Противотанкист. Книга 5. Партизаны

Глава 7

Утро выдалось туманным, как в прямом, так и в переносном смысле. Туман как расстилался по лагерю, так и стоял в головах некоторых индивидуумов. Водки у разведчиков почти не было, это я правильно подметил. Зато имелось главное, это продукты и трофеи. А вот они-то и послужили главным обменным фондом. В партизанском отряде у товарища Бороды, были созданы не только боевые подразделения, а это два стрелковых взвода по тридцать человек, обслуживал их хозвзвод из стольких же невоеннообязанных, а это старики, женщины, дети. Все они стояли на котловом довольствии, и всех их нужно было кормить, поить, лечить, да ещё охранять, хотя как зарядить винтовку и выстрелить, мог почти любой человек в отряде, по крайней мере тот, кто мог её поднять. Но воевать и заряжать оружие не одно и то же, и если осенью отряд Бороды ещё занимался боевой деятельностью, и был «летучим отрядом», то к зиме оброс обозом и стал сидячим. Бойцы занимались в основном только поиском продуктов и охраной лагеря. И если один взвод, разбившись на группы, отправлялся на поиски пропитания, то второй оставался охранять лагерь. Командир отряда раньше тоже участвовал в лихих рейдах и набегах на врага, но вот в последний месяц практически не выбирался за территорию охранных постов. Вот в этом хозвзводе и существовал отхожий промысел. Самогон гнали на нужды медицины, но туда шёл только качественный продукт, а всё остальное утилизировалось (то есть разливалось по ёмкостям и оседало в землянках и других нычках обслуживающего персонала). Сидеть на шее у себя и своих бойцов Малыш никому не давал, все у него работали и что-то делали, но толку из этого получалось мало, боевая и диверсионная деятельность была заброшена.

А ещё стали образовываться семейные пары. Не совсем, конечно семейные, и хотя баб, вдов и молодок было много, но на всех их не хватало, так что в лагере кипели Шекспировские страсти, и некоторые не могли сделать выбор. Если Петя был на задании, то люб был Вася, а если наоборот, то Миша. А тут ещё и комиссар подлил масла в огонь. Привёл ещё группу героев-разведчиков. Вот они и нагеройствовали. Прознали, что тут настоящий цветник, раздобыли горячительных напитков, хлебнули для удали и пошли подбивать клинья. Местным кавалерам это естественно не понравилось, начались выяснения отношений, которые переросли в любимую русскую забаву — стенка на стенку.

Просыпаемся от того, что ворвавшись в нашу землянку, кто-то истошно орёт.

— Наших бьют!! — И убегает.

Толком ничего не соображая спросонья, подрываюсь с нар, надеваю валенки и, накинув ватник, выхожу на улицу. Застёгиваюсь уже на ходу, определив по раздающимся в ночи звукам потасовки, где происходит драка. Все мои специалисты со мной, также застёгиваются на бегу. Добежав до места ледового побоища, пытаюсь определить, где эти наши, и кто кого бьёт. Так как в толпе дерущихся, толком ничего не разобрать. Мелькают только руки, ноги и головы. Но неожиданно в ситуацию вмешивается форс-мажор. Здоровенная, голая по пояс фигура врубается в толпу дерущихся, и не разбирая, где ваши, где наши, лупасит всех подряд. Одного удара пудового кулака хватает, чтобы накаутировать очередного противника. Так что через две-три минуты все дерущиеся лежат. На ногах остался только один Малыш.

— А вы чего здесь? — Дёргается он в нашу сторону, ещё не остыв от драки, но узнав меня, останавливается. — Ты в курсе, что случилось, Николай?

— Нет. Понятия не имею.

— Говорят, ваши бузу затеяли. А, — машет он рукой, — завтра разберёмся.

— Комиссар! — громко зовёт он Матвеича.

— Я здесь. — Выдвигается он из-за наших спин.

— Этих всех в холодную до утра, — показывает Емельян на лежащих. — Завтра решать будем, что с ними делать.

— Понял. — Отвечает ему комиссар.

— Помоги ему, товарищ сержант, там и твои люди есть. — Обращается ко мне Емельян и уходит, видимо досыпать.

Сопроводив и перетаскав всех закопёрщиков в глубокий зиндан, отправляемся заступать в караул, так как половина караульщиков вместе с начкаром сейчас находится в яме. Вот мы и будем эту губу охранять, выставив там один пост, остальные — тревожная группа. В случае нападения на лагерь сразу выдвигаемся на атакованный участок, поэтому комиссар сейчас с нами в землянке как командир группы, он знает, куда нужно бежать. Ну а я разводящий, отвожу и снимаю с поста часовых, а с одного и патруль по лагерю. А вот начальником караула Емельян назначил себя, видимо кайф ему обломали, и не только ему, вот он и решил от разгневанной женщины в караульном помещении схорониться. Ну а на досуге комиссар и рассказал мне какой бардак стал твориться в отряде в последнее время. Пьянки, блядство, драки и другие нарушения дисциплины. Да, не ожидал я от Малыша такого. Видимо атаманом себя почувствовал и забурел. Решил, что война всё спишет. Нет. Из этого балагана надо валить. Тем более сюда Красная армия скоро нагрянет, а мне пока с ней не по пути, точнее по пути, но средства в достижении цели у нас разные. Я не хотел героически, глупо погибать за Родину, а стремился к тому, чтобы враг погибал за свою фатерляндию. Ну и от своих планов — рассмешить бога, я не отказывался, поэтому, раз всё так удачно сложилось, будем приступать к их осуществлению. Проверенная в боях команда у меня уже есть, остаётся только заразить её идеей и направить в нужном мне направлении.

А с раннего утра мы занялись тем, что провели шмон и изъяли все спиртосодержащие жидкости, а также продукты у нарушителей общественного порядка. Потом высокая комиссия в лице Маши и трёх медведей пошла шерстить самогонщиков и служащих хозвзвода, также изымая пойло и все продукты. А то получалось так, что кто-то рискуя жизнями, добывал пропитание, а кто-то эти продукты переводил в горячительные напитки. В результате конфисковали самогонный аппарат, сконструированный местными Кулибиными из говна и палок, чуть ли не сто литров браги, и тридцать литров разнообразного пойла, запрятанного в разных местах рачительными хозяйками. Ну а продуктов набралось на трое суток питания всего отряда.

Потом был разбор полётов, который проводили в самой большой землянке караульного помещения. Вот после этого разбора и сняли с должности несколько командиров, а начальника хозвзвода перевели в боевое подразделение, чему он был только рад, хотя радовался не долго — Малыш пообещал провести с ним разъяснительную работу, а пока назначил на эту должность Машу.

— Сама и разбирайся со своими бабами. — Сказал он ей на военном совете.

— Ну и разберусь, и с тобой тоже, задолбал ты меня со своими пьянками. — Не осталась в долгу она.

Официальным самогонщикам, деду Антипу и внучку его Егорке, поставили на вид, но так как вся отчётность у них сошлась, то не наказали, а перевели на другую работу, в связи с тем, что предприятие временно закрыли. Зато с подпольными брагоделами, Клавкой Помидорихой и Евдохой, Емельян поступил сурово, сначала хотел расстрелять, но потом отправил на зимовку в зиндан, так как больше всего продуктов и браги нашли у них.

Дольше всего спорили по поводу наших разведчиков, — как поступить с ними? Расстрелять? Выгнать без оружия из отряда? Или ещё чего сотворить? Причём на расстреле в основном настаивал начальник караула, его я узнал по голосу, это он бегал по лагерю и кричал, что «наших бьют». Я уже собрался было поднять своих в ружьё, чтобы не допустить беспредела, но неожиданно за разведчиков вступился комиссар отряда, который попросил слова.

— А как так получилось, товарищ Рогатиков, что вместо караульного помещения вы оказались в пекарне у Клавки Помидорихи? — спросил он.

— Так я это… — задумался начкар, — посты проверял. — Нашёлся он.

— Но посты ведь находятся по периметру лагеря, — а почему вы оказались в центре?

— Часовой на третьем посту плохо себя почувствовал, я и побежал напрямки, чтобы быстрее привести замену.

— Третий пост у нас телефонизирован, позвонить можно было в караульное помещение, разводящий бы смену привёл.

— Не работала связь.

— Почему сразу не доложили? Начальник связи!

— Я! — вытянулся сидящий у коммутатора очкарик.

— Вам начальник караула докладывал про неполадки на линии?

— Нет. Всё работало. Я лично связь с постами проверял, каждые четыре часа.

— Что вы на это скажете, товарищ Рогатиков?

— Не работал там аппарат, я пытался дозвониться.

— Кто стоял на посту?

— Не помню, голова болит.

— Помощник! — Обращается комиссар к помкомвзвода. — Кто стоял на третьем посту с 22 до 24 часов ночи?

— Боец Рукавишников.

— Где он сейчас?

— На посту.

— Смените и приведите сюда!

— Есть!.. Не надо никого менять, товарищи командиры. И расстреливать никого не надо. Врёт он всё.

— Кто?

— Рогатиков врёт. — Сдаёт своего взводного с потрохами «замок». — Не проверял он в то время посты. За добавкой ходил, ну и ещё кое-за-чем.

— Да я тебя щенок… — шарит рукой командир взвода по пустой кобуре, но осекается под тяжёлым взглядом товарища Бороды.

— Рассказывай, Зуйков, как дело было. — Ободряет он своего бойца. — Раз уж начал. На этого не смотри, он тебе уже не командир.

— После восьми вечера Рогатиков пришёл «с проверки постов», довольный и послал Клюева к Евдохе за брагой, сказал, что у неё крепче. Я возмутился, всё-таки мы вторые сутки в карауле, мало ли что случится. Ну и он мне ответил, не ссы мол, всё командование бухает, а мы чем хуже. Клюев пришёл быстро, принёс четверть, ну они и начали пить, сперва понемногу, а потом уже больше. Я отказался, кому-то надо было и службу нести, хотя и начальник караула от службы не отлынивал, один раз вместе с Клюевым даже посты проверил. Пришли злые, сказали, что Евдоха больше в долг не даёт, забрали у бойцов весь сахар, пообещав налить. Клюев ещё за четвертью сбегал. Но на этот раз пили десятером, поэтому вторая бутыль кончилась ещё быстрее. Стали думать, — где взять? Вот взводный и предложил к Клавке сходить. Мол он сейчас договорится, а после боевого выхода уже отдадут. Договариваться пошли вдвоём с Клюевым, ну и договорились. Через полчаса Клюев прибежал с разбитой мордой, сказал, что взводного бьют, поднял дежурную смену на выручку, и они убежали. — Закончил свой рассказ Зуйков.

— Ну а ты что? — не выдержал комиссар, затянувшейся паузы.

— А что я? Поднял отдыхающую смену и продолжил нести службу. Моя задача — охрана караульного помещения.

— Значит все, кто пили, убежали драться? — Спросил уже Емельян.

— Ну да, с бодрой сменой командир взвода и пил, Клюев как раз этим отделением командует.

— Значит не зря я им люлей навешал, — похвастался Малыш. — За дело досталось.

— А может всё-таки и другую сторону конфликта выслушаем? — говорю я. — Тогда уже будет понятней, что к чему.

— Так вроде и так понятно, кто зачинщик. Хотя для прояснения картины можно и выслушать. — Согласился со мной комиссар.

— Ладно, зови своего героя-любовника. — Подводит итог командир отряда.

Выхожу из караулки и посылаю дежурящего тут Васю за Пашкой Климовым. Сам достаю сигарету и закуриваю. Как всё было на самом деле я ещё ночью выяснил, остаётся только выстроить линию защиты, а для этого голова должна быть ясной и холодной. Пашка протрезвел и пошёл в бычку, мол ничего не помню, никого не сдам, я командир, с меня и спрос, так что придётся его напугать. Комиссар вышел следом за мной, тоже курит. С одной стороны, он тоже виноват, всё-таки он нас привёл, а с другой — вся эта ситуация ему на руку в деле укрепления дисциплины и вообще. Увидев арестанта, заходим в землянку и занимаем свои места. Следом, с независимым видом входит разведчик, и останавливается в центре помещения, с заведёнными за спину руками.

— Рассказывайте, товарищ красноармеец, — как дело было, зачем вы ночью драку устроили? — Вполне доброжелательно начинает комиссар.

— Какое дело? — включает дурачка Пашка. — Не знаю я ничего. Пошёл ночью до ветру, тут на меня кто-то накинулся, начал бить, потом вообще чуть не убили, да ещё и в кутузку закинули. — Сверкая свежим фингалом, говорит он.

— Значит следствию вы помочь не хотите, и свою участь облегчить не желаете? — продолжает допрос комиссар.

— А чем же я помогу следствию? Если я или кто-то из моих людей виноват, так меня и наказывайте, я же их командир.

— Накажем. Насчёт этого не беспокойтесь. — Продолжает мягко слать комиссар. — Расстреляем! — Упс. А вот этого даже я не ожидал, так весомо прозвучал последний аргумент комиссара.

— Колись, придурок! — подливаю масла в огонь я. — Ведь не только тебя расстреляют, всех, кто с тобой был, на край оврага выведут. Если тебе себя не жалко, бойцов своих пожалей. Они-то за что пулю от своих словить должны. — Дальше Климов ерепениться не стал и рассказал всё, как было.

— До ужина мы поспали, потом приняли по сто, закусили. Не хватило. Поспрошали у местных, где взять. Взяли. Сам к этой Клавке ходил, менял. Выпили. Захорошело. Ну я и пошёл к этой даме, по душам с ней поговорить, в гости с подружками позвать, тоскливо же без женского общества. Стоим это мы так с ней, разговариваем, а тут этот хмырь нарисовался и давай на меня наезжать и пистолетом грозить, мол это его баба и я тут лишний. Спрашиваю у неё — твой? Она только плечиками пожимает. Ну и вышли мы значит для выяснения отношений на улицу. — Замолчал Пашка.

— И как, — выяснили? — Задаёт наводящий вопрос Матвеич.

— Ну да. Я шпалер у него отобрал и люлей навешал, хотел было обратно в хату зайти, а тут второй. Ну и ему перепало. Убежали они, а я вдругорядь к даме стучусь, ведь договорились почти. Не пускает, боится. Я и так и этак, но ни в какую. Развернулся было к себе идти, но тут ещё партизанов набежало и толпой на меня. А дальше я уже точно ничего не помню. Очнулся только от холода в темноте.

— А пистолет вы куда потом дели? — интересуется комиссар.

— Какой пистолет? — не врубается Пашка.

— Вы говорили, что шпалер отобрали?

— Вы про наган, что ли? Так вот он. — Суёт он левую руку в карман ватников, достаёт револьвер и, сделав пару шагов вперёд, ложит его на стол. Несколько мгновений он правда размышлял, но видимо благоразумие взяло верх над бесшабашностью.

Малыш только хмыкнул, покрутив барабан и пересчитав патроны, а мы с комиссаром многозначительно переглянулись.

— Всё, хватит с меня этого балагана! — Поднимается со своего места и рявкает командир отряда. — Свободен, боец. И вообще, выпустите всех ночных бузотёров, пускай делом займутся. Распорядись, комиссар. А вы, товарищ лейтенант, — обращается он уже ко мне, голосом выделяя звание, — разберитесь со своими подчинёнными, дисциплинка в вашем подразделении тоже я вижу хромает.

— Пошли, Казанова! — выпихиваю я, хлопающего глазами Пашку, из караулки. — Повезло тебе сегодня. Но в следующий раз может так не свезти.