Нави все врут. Даже правда.»

ᚹ ᚾᚨᚹᛁ ᚹᛋᛖ ᚹᚱᚢᛏ ᛞᚨᛃᛖ ᛈᚱᚨᚹᛞᚨ

***

Алина Сергеевна, двадцать восемь лет, менеджер среднего звена в банке «Открытие». Третий год в разводе, кот Барсик, ипотека на однушку в Бутово. Сегодня — особенный день. Максим с сайта знакомств наконец-то согласился прийти на ужин.

Готовила с утра. Борщ по маминому рецепту — со свеклой на сале, чтобы цвет был правильный. Котлеты из трех видов мяса, как учила бабушка. Наполеон из «Азбуки вкуса» — не успела испечь сам, но Максим не узнает.

— Очень вкусно, — улыбается он. Красивый, в меру небритый, глаза карие с искорками. — Прямо как дома в детстве.

— Правда? — Алина расцветает. Так давно никто не хвалил ее готовку. — Я так старалась! Еще добавки?

— С удовольствием.

Она встает, идет за чаем. В прихожей старое зеркало в резной раме — досталось от прабабки. Алина машинально глядит на отражение, поправляет прядь.

И замирает.

В зеркале на тарелке Максима копошатся черви. Жирные, белые, выползают из котлет, падают на скатерть, извиваются в борще. А сама она...

Кожа серая, местами отваливается кусками. Из левой глазницы течет что-то черное. Платье — то самое, любимое, синее в горошек — провисает на костях.

— Алиночка? — зовет Максим из кухни. — Ты там долго?

Она моргает. В зеркале — обычное отражение. Милая женщина, уставшая после работы, но старающаяся выглядеть хорошо для гостя.

Снова смотрит. Снова ужас.

— Да, иду! — кричит она, не отрывая взгляд от зеркала.

В отражении ее рот растягивается неестественно широко.

— Кушай, милый. Скоро станешь таким же сытым, как мы.

Максим в гостиной тянется за вилкой. Рука проходит насквозь. Он смотрит на ладонь — она полупрозрачная, сквозь кожу видны кости.

— Что за... — начинает он и осекается.

На пороге кухни стоит Алина. Милая, улыбчивая, с чайником в руках. Но за ее спиной в зеркале видна настоящая кухня — почерневшие стены, пол усеян костями, на плите варится что-то в человеческом черепе.

А за окном кухни, едва различимый в тумане — силуэт перевернутого дома с трубами, из которых валит черный снег.

— Чай будешь, дорогой? — спрашивает Алина. Челюсть отваливается и падает на пол. — Ой, прости. Я еще не привыкла.

Максим пытается встать. Ноги не слушаются — приросли к стулу. Нет, не приросли. Срослись. Он уже часть этой квартиры. Часть этого ужина. Часть Алины, которая так долго была одна.

— Не бойся, — шепчет она, наливая чай прямо сквозь его руку. Кипяток проходит насквозь, оставляя ощущение холода. — Скоро привыкнешь. У нас тут... уютно.

За окном медленно падает черный снег.

***

Портал выплюнул братьев как кость, которой подавился. Лазарь влетел лицом в грязь — теплую, пульсирующую, с прожилками как вены. Гордей приземлился сверху, выбив из младшего весь воздух.

— Слезь! — Лазарь попытался вытолкнуть брата. — Ты меня раздавишь, медведь!

— Не ори. Ориентируюсь.

— Ориентируйся не на мне!

Грязь под ними дернулась. Словно огромное существо вздохнуло во сне. Лазарь замер.

— Гор... это что подо мной?

— Не знаю. И знать не хочу. Вставай.

Они поднялись, отряхиваясь. Грязь липла к одежде, теплая и склизкая. Запах ударил в нос — сладковатая гниль с горьким привкусом. Как в морге, только хуже.

— Фу, блин! — Лазарь выплюнул черную жижу. — Это что, какашки мертвецов?

— Не смеши меня, — Гордей брезгливо стряхнул комок с рукава. — Хотя... пахнет похоже.

— Срань господня! Это реально какашки?!

— Док, заткнись и посмотри вокруг. У нас компания.

Лазарь поднял голову и замер.

Навь встретила их серым небом без солнца, без облаков. Просто пустота, излучающая тусклый свет. Под ногами — черная земля, местами покрытая той самой пульсирующей грязью. А вокруг...

Вместо деревьев из земли торчали скелеты. Огромные, явно не человеческие. Ребра великанов образовывали арки, черепа размером с дом смотрели пустыми глазницами. Некоторые шевелились — медленно, словно во сне, поворачивая головы вслед за движением.

— Нишутя себе, — выдохнул Лазарь. — Это что за кладбище гигантов?

— Это Навь, — Гордей проверил двустволку. Патроны на месте, но металл покрылся инеем. — Мир мертвых. Чего ты ждал, цветочки?

— Ну точно не это!

Вдалеке виднелся город. Обычные дома, пятиэтажки, даже телевышка торчала. Но что-то было не так. Присмотревшись, Лазарь понял — здания стояли под неправильными углами. Одни наклонились, другие висели в воздухе, третьи были перевернуты крышами вниз.

— Гравитация сломалась? — Лазарь потер глаза.

— Или архитектор был мертвым. Док, медальон!

Гордей схватился за грудь. Под рубашкой что-то грелось.

— Горячий! Прямо жжет!

— Рар говорил — защита от морока. Значит, морок уже пытается влезть в головы.

— Супер. День начинается отлично. Стоим по колено в дерьме мертвецов, вокруг скелеты машут ручками, а впереди город-перевертыш. Что дальше?

— Дальше? — раздался голос из-за ближайшего скелета. — Дальше либо сдохнете, либо станете как я. Третьего не дано!

Из-за гигантских ребер вышел мужик. Самый обычный русский мужик — ушанка со сломанным козырьком, ватник с прожженными дырками, кирзовые сапоги, стоптанные до невозможности. В руке — армейская фляжка. От него пахло водкой, табаком и еще чем-то... старым. Как от вещей с чердака.

— Опа, живые! — лицо мужика расплылось в улыбке. Не хватало половины зубов. — Давненько не видел! Сколько лет прошло... или веков? А, какая разница!

Братья переглянулись. Гордей незаметно передвинул палец на спусковой крючок.

— Ты еще кто? — спросил Лазарь.

— Степаныч я. Местный... как его... — мужик почесал затылок. Под ушанкой что-то зашевелилось. — Экскурсовод! Во, точно! По Нави вожу всяких идиотов.

— Почему идиотов? — обиделся Лазарь.

— А кто еще живым в Навь полезет? Нормальные люди дома сидят, детей растят, водку пьют. А вы вот приперлись. Значит, либо психи, либо герои. Но героев я лет сто не встречал. Все передохли.

— Обнадеживающе, — буркнул Гордей.

— А что вы хотели? — Степаныч сделал глоток из фляги. Запах спирта ударил в нос. — Тут Навь, детка! Тут все помирают. Даже мертвые.

— Как это — даже мертвые? — Лазарь шагнул ближе.

— А вот так! Помер ты, думаешь — все, конец мучениям? Хрен там! Попал в Навь — мучайся дальше. А если не повезет — помрешь еще раз. И попадешь еще глубже. А там... — Степаныч передернулся. — Там лучше не бывать.

— Ты давно здесь? — спросил Гордей.

— О, давно! При Александре Первом помер. От французской картечи. Бородино, мать его растак!

Степаныч гордо выпятил грудь. Ватник распахнулся, показывая дыру размером с кулак. Сквозь нее было видно позвоночник.

— И остался здесь? Почему?

— А куда идти? — Степаныч философски развел руками. — Жена небось уже замуж вышла. Сто раз правнуков нарожала. Дети выросли, забыли батю. Внуки меня и не знали. А тут... тут хоть водка не кончается!

— Почему не ушел дальше? В рай там, или... — начал Лазарь.

— В раю скучно, в аду тесно, а здесь... — Степаныч сделал еще глоток. — Здесь хоть есть с кем выпить. Даже если это мертвецы.

— И ты просто... бродишь тут сотни лет?

— Не просто брожу! Я вожу таких вот дураков, как вы. Показываю дорогу. За умеренную плату.

— Какую плату? — напрягся Гордей. — У нас денег нет. То есть, есть, но вряд ли твои деньги.

— Деньги? — Степаныч расхохотался. Смех был как кашель туберкулезника. — На кой мне деньги? Я двести лет мертвый! Мне истории нужны. Свежие, из мира живых. Расскажете пару баек — проведу куда надо.

— Только истории?

— А что еще с вас взять? Души у вас пока целые, кровь горячая... хотя погоди-ка.

Степаныч подошел к Лазарю, принюхался. Младший Морозов отшатнулся — от мертвеца пахло землей и тленом.

— Тааак, — протянул проводник. — А ты, парень, не совсем живой уже. Холодком от тебя тянет. Нездешним холодком.

— Это семейное, — буркнул Лазарь.

— Семейное?

— Типа, — согласился Гордей. — Нам нужно в центр Нави. К дворцу Чернобога.

Степаныч присвистнул. Изо рта вылетело что-то маленькое и черное — то ли муха, то ли кусок легкого.

— Ну вы даете! Прямо к Черному Владыке? Это ж самоубийство!

— У нас там дед, — отрезал Лазарь. — И мы его заберем.

— Ваш дед у Чернобога? — Степаныч покачал головой. — Тогда соболезную. Был дед, да сплыл. Никто от Черного Владыки не возвращался.

— Мы будем первыми.

— О, какие смелые! — Степаныч еще раз глотнул из фляги. — Ладно, по рукам. Истории в дороге расскажете. Пошли, пока местные не проснулись.

— Местные?

— Заложные покойники. Они тут везде. Днем спят, ночью бродят. А сейчас как раз...

Вдалеке раздался вой. Потом еще один. Десятки голосов подхватили, сливаясь в жуткий хор.

— ...просыпаются, — закончил Степаныч. — Пошли быстрее. Они голодные после сна.

***

Степаныч вел их между скелетами великанов. Каждый шаг отдавался гулким эхом, словно они шли внутри огромного музыкального инструмента. Кости резонировали, издавая низкий гул.

— Не трогайте ничего, — предупредил проводник. — Не смотрите в глазницы. И главное — не отвечайте, если кто заговорит.

— А что будет, если ответить? — Лазарь, конечно, тут же уставился в ближайший череп.

— Станешь частью скелета. Будешь торчать тут до скончания времен. Или пока кто-нибудь не ответит тебе. Тогда поменяетесь местами.

— Весело у вас тут.

— Навь — не курорт. Тут свои правила. Первое и главное — не верь глазам. Особенно своим.

— Это как? — Гордей обошел подозрительно шевелящуюся кость.

— А вот так! Видишь дерево? — Степаныч ткнул вперед.

Действительно, между скелетами росло дерево. Черное, корявое, но живое. Даже листья были.

— Это не дерево. Это Федька-висельник. Повесился в 1876 году. Теперь притворяется деревом, ловит зазевавшихся.

— А если действительно дерево?

— Тогда это еще хуже. Живое в Нави долго не живет. Либо становится мертвым, либо чем-то средним. А среднее — самое поганое.

Они вышли к реке. Черная вода текла... вверх. По склону холма, игнорируя все законы физики.

— Река Слез, — объявил Степаныч. — Не пейте, не трогайте, не смотрите на отражение.

— Почему? — Лазарь уже наклонился к воде.

Гордей дернул его за шиворот.

— Потому что будешь вечно плакать, — пояснил Степаныч. — Видишь на дне?

Братья присмотрелись. На дне реки лежали лица. Сотни, тысячи лиц. Все плакали, рты открыты в беззвучных рыданиях.

— Это те, кто попил. Теперь их слезы — часть реки. И так будет всегда.

— А как перейти?

— По мосту, как все нормальные... то есть ненормальные люди.

Мост оказался из костей. Человеческих. Хруст под ногами отдавался в желудке.

— Не думайте о том, что это были люди, — посоветовал Степаныч. — Думайте, что это... ветки. Да, сухие ветки.

— Ветки не хрустят ТАК, — поморщился Лазарь.

На середине моста он остановился, стащил перчатку поправить волосы. Замер.

— Док? — Гордей обернулся. — Что?

— Ногти... — Лазарь смотрел на свою руку.

Ногти были синими. Не голубоватыми, как от холода. Синими, как у утопленника.

— Давно они такие? — тихо спросил Гордей.

— Не знаю. В усадьбе вроде нормальные были.

— Это Навь, — Степаныч покачал головой. — Она проявляет то, что скрыто. У тебя внутри холод, парень. Мертвый холод. И он прорывается наружу.

— Но я живой!

— Пока. Но ненадолго, судя по ногтям. У тебя проклятие?

— Типа того, — Лазарь натянул перчатку обратно. — Родовое.

— Ооо, родовые самые поганые. От них не избавишься. Только если...

— Что?

— Не, забудь. Это не для живых способ.

Они дошли до конца моста. Впереди расстилались Поля Скорби — бесконечная равнина серой травы под серым небом. Кое-где торчали черные деревья с веревками на ветвях.

— Не смотрите на висельников, — в который раз предупредил Степаныч. — Они...

— Зануды, помним, — перебил Лазарь.

Но было поздно. На ближайшем дереве качалось тело. Против ветра, как заметил Гордей. Мужчина в старом кафтане, лицо синее, язык вывалился.

И он смотрел прямо на них.

— Эй, — прохрипел висельник. — Эй, живые! Подождите!

— Не отвечайте! — зашипел Степаныч.

— Я знаю вас! Я знал вашего прапрадеда!

Лазарь дернулся, но Гордей удержал его.

— Он был моим другом! Мы вместе... вместе...

Голос висельника стих. Он продолжал качаться, глядя пустыми глазами.

— Что с ним? — шепнул Лазарь.

— Забыл, — пояснил Степаныч. — Они всегда забывают. Помнят, что хотят что-то сказать, но что именно — нет. Потому и зануды. Могут часами бормотать, пытаясь вспомнить.

Ветер усилился. И в нем...

«...не туда идете...»

Лазарь вздрогнул.

«...Морозовы всегда упрямые...»

«...как отец ваш...»

— Слышишь? — он схватил Гордея за рукав.

— Не слушай. Это ветер.

— Но они знают наши имена!

— В Нави все всё знают, — Степаныч пожал плечами. — Мертвых больше, чем живых. Миллиарды душ за всю историю.

«...зря пришли...»

«...не спасете...»

«...станете как мы...»

— А может, стоит прислушаться? — Лазарь огляделся. — Вдруг предупреждают?

— Или заманивают, — отрезал Гордей. — Пошли дальше.

Они ускорили шаг. Висельники на деревьях провожали их взглядами, губы шевелились в беззвучных словах.

— Кстати, — вдруг спросил Лазарь, — а тут, WiFi есть?

Степаныч остановился так резко, что братья чуть не налетели на него.

— Чего?

— Ну, интернет. Мировая паутина. Сеть.

— Это по-французски? — подозрительно прищурился проводник.

— Да нет же! Это... как бы объяснить... способ общаться на расстоянии.

— А! Телеграф, что ли?

— Типа того. Только круче.

— Не, телеграфов не держим. И вообще, французское не признаем. Принципиально. После Бородина зарекся — никакой французской хрени!

— Но интернет не французский...

— Мне по барабану! Звучит по-французски — значит, не надо. У нас тут все по-простому. Умер — лежи. Не хочешь лежать — броди. Захотел выпить — придумай водку. Вот!

Степаныч с гордостью продемонстрировал флягу.

— Как это — придумай водку? — заинтересовался Гордей.

— Единственный плюс Нави. Что сильно захочешь — то и получишь. Я двести лет хотел водку, которая не кончается. И придумал! Смотрите!

Он сделал огромный глоток, опустил флягу, потряс. Булькание подтвердило — внутри по-прежнему полно.

— Правда, на вкус как ослиная моча, — добавил Степаныч. — Но это детали.

Впереди показался город. Тот самый, с перевернутыми домами. Вблизи он выглядел... нормально. Обычный российский областной центр. Пятиэтажки, девятиэтажки, пара высоток. Даже вывеска магазина мигала.

— Стоп, — Гордей поднял руку. — Это что, настоящий город?

— Как бы тебе сказать... — Степаныч почесал затылок. Из-под ушанки выпал жук и уполз обратно. — И да, и нет. Город настоящий. Вот только он не совсем... мертвый.

— В смысле?

— В прямом. Город молодой. Лет тридцать всего. Появился в девяностые.

— Города не появляются просто так.

— В Нави появляются. Знаете, сколько народу в девяностые померло? Тысячи. Десятки тысяч. От пуль, от водки, от безнадеги. И многие не хотели уходить дальше. Застряли.

— И?

— И решили — будем вместе. Целым районом. А потом районы срослись в город. Живой город из мертвых людей.

— Это метафора? — с надеждой спросил Лазарь.

— Хотелось бы. Знаете, как желудок работает?

— Переваривает пищу, — неуверенно ответил Гордей.

— Во! Только тут пища — это вы. Живые. Город заманивает, глотает и переваривает. Медленно. Чтобы не помер сразу, а стал частью городского... организма.

— И мы туда пойдем?! — Лазарь отступил на шаг.

— А в обход — трое суток. Через Темный Лес. Там Паучиха живет. По сравнению с ней город — санаторий.

Братья переглянулись.

— Ладно, — Гордей проверил патроны. — Правила?

— Не ешьте ничего. Не пейте. Не спите. Не заходите в здания. И главное — если предложат остаться, отказывайтесь. Вежливо, но твердо.

— А если не вежливо?

— Тогда бегите. Быстро.

Степаныч замолчал и посмотрел на город.

— Он скоро проснется.

Братья переглянулись.

Вокруг было тихо. Но ненадолго.

***

ᛞᛟᛒᚱᛟ ᛈᛟᛃᚨᛚᛟᚹᚨᛏᚺ ᚹ ᚨᛞ ᚲᚨᛋᛏ ᛟᛞᛁᚾ