Петр Третий. Огнем и Мечом

Глава 1 Antebellum

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ПУЛКОВСКИЙ ДИСТРИКТ. ШУШАРЫ. 20 мая 1755 года.

Православный веселится наш народ;

Отмечая фейерверком день субботний.

Вот гудок и снова нас несёт;

В облаках по русскому приволью…

Что-то меня на поэзию потянуло. Поддался общему настроению. Хотя… нет. В семи вагонах половина публики вжались в мягкие кресла и со страхом наблюдают за «проносящимися» мимо пейзажами… Наблюдают через стёкла, производства фабрики на паях Михайла Ломоносова. Хорошие стёкла получились. Покрытые раствором коллодия, открытого Степаном Нартовым во время его изысканий в области бездымного пороха… Понятно, что я тут почти ни при чём, ни к открытию, ни к половине фабрики. Господа просто очень талантливые и умеют умных людей слушать. В общем, «почтеннейшей публике» даже не дует. Почти. Но, многих знобит. Местами колотит. Немало дам даже сознание вначале потеряли. Или притворно в обморок упали. Они это любят. Это модно в благородной среде.

Публика, закономерно нервничала. Фильму о прибытии поезда на вокзал «Arrivée d'un train à La Ciotat» не зря часто относят к первому фильму ужасов. Так эту панику тогда вызвало лишь движущееся изображение накатывающегося на вокзал поезда в 1897 году. На улице у нас 1755. Просвещённый и куртуазный век. Если бы не моё Величество с детьми и супругой в первом вагоне, то думаю, что многие бы ещё до остановки из вагона вышли. Выпрыгнули. В окна. На всём ходу. Передавив друг друга в панике. Но, у всех на виду, да ещё и на виду Императора с Августейшим семейством, свой страх показывать боязно. В общем, «на миру и смерть красна».

Пестрота, разгул, волненье,

Ожиданье, нетерпенье…

До чего же медленный век. Тридцать километров мы будем ехать три четверти часа. С пятиминутной остановкой у стации «московский тракт» в Шушарах. Собственно, мы с неё как раз и выехали.

На «Итальянском вокзале», что приютился за Лиговским каналом у моего старого дворца, нас провожала благочествиво-любопытствующая толпа и музыка. Молебен отслужили. Всё, как положено. Благословил митрополит (долго упирался, но я умею привести некоторые аргументы «за»).

Толпа и музыка нас ждёт и в Царском. Выполненные в едином стиле станции с вокзалами сохранили для нашей страны и истории Варфоломея Растрелли. Я, по вступлению на Престол, провел ревизию государственных и удельных трат и остановил очередную перестройку Зимнего в Петербурге и Елизаветинского в Царском Селе дворцов. Начатые работы по-быстрому закончили, мусор убрали, воду и канализацию провели… Но, великий-то архитектор к другому привык. Частные заказы в России куда скромнее. Вот и загрустил. Мне же его терять смысла не было. Вот и предложил ему в компании с Минихом спроектировать депо, башни, станции, полустанки, вокзалы, мосты…

Образцово показательная Царскосельская линия.

Загорелся итальянец. Дворцов в мире много. А железнодорожных вокзалов ещё нет. Новая, интересная для творческого человека задача. В общем, у нас теперь, из большого, два депо, мост, три двухэтажных вокзала. В классическом стиле. Со статуями, лепниной, позолотой… Нет золотом ничего не красили. У меня, как у Тётушки моей покойной или несостоявшейся жены Софии Фредерики, блажи статуи благородным металлом покрывать нет. Так что всё скромно, но со вкусом. Да и сэкономленных на дворцах денег на эту железную дорогу хватило, а вот на трамвай в Москве уже нет. Но, там не к спеху. Да и пайщики найдутся. А здесь — витрина прогресса. Он стоит дорого. Окупится. Лина будет чаще проводить благотворительные балы в Царском, так и раскошелится почтеннейшая публика. Ближайшие годы и для не столь почтеннейшей благородно-купеческой массы со всей России это будет аттракцион, так что опасений в том, что рельсы из шведской руды не окупятся у меня нет. Почему шведской? Так ближе и лучше. Качество, знаете ли. Руда и чугун из Даннемора не первое столетие считается лучшей. У меня в этой части квасного патриотизма нет. Лишь бы работало. Догоним потом.

Ту-ту!

Поезд. Вагоны. Облака пара. Паровоз. Мчимся. Скоро Царское село. Долго, ещё на Урале, объяснял Миниху и машинистам чем топку кормить и правила шуровки. Так что, кроме пара из гудка, заметного дыма над паровозом и нет. На маршруте Исеть — Усть-Утка топят углем, там конечно знатно дымит, как без этого. Здесь же у меня дамы в белом, да и иереи смелые. Скажут, что «адская телега» чадит, кто потом без приказа поедет? Найдутся конечно. Но, меньше. А нет пассажиров — и денег нет.

— Папа, смотри — Царское! — радостно восклицает Павел.

Для него это первая такая поездка. Мы-то с женой уже, ещё когда технические прогоны были, ездили. Видел, что и ей было боязно. Но недолго. Рядом же любимый муж. Да и в Ораниенбауме у нас маленькая железная дорога есть. Детей возит по кругу. Аттракцион. Восемьсот миллиметров (имперский аршин) колеи, не тысяча восемьсот (дорожный сажень или семьдесят два имперских дюйма) как здесь. Конка. Для меньшей колеи мы пока надёжных котлов делать не умеем. Хотя и работаем над этим. Но, пока так. Лиха-беда начало, как говорится.

Прижимаю сына.

— Да, Павлуша, мы уже почти дома.

— Па! Так быстро! — радуется Цесаревич.

— Пока ещё медленно, — вздыхаю я, — но ты же сделаешь быстрее?

— Конечно, Па, сделаю!

Твёрдо сказал. С чувством. И я ему верю. Сделает. Он умён не по годам, а мы с Линой очень занимаемся его образованием и развитием.

Что-ж. Заслужил Христофор Антонович титуловаться маркизом. Вот за одни эти слова сына моего заслужил. Миних и князя заслужил. Но, пользы от него будет ещё очень много, а ордена у меня ему за труды уже выданы все. Остались титулы и имения с деньгами. Так что пожму я скоро руку ожидающему меня в Царском маркизу Миниху. А в понедельник переведу его в Председатели Кабинета Министров, вместо Бестужева-Рюмина. Алексей же Петрович пусть в так любимый им Лондон посланником едет. Там он будет Мне наиболее полезен, да и ему лучше. С Лондоном у нас взаимовыгодный союз, точнее «сделка». И, что бы не случилось, я её рвать пока не намерен. Хотя, конечно, тут каждый сам за себя. Без иллюзий. У Англии нет вечных друзей и вечных врагов. И у нас нет.

И быстрее, шибче воли

Поезд мчится в чистом поле.

ПЕРСИЯ. ГИЛЯН. ЭНЗЕЛИ. 17 декабря 1755 года.

Зима в этих места время на редкость мерзкая. Снега вроде, кроме как в горах, и нет толком. Но, сырой ветер Каспия и холод гор пробирают до костей. Хоть грейся ты у костра, хоть не грейся. Хорошо хоть Петр Фёдорович разрешил зимой камзолы на кафтаны, навроде бывших стрелецких, поменять, да сапоги носить вместо штиблетов.

Впрочем, новый Полевой Устав гласит что солдат должен мужественно переносить все тяготы и лишения воинской службы. А Степен и не солдат уже. Целый гвардии капитан-поручик. Третий год здесь. Вчера вот с русским консулом Чекалевским вернулся из Исфахана, куда старшим в охранении посольства к здешнему регенту-вали Мохаммаду Карим-беку ездил.

Правящий перс, точнее зенд, сразу видно — рубака. И в Иване бойца признал. Удалось им даже поговорить, понятно через толмача. Очень персидского вали русский Государь Петр Фёдорович интересовал. А Анучин был единственным кто долго при новом Государе рядом служил. Когда тот ещё Императором и не был.

Вот Государь там, в столице, а он, Иван, здесь. Служба. Ещё Матушка Елизавета Петровна сюда отправила. В чинах не обидела, это факт. Но, как же достала его Персия эта! Зимы нормальной хочется! Детишек обнять, жену приласкать. Вот, прибывшего с Иваном, воеводу Ширванской провинции Шувалова летом назад уже отозвали. И хоть не в Москву Петра Ивановича, а в Оренбург вице-губернатором направили, но, всё роднее там природа, чем эта, прости Господи.

А ведь под самым бочком у прежней Государыни этот живчик Шувалов был. А вот же не свезло. Сначала с Петром Фёдоровичем поссорился. Потом Елисаветы Петровны не стало.

Анучин вздохнул. Правильно Пётр Фёдорович запретил наследование Трона по женской линии. Баба — она и есть баба! Не её это! Мужчина должен быть во главе семьи и Державы! Иначе непотребство сплошное!

Но, надо отдать должное, Лисавете Петровне. Хоть и греховодница, но Трон для племянника сберегла, и Лейб-кампанцев своих ценила. Да только где же теперь Лейб-кампания эта…

— Капитан! Иван Агапович! — поручик Голицын звучно выкликал товарища.

— Здесь я!

— К командиру.

Вот только присядь. Не молод уже. Но, куда денешься. Встал — и пошел.

— Что там Андрей Михалыч? — спросил, зайдя к коменданту Анучин.

Что и тут рядится. Третий год вместе, да и чина они почти равного. Посторонних нет.

— Пляши Иван, — подняв раскрытое письмо подбодрил гвардейца полковник.

— Что, жена родила? — Иван дежурно пошутил.

— То мне не ведомо, — сделав серьёзное лицо сообщил Бороздин, — вызов тебе пришел, в столицу едешь!

— Ну, Михалыч, ну удружил! — изобразив разводом рук танец ответил Анучин.

— Сегодня от службы свободен, Чекалевский твой, завтра пароходом на Астрахань уходит, — уже по-деловому сообщил пехотный полковник и главные здесь армейский командир.

— Да что мне собирать то? — отмахнулся лейб-гвардии капитан-поручик, — коня я не повезу, а мундиры, пистоль, да подаренная Карим-беком шашка, много времени не просят, проставлюсь только в гарнизоне перед господами офицерами.

— Это ты, брат, молодец! — одобрил полковник Бороздин, — выйдешь в генералы, так и нас не забывай.

— Не забуду Андрей Михалыч, — пообещал Анучин.

Вызов-то явно неспроста. И не к жене под бочок. Даже перс на днях очень выспрашивал о скорой европейской войне. Мол, интересно ему сие. Мол, слухи ходят на Востоке, что очень большая война в Европе грядёт.

В полку офицеры (да и солдаты) говорили то же самое. Хоть и далеко они от Европ всяких, но слухи были, что называется, на слуху.

Так что будет где гвардейцу из капитан-поручиков стать хотя бы полковником. Да и товарищей здешних, если его Петр Фёдорович не забыл, Анучин продвинет. С таким Императором можно много славы снискать. Не зря Петра Третьего здешние зовут Роси Темир — Железный Русский. Почти как Тимура завоевателя до этого. Одно слово — повезло России с Императором в грядущее суровое время!

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ ПОЛИГОН ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ. 26 апреля 1756 года.

Ба-бах!

Чем отличаются войны криминальной мафии от войн государств? Мало чем. Разве что масштабом и глубиной интересов. Мафиозным группировкам безразлично где закупать оружие, и кто его производит. Какие технологии используются. Закупили стволы и патроны. Подготовили боевиков. Ну, в целом, и всё. Не считая переговоров боссов мафии.

В межгосударственных войнах все немножко сложнее. Та же Россия много раз напрямую зависела от поставок из-за границы, не имея возможности произвести это самостоятельно. А потом снимали с колоколен колокола на переплавку, потом гробили огромное количество народу, пытаясь хоть как-то наверстать отставание. Ничего толком своего. Мечи. Кольчуги и латы. Царские шлемы с арабской вязью. Порох. Пушки. Стволы. Золота нет. Серебра толком нет. Технологическое отставание лет в сто.

Пушнина. Пенька. Конопля. Брёвна для кораблей и мачт. Сырье. Никакой добавленной стоимости. Даже не страна-бензоколонка. Бензин ещё произвести надо. Нет, экспорт просто без переработки по смешной цене.

Да, Россия что-то производила. Со времен Ивана Третьего (того, который «Третий» по Карамзину) и Петра Первого многое изменилось. Но, остро не хватало всего. Того мало, а иного и нет вовсе. Нужно своё производство и своё сырьё.

Продавать свой экспортный товар не за три копейки. Оседлать торговые пути. Повернуть колёса истории. Для этого нужен флот. А для него базы на торговых маршрутах. Свои. Нужны ли России Рига или Кёнигсберг? Помимо геостратегии, это ещё и торговые порты. На Балтике. А Балтика в мировой торговле не лучший вариант. Акватория ограничена. Закроет Дания проход, и мы в… э-э-э… в затруднении. Это внутреннее море, чуть не сказал Евросоюза. Пусть пока не Евросоюза, но, суть та же. Это не открытый Океан. Чёрное море без разгрома Османии и выхода в Средиземное море ничуть не лучше. Пока это внутреннее море Османской империи. Что нам решит выход туда? Новороссия и побережье Чёрного моря — да. А так, никакого смысла в Черноморском флоте, кроме защиты берегов и продвижении наших сил в регионе, я пока не вижу. Нужны выходы в океаны. В Тихий и Северный Ледовитый. Архангельск не годится. Строить Романов-на-Мурмане или Владивосток пока нет сил и возможностей. Пока мы сугубо континентальная держава без выхода к открытому морю. Без этого и Аляска, и Австралия, и всякие острова — красивый «чемодан без ручки» и останутся нашими недолго.

Оттого влезли сейчас в Персидскую усобицу. Но, надо и Царьграде думать, да и мой Гольштейн из рук не упускать. Не сейчас, но в течении века мы там и канал построим, и для нашей железной дороги коридор прорубим. Медленно, не торопясь, где себе земли возьмем, где союзников «защитим и приголубим». Дорога дальняя. Но, сейчас-то её и надо начинать. Где рублём. А где мечом.

Потому так важна грядущая война. До войны оставалось совсем мало времени. Год-два? Не помню. Да и ситуация другая.

Успеть надо многое.

Сегодня у нас полевые испытания новых видов вооружений. Конкурс, собственно. Государственная приёмка. Штуцеры, нарезные пушки, ракеты, новые лёгкие мортиры, оптика прицелов. Стрельба по мишеням из разных положений, перезарядка оружия в различных ситуациях боя. Отработка построений и перестроений, командная работа расчётом.

Штуцер — ружье дальнобойное, сравнительно точное, сложное и дорогое. Пока не могло быть и речи о массовом производстве и перевооружении всего войска таким оружием. Нарезной ствол снижает при дульной зарядке скорость стрельбы. Резко снижает. А в линейном бою ни большая точность, ни увеличенная вдвое дальность не важны. Залп из гладкоствольного ружья обеспечивал достаточную плотность огня куда попало. Кто-то куда-то да попадёт. На, кого Бог пошлёт, как говорится. Залп-другой-третий и всё, дистанция штыкового боя. Так что простому солдату такое оружие пока без надобности. Во всяком случае пока мы не сможем массово делать капсюли и заряжать с казны. Теоретически мы к этому готовы. Делать такое массово и надёжно пока не получается. Но, мы стараемся.

Завтра у нас начинаются трехдневные военные манёвры. В учебном бою сойдутся Преображенский и Измайловский полки, при поддержке артиллерии, воздухоплавательной роты и кавалерии Кирасирского полка. Ничего особо эпичного. Как обычно. «Красные» против «синих». Стрельба холостыми в основном. На учениях отрабатывается манёвр войск и согласованность действий генералов и офицеров.

Кто наш вероятный противник? Если ничего в лесу не сдохнет, то, явно это будет Пруссия и мой Августейший братец Фриц, он же Фридрих Великий. Прусская армия имеет свои преимущества и недостатки. Как и русская. И тут уж кто правильнее распорядится преимуществами и не даст своим недостаткам повлиять на исход баталии.

У Фридриха более молодая, манёвренная и дисциплинированная армия. Стреляют быстрее. Уверены в себе. Немцы вообще хорошие солдаты. Особенно пруссаки. Унтер-офицерский состав очень хорош. И генеральский. Среди штаб- и оберофицеров в целом обычный европейский бардак. Меньший, чем в той же цесарской или французской армиях, но цветёт. У нас самих порядка немногим больше. Однако, младшие офицеры в основном растятся войной. Европа недавно крепко воевала. Мы же лет десять и не сражались толком в большой войне.

Фридрих превратил Пруссию в военный лагерь.

Солдаты большинства европейских армий — наёмники. Иностранные. Кто бооольше платит — за того и будут воевать. Но ещё отец братца моего царственного Фрица ввел в Пруссии призыв двадцать лет назад. Тем укрепил армию патриотами. Которым впрочем не нравилось что «вербовщики» имеют право любого пойманного простолюдина под ружьё забирать. Я скептически относился к его идеям тотальной мобилизации. Понимаю, что призывного контингента у него меньше, чем у нас, но, это идея, которая работает только очень короткое время. Здесь и сейчас. Чего стоит только повеление оставлять наследство только наиболее низкорослому сыну? А всех высоких отправлять в армию? Отличная отрицательная выбраковка популяции. Это всё равно как всех красивых женщин объявлять ведьмами и сжигать на кострах. Просто чудесно. А мы, дикие варвары с Востока, потом удивляемся — почему немки такие страшные?

Русский солдат более неприхотлив и наша армия имеет лучше обученных солдат, ведь служат по четверть века и даже дольше. Многие среди солдат, офицеров, и, особенно генералов, помнят ещё моего Царственного деда Петра Великого. За спиной у армии множество великих и славных побед. Ветеранов у нас много, но меньшинство. Большая же часть и не воевала никогда толком.

Память о славе отцов — это хорошо и плохо. Армия, которая воспитана на славных победах, легко со временем входит в состояние «а мы их шапками закидаем» и «можем повторить». А вот проигравшая армия наоборот рвётся в бой, жаждет реванша. Во Вторую мировую битые немцы наголову разгромили петушащихся французов и их славных «маршалов победы», типа Петена. Ещё одни горе-победители — англичане, еле унесли в 1940-м ноги из Европы, и, поджав хвост, сидели на своих островах, отвлекаясь только на Африку и отдельные операции. Типа расстрела в портах флота позорно капитулировавшей Франции.

Я же старался выбить залихватскую дурь «бесконечных и славных побед Русского Оружия» из голов всех — от солдата до фельдмаршала. В чём-то мне было легче, чем было бы настоящему Петру Третьему. Начнём с того, что Семилетняя война вообще прошла мимо него. Он, конечно, старался руководить гвардией и командующими, но не углубляясь в конкретику и не вылезая из столицы. При этом, не скрывая, считал, что Россия побеждает не тех и воюет не на той стороне. Всё, что он сделал, с точки зрения армии — совершил государственную измену, отменив завоевания, фактически унизительно капитулировал перед Фридрихом, практически имея Акт о безоговорочной капитуляции Пруссии у себя в кармане. Чем обрёк Россию на позор. Оплёванная и униженная Русская Армия уходила, бросая все завоевания и предавая тлену забвения славные победы. Нужно ли удивляться, что его гвардейцы потом придушили, как собаку?

За моими же плечами значимые победы и баталии. Я пользуюсь авторитетом и популярностью в войсках. Да, и в обществе в целом. Молодой удачливый боевой Император дорогого стоит. Но, иллюзий быть не должно — популярность так же легко потерять, как и обрести, стоит наделать глупейших ошибок. Впрочем, тому же Карлу Двенадцатому прощали многое, даже после поражений навроде Полтавы. Кутузову простили Бородино и сожжённую Москву. У меня пока таких поражений нет, но и битв не так много. Одна, если ночной стычки у моей палатки в Финляндии не считать. Поэтому мой авторитет и популярность — это большой мыльный пузырь по большому счёту.

Три года армия и Империя готовятся к большой войне. В смысле, при мне три года. В конце концов Гельсингфорс и Маастрихт, принесшие мне славу, случились в Царствование Матушки Елизаветы Петровны. Так что армия моя не вдруг родилась. Я её переучиваю и натаскиваю. Как сказал, как утверждают, Суворов: «Делай на войне то, что противник почитает за невозможное». Русская армия внезапно появилась зимой у Маастрихта, хотя французы были уверены, что мы ещё далеко. Мы применили прожектора Рихмана и внесли хаос в порядки противника, ошеломив его. Грамотный манёвр войск. Натиск. Рассекающий удар. То сражение разбирают в военных школах и академиях наряду с Полтавской битвой.

Те сорок тысяч бойцов и офицеров сейчас составляли костяк новой Русской Армии. Не умаляя заслуг других, я больше опирался на них. А они на меня. Елизавета Петровна опиралась на триста человек, которые пошли за ней во время переворота. Я — на сорок тысяч, на гарнизоны и части столицы, всего Северо-Запада Империи, опирался на Флот. И, пусть, формально переворота не было, но у меня было не триста человек. Может потому и не выгорело у мятежников с Иоанном Третьим, что армия, общество и элиты вполне принимали меня, как законного, естественного и сильного Наследника Престола. Колебаний почти не было. Ну, явных по крайней мере. Обошлись без Гражданской войны.

Три года львиную долю времени я или в войсках, или на предприятиях, или в науке с техникой. Манёвры несколько раз в год. Меняются полки и легенды учений. Обязательны дальние марш-броски целыми полками. В Москву, например. Зимой. В снег. На лыжах. А это целая войсковая операция, требующая не только выносливости солдат, но и напряжения сил интендантов, квартирмейстеров, лекарей, походных госпиталей, транспорта и многого другого. На семью я тоже нахожу время. И на театр с симфониями. Балов и фейерверков в Зимнем теперь дают меньше. Потому и хватает теперь денег на манёвры.

Гражданское управление конечно тоже не заброшено, но там справляются пока доставшиеся мне от деда коллегии, Синод, мой Кабинет министров и тёткой восстановленный Высокий Сенат. Дед всё этого городил как раз чтобы страна не развалилась пока монарх воевать ходит, ну или баба на троне сидит. Вот и у меня сейчас — война. Потому и следую главному инженерному принципу: работает — не трогай. Бой покажет слабину. После него и систему править будем и стариков отправлять на заслуженный отдых… Мои ровесники более отцов своих образованы, но не хватает их молодости опыта.

Цитируя того же Суворова: «Каждый солдат должен знать свой манёвр». Это ведь не только про шагистику, что тоже очень важно в бою, но и про умение быстро по команде перестраивать свои ряды и порядки. Русская Армия уступает прусской по многим позициям. Немецкое оружие пока лучше и удобнее. Железные шомпола и воронкообразные затравки наши агенты у пруссаков рассмотрели, скорость перезарядки стала лучше. Но, мы так и не можем добиться темпа стрельбы в шесть выстрелов в минуту. Только в пять. У гвардейцев получается с «шестым в стволе». Но пруссаки в большинстве за туже минуту после шестого успевают седьмой патрон в ствол вложить. А в баталии частота залпов очень важна.

Пулемётов у меня нет. Увы. Ракет с разделяющейся кассетной частью как-то тоже. Моя авиация — это воздушные шары наблюдения, канатами привязанные. Сидят там в корзинах наблюдатели и наблюдают в бинокли — кто, где и куда движется. У них там тоже штуцеры с оптикой есть. Но, баловство это. Чисто на случай расчёт. Попасть с неба в офицера, да так, чтобы самому не оказаться под обстрелом — это редкое везенье. А так — смотрят, шлют донесения «по канату» или голубиной почтой. Всё к командующему собирается, что позволяет ему делать тот самый манёвр войсками.

Но, всё это завтра. Сегодня просто стрельбы и испытания.

Штуцер. Почти у каждого унтера. Они все опытные бойцы и им не собственная скорость важна, а метко выбить у противников таких же как они, ветеранов, причем желательно до начала боя.

Нарезная двухстволка. «Шведское перо» под неё. Оптика. Лучший охотник. Рядом с ним расчёт обеспечения. Точно стрелять на восемь сотен шагов может не каждый. А вот перезарядить такой штуцер вполне может. Но, чаще всего нет времени на перезарядку. Несколько снаряжённых ружей на одного снайпера. Только успевай целиться и стрелять. Не попадёшь с одного ствола, второй используй. Не отвлекайся. Наблюдатели рядом ищут подзорной трубой вкусные цели в рядах марширующего противника. Офицеры в первую очередь нужны. Чем выше чин, тем лучше. А офицеры этого времени водят свои войска в бой. То есть идут впереди своих батальонов. Их найти не так сложно, как правило, рядом прапорщик-знаменосец. Издалека видно. Найди офицера и вот тебе цель для выстрела. Или артиллериста. Много офицеров один стрелок подстрелить не успеет. Стрелковым командам строго запрещено вступать непосредственно в бой на близких дистанциях. Несколько выстрелов и организованный отход команды за ряды своих войск. До следующей охоты. Часто уже в другом месте и на других позициях.

Тактика не так чтобы сильно нова. Ещё Пётр Великий её применял. Выбить сначала в наступающем строю офицеров, потом всяких сержантов. И не только он применял. Тоже из охотников набирали стрелков. Наше ноу-хау — это оптика трёхкратная, количество охотников, организация стрельбы и манёвр. И очень хорошие по местным временам удлинённые штуцеры. Дорогие, собаки. Мало у меня таких стволов. Нужной длины пока редко правильно нарезать выходит. На всю армию рота меткачей и есть. Точнее полк, считая со всем прилагающимся к стрелку расчётом. Не то, чтобы это могло точно решить исход боя, но выбить офицеров или грохнуть генерала противника во время баталии всегда полезно. А лучше двух-трёх.

Хотя бы.

Хотя, пулемёт бы не помешал.

Испытания револьверных ружей и пистолетов пока разочаровывали. Они не давали моей армии решающих преимуществ за счёт скорострельности. Только на близкой дистанции, не та дальность. Даже гладкоствольное ружье бьет сильнее и ощутимо дальше. Про штуцер и говорить нечего. Есть мысли про спецотряды ближнего боя, которые перед самой сшибкой метров с тридцати в упор расстреляют все шесть зарядов из своих револьверных ружей в бегущего навстречу противника. Пока не знаю. Пробуем. В принципе, идея здравая в части проредить атакующих непосредственно перед штыковой, внести хаос в ряды, когда пушки уже можно дополнить шквалом огня из ружей в упор, но…

В общем, пулемёта Гочкиса у меня пока нет.

Но есть «полевые мортиры». На небольшой треноге. Впрочем, уже есть их носимый вариант. Наши силачи из него с рук стрелять пробовали. Вроде ничего себе пока новыми «ручницами» не сломали. Но вариант с треногой технологичнее и надёжней. Я, когда в Оружейной палате такие два года назад увидел — изматерился весь. Клиновидный и винтовой затворы! Тула! Семнадцатый век! Сделаны еще Проней Фёдоровым — учеником знаменитого Андрея Чохова! И стреляли уже хорошо. Только увеличенный заряд не держали. Так для такого у меня уже сталь есть! В общем, напряг я Тулу, да ещё подключил Нартовых с Ломоносовым. И вот! Нет. И ВОТ!

Полевая мортира образца 1754 года. Казнозарядное орудия для стрельбы картечью. Масса без лафета четыре пуда, точнее 65 килограмм. Впрочем, местные еще не привыкли к новым мерам. Стреляет кстати хорошо. Больше чем на километр. До пяти выстрелов в минуту! Для местной артиллерии скорость запредельная. Так что новые бомбардиры-пищальники успевают ещё до снайперов пострелять, а потом отойти подальше, когда сходится в штыки пехота. Будь у меня больше таких «мортир», то было бы не «когда», а «если». Но пока их мало. Готовим для неожиданного применения на решающем направлении. Хуже от них точно не будет. Местные согласны со мной в этом. Но я не большой в здешних боях стратег. Может сейчас и не выстрелит. Но пробывать нужно.

Морские же испытания заставляли грустить горестно. Самодвижущихся мин/торпед у меня так и нет. Подводные лодки разных модификаций тоже пока позор один. Если отбросить идиотские фантазии подкрасться под водой к стоящему на якоре вражескому кораблю, выпустить водолаза, который топором будет прорубать днище фрегата, то система пока не работает никак. Вот совсем. Если подвести и закрепить мину (вдруг даже), то её нужно как-то взрывать. А там не кило пороха. Испытания показали, что деревянную субмарину ударная волна, в лучшем случае, обрекает на разгерметизацию и течь безбожную. А в худшем, просто давит, как яйцо под сапогом.

С самими торпедами пока тоже не то, что я хотел. Двигателя нет. Химический не доведён, а для движителей на сжатом воздухе, компрессоры есть, а и баллонов нет. Так что только «шестовые мины». А это для миноносцев сейчас верная смерть. В основном бессмысленная. На те же паровые шлюпы проще вместо одной торпеды с сомнительным эффектом установить батарею пушек. Можно помощнее. Благо такие есть и заводы мои работают чуть ли не круглосуточно.

Сестрорецк. Тула. Нижний Новгород. Екатеринбург.

Пушки. Ружья. Штуцеры.

Ядра. Пули. Порох.

Петербург. Москва. Нижний Новгород. Екатеринбург.

Пароходы. Сталь. Рельсы. Паровозы.

Тверь. Петербург. Москва. Нижний Новгород. Екатеринбург.

Обмундирование. Оптика. Дистилляционные кубы. Всё для медицины.

Елисаветпорт, Петербург, Стрельна, Рига.

Верфи и порты. Флот и производство.

Кронштадт и Елисаветпорт.

Главные военные базы на Балтике.

Империя всё больше превращалась в военный лагерь. Времени мало. Многое уже доступно. Но, дорого и долго в изготовлении. Нельзя надорвать все силы. После дедовых побед России четверть века не хватило на восстановление. Да и угрозы для нас большой нет. На чужой земле мы будем биться не за настоящее, а за будущее. Так что рвать жилы и раскрывать в бою противнику перспективы смысла нет.

Война через два-три года. Нужно успеть. Но, нельзя и потратить всё просто впустую, пытаясь построить сто тысяч паровых танков из чугуна. Пар и сталь нам нужны чтобы изменить Россию, и грядущая война нужна только для этого. Потому неважно сколько раз мы возьмём Берлин. Важно то, что мы получим от этого.

ЦАРСКОЕ СЕЛО. БОЛЬШОЙ ЕЛИСАВЕТИНСКИЙ ДВОРЕЦ. МАЛАХИТОВЫЙ КАБИНЕТ. 23 августа 1756 года.

— Таким образом, Ваше Императорское Величество, Англия, готовясь к переносу пожара войны из Северной Америки в Европу, в начале года заключила субсидный договор с Пруссией. Это перевернуло все союзы, имевшие место быть ранее. Австрия и Франция, стараниями графа Кауница, заключили оборонительный союз. С Веной и мы имеем такой договор десятилетней давности. У нас есть и договор с Англией о содержании нашего корпуса против Пруссии, — рисовал складывающуюся обстановку канцлер Воронцов.

Да уж. Ситуация запутанная. Англия, боясь захвата Ганновера Пруссией заключила договор с нами. Теперь же, опасаясь Франции, заключила уже договор с Пруссией. Англичанам теперь крайне невыгодно что бы мы ополчились против Пруссии. Но они будут стараться втянуть нас в войну с союзниками Парижа. Швецией или Австрией. Но не удивлюсь что Лондон предложит нам никуда не лезть и будет за то готов платить нам даже больше. Денег у них там разве что куры не клюют. И я знаю во что нам это выльется дальше.

— Фридрих же, перейдя неделю назад границы Саксонии нарушил условия ещё мира Вестфальского, — продолжил вещать Воронцов, — а ему гарантами были Швеция и Франция. Оби сии державы не могут пропустить такое неуважение.

Не пропустят. Французский то Людовик точно. А вот мой шведский дядюшка Йорген Людвиг Первый…

— У нас насколько я помню тоже договор с Саксонией? — спрашиваю дипломата.

— Да, Ваше Императорское Величество, Ваш дед и курфюрст Фридрих Август обязывались поддержать друг друга в случае нападения на их земли.

Уф-ф. Рано. Как всегда год бы ещё. Тут не моя рейнская прогулка сорок восьмого года. Зимой с Пруссией воевать? С лучшей как там считают армией Европы?

— Готовьте демарши, Михаил Илларионович, — даю указания канцлеру, — в Вену, Париж, Берлин.

— А в Лондон?

— Не будем спящего Льва за усы таскать, — остужаю я надежды моего главного галлофила, — пока тяните время, пишите что верны нашей субсидиарной конвенции, но наши войска развернуты так что не готовы против кого-то кроме Пруссии воевать… Тяните время.

Из Лондона шифровки идут медленно. Бывший мой канцлер и премьер Бестужев основателен, но немногословен. И как же невовремя умер Брюммер! Сейчас при дяде и моей несостоявшейся жене в Швеции у меня никого толкового нет. Вот не думал, что буду о моём бывшем гофмаршале жалеть!

— Понял, Ваше Императорское Величество.

— Выясните неофициально настроение в Стокгольме, граф, — делаю ещё одно поручение, — Вене напишите приватно, что мы верны нашим соглашениям и что готовы с Парижем диалог искать, пусть Кауниц и для нас постарается.

— А ежели Париж захочет нам субсидию дать? — уточняет Воронцов, — или Лондон против Швеции предложит.

— Тяните время! — пока у меня нет сведений от разведки я не могу более точнее ответить канцлеру, — но в голове держите что в этой войне мы будем в своих только интересах воевать и ни от кого на то денег не примем.

Знаем мы этих доброхотов. Мы им войну выиграем, а они на переговоры не захотят пускать. Скажут, как в Аахене что мол «вы не держава, а наёмники, воевавшие за деньги». Что мне потом на Париж наступать? Или Лондон с воздушных шаров закидывать? Так недолетают. Да и смысла нет. Нам резона нет ради их прибылей воевать. Пусть сами друг друга бьют. Мы лучше за себя повоюем. Мне вот русский Кёнигсберг нравится, а сильный Берлин мне не нужен решительно. Как и единая Германия. Да и Scotia Freedom! Alba gu bràth! Или Ирландия. Тут уж как получится.