Глава 18

Естественно, наступать на грабли второй раз немцы не захотели и, скрывшись в перелеске справа от дороги, решили обойти летунов лесом. Вот только быстро поняли, что из этой затеи ничего не выйдет. Перелесок узкой извилистой полосой тянулся на запад, а в южном направлении находилась открытая местность (луг и болото), и преодолеть триста метров по глубокому снегу под огнём бешеного пулемётчика являлось нереальной задачей. Поэтому фрицы поступили проще. Заняли огневой рубеж на опушке и стали обстреливать самолёт из пулемётов и карабинов. Их пулемётчики меняли позиции после нескольких очередей, так что ответный огонь не приносил результатов. Зато немцы работали как в тире, от самолёта только щепки летели. Фанерная обшивка — защита от пуль плохая и наши прекратили стрелять. Возможно укрылись, а может и… Про другое думать не хотелось, зря что ли мы готовили операцию по спасению.

Прибежали Пашкины распиз… разведчики, поэтому посылаю их вдоль оврага налево, пусть ищут своего командира. Своих же перемещаю вправо вдоль опушки, увеличивая дистанцию между бойцами до десяти-двенадцати шагов. Пулемёты размещаю на флангах, снайпер в центре недалеко от меня. Вот только до фрицев минимум шестьсот метров — далековато для действительного огня из нашего оружия. Так что вся надежда на Пашку и его башибузуков. Хотя можно миномёт подтянуть или пушку, тогда точно достанем, да и…

А почему бы и нет. Какого хрена мы будем бегать от этих фрицев по лесам, когда можно хорошенько дать им по зубам и уйти. Причём в том же направлении, в котором хотели. Этого от нас точно никто не ждёт. Размышляя подобным подобным образом, я уже бежал к Пашке, пока он не свалил на ту сторону.

— Задача немного изменилась, Паш. Так что слушай сюда. Летунов ты находишь, вот только возвращаться вам обратно не надо. Мы к вам сами придём. Подмогнём отсюда огоньком и заберём вас. Так что когда доберётесь до места, занимайте оборону на опушке, прикроете нам фланг. Подвижную оборону, Паш. Не надо нерушимой стеной стоять. Начнут фрицы артминомётный обстрел, сразу валите оттуда.

— Понял. Тогда я пару человек тут оставлю. Вещички наши собрать, да и в дозоре будет кому идти.

— Оставляй. Пригодятся.

— Гриша, Фома, остаётесь в распоряжении командира отряда. Остальные за мной. — Спускается он с одной группой в овраг и, перебежав по льду, протекающую там речушку, начинает взбираться на противоположный склон. Вторая группа бойцов осталась на нашей стороне, прикрывать, и только когда первая переправилась, то по сигналу с той стороны, начала «форсирование». На месте осталось только двое подростков, видать Пашка избавился от балласта, а может не захотел рисковать пацанами.

— Гриша, беги к пушкарям, срочно одно орудие сюда. Фома, за мной. — Озадачиваю я «казачков», пока они не заскучали.

— При мне будешь, связным. Бегаешь быстро? — Спрашиваю я Фому, возвращаясь на свой НП.

— А то. Уж побыстрее некоторых. — Хвастается он.

— Вот и славно. Пригнись, не маячь на виду и тихо. — Прикладываю я палец к губам, пробираясь вдоль опушки. Прикидывая заодно, где можно установить орудие.

Однако немцы внесли свои коррективы в наш план, вызвав подкрепление из деревни, которое и пробиралось сейчас по дну лога, надеясь зайти в тыл экипажу самолёта. Об этом сообщил мне Берген, когда я вернулся на свой КНП. Он как раз забрался на ёлку и «сидел в гнезде», наблюдал. Вот и заметил, как цепочка людей продвигалась по склону оврага.

Снова пришлось менять позиции. На месте оставляю только расчёт правого пулемёта и Бергена. Все остальные смещаются влево, туда, где овраг проходит по лесу, а не в пятидесяти шагах от опушки. Закидаем противника гранатами, а потом добьём из карабинов. Так оно надёжней будет. Сигнал к атаке — выстрел Бергена. Так что ждём в засаде, когда неполный взвод фрицев поравняется с нами. Нас пятеро, Фому я отправил за гранатами, а также встретить артиллеристов и проводить на позицию, пока без пушки, чтобы не нашуметь. Должны уже подойти. Немцам до нас около километра, а нашим двести метров. Вот только упряжку необходимо запрячь, или катить орудие на руках, причём по глубокому снегу, да ещё по лесу, что не так быстро, потому ждём. С этим гужевым транспортом надо что-то решать, лошадь не машина, вжик и завёл, её запрягать надо, а это время. Хотя сейчас зима, и любую технику не скоро и заведёшь, да сразу и не поедешь, двигатель прогревать надо. А ещё технику надо заправлять, обслуживать и ремонтировать. Так что обойдёмся пока тем, что есть, не до жиру.

Подошедших артиллеристов я распределил вдоль обрыва и успел ещё послать Фому с донесением к комиссару, чтобы не растерялись, когда прозвучал выстрел Бергена, и началось.

— Гранатой огонь! — Отгибаю я усики и, выдернув чеку, кидаю лимонку в овраг, следом за ней вторую, а потом уже РГДшку. Высовываться за край обрыва и наблюдать за результатом пока не рискую. Взрывы ещё раздаются, и осколки свистят в воздухе.

— По пехоте огонь! — привстав на колено, командую я и выпускаю в копошащиеся внизу фигуры одну обойму. Перезаряжаю карабин и беру на прицел фигуры, отделившиеся от общей кучи. Вставляю новую обойму и провожу контроль. Пленные мне не нужны, только мёртвые.

— Малыш, — нахожу я командира расчёта. — Забирай своих и дуйте за орудием, теперь мы тут и сами справимся.

— Понял, командир.

— Прекратить огонь! — Когда снежная взвесь и дым от разрывов немного рассеялись, командую я. — Петруха, присмотри тут за этим кладбищем. Гляди, чтобы оживших мертвецов не было.

— А ежели оживёт кто, что делать?

— Добей. Гранаты и винтарь тебе в помощь. Остальные за мной. — Возвращаемся на прежние позиции и вступаем в перестрелку с немцами на той стороне. Особого урона на таком расстоянии не нанесём, но хоть внимание на себя отвлечём. Хотя два пулемёта и снайпер тоже не подарок.

Выставляю прицел карабина на шестьсот метров и отстреливаю обойму по одному из пулемётов. Меняю позицию, перезаряжаю оружие и, осмотрев поле боя в бинокль, даю команду.

— Прекратить огонь! — Все попрятались, не желая лишний раз подставляться под шальную пулю. Немцы прекратили стрелять, не желая получить её от Бергена, а мои занялись снаряжением магазинов.

Со стороны деревни также не наблюдалось никакого движения, видимо противник спешно готовился к обороне, предположив, что это Красная армия наступает. Пожалуй, не будем их в этом разочаровывать, пускай боятся и не лезут. Услышав сзади какой-то шум, оборачиваюсь и вижу упряжку с орудием, пробирающуюся между деревьев. А вот и наш основной аргумент в сложившейся ситуации. В двадцати метрах от опушки орудие отцепили, и достав несколько укупорок со снарядами из ящика, отвели передок в укрытие. Прокатив пушку вперёд ещё на десяток метров, разгребаем снег и, опустив нижний щиток, упираем сошники в землю. Прикинув сектор обстрела между двумя деревьями, готовлюсь открыть огонь. Как только установили орудие, отсылаю сапёров в лагерь, а то народу у комиссара совсем не осталось, не успеют собраться, одних лошадей надо целый табун запрячь.

Вот только первыми начали немцы, вновь обстреляв самолёт и нашу опушку леса. Но теперь им не повезло. Один пулемёт я накрыл тремя осколочными снарядами и добавил ещё пяток по опушке. Пашкины разведчики тоже не поскупились, обстреляв фрицев уже с трёхсот метров из самозарядок и двух пулемётов, ну и лётчики добавили жару из своей спарки. Выпускаю ещё пару снарядов по перелеску, где находится противник, и меняю позицию. Не понравилась мне эта чехарда, устроенная фрицами, дюже не понравилась.

— Передки на батарею. — Цепляем орудие и везём его на сотню метров левее. Хорошо получив по зубам, в атаку гансы вряд ли уже пойдут, а вот поднасрать напоследок смогут. Вот и отплатим им той же монетой, устроив артподготовку по деревне.

Вот оно, началось. Свист мины раздался позади нас. Очень противный и леденящий душу, особенно если знаешь, что это стреляешь не ты. Одна восьмидесятимиллиметровая мина рванула за логом, следом за ней вторая, и после пристрелки началось. Опушку, где были разведчики, заволокло дымом от разрывов. Будем надеяться, что они там были, а не находятся сейчас.

— Отряд готов к движению, товарищ командир. — Подошёл ко мне сбоку и доложил комиссар.

— Ну так снимайте часовых и выступайте. А мы тут немного пошумим и присоединимся. — На ходу отвечаю я.

— А куда отходить будем? В какую сторону?

— Туда же, куда собирались. На запад, лесом к реке и дальше.

— Понял. Только там могут быть немцы.

— А они везде могут быть, мы в тылу у противника, Леонид Матвеевич. Так что выполняйте приказ.

— Есть. — Берёт под козырёк бывший лесник и уходит.

Выбрав позицию, отцепляем орудие. На этот раз стрелять будем по деревне. Сымитируем артподготовку, пускай ждут атаку. И хотя расстояние больше полутора километров, но мне не в белку, а в дом попасть нужно. И желательно в тот, где засели корректировщики. А тут солнце мне в помощь. Деревня на севере, шарик в зените (обед), а так как на дворе зима, то и солнце невысоко. И пока штатный наводчик (дядя Фёдор) проверяет установку орудия, обшариваю «вооружённым» глазом крыши и чердаки домов на окраине. Есть контакт. В одном месте бликанули линзы бинокля.

— Посторонись-ка, отец Фёдор. — Приникаю я к прицелу, наводя орудие в нужную точку.

— Не доверяешь, командир? — То ли пошутил, то ли обиделся он.

— Доверяю, Федя. Но есть такие вещи, которые необходимо делать самому. — Не отрываясь от прицела, отвечаю ему. Ещё раз глянув на цель и проверив установки прицела, даю команду.

— Осколочным зарядить. — А после клацанья затвора, нажимаю на спуск и «прилипаю» к биноклю, следя за разрывом.

Рвануло на чердаке, поэтому ещё после пары выстрелов, уступаю место дяде Фёдору, а сам руковожу процессом. Раскидав беглым огнём пару десятков осколочных гранат по всей деревне, задробляю стрельбу.

— Стоп. Передки на батарею. — Командую я.

— Повеселились, пора и честь знать. Уходим.

Прицепив пушку, нагоняем своих и следуем в арьергарде. Удачно проскочив между двумя оврагами, снова углубляемся в перелесок, где к на присоединились разведчики. В их «полку» теперь значительно прибыло, и не за счёт спасённых лётчиков, просто нашлась пропавшая группа. Разбираться будем потом, а пока нужно быстрее убраться из этого района. Немцы обиделись, но сейчас им пока не до нас, бой идёт за соседнюю деревню на востоке. До нас даже ружейно-пулемётная перестрелка доносится, не говоря уже про разрывы снарядов.

Движемся относительно быстро (насколько это можно по лесу и глубокому снегу), нам нужно форсировать реку и пересечь дорогу и всё это днём. И если река особой проблемы не представляет, спустились с одного берега на лёд и поднялись на другой, то дорога наоборот. Чтобы её пересечь, придётся чуть ли не войсковую операцию разработать, и не только головой, но и руками подумать. Сейчас проезжие дороги — это канавы в снегу, прорытые местными жителями, сгоняемыми на общественные работы. И если в начале зимы снег просто сталкивали на обочины, то после очередного снегопада бордюры из снега росли всё выше и выше, а в некоторых местах достигали полутора метров, да и шириной были метра два-три. Человек по плотному насту перелезет, а вот лошадь с санями уже нет. Так что прежде чем пересечь такую дорогу, приходилось делать проходы ещё и в этих отвалах. Это ночью немцы прекращали движение по дорогам, а днём будут туда-сюда юзать, поэтому придётся ещё и охранение с двух сторон выставлять, а возможно ещё и прорываться с боем.

Но прорываться мы никуда не стали, а переправившись через реку, прошли ещё километр на запад и остановились на привал. Время и так перевалило за полдень, пока мы воевали, а потом ещё и шли. Так что до наступления темноты осталась пара часов. Поэтому решили не рисковать зря. А остановиться, пожрать, почистить оружие, ну а некоторым и поспать немного. Лошадей выпрягать не стали, а расставили повозки по кругу, сформировав своего рода вагенбург. Орудия отцепили, оставив одно в арьергарде, отсечь хвост в случае чего. Второе установили по ходу движения, наведя его в сторону дороги, проходящей в полукилометре от нас. По периметру (в пятидесяти шагах от ограждения), пустили парный патруль с пулемётом, пресечь попытки любопытных понаблюдать за нами. В карауле артиллеристы, остальной личный состав внутри своеобразного укрепления.

Пока есть несколько свободных минут, иду знакомиться с авиаторами. Нужно решить, брать их с собой или передать с рук на руки наступающим частям Красной армии.

— Командир отряда особого назначения — лейтенант Доможиров. — Подойдя, представляюсь я лётчикам.

— Военлёт Петров. — Назвался в ответ, старший лейтенант, даже не встав со своего места.

— Стрелок-наблюдатель Кукушкина. — Козыряет стоящая рядом с возком девушка с петлицами старшего сержанта.

— Нам нужно срочно попасть в распоряжение своего полка, товарищ лейтенант. — Сразу начинает качать права старлей.

— Ну так идите, — кто вас держит? — опускаю я его на грешную землю.

— Но у нас важные сведения, а командир ранен. Разве вы не должны помочь нам, товарищ лейтенант? — вступает в наш разговор Кукушкина. Пилота аж перекосило от этих слов.

— У нас своё задание, товарищ старший сержант. И я уже говорил, что никого не задерживаю. Я даже вам возок с лошадью предоставлю. Управлять умеете, права есть?

— Н-нет. — Отвечает она.

— Научитесь, невелика трудность.

— Оставь нас, Зоя. Нам с командиром с глазу на глаз переговорить надо. — Отослал пилот девушку. А когда она, прихрамывая отошла, откинул кусок брезента, лежащий у него в ногах.

— Вот видите, товарищ лейтенант, это фотоаппарат с отснятыми плёнками. Мы проводили аэрофотосъёмку в заданном квадрате, когда на нас набросились мессеры. Пришлось уходить, но всё, что нужно мы засняли, и теперь нас ждут в штабе армии. И чем быстрее, тем лучше.

— А я-то чем вам могу помочь, товарищ военлёт? Самолёта у меня нет, идём мы в тыл противника. Вот возок, как и обещал, я вам выделю.

— Но мне охрана нужна. — Не сдержался пилот. — Мы же в тылу у противника. Зоя, она ведь девчонка совсем. А у нас сведения секретные.

— Да кому нахрен нужны эти сведения, скорее всего они уже устарели. — Подумал я про себя. — Что-то мне подсказывает, что старлей за шкуру свою опасается. А Зоя. Видел я, как эта девчонка отделение немцев на ноль помножила, а до этого от мессеров отбивалась, да и под пулями противника до конца отстреливалась. Вот только была при этом не в башне танка, а в кабине самолёта, обшитой трёхмиллиметровой фанерой. Сомневаюсь, что пилот ей патроны подавал. Лежал где-нибудь под берёзой и давал дуба, или зубами сигнал SOS выстукивал.

— А я вам людей не рожу, товарищ военлёт. У меня каждый человек на счету. — Решаю я проверить свою версию. — Торопитесь, вот вам тачанка. — Похлопал я по возку. — Как стемнеет, ноги в руки и аллюр три креста. Поедете по нашим же следам, и к утру до штаба какой-нибудь дивизии доберётесь. С рукой что? — Заметив свежую повязку у него на запястье, интересуюсь я.

— Зацепило, когда от мессеров уходили. Потому и на вынужденную пришлось садиться. Думал, уже у своих. Оказалось нет.

— Наш доктор смотрел?

— Да что там смотреть, пустяки, царапина. Зоя перевязала.

— Девушка почему хромает?

— Не знаю, говорит ногу подвернула, когда из кабины вылазила.

— Вот видите. Сейчас наш доктор вас осмотрит, а потом и решим, что с вами делать. — Мне показалось, или старлей как-то сбледнул с лица.

— Ой. Что-то мне нехорошо. — Слышу я за спиной и, обернувшись, вижу падающую прямо на снег Зою. Бегу к ней, но подхватить уже не успеваю.

— Санитары, сюда. — Кричу я, опускаюсь на колени рядом с девушкой и, убедившись, что она жива, уступаю место профессионалам.

Разогнав толпу зевак, заниматься своими делами, жду доклада от фельдшера.

— Ну, что там, Арсений Васильевич? — Когда старый доктор подошёл к костру, спросил я.

— Плохо дело. У девушки пуля в верхней трети бедра. Вынимать надо. — Отмыв руки снегом от крови, стал он их греть у огня.

— Ну так вынимайте. — Перебиваю его я.

— А военлёт — самострел. — Негромко заканчивает он свой доклад.

Загрузка...