Петр Третий. Огнем и Мечом

Глава 13 Царская доля

МОСКВА. ПЕТРОВСКИЙ ДВОРЕЦ. КАБИНЕТ ИМПЕРАТРИЦЫ.21 января 1761 года.

Баронесса Нартова подала чай и удалилась, покачивая бёдрами. Замечаю, как Павел, буквально, почти облизываясь, провожает её взглядом. Да, Катенька в самом соку и весьма следит за собой, так что посмотреть было на что. Тем более, «Царскосельский экспресс» (и я, грешный) внесли новую нотку в женскую моду. Пышные юбки, в которых невозможно даже повернуться, ушли при Дворе в прошлое. Мы сейчас где-то на уровне бала Наташи Ростовой в начале XIX века, опередив историю лет на пятьдесят. Столичная знать уже переняла наш «дворцовый ампир» точнее «русский стиль». Так что на Нартову «было на что посмотреть».

И облизнуться.

Я-то при жене умею не отсвечивать в этом вопросе, всё-таки, даже в этом теле, мне уже тридцать три, но Павла, кроме рамок приличий, не сдерживает ничего.

Да, пора-пора думать о будущей свадебке. И о невесте. Да и вообще. В сентябре уже пятнадцать лет парню. Гормоны так и бурлят. Тем более что барышни (да и мадамы) часто весьма благосклонно на него поглядывают, явно возбуждая его… интерес.

А что? Парень видный, красивый, крепкий, высокий уже, да ещё и Цесаревич. Не мальчик изнеженный, но воин. Блестящий, закалённый в походах и войнах, офицер в чине полковника Атаманского казачьего Своего Имени полка. Как тут не похлопать глазками, прикрывая лукавую улыбку веером? Как минимум — забавное приключение. Будет что вспомнить и чем хвастать. Но, пока, мы неболтливых подберём.

— Пауль, вернись к нам. Чай остынет.

Сын вздохнул.

— Прости, мам. Замечтался что-то.

Кивок.

— Я заметила.

Уверен, что Лина думает о том же самом, что и я. Пора думать о будущем. Катерина уже помолвлена с Барятинским. Лиза и Наташа тоже крутят головами, прицениваясь к возможным женихам. А Паша пока шалопай. Всё в войнушки и историю залипает, как выразились бы мои внуки и правнуки из будущего. Нужна хорошая девочка. Старого благородного рода. Православная, лучше бы и вовсе русская. Ищем. Подбираем. Но, уверен, что вопрос разрешится сам собой.

Императрица отпила чай и вернула разговор в, прерванное появлением Катиной попки, русло.

— Так что будем делать, Августейшие? Вопрос серьезный.

Следую её примеру. В смысле — отпиваю чай. Качаю головой:

— Лина, нам просто негде брать врачей и вообще медицинский персонал. Мы строим больницы и госпитали быстрее, чем можем готовить врачей и сестёр милосердия. В Европе мы выгребли почти всех, кого было возможно.

— Петер, мы не сможем нарастить население так, как планировали. В течение первого года умирает каждый пятый младенец. В деревнях почти нет медицины. Да и в городах не особо есть. Твой замысел обязать помещиков за свой счёт обучать фельдшеров из отставных солдат ни на что не опирается. Помещики отчитаются о том, что нашли и наняли. Пойди проверь. Сам знаешь статистику — примерно четверть своих крепостных помещики утаивают от переписи, чтоб меньше платить податей. С фельдшерами вообще ерунда получится. И считать они будут таких лекарей своими крепостными или должниками. В лучшем случае, надел дадут, да скотину какую, чтоб совсем с голода не помер, обученный-то. Да и много ли тех отставников будет? Вся медицина в деревнях — это знахарки и бабки повивальные. Потому и умирает каждый пятый младенец.

Пожимаю плечами.

— Лучше так, чем никак. Народная медицина хоть как-то работает.

Каролина поморщилась.

— Напомню, согласно переписи населения 1759 года в Империи примерно 20 миллионов человек. Цифра, как ты понимаешь, условная. Если верить нашим прикидкам, то, по факту, где-то миллиона двадцать четыре реально. Плюс-минус миллион. Это с учётом утаек помещиками численности своих крепостных. Это очень мало для такого масштаба страны. По данным, которые у нас имеют место быть, в среднем одна детородная женщина рожает 8–10 детей. Младенческая смертность и смертность с года до совершеннолетия отнимает от этой цифры чуть меньше половины.

Киваю.

— Да, но пять-шесть детей доживают до совершеннолетия.

Глаза Императрицы сузились.

— Ты в чём меня пытаешься убедить?

Отпиваю чай.

— Ни в чём. Мы просто не успеваем обучить и взрастить требуемое количество фельдшеров. Они вдруг не появляются. Тем более в глубинке. В деревнях.

— Твоя идея с фельдшерами, силами помещиков, ошибочна!

— Аргументируй.

— Солдат твоих будет, что капля в море. Может кто из офицеров и обучит перед отставкой своего ординарца. Просвещённые же помещики, кто поприличнее, выгребут у нас всех фельдшеров! В наших больницах некому работать и так, а ты хочешь, чтобы длинным рублём переманили по поместьям последних!

— Предлагай.

Лина вздохнула. Здесь рабочее совещание, а не банальный семейный скандал. Нужно дело делать, а не оставлять последнее слово за собой. Сдать назад не постыдно. Тем более что нас только трое здесь.

— Я не знаю. Просто руки опускаются.

— По крайней мере мы честны перед собой.

— Ну, давай хотя бы расширим курсы акушерок и сестёр милосердия. Они лучше, чем знахарки.

— Нет, милая. Далеко не всегда. Это комплексный вопрос. Плохо обученные барышни часто хуже стареньких знахарок, знания которых передаются из поколения в поколение. Если бы народная медицина не работала, знахарок давно бы извели.

Павел подал голос, с усмешкой, спросив:

— На костре бы сожгли?

— Нет, в деревне таким изыском не страдают. Камень на шею и в реку. И никто ничего не видел. Дознаватель, если он и будет, не найдёт ничего и никого.

— Логично.

— А раз бабки живы, значит — работает.

Лина хмыкнула:

— Ага. Умирают у них не все пациенты. Некоторым везёт выжить после их ворожб и приговоров. Ладно, мы не об этом. В Европе точно всех мы смогли выгрести?

— Сама знаешь. Из Европки к нам, в варварскую Московию, соглашаются ехать только за очень дорого и только на чистые места. В университет, в институт, в училище какое, в больницу крупную в губернском центре. В деревню ехать они не хотят.

— А студиозусы?

— Эти шалопаи?

— Ты сам таким был!

Павел усмехнулся, но, промолчал, не желая вмешиваться в рабочую пикировку родителей. Ну, и молодец.

Парирую:

— А что «студиозусы»? В большинстве своём они такого налечат, что лучше было бы дать больному умереть спокойно. Да и учатся они. Нет у них диплома.

— Дипломы Петербурга в Европе признали.

— И?

— Пусть переводятся Санкт-Петербург. Мы доучим. У нас останутся.

— Забесплатно?

— Доучим? Нет, конечно. Оплатим их переезд и подъемные. И хорошие стипендии дадим сверху. И комнату оплатим. И гарантированную службу после. Чтоб на хлеб с маслом хватало. Захотят уехать из России — пусть выплачивают назад в казну все расходы на них. У тебя есть другие идеи?

— Да, нет, идея, в целом, рабочая. Только и студиозусов в Европе не так много. А уж согласится переехать в Россию далеко не каждый. Но, даже для них, в наших пяти университетах не хватит мест! Мы фельдшеров-то в достатке подготовить не можем.

— Понимаю я, — устало поправляет очки Лина, — но, тяжело смотреть, как дети умирают. И на сирот… Я езжу. Я вижу…

Лина отворачивается, сдерживая слёзы.

Я кладу ладонь на её. Она отстраняется.

Всё она понимает. Война. Отсутствие кадров и средств. Но, тем тяжелее, что, глядя на людское горе, ты ничего не можешь сделать при всей своей власти.

Может я много, уезжая на войну, переложил на неё? Она семижильная, но…

— Пап, мам, — подаёт голос Павел, — может с другой стороны подойдём?

Выдох Лины.

— Говори, сын.

Мы с женой смотрим на него.

— Всего мы разом если не обоймём, то отчего бы нам к самому важному большИе силы не приложить? Вы же меня сами учили что половина болезней от грязных рук и невежества. Расширим профилактику.

Тема хороша. Как минимум, нужно выводить Каролину из настроения «всё пропало».

— И как же ты предлагаешь народ учить? — спрашиваю сына. — Учителей ведь нет лишних.

— Пусть в народ идут, — улыбается Павел, — пусть те же профессора, да и студенты во время каникул по губерниям проедут, расскажут, как хвори предотвратить, может и вылечат кого, да и сами увидят народные методы.

Чешу нос. Что-то типа общества «Знание» моего времени. Лекция в стиле: «Есть ли жизнь на Марсе». С другой стороны, лучше так, чем никак. Лучше «Есть ли жизнь на Марсе», чем просто оставить, как есть. И профы со студиозусами поглядят на народ в глубинке.

— А Пауль, дело говорит, — отмечает жена, — ведь с беседами можно не только медиков по селам пустить…

Да, мы с женой подумали одинаково.

— Даже священников! — поддерживаю идею я, — я переговорю в Синоде, пусть напишут в проповеди и наставления для священников, будут с амвона правила гигиены нести, в меру их сил конечно.

— Умный, ты у нас сын, — улыбается Каролина, — как тебе такое на ум пришло?

— Ну, так я же в Армии был, — парирует Павел, — там отец обучение гигиене и самопомощи ввел, так неужели не попавшие в рекруты крестьяне тупее?

А ведь верно. Я как-то с этой стороны и не смотрел. А ведь и сам лектором общества «Знание» был. Да фельдлекари Татаринов с Полетикой при мне с казаками такие беседы вели, и на хутора с ними ездили. Даже плесень какую-то земляную лечебную у тамошних знахарей раздобыли… В общем, идея то очевидная и полезная.

— Но врачей и фельдшеров с акушерками больше готовить надо, — вздыхает жена.

— С каждым годом больше готовить и будем, — успокаиваю её я, — Лесток, вон в Томске, из медицинского училища целый Университет развил. Просится поближе к столице. Пусть теперь и в Екатеринбурге медфак сделает. Преподаватели найдутся. Те же англичане, после того как O'Рурк их вспугнул, всё охотнее к нам едут.

ПАРИЖ. ШАТО ДЕ ШУАЗИ. ОРАНЖЕРЕЯ. 14 февраля 1761 года.

— Да, Жанни, здешние ананасы просто прекрасны, — продолжая светскую беседу сказал король.

— И всё же, Луи, ты так же напряжен, — ответила собеседница, — что же с тобой происходит.

— Да, со мной-то особо ничего, — ответил Людовик, — а вот Аделаида стала очень настойчива.

Мадам де Помпадур постаралась не показать лёгкое неодобрение дочери короля. Аделаида была главой фронды, направленной лично против официальной фаворитки, но ни та, ни другая ничего не могли с существованием друг друга сделать.

— Снова протестует против меня или «Оленьего острова»? — сочувственно спросила Жанна-Антуанета.

— Нет, когда вы не видитесь, она не напоминает мне о тебе или твоих «девочках», — успокоил старую любовницу Луи, — Адели надоело быть «Мадам Третьей». И не быть при этом мадам.

Жанна внутренне улыбнулась.

— Возлюбленный, я понимаю девочку, — посочувствовала она принцессе, — но ты же не позволишь ей неравный брак.

Мадам знала, что король уже дважды по политическим причинам такой брак «не позволил», а равного католического принца для дочерей Людовика нет.

— Просто тут появились варианты, — замялся король.

— Вы о Шоне Ирландском, мой король? — заинтересовалась фаворитка.

— И о нём, — поморщился Людовик, — Аделаида даже его видела, когда он был на нашей службе, вроде сказала, что не урод.

— Ну так сердцу не прикажешь, — поддержала «падчерицу» Жанна, — нам вроде не чего боятся новых осложнений с Англией.

Убрать эту занозу было бы для мадам де Помпадур очень даже хорошо. Остальные дочери короля не были столь твёрды против неё и властны.

— Мой царственный брат, Карл III Испанский, передал, что, после заключения Семейного пакта Бурбонов, вступит в войну с Англией, — поведал Король Жанне то, что она и так знала, — и намерен отправить для О'Рурка два ирландских полка служащих испанцам.

Хорошее начинание. Англию надо додавливать. Только с чего Испанский король стал таким щедрым?

— У него тоже большие планы на Шона Ирландского?

— Ты как всегда прозорлива, — вздохнул Людовик, — Карл хочет предложить инфанту Марию Хосефу в жены ирландцу.

Мысли мадам де Помпадур понеслись.

То, что ирландец ищет жену, знали по всем дворам Европы. О'Рурку нужен был династический брак чтобы закрепить захваченный им трон. Ирландцы уже изучали вопрос в Австрии, где на выданье было сразу три Марии. Искали принцесс в Баварии, в Саксонии. Наверняка даже в Санкт-Петербурге.

— Сильная партия, но не принесёт ли это больше вреда Испании? — спросила Жанна-Антуанета.

— С Карла не убудет, но мы уже направили в Ирландию два наших кельтских полка, да и вложили сотни тысяч ливров, — с досадой сказал король, — а теперь, придя на всё готовое, братец получит там всё, да ладно если он, а то ещё какие-нибудь русские! Нам мало пользы если они от того с Лондоном поссорятся.

Та-ак. А какая польза от этих свадеб для мадам де Помпадур? Если Аделаида останется здесь, то их вражда только усилится. А если уедет в Ирландию, то станет сильнее сможет поддерживать сестёр… Или забрать к себе. Хотя нет. В Ирландии опасно и всех девочек Луи туда не отпустит. Вот если бы в какой-то Милан и ли Брюссель…

— У Аделаиды сильные позиции, — начала официальная фаворитка, — я была бы даже искренне рада если она найдет себе достойного мужа, но Ирландия опасна, да и не убежит она от нас теперь…

— Что ты предлагаешь, любимая?

— Скажи Мадам Третьей что ты не будешь против её брака, даже что постараешься чтобы у неё было меньше соперниц, — начала Жанна.

— Только сказать? — уточнил король, — ты знаешь Адели, она проверит и с шеи не слезет.

— Не только, сделай что-то чтоб было известно, — пояснила де Помпадур, — русским пообещай надавить на Турцию, с Марией Терезией поторгуйся…

— Так я понимаю, что, не делая из этого тайны? — спросил Людовик.

— Делая, но что бы об этом могли узнать, — продолжила фаворитка, — уверена, что Англия оценит такой торг и готова будет уступить больше и скорей…

— Ты умна, Жанна, что бы я делал без тебя! — вздохнул король.

Мадам де Помпадур скромно улыбнулась.

Людовик был первым, но не последним, кто её ум оценил.

Мечущийся сейчас в агонии страны Фридрих бранденбургский назвал происходящее «войной четырёх юбок». Лучший флот и лучшую армию Европы добивают сейчас генералы, но исход этой борьбы решили женщины стоящие за троном. Женщины знающие свою силу и место. Женщины знающие свою силу и место. Екатерина Русская, София Шведская, Мария Терезия правят по праву своей короны. Мадам де Помпадур правит по праву любви. Ни у Фридриха, ни у обоих английских Карлов такой женщины за спиной не нет. Потому они и проиграли.

В политике мало всё рассчитать, важно не терять меры и чувства. Рядом с королём, идущим к славе, всегда должна быть женщина, которая поможет вовремя остановиться, повернуться и не потерять цель. Жанна-Антуанетта Пуассон не была рождена принцессой, даже дворянкой. Потому она использовала свой шанс и понимала, чем королю ценна. Пусть она уже давно не делила с ним ложа, но всё ещё решает кто займёт с ним это место. Решает и то, кто займёт какой пост, с кем Франции дружить и с кем воевать. И за кого будет лучше для Франции и её Возлюбленного короля выдать замуж его дочь.

Говорят, что короли всевластны. Нет. Всегда найдется кто-то или что-то, ставящее границы власти. Чаще кровью. Жанна знала, что любовь, в её случае, держит верней.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. НОВЫЙ ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. ЗАЛ КЛИНКОВ. 8 марта 1761 года.

Великие Княжны отсалютовали шпагами.

Указание:

— Ната, Элиза, связка 5 и 7.

Императрица и сама могла бы показать им кое-что. Немецких принцесс учили не только вышиванию. И она учила своих принцесс. Да и в Университете Каролина вполне достойно представляла акушерскую школу в мензурном фехтовании. Там, конечно, соревнуются стоя и в защите… Впрочем и девочки сейчас были в защите, и, даже, в масках. Петер совершенно был не против учить дочерей «искусству клинка», но всегда требовал чтобы девочки тренировались в броне. Впрочем, она у них не тяжелая — шелковая.

Сегодня легкий день. Просто отработка движений, ловкости и мастерства. Четвёртый год гоффейхтмейстер Герих Фридрих Ру учит Августейших девочек делу клинковому. Не всё же им в куклы играть!

— Эльза?

Елизавета Антоновна кивнула и закрутила свой клинок, перебрасывая его из одной руки в другую. Она крутила с упоением. Ей это очень нравилось, она прям жила этим.

Глаза светились. Глаза горели огнём восторга.

Наталья не столь увлечена фехтованием, но она упорно повторяет за старшей родственницей.

— Хальт! — скомандовал мастер Ру.

Наталья прекратила упражнение. Сестра словно и не слышала команды, с упоением рисуя в воздухе фигуры.

— Августейшая… Фройляйн!

Donnerwetter.

Лиза наконец услышала и остановила веер стали.

Склонённая голова.

— Мастер.

— Фройляйн, вы увлекаетесь слишком! Вы не на балу! Противница не даст вам любоваться собой! Ещё раз!

Лиза выдохнула, досадуя на себя.

Вдох.

Выдох.

Вновь сверкает сталь. Меньше эмоций. Больше техники.

Вновь нет.

— Мастер.

— Фройляйн, опять то же самое! Не надо красивостей! Работайте кистью! Ещё раз! En garde!

Лина следила за падчерицей. Увлекается. Слишком увлекается. Впрочем, Императрица прекрасно понимает сегодняшнее настроение Лизы. Ей всего восемнадцать. А тут такое предложение. Хотя нет, ещё не предложение. Только зондаж. Генерал Кроун представил вчера заинтересованность короля Ирландии в браке с Елизаветой Антоновной.

А вот Наталье Петровне такого предложения ещё не делали. Мала ещё. По росту и кости конечно она не уступает приёмной сестре, хоть та на два года и старше. Натали ещё растёт, потому её движения не всегда точны. Но она более рассудительна и спокойна. Лина считала, что фехтование воспитывает мозг в точности и учит выверенной сдержанности. Шпага — это математика. Так считала она ещё до того, как стала русской Императрицей. Похоже, что это убеждение передалось и дочери.

Пушки, ружья и прочие штурмы — это не для женщин. Шпага, рапира, кинжал, танец сверкания и блеска, влияние и интриги Двора — это женские утончённые изысканные украшения. То, что вместе с детьми, делает её настоящей Августейшей Правительницей. У Эльзы характере властный, а у Наты домашний.

Эльза опять ошиблась. Горяча слишком.

Запыхалась.

— Простите, мастер.

— Что? Устала? Может слуг кликнуть с напитками?

— Нет. Я готова продолжать.

— Бог в помощь, как говорится. Êtes-vous prêt? — решает закончить с разминкой гоффейхтмейстер.

— Готова, мастер

— Натали?

— Готова к поединку, фехтмейстер.

— Минута на отдых, фройляйн! — даёт-таки Ру ученицам отдышаться.

А Лиза упорная. Все эти годы называет мамой покойную Елизавету Петровну. Лину только через год, как после гибели прежней Императрицы в семью приняли, стала Матушкой звать. Не больше. Хорошая партия была бы для Павла. Старше? Так и Лина старше Петра. Родственники? Дальние. Законы наследственности, открытые Екатериной Антоновной, не дадут соврать. Ведь не могли же Академии старшей Лизиной сестре только за её титул Высочества прямо на защите звание доктора философии дать? Но, даст Бог, у Эльзы с О'Рурком срастётся.

Девочки становятся друг против друга. Салют. Екатерина становится справа во французскую стойку. Наталья, чуть подумав, выбирает стойку немецкую.

— Allez! — командует Ру.

И они начали.

Вновь сверкание стали.

Выпад.

— Pas compter!

Обе промахнулись с первым уколом.

— A gauche!

Укол за Натальей.

— A gauche!

— A droit!

Лиза кажется собралась, нанеся удачный укол.

А теперь:

— Double!

Попали обе.

— Halte!

Поединок остановлен. Бой за Натальей.

Девочки снимают маски. Жмут руки. Елизавета явно не разочарована, да и Ната не воодушевлена победой.

Это не их борьба. Да они и не соперницы. Хотя, как знать. Обе они принцессы козырные. Жизнь же странно тасует колоду. Могут ещё схлестнуться и за корону. Вряд ли за российскую. Но мало ли корон в мире этом? Тот же Шон I О'Рурк может по итогу и Наталью замуж позвать. Дочь не откажет ирландцу. Но, будет ли брак, не девочкам решать.

Даже не Лине.

Император — Пётр. И он пока выбора не сделал. Думает. Прикидывает варианты.

Она может лишь советовать.