КРЫМСКОЕ ХАНСТВО. ДЖАМБОЙЛУКСКАЯ ОРДА. КАЗЫКЕРМЕН. ПОЛЕВАЯ ИМПЕРАТОРСКАЯ СТАВКА. 11 сентября 1759 года.
— Мы услышали тебя Якуб-ага, Русский Император умеет быть милостивым и милосердным.
Толмач перевел. Глаз моего собеседника дернулся.
— Бар! Сине чакырырлар, — закончил я аудиенцию.
Рудзевич застыл на минуту открыв рот. Поклонился и попятился к двери. Понял скотиняка. Зря что ли у меня первая жена была из башкирской деревни?
Смелый человек. Он рисковал выйти от меня без головы. Но я просто сказал: «Иди! Тебя позовут». На его языке. Почти на его. Пусть мою доброту ценит.
Зимой едисайские и буджаксие ногаи разорили Ново-Сербию. А по весне уже сам крымский хан с едишкульской ордой разорил Славяно-Сербию, сжег Бахмут. Набеги для ногаев и крымцев — обычное дело. Их нефть — люди. Точнее ясырь — рабы собираемые во время таких налётов. Бахмут я простить не мог. Здесь у меня в две тысячи двадцать третьем году младший сын погиб. Да и повод увести войска из Европы был удобный. Так что, после подписание в Георгенбургском замке мира с Пруссией, точнее уже с Бранденбургом, половина моей тамошней армии на юг пошла, в будущую Новороссию. В мае я тоже отправился в Малороссийские земли.
Ставку я расположил тогда в Киеве. Туда ещё раньше отбыл знакомый с местными ландмилицейскими делами генерал-фельдмаршал Салтыков. Войска стягивались и из Первопрестольной, и из столицы. Я рассчитывал быть готовым к апрелю. Но, не успел.
Пленённые мною немцы не смогли восстановить Ивановский канал, точнее там мало оказалось водицы… В общем, половину пришлось, как всегда, на себе, да на лошадях тащить. Не рассчитывал я что так удачно выйдет с Фридрихом. Надеялся с турками в будущем году сцепиться. Но, уж если дважды к ряду так подфартило, то грех Судьбу испытывать.
Ушедший Якуб-бей, он же Яков Измайлович Рудзевич происходил из татарских княжат Литвы. Он знал несколько языков и уже давно подвязался у единоверцев ногаев Едисана по коммерческой и дипломатической части. Собственно, он мне механику этих набегов и открыл. Пока Фридрих был у меня на лечении, Кырым-Герай вышел на принца Генриха Прусского и помочь ему в нападении на русские земли уговорил. После Георгенбургского мира набег бы сорвался, но гарантом сделки был не Берлин, а Лондон… Англичан не касался наш мир с Бранденбургом. Им было нужно, чтобы я войска оттуда подальше переместил. Собственно, как и всегда: Business, nothing personal. Бизнес, ничего личного.
Never say never.
Я догадывался об этой сделке. И даже был уверен что «англичанка будет гадить». Потому начал готовить уроки приучения её к толчку заранее. Лондон заботится об ущемляемом русскими народе крымских работорговцев? Ну так я тоже позабочусь. На Островах не один ущемляемый народ есть… Так что на ногайцев с крымскими татарами я злобы не держал. Они как дети. Поймут если хорошо высечь. Степь потому всё лето горит, но отвечать должны и взрослые. А значит за сожженные Новомиргород и Бахмут ответят пожаром Шеффилд и Лондон.
Never say never. Business, nothing personal.
Но и сюда я не с миром пришел. Едисанских ногайцев больше нет. Кто сбежал в Буджак, кто сдался в полон, а кто и не успел… Некоторые в Очакове. Но, это пока турецкая крепость Ач-кале и мы всего лишь осадили её требуя беглецов выдать. Джомбойлукские ногаи успели за Перекоп уйти, но немало стад и семей здесь бросили. Едишкульцам сейчас воздают за набег запорожцы Билецкого да торгуты Шеаренга. Казаки искупают то, что татар в Ново-Сербию пропустили, тамошних граничар даже не предупредив. А калмыкам-торгутам земли для кочевья нужны. Джунгария разгромлена и тамошние монголы к нам в прошлом году как раз пришли. Поддержать джунгар против Китая у меня не было сил. Далеко, да и пока бессмысленно. Горный Алтай мы и так под шумок заняли. И в Туву вошли. Беженцы же оттуда к нам пришли как раз вовремя, лет через десять мне тех же торгутов селить было бы не где. Сейчас же кочевники снова теснят кочевников.
Торгуты воины и буддисты. Тем и хороши. С турками они не споются, а значит, набеги за рабами прекратятся. Такого варварства в традиции торгутов нет. Дурное дело не хитрое, конечно. Но у меня будет время крепости поставить, отвоёванные чернозёмы земледельцами заселить. Надо только вот с женщинами для поселенцев вопрос решить. Казаки с калмыками гоняя ногаев, как раз занимаются этим. Без женщин никак не заселить эти земли.
— Ступай и ты Александр, — отпустил я капитана Никифорова бывшего при нашем разговоре переводчиком, — скажи, чтоб через полчаса почту принесли.
— Слушаюсь, Ваше Императорской Величество, — толмач поклонился и вышел.
Мне надо подумать, что делать с ногаями. И как вообще менять этот разнообразный мир. Его многогранность это благо и зло, и вершины духа и кровавые усобицы…
Разница вер и языков всегда многое решала в Истории. И мне сейчас эти различия кстати. Я это понял ещё под Кольбергом. Там ко мне Йоганн Горчанский и Михаэль Френцель пришли. Точнее Ян и Михал. Сорбы лужицкие. Надежды у них большие на меня. Знают ведь, что последних славян из Ганноверского Вендланда я в сорок восьмом под Петербургом поселил. Всего-то семь последних носителей полабского языка. Ещё человек тридцать понимали его, но не почти не говорили. Переселил чисто для эксперимента. Когда в сорок втором из Киля бежал к тётке Елисавете, слышал их речь. О том во время похода на Маастрихт и вспомнил. Так что, из прихоти моей, полабы ещё в этом мире есть. Вот лужичане с кушубами и словинцами верой в меня и преисполнились.
Кашубы с лужичанами и в прошлой моей жизни ещё многочисленны были. Мазур же со словинцами после оккупации поляки с карт стёрли. А здесь у них шанс есть! Но, это не тридцать восемь полабов. Мне-то в них вкладываться что толку? Культуру поддержать могу, конечно, это не слишком дорого. Но, они «царства просят». Своего. Немецкое над ними уже есть. Пришли с этим. К немцу…
Чудны дела Твои, Господи!
А ведь и польза от этого мне прямая есть! Включая сейчас онемеченные земли в Россию, я, сам почти став здесь немцем, могу и Россию онемечить. Радости мне в том нет никакой, да и смысла нет. Империю строят народы к вере и языку других терпимые. А это не про немцев. Разломают они на части Россию. Как и Германию разломили. А вот если сначала славянское восточней Одры всколыхнуть, а потом и восточней Лабы-Эльбы… Энтузиасты местные есть. Славян ещё в этих землях много. Не во всех, потому я и решил не брать Померанию западнее Кольберга. Там славян уже нет, почти. Может и появятся. Но позже.
Моё убеждение ещё больше укрепили потом делегаты из Польши. Там немало лютеран. Славян-лютеран. Таких же как мазуры, словинцы и многие кашубов. Ляхи-католики век терпели наличие у протестантов равных с ними прав. Но, в начале века кальвинистов с лютеран и разных «братьями» подравняли под православных холопов. Такая вот демократия и толерастия в современной мне Польше. В прежнем моём мире выходило что для славян-протестантов кроме неметчины нет земли. В общем выбирай: язык или вера. Вот я и дам им возможность этот выбор не делать. Дам им свою страну. За спиной которой будет Россия. Которая только и может не дать их растерзать Бранденбургу и Польше…
За мной опыт двух с половиной веков. И я знаю что не смогу убедить любить Россию ни ляха, ни турка, ни англичанина. Они всегда будут стараться нас ограбить и обмануть. Мы часто будем смотреть друг на друга через прицел. Не в моей власти убавить у России врагов. Но, почему бы не добавить друзей? Что я и делаю здесь и сейчас. Потому помогаю кельтам, торгутам, протестантам Польши…
Что из этого выйдет? Я не знаю. Но я точно знаю что надо заканчивать с татарской работорговлей, не дать вырасти Прусскому монстру. Моя История для этой — Альтернативная, хоть и направление их общее. Потому я подкрепляю обрывки своих исторических познаний работой своих разведок. И скоро у меня будет пожалуй последний шанс вовремя применить рассказы деда-каперанга. Жаркая осень ждёт Европу. Даст Бог, огонь запылавший здесь спалит и Лондон.
КОРОЛЕВСТВО ВЕЛИКОБРИТАНИЯ. СЕВЕРНЕЕ ЛУТОНА. 4 января 1760 года.
— Джон, Джон!
Граф O'Рурк притормозил коня. Если уж так орёт, то что-то важное принёс Фергюсон.
В Англии королевского светового телеграфа нет. В России есть, в Пруссии, во Франции, даже говорят в Швеции имеется… Когда его тот же Патрик под Ньивпортом разбудил, то ему именно световой телеграф принёс известие о разбитом англичанами при Кибероне французском флоте вторжения. Медлить было нельзя. И добирайся посыльный, как принято здесь, у «Кельтской бригады» шанса не было бы. Англичане удачно, для O'Рурка, растянули флот. Помимо ушедшей к Нанту на указанную битву, одна эскадра караулила шведов и русских гостивших в Гамбурге, а вторая сопровождала русских же обходящих Шотландию севернее на пути в Средиземное море. Путь был открыт нельзя было медлить.
Джон за эти месяцы не только собрал бойцов, но и весь местный флот изучил. Рыбацкий и торговый. Учел все суда хотя бы с одним парусом от Дюнкерка до Остенде. Потому он быстро подняв шотландцев и ирландцев в ружьё, в достатке транспорты и захватил. Заплатил конечно хозяевам. Но согласия не спрашивал. Благо голландские ложи стоящие за генералом Броуном были щедрыми. Без неизбежных приключений этот разномастный флот доплыл. Потерял конечно пару рот и четверть пушек. Но из сотни коней Посейдон ни одного не захватил. O'Рурк тогда, стоя в Кингсдауне на английском берегу, в полный успех свой поверил.
Через месяц после Цордорфа его позвали к раненому генералу Броуну. Георг, а правильнее Сеоирге де Брун, тогда и посветил в суть дела. План был отчаянный. Пока французы готовят высадку сорокатысячного корпуса в Шотландию, подготовить свой десант, частный, пусть и поменьше. Собрать охочих гаэльцев по рассеянным по континентальным армиям, взять и из пленных. Фергюсон кстати из них. Деньги мол дают недовольные усилением англичан голландцы, а все почти подготовили масоны на русской службе, что привели к власти русского царя. До этого, мол, O'Рурка хорошо проверили, да и брат его, давно служащий русским, порекомендовал, так что деваться теперь некуда… Джон и не хотел деваться! Он всегда за хорошую драку! А ещё если удастся отомстить за поруганную Ирландию… К тому же, ему предлагают быть старшим, командовать бригадой. Броун сказал что сам хотел, но не знает теперь сколько ему осталось жить. Мог ли граф O'Рурк отказаться?
— Ну что там, Пати? — спросил O'Рурк нашедшего его наконец гонца.
Тот запыхался.
— Alba gu bràth, бригадир. Генерал Кардаган. Вошел с моряками в Лондон, — выпалил Фергюсон.
— Fág an Bealach! Вошел? С моряками?
Кельтская бригада уже перешла холмы Читерн и после Лутона могла только заревом за лесистыми вершинами видеть Лондон. Но, в арьергарде, с мощной оптикой стояли на вершинах патрули. Но, всё равно, как можно разглядеть за тридцать миль какой именно генерал входит в город?
— Да. Наши рванули склады и мосты. Вроде ушли. Просемафорили из Хэндана.
O'Рурк смог привести только четыре «русских сигнальных фонаря», точнее французских. Теперь их у него три. Оставшиеся точно не смогут с четвёртым выйти сейчас из окруженного Лондона. Придется им его бросать часовне на Хэнданском холме в паре миль от границ Лондона.
— Погони за нами нет? — спросил наблюдателя Джон.
— Нет. Англичане заняты Лондоном, — улыбаясь ответил Патрик.
Король Георг за месяц успел собрать силы, даже из Ганновера под давлением Парламента вытащил. O'Рурк удвоил за месяц местными единоверцами свою Бригаду. И успел вовремя её увести. Сейчас город во власти банд и немногих оставленных Джоном диверсантов. Плебс грабит и жжет храмы, богатые дома, склады. Банки, и, главное, их архивы в Сити люди, приставленные Броуном, уже давно вдумчиво обнесли. Но, королевский штандарт Стюартов реет над Парламентом. Англичане по-прежнему думают что кельты провозгласив возвращение на трон Якова III Стюарта будут для него город сторожить. Наивные. Каждый второй в бригаде сам бы с удовольствием придушил этого «Старого претендента». Предателям и трусам мало кто хочет служить. Георга Ганноверского бы тоже поймав придушили, но повезло только с принцем Уильямом Августом. Висит сейчас утопивший Шотландию в сорок пятом году в крови «мясник» герцог Камберлендский. Лихо принц собирался ополчением и кадетами прошедших по десятки войн кельтов остановить. Глупец.
Висит теперь. Прямо перед Вестминстерским дворцом висит. Полезут снимать — снесёт всё на Парламентской площади.
O'Рурк посмотрел на Фергюсона. Юноша вдохновлён. Приятно шотландскому сердцу когда Лондон горит. Но им ещё далеко идти. И впереди много английских городов. Ни Джон ни Патрик не знают куда каждому из них суждено дойти. Впрочем, генерал кельтской бригады граф O'Рурк знает куда он ведёт Бригаду и верит в её победу.
КРЫМСКОЕ ХАНСТВО. ОР-КАПУ. 17 марта 1760 года.
Иван смотрел вдаль с вершины самой высокой башни. Ему даже не надо было прикладываться к прицелу что бы лицезреть у горизонта убегающую толпу. Толпу вчерашних хозяев Крыма.
Ещё прошлым летом русские осадили Перекоп. Часть ногаев северной Тавриды успела уйти на полуостро. Забрали они и большую часть своих стад, которых ещё толком не откормили. Блокады самого Крыма полной не было. В море хозяйничал турецкий флот. Но турки бесплатно единоверцам сена не возили. В середине зимы начался падёж. Кырым-Герай приказал ногаям резать свой скот, делать казы и морозить туши. Те возмутились. Но татары быстро их к покорности привели. Впрочем, свой скот они тоже тогда во множестве под нож пустили.
В феврале лёд стал прочным и русская армия перешла Сиваш, калмыки тоже по Арабатской стрелке ворвались в Крым. Крепости не трогали. Просто обходили. К марту после ряда боёв силы Ханства были зажаты между защитным рвом на севере полуострова и защищающей вход на него крепостью Ор-Капу. Грабежи торгутов и казаков всё кочевья крымских татар южнее разорили. Выхода у крымцев не было. И вчера утром у Когенлы Кията закипело сражение. Татары казалось пытались снова ворваться в свой Крым. Но, в полдень, ситуация изменилась.
Орда ринулась на большую землю по прочному в этом году льду Олю дениза. Пушки Ор-капу тоже заговорили. Основная русская армия была в Крыму. С севера Перекоп блокировала малочисленная артиллерия и пехота. Приданных им для посылок и разведки гуссарского полка было явно недостаточно. Осадному корпусу генерал-поручика Бибикова оставалось только наблюдать за исходом татар из Крыма.
К вечеру с полуострова рысью уже хан с охраной и остатками войска ушли. Анучин наблюдал это в бинокль. Стрелять было далеко, да и по световому телеграфу запрет препятствовать бегству татар пришел. Так что осталось довольствоваться наблюдение. А потом занятием крепости оставленной гарнизоном. Татарские артиллеристы ушли последними расстреляв в хлам орудия. Анучин ещё днём положил двоих их них, гася копящееся от бездействия охотничье предвкушение.
Крымцы звали перекопскую крепость Ферх-Кермен — Город Счастья. Теперь их счастье здесь, счастье построенное на крови и горе миллионов погибших и угнанных в полон русских закончилось. Даст ли им их Аллах новое счастье? Иван не знает. Да ему до этого и дела нет. Главное что Государь Петр Фёдорович строить такое счастья на русской крови не допустит.
РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. ПОД ПОЛТАВОЙ. 30 апреля 1760 года.
— Пап, почему Карл Двенадцатый проиграл битву?
Киваю удовлетворённо.
— Сын, ты начинаешь задавать правильные вопросы. Ведь в сражении не всё было однозначно и русские несколько раз могли упустить викторию. Напомни мне, почему шведское войско вообще оказалось под Полтавой?
— Ну, это общеизвестно. Шведский обоз под командованием графа Адама Людвига Левенгаупта, имея личный состав в тринадцать тысяч человек, был разгромлен мои прадедом в битве при Лесной. В результате армия Карла Двенадцатого не получила столь нужное продовольствие и обеспечение припасами, что заставило войско Карла отложить поход на Москву, и двинуться на юг от Смоленска.
— Почему?
— Во-первых, Карл всё ещё надеялся навязать русским генеральное сражение, от которого наша армия уклонялась, уходя на юг…
— А что помешало Карлу сразу идти на Москву?
— Русская армия, уклоняясь от генерального сражения, фактически вела шведов за собой, уничтожая за собой на пути противника все припасы, используя, как ты выражаешься, тактику выжженной земли, а разгром Петром Великим обоза Левенгаупта, шедшего из Риги на соединение с Карлом, лишил шведского короля столь необходимых для продолжения похода средств и припасов. Шведская армия была вымотана бесконечным походом на восток с сентября 1707 года, но, Карл был слишком уверен в себе и решил не прекращать кампанию 1708 года. Правда его армия зимовала в Польше, остановившись.
Ухмылка Наследника Русского Престала.
— А зимой шведы воевать не умеют. Как, впрочем, и никто в Европе не умеет.
Качаю головой.
— Вот тут, сын, нужно быть осторожнее. Самоуверенность погубила в истории не только Карла Двенадцатого. Европейцы учатся. Шведы тоже. Не надо следовать нехорошей традиции про «Мы их шапками закидаем». Продолжай.
Но, Павел возразил:
— Да, но личностей масштаба Карла Двенадцатого у шведов сейчас нет.
Что ж, мы с Цесаревичем немало времени посвятили обсуждению темы «роль личности в истории». Я ему старался привить и этот момент, и классические (для меня) законы развития общественных процессов и прочую диалектику с марксизмом-ленинизмом. Её тоже не дураки придумали. Наследник должен понимать, как в жизни всё устроено и работает.
Впрочем, я надеюсь явить миру ещё одну личность для яркой роли в истории России, Европы и мира. Личность, которая сейчас привычно сидит в седле своего боевого коня, сверкая сталью своей кирасы. В походе, если мы не ехали расслабленно в карете, Павел всегда был на коне, и всегда в броне своей. Конечно, кирасу ему делали по размеру и каждое полугодие у него появлялась новая. Растёт молодой человек, а броня на будущем полководце и Императоре не должна сидеть, как на корове седло.
Да, нынешний Павел, это совсем другой человек даже физически и генетически, но я всё же невольно сравниваю его с Павлом Первым из моей истории. Мог ли он стать такой личностью, со своей ролью в истории? Мне, кажется, что мог бы. Его просто неправильно воспитали.
— Нет, сын, не рассуждай легкомысленно. У Швеции есть такая личность.
Цесаревич озадаченно на посмотрел.
— Есть? Разве? Нынешний король Шведский и в подмётки не годится Карлу Двенадцатому. А без такого вождя они ничего не смогут.
— Ты опять самоуверен, сын мой и Наследник Всероссийский.
— Разве?
— Например, ты сам говоришь, что наследник Шведский мечтает повторить славу Карла Двенадцатого. И его есть кому воспитать правильно. И, вообще, ты напрасно смотришь только на нынешнего их короля. Там и без него есть кому.
— А кто там кроме короля? Риксдаг и сословия?
— София Августа Фредерика, королева Швеции.
— В смысле? Она же женщина!
— Великая женщина, поверь мне. А твоя мама разве не женщина, позволь спросить? Не она ли правит сейчас Российской Империей, пока я тут на юге с войсками? И поверь, если бы маме потребовалось, она бы могла командовать и войсками. И победоносно командовать. И София Августа тоже может. А женщины коварнее мужчин, помни об этом.
Павел помолчал, обдумывая сказанное мной. Конечно, у него не было послезнания и про Екатерину Великую, Императрицу и Самодержицу Всероссийскую он ничего не знал, но моя убеждённость в сказанном должна была его заставить иначе взглянуть на Софию Августу. Пусть подумает. Пусть присмотрится к ней и под этим ракурсом. Уж, я-то знаю, на что способна эта дама. Не зря я столько сил и времени потратил на то, чтобы избежать женитьбы на ней.
— Ладно, сын, вернёмся к Полтаве. Так что там, во-вторых?
Павел на несколько секунд подвис, вспоминая на чём мы остановились, потом продолжил:
— Предательство гетмана Мазепы, переметнувшегося на сторону шведов. Мазепа обещал Карлу, что Малороссийский край только и мечтает сбросить власть московитов, а в Полтаве собраны огромные припасы для русской армии, которая собиралась войной идти на юг, отвоёвывая для России новые земли на северном побережье Азовского и Чёрного морей. Мазепа обещал Карлу войско в пятьдесят тысяч запорожских казаков, продовольствие и деньги Сечи.
— Но?
— Карл доверился Мазепе. А предателям верить нельзя. Roma traditoribus non praemiat.
Киваю.
— Рим не награждает предателей. Всё верно. Но, пользуется ими, если это необходимо. Тоже не забывай об этом. В битве при Фермопилах один предатель позволил персам разгромить спартанцев. Так что Мазепа?
Усмешка.
— Пообещав многое, дал Карлу слишком мало, кроме обещаний. Казацкая старшина в большинстве своём отвергла предложение гетмана перейти на сторону шведов.
— Почему?
— Ну, хотя бы потому, что Царь Пётр был православным и они присягали ему, как православному Государю. А Карл — лютеранин. Чужак и иноверец.
Ага, я тут его и подловлю.
— И это тоже, сын. Но, вспомни, я ведь тоже был лютеранином. И мама твоя тоже. Но войско наше православное верно нам. Тут как?
Цесаревич хмыкнул.
— Вы более не лютеране, а настоящие православные Государи. А я лютеранином и не был никогда. Я истинный православный. Какие у народа моего и солдат моих тут могут быть сомнения? Я — настоящий истинно православный Государь Наследник-Цесаревич. И подданные присягали мне, как Наследнику Престола.
Растёт мальчик. Тринадцать лет. Молодец. Легко и уверенно вышел из логической ловушки, в которую ваш покорный слуга пытался его загнать.
В свои тринадцать я уже тоже был Наследником Всероссийским. И владетельным Герцогом Гольштейнским в придачу.
— Так что с Мазепой?
— А что с ним, пап? Вместо пятидесяти тысяч за ним пошли только пять. Склады в Полтаве оказались бы доступными только после виктории на поле боя, а Карл был слишком самоуверен и не стал уклоняться от столь желанного им генерального сражения. Которое он проиграл. Впрочем, уклониться от сражения Карл уже и не мог.
— Почему Карл был столь самоуверен? Ведь русских было больше. И на своей земле. И с опорой на Полтаву. Почему?
— Хм. Слишком верил в своей военный гений?
— А него не было оснований в него верить? Под Нарвой Карл разгромил Петра Великого, у которого было намного более многочисленное войско.
— Да, но Пётр тогда был очень молод.
— Карл тоже не был стариком.
Усмешка:
— Но, у моего прадеда рано умер отец, не оставив сыну лучшей армии в Европе. Всему пришлось учиться самому, методом ошибок и поражений. А у меня такие умные родители…
— Павел, а тебе никогда не говорили, что льстить некрасиво и нехорошо?
Его явно забавляла ситуация и он ответил лукаво улыбаясь:
— При Дворе, если красиво льстить, то бывает и хорошо.
Растёт, шельмец.
— А если серьезно?
— А если серьезно, то армия прадеда была набрана из крестьян, которые толком и ружье не держали в руках. А у Карла была вышколенная армия, закалённая в боях. А имея во главе военного гения, они не могли не победить толпу. Майор О'Рурк вон парой полков половину Англии спалил, опытные ветераны всегда лучше инвалидов и ополченцев.
Киваю. Джон, точнее уже Шон I О'Рурк Верховный Король Ирландии и Король Брейфне меня приятно удивил. Он не только смог высадится с пятью тысячами ирландцев и шотландцев на рыбацких шхунах в Кенте и взять Лондон, объявив Якова III Стюарта Королем Великобритании. Правивший уже там Георг II очень на это обозлился. Спешил моряков, кадровые английские части из Ганновера отозвал, кассельских наёмников притащил. Пришлось Шону срочно на север уходить, сжигая на своём пути юг Англии, включая Шеффилд, Бирмингем и Лондон с его Сити. Упершись под Йорком в кадровые части и шотландских роялистов вчерашний майор смог снова перепрыгнуть море и занять свой родовой трон в Ирландии. Я не удивлюсь если он к осени возьмёт Дублин и выметет англичан с Изумрудного острова. С моей, Людовика XV и Божьей помощью. Военный гений не я же в него вложил. Столкнись я с таким же, как О'Рурк кто знает что случится. Шон — это же Иоанн⁈ Надо подумать над этим позже.
— Допустим. Но, надеюсь, в военном гении Фридриха Великого ты не сомневаешься?
Кивок в ответ.
— Не сомневаюсь. Он серьезный противник. Очень умный противник. Мне понравилось разговаривать с ним. И я смотрел, как вы с ним играли в шахматы. Он был хорош. Хотя и проиграл тебе. Ну, тут чуда нет и не было. Ты просто лучше играешь в шахматы. Но, Фриц достойно принял поражение тогда.
— Если ты про шахматную партию, то — да. А вот поражения на поле боя… Я боялся, что он застрелится.
— Мог?
— Если бы ему дали пистолет, то, да. Он бы так и поступил.
— Почему? От позора? Так не все битвы можно выиграть. Если бы все так стрелялись, то…
Он замолчал, обдумывая мысль.
— Впрочем, генералы иногда стреляются. И адмиралы тоже.
— Да, сын. Воинская и дворянская честь очищается кровью. Потому Фриц хотел застрелиться.
— А Карл? Он же не застрелился после Полтавы и позорного бегства.
— Карл верил, что он вернётся в Швецию, соберёт новую армию и даст русским, и всем прочим по голове. Он не считал, что всё потеряно. А Фридрих считал. Кадровая армия разгромлена. Восточная Пруссия и корона потеряны. Путь на Берлин открыт. Всё, о чём он мечтал — погибло.
— Но, он же сейчас прекрасно воюет и бьет австрийцев с французами.
— Да. Однако, это только благодаря мне. Я не стал добивать поверженного Фрица и дал возможность Фридриху вновь стать Великим. Ну, и помог, чем мог. России выгодно продолжение этой европейской войны, при том, что мы в ней больше не участвуем. У Фрица есть мечта — объединенная Великая Германия. Вот пусть и сражается за неё. Нам ещё с ним Польшу делить.
Кивок.
— Да, я помню. А нам точно нужна Великая Германия?
Смеюсь.
— И это говорит немец по крови?
Павел насупился.
— Я — русский.
— Сын, кровь — это то, что дал тебе Бог и родители. Да, ты, безусловно, русский. В этом нет никаких сомнений. Настоящий русский. Истинный. Но, ты и немец тоже. Пользуйся преимуществами этого и учитывай проблемы, с этим связанные.
— Например?
— Например, для немцев в частности и европейцев вообще, ты — немец. То есть в какой-то мере свой и понятный. И для части твоих будущих подданных тоже. Да, православный, но, немец же! Не какой-то там, как они выражаются, варвар-московит.
— А проблемы?
— Те же самые. Да, пока ты в глазах подданных успешный и истово верующий православный — ты свой. Но, стоит тебе наделать ошибок, и тебе тут же начнут вспоминать что ты — немец. И без разницы, что ты родился в России, православный и всё прочее. Люди обязательно найдут к чему прицепиться. Не был бы ты немцем по крови, тебе бы припомнили что-то другое.
Павел усмехнулся.
— Да, я помню твоё выражение: «Старика Митрофаныча не любили в деревне. Его прадед однажды уронил и разбил бутылку хлебного вина».
— Вот именно. Просто помни об этом и учитывай это в своей политике. Ладно, сын, пора возвращаться в Полтаву. Нас там ждут, как ты помнишь.
Кивок.
— А потом в Киев?
— Да.
В Киев. Не на Киев. Надеюсь ни мне, ни моим потомкам не придётся ходить походом НА КИЕВ.