Петр Третий. Огнем и Мечом

Глава 5 Война и немцы

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. НОВЫЙ ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. ДОМОВАЯ ЦЕРКОВЬ. 15 марта 1758 года.

Воскресенье.

Батюшка ведёт церковную службу.

Крещусь вместе со всеми. Рядом Лина, Павел, все дети.

Вокруг ближние сановники и военные. Никакого официоза. Просто домовая церковь. Это непубличное мероприятие.

Есть время абстрагироваться от суеты и спокойно подумать.

В целом, ситуация на фронтах успокоилась. Зима знаете-ли. Крестьянин торжествует и всё такое прочее. Нет, мы могли наступать и зимой. Обучены. Но, зачем нам это? Так ещё чего доброго война закончится, а нам этого не надо пока.

Так что я пока, можно сказать, на отдыхе. Весь в планах касаемо весенне-летней компании. Впрочем, скорее, летне-осенней. Думаю, что спешить воевать не стоит. Пусть наши союзнички повоюют.

Что мы пока получили в первый год войны? Тут нет однозначного ответа. Да и не может быть. Ну, разве что разбили прусскую армию Левальда. И не стали добивать Берлин и Фридриха. Получили Восточную Пруссию? Спорный вопрос. Тут как карта ляжет. То, что я провозгласил себя Царём Прусским, для европейских монархий абсолютно безразлично. Хоть Царём Марсианским. Восточная Пруссия для них носит статус временно оккупированной русскими войсками территории. Такие же территории есть сейчас и у Австрии, и у Франции, и у той же Пруссии.

От короны Фридрих не отрекался и мирного договора с признанием утраты Восточной Пруссии не подписывал. Так что пока всё слова.

И, вообще, армия Пруссии была сильна и вполне доставит нашим союзникам массу неприятностей. Ну, и прекрасно. А мы подождём, оказывая им мощную моральную и вялую военную поддержку. С нулём по технике. У нищих слуг нет.

А то опять прислали посла. Мол, подсобить надо. Фридрих совсем житья не даёт.

А Фриц, что тот Фигаро — носится между фронтами и баталиями. Пока мы его сильно не тревожим, а он нас, соответственно.

Пауза у нас. Оперативная.

Победа при Гросс-Егерсдорфе была важной и хорошей. Мы потеряли убитыми и раненными три с половиной тысячи солдат и офицеров. Общие потери Пруссии мои генералы оценивали где-то в двадцать пять тысяч. Это если считать убитых, раненых, пленных и дезертиров. Объективно убитыми Фридрих потерял тысяч пять-шесть (пойди посчитай на поле боя, а это был не единственный бой первого года войны), но, главное, он потерял эти самые 25–30 тысяч опытных бойцов, не считая территории и местное население. А местное население — это не только восторженно бросающие в небо шляпы и прочие чепчики. Это мобилизационный ресурс и податной базис войны, то есть деньги.

То, что мы, по любому, удержим под своим контролем Восточную Пруссию до конца войны я не сомневался. Налогов с местных я в Российскую казну не получу, потому как объявил им о том, что Россия ближайшие пять лет будет расходовать все их налоги в самой Восточной Пруссии. Грабить не будем. Выгребать все деньги местных не будем. Не из альтруизма и человеколюбия — мне нужно привязать аборигенов к себе, да и содержать квартирующую там армию тоже на что-то нужно. Пусть моя армия тратит деньги на месте. Если захочет, конечно.

Обязанность воинская у пруссаков всеобщая, крепостных в их армии хорошо если треть. Подходящие возраста братец Фриц уже выбрал. Так что и с новобранцами там тоже не особо. Разве что солдаты, из числа местных, принесли мне присягу, но, рассчитывать на них в бою я бы не стал. Самое слабое звено. А присяга европейцев в наше время… Сегодня одному монарху присягнул, завтра другому, послезавтра третьему. Те же генералы и офицеры переприсягали на раз-два. Что говорить о солдатах. Так что, придётся отправлять их в тыл, подальше от столиц, формируя команды и батальоны, сильно разбавленные русским личным составом. Пусть немцы забирают семьи и едут охранять что-то в меру важное. Мосты. Дороги. Фабрики и прочее. Я утрирую, конечно, но, в принципе, лучше их иметь в Карелии, чем в Восточной Пруссии.

Были ещё наёмники. Тоже не три человека. С этими было проще. Швейцарцы, итальянцы, французы, испанцы. Прочих с бору по сосенке. Батальоны наёмников вполне спокойно подписали новый контракт, но уже со мной. Им-то что? Они воюют не за идею или патриотизм, а вполне за конкретное золото и серебро. Контракт с Фридрихом они честно выполнили. Сражались. Не побежали. А то что прусские генералы сражение проиграли, так и что? В чём вина Гильдии солдат удачи? Проиграли. Обычное дело. Военная фортуна отвернулась. Бывает. Новый контракт. Будут теперь против Пруссии воевать. А мне что за убыток? Меньше русских погибнет. Расплачусь звонкой монетой с наёмниками. СВОЕЙ ЗВОНКОЙ МОНЕТОЙ. Не субсидиями из Парижа и Лондона. Я и Россия им ничего не должны, хотя их, как докладывают дипломаты, это весьма напрягает, поскольку они теперь не могут ставить России никаких принципиальных условий, которые выгодны им, а не нам.

Но, была и другая категория — военнопленные. Их было много. В основном из Померании и Бранденбурга. Пятнадцать тысяч пленных. Присягать мне они отказались. Видимо рассчитывали на то, что война вскорости закончится и они поедут по домам. Но, Семилетняя война потому и Семилетняя, что вдруг не закончится. А в эту эпоху кормить даром пленных как-то не принято. И, вообще, никаких Гаагских и Женевских конвенций о Правилах ведения войны и по обращению с военнопленными тут нет.

В общем, поедут, точнее пойдут, эти пятнадцать тысяч пленных валить лес или канал какой рыть. Дон-Шати, например. Который соединяет в единую транспортную систему Каму-Волгу-Оку и Дон. Дед там всё почти сделал. Но, после него, успели многое растащить. Обмелел канал. Миних говорил, что там надо по уму кое-что перестроить. Что ж, натренируются там — будут соединять Оку с Днепром. У Орла там до Десны недолго рыть. У нас впереди война за Новороссию, нам остро нужны транспортные пути на юг для переброски войск и припасов. Железных дорог там у меня ещё нет. И нескоро появятся. Потому лучше рек не найдёшь пока вариантов коммуникаций транспортных.

В целом же, война шла пока прогнозируемо, согласно утверждённых мной планов Генштаба. Ни шатко, ни валко.

Я усмехнулся. Посмотрим, сколько из пятнадцати тысяч пленных бранденбуржцев пожелают по итогу остаться в России. Немцы — ребята работящие. Весьма полезные. Только не надо их компактно селить. А даже если деревнями, то где-то в Новороссии. Там ещё долго у нас будут проблемы с населённостью. Целые программы переселения будут. Пройдоха Чичиков не даст соврать. Государство ещё не одно десятилетие будет серебром и ассигнациями оплачивать переселенческую программу.

Да и греков с армянами из Крыма придётся выводить.

И православных всех.

— Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым…

Идёт служба. Августейшее семейство смиренно шепчет «Символ Веры».

… — И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Егоже Царствию не будет конца. И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго пророки. Во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых, и жизни будущаго века. Аминь…

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. НОВЫЙ ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. 4 мая 1758 года.

Мы с Катей вдвоём сидели в креслах у камина и пекли в золе картошку. Сидели, дурачились, смеялись.

Смех у Екатерины достаточно специфический, и мы ничего с этим сделать пока не могли. Речь поставили, по губам она понимает, её часто трудно отличить от слышащей барышни её возраста, но вот смех…

Катерина знала об этой проблеме и на людях ограничивалась просто милой улыбкой. Зато в семье она не стеснялась и смеялась от души. Любит она это дело. Она очень весёлая.

Я ей травил байки, она тоже мне рассказывала интересные случаи, ведь я не всегда дома. В основном про проказы братьев и сестёр. Нет, не в плане наябедничать, а просто. По-доброму. Ведь она им старшая из наших детей и много лет они у неё на глазах.

Почему мы вдвоём печём картошку в камине? Потому что все заняты. Младшие на занятиях, а у мамы нашей сегодня дел с Ведомствами Императрицы Екатерины Алексеевны слишком много накопилось. В общем, мы с Катей вдвоём.

Дочь вытащила кочергой картошку из золы и принялась руками чистить, пачкаясь в саже и смеясь. Она была в простом домашнем платье, плюс в фартуке, так что не сильно переживала за грязь. Все свои, а стирать сие явно не ей.

Картошка давно уже при Дворе принятое и приличное блюдо. Не всем нравится, но ведь и во времена моего деда не всем нравилось, что Царь боярам бороды отрезал собственноручно. Сказано: «Ёжик мягкий — садись». В общем, мыши кололись, плакали и продолжали жрать кактус, как говорится. Царь ест, и ты жри. И улыбайся Государю.

Семейству моему картошка по нраву. Так что в нашей такой посиделке нет ничего особенного. Печёную картошку Катя обожала и часто выступала застрельщиком и вдохновителем такой семейной идеи.

В свою очередь отламываю кусок чёрной запёкшейся кожуры от моей картофелины и отправляю в рот.

— Как твоя инспекция института?

— Девочек мало пока на каждом курсе и в каждом классе. Преподавателей не хватает. Так что предложение создать отделение Смольного в Москве я маме рекомендовала не одобрять. С Петербургом бы разобраться.

Катерина потёрла нос, отчего он стал чуть чище, чем у шахтера в забое. Вообще, она чистюля, каких поискать, но, иногда, хочется и такого вот. Семейного. Домашнего.

Лукавый вздох.

— Пап, иногда я всё же жалею, что вы с мамой мне в Смольном институте учиться не дозволили.

Да, мы были против, хотя она очень хотела. Она получала прекрасное образование дома. Лучшее в России. К ней приходили, как и ко всем нашим детям, очень хорошие преподаватели, часто знаменитости (Императору ведь трудно отказать в личной просьбе), дети получали блестящее домашнее образование, как это принято в эту эпоху (и не только в эту). Юные Великие Князья и Княжны как-то не посещали лицеи, институты и университеты.

Да, Катя очень хотела в коллектив, и я бы разрешил, если бы не одно обстоятельство — её глухота. Я боялся, что у неё за спиной над ней будут смеяться, шушукаться, дразнить, и она с этим ничего сделать не может. Не приставлю же я к ней охранников и соглядатаев? А «Закон об оскорблении Величия» очень суров. Вплоть до смертной казни. А Екатерина Антоновна — очень значимый член Императорской Фамилии, пусть не может наследовать Престол. Но, извините, приёмная дочь Императора и таких пурпурных кровей, что…

Кроме того, Смольный институт благородных девиц — это весьма жёсткое, изолированное от внешнего мира, элитное учебное заведение. Фактически — интернат. Смолянки там живут и живут очень сурово. Так формируется женская элита Империи. А тут вдруг будет являться Катерина в режиме свободного посещения. Кому это понравится? Никому. Ни смолянкам, ни их преподавателям и воспитателям.

Совместного обучения юношей и барышень у нас пока нет и не факт, что будет при моём правлении. Разве что в Университетах. Инерция общества слишком велика. Да и представляю я себе эти романы и вежливые (или не очень) приставания к барышням. Нет-нет, не та эпоха. Девочек таскать за косы и бить портфелем по голове не дозволяется. Так что мальчики туда, а девочки в другую сторону. И всякие совместные балы в старшем возрасте только под присмотром. Мне тут скандалов лишних только и не хватает. Они и так есть при Дворе. Дуэли всякие. Но там же взрослые люди чудят, а тут лишь повзрослевшие отроки.

В Ведомствах Императрицы Екатерины Алексеевны она уже не последний человек. Маме помогает, посещает с визитами и инспекциями учебные заведения, сиротские приюты, больницы, дома призрения, богадельни. Катерина очень набожна и часто бывает в храме помимо службы. Стоит. Молчит. Смотрит на образа. Крестится. Иногда её губы шевелятся, но я не умею читать по едва движущимся губам. А мне и не надо. Она не со мной говорит. С Ним. Он её услышит.

— Катя, в Смольном для барышень нет ничего хорошего. Ты много раз бывала там с инспекцией и всё видела сама. Это военная казарма для благородных девочек. Да и не могла бы ты там учиться. Ты и старше их, и образование, по факту, у тебя уже университетское. Лучше, чем у многих преподавателей в Смольном. Сама говоришь, как тяжело мы формируем преподавательский состав. Я понимаю твои фантазии побыть простой дворянкой, раствориться в толпе сверстниц, пожить, как обычная барышня, но ты — очень не простая дворянка. Ты — дочь Императора, член Августейшего Семейства и Императорской Фамилии. У тебя очень много державных обязанностей, а не просто хмуро воспитывать железный аскетизм и смиренное послушание. Ты — другая совсем. И не для этого создана Богом.

Дочь грустно улыбается. Конечно, она сейчас подумала о своём увечии и глухоте. Для чего Бог послал ей такое испытание? Уверен, что в храме она часто у Него спрашивает об этом. Конечно же, ответа ей не приходит. Мы с ней тоже много раз беседовали об этом. Она хочет понять не «почему», а «для чего»? Какая у неё миссия? Что Бог ей предначертал?

— Ты красива, умна и добродетельна. Я горжусь и восхищаюсь тобой.

— Спасибо, папа. Вы с мамой многое для меня сделали.

Она не была глухой. Низкие частоты и ритм барабана она слышала вполне.

Любила шахматы. Любила общество. Любила танцы.

Она была просто наперекор всему.

Наперекор ужасной судьбе.

Наперекор несчастьям.

Беру её ладошки в свои.

— Доча, мы с мамой делаем всё, чтобы ты была счастлива.

Кивок.

— Я знаю, пап.

— Ты уже взрослая. Ты скоро выйдешь замуж за того, за кого пожелаешь.

Кивок.

— Доча, я не хочу, чтобы между нами были недомолвки. Твои настоящие родители живы.

Кивок.

— Я знаю. Но, я не помню их.

— Они давно не живут вместе. У них разные семьи.

Екатерина помолчала. Потом кивнула.

— Да, пап. Я понимаю.

— Хочешь их увидеть?

Молчание.

Немая молчит.

Немая ли?

Выдох.

— Нет. Не хочу. Не рождай сомнение в моей душе. У меня нет другой семьи и других родителей, кроме тебя с мамой. Я знаю, что хочешь, как лучше. Но, не надо. Прошу тебя. Для меня и сестры нет иной семьи.

— Ты могла стать Императрицей.

Кивок.

— Могла. Зачем?

— Это большой соблазн, доча.

— Я знаю. Я не маленькая уже.

— Совершеннолетняя.

Вновь кивок.

— Я не предам тебя, папа. Я выйду замуж. Рожу тебе внуков. Уверена, ты будешь их любить.

— Конечно. Это же мои внуки. Не появился ли кто на примете?

Неопределённое:

— Не знаю, пап. Князь Барятинский мне мил. Но, я не уверена. Он очень оказывает знаки внимания. Хотя я и уродка.

— Ты ничуть не уродка. Ты в самом деле настоящая красавица.

— Я — глухая.

— Если Барятинский тебя действительно любит, и ты принимаешь его любовь, то я поддержу твоё решение. Не самая плохая партия, кстати сказать. Князь умён и родовит. Черниговский Рюрикович.

— Конечно, пап. Я знаю. Но хватит ли этого мне для счастья?

— Тут, доча, я не знаю. Посоветуйся с мамой если хочешь. Она очень умная женщина.

— Не знаю. Я не решила пока.

— Мы с мамой всегда будем за тебя, помни это.

— Да, знаю.

— Ты — наша дочь. Мы никогда тебя не предадим.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. НОВЫЙ ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. 2 июня 1758 года.

— Государь! Государыня приглашает вас к ужину.

Ярина Ильинична сделала придворный реверанс.

Киваю.

— Да, Яра, спасибо. Я уже сейчас иду.

Хорошая девочка. Взял её тогда на время в штат, но так и осталась моим всевидящим и всюду присутствующим ассистентом. Удачно выйдя замуж княгиня Несвицкая, в девичестве Голенищева-Кутузова, оставалась при мне, с лихвой заменив крепостную девку Катьку, ныне баронессу Екатерину Нартову эдле фон Прозор, она реально была моей правой рукой в организационных вопросах текущего и будущего планирования моего распорядка, подготовки соответствующих бумаг, справок к повестке и к каждому совещанию, а, если требуется, и характеристиками на людей, с которыми мне предстоит встреча. И их окружение. Она была в курсе всего вокруг.

Нет, Катю она не заменила, конечно. Она не ездила за меня для контроля текущих дел, не возглавляла мою частную разведку, не грела мне по ночам постель, но была умна, талантлива, сообразительна и умела принимать очень нестандартные решения.

Впрочем, Катя тоже давно мне не грела постель. Прозвучало неоднозначно, но факт есть факт. Иногда я с ностальгией вспоминаю о прежних горячих ночах. Судя по её взглядам, она тоже. Но, нет. У нас нынче сугубо деловые отношения с баронессой. Сугубо доклады о том, где, кто и о чём болтает в высшем свете и в посольствах.

И чай, конечно же.

Блин, какая женщина… Конечно, до Екатерины Алексеевны в части мудрости ей очень далеко. Из неё такой Императрицы не получилось бы. Но…

Я люблю Лину, но Катя так и не оставила моё сердце окончательно.

Это я что-то отвлёкся. Пора на ужин. Жена ждёт.

Иду по залам дворца. Терпеть не могу проходные комнаты. Хоть в квартирах, хоть в огромных дворцах. Абсолютно бессмысленные по функционалу помещения. Парад роскоши. Идешь к Государю на доклад через весь дворец. Зал за залом. Роскошь. Эпохи. Античность. Золото. Картины. Сверкание. Блеск. Идиотизм.

Нет, я понимаю для чего это всё. Трепещи, червь, перед Величием. Но, любить сие меня никто не заставит.

А вот и искомая дверь.

Лакеи распахивают позолоченные изяществом двери настежь. Церемониймейстер возглашает:

— Его Императорское Величество Государь Император Пётр Фёдорович!

Лина встает мне навстречу. Отнюдь не как к Императору, а как к мужу.

Дверь сзади закрывается.

— Здравствуй, любимый. Как вечер?

Целую её в губы.

Пауза.

— Здравствуй, любимая. Вечер прекрасен, ведь мы рядом. Позволь поухаживать за тобой.

Провожу её к месту в торце стола и пододвигаю стул.

— Спасибо, любимый.

— Всё для тебя, любовь моя.

Занимаю своё место в другом торце довольно длинного стола с яствами. Нет, тут не пир. Легкий ужин. Но, это же дворец с его церемониями и традициями. До многого на столе мы физически дотянуться не сможем, но нам и не надо. Слуги есть для этого.

Церемониймейстер, поймав мой взгляд, даёт отмашку. Заиграл невидимый нам камерный оркестр. Лёгкая вечерняя музыка. Для улучшения пищеварения Августейшей Пары.

Вообще, обычно, мы ужинаем вместе с детьми. Так что стол обычно не пуст. Но, сегодня графики так сложились, что мы с женой вдвоём за столом.

— Дорогая, что тебе предложить?

Лина улыбнулась и вздохнула.

— Мечтаю о бокале хорошего вина. Но, нельзя пока. Так что только чай.

Да, кормящей маме алкоголь нежелателен и Каролина, как врач, понимает это.

— Что ж, дорогая, я присоединюсь к тебе в этом.

Неслышно двинулись слуги. Чай. Ужин. К чаю. Порхание движений. Туда-сюда. Вновь исчезли. Хороший дворцовый вышкол.

Визуально в зале никого. Конечно, стоит мне или Лине сделать знак и тут же всё вновь бесшумно придёт в движение. Изысканный и выверенный танец почтения Величию. Но пока никто не стоит у нас над душой.

Свечи в серебряных подсвечниках на столе. Приглушённый свет ламп Нартова. Приятный аромат в воздухе. Легкое потрескивание живых огоньков. Живые цветы из оранжереи. Фрукты. Ананасы. Романтика.

Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы мы с женой говорили о делах. Это не благоприятствует пищеварению, а слуги имеют свойство трепать языком где не надо. Мы даже детей научили при слугах не болтать лишнее. Поэтому говорили о всяких пустяках, шутили и улыбались.

Ужин прошёл хорошо и умиротворённо.

Малахитовая комната встретила нас тишиной и спокойствием. Камин. Кресла. Напитки. И никаких слуг. И никаких ушей. Комнаты проектировал во дворце я сам и знал точно, что тут нас подслушать не сможет никто. Так тут устроена планировка. Да и гвардейцы стоят снаружи по периметру. Но, они тоже ничего услышать не могут в принципе.

— Как дела, любимая моя?

Вздох.

— Крупные хищения в Москве. Ассигнования на приюты списывались на несуществующих сирот, которых и не было. Много. Когда началась ревизия, оказалось, что, цитирую, часть сирот умерло, а большая часть разбежалась, устроив бунт в приюте.

Хмыкаю.

— Ничто не ново под луною. Много украли?

— Ну, не так чтобы катастрофа, но порядка десяти тысяч рублей ушли в песок. Ещё надо разобраться куда именно и в чьи карманы. Там всё не так просто. Круговая порука, знаешь ли. Крайних нет.

Киваю.

— Как обычно.

Москва — это государство в государстве. Петербург там столица сугубо номинально. У московских своих порядки. Потому и езжу туда минимум два раза в год. Плюс проездом ещё. А я много езжу по России.

— Генерал-губернатор в курсе?

— Да. Но ты же Шувалова в Малороссию на ревизию услал. Левашев пока на хозяйстве. Разводит руками. Возмущён такой наглостью и всё такое. Обещает разобраться и наказать.

— Ага. Наказать невиновных и наградить причастных. Знаем. Думаешь пора менять вице-генерал-губернатора?

Лина пожимает плечами.

— Тебе виднее. Насколько он виновен в данном деле я не знаю. Но, систему московскую он не изменил. Они там по-прежнему сами по себе. И твоя воля там достаточно свободно толкуется.

За Москвой глаз да глаз нужен. И генерал-губернатор Москвы — это не генерал-губернатор Новгородской земли. Тоже стратегически важна земля, но, Москва — коренная столица России. Город, который создал и собрал Империю.

Левашев вроде справный малый. Но местный. Надо его в столицу переводить. А Александр Иванович приедет из Киева прознает кто стащил. У него на это глаз намётанный — почти десять лет Тайной канцелярией руководил.

— Хорошо, я изучу доклады и ситуацию по Москве более внимательно. Не так чтобы этот случай был вопиющим, но, часто, оказывается, что случайно вскрывается проблема огромного масштаба.

Мог кто-то напеть это в уши Лины? Вполне. Я всегда проверяю первоисточники. Особенно, когда «вдруг» и «случайно». Пожуём, как говорится, увидим.

Жена отпила чай.

— Как у тебя день прошёл? С утра тебя не видела.

Пожимаю плечами.

— Верфи посещал. Флот расширяем. Много кораблей в постройке и ремонте. Нам за океан ходить, да на Балтике ещё долго воевать. И не только в этой войне.

— Тогда в чём твоя забота?

В свою очередь отпиваю чай.

— Понимаешь, солнце, каждый корабль — это не просто так. И не только подготовленные экипажи к нему. Это — пушки. Много. И припасы к ним. А пушки на корабле — это те пушки, которые могли быть на поле боя на суше, согласна?

Кивок.

— Согласна. Но, ты же сам говоришь, что мы впереди всей Европы в части техники и её развития.

— Дорогая, позволь обновить тебе чай в чашке.

— Благодарю, любимый.

Пауза. Продолжаю мысль.

— Да, у нас есть паровозы, но пока они не имеют решающего значения в части переброски грузов, в частности, военных. Их мало и пропускная способность существующей железнодорожной сети невелика, не говоря уж о том, что она даже между важнейшими транспортными узлами не проложена. Сама знаешь транспортная перемычка только между Чусовой да Исетью проложена. Царскосельская — одно баловство, да витрина для вкладчиков. Планов то у нас громадьё. Но пока война идет мы сможем строить не больше сорока вёрст в год, а этого однозначно недостаточно.

— А пароходофрегаты?

— Использовать пароходофрегаты на всей Балтике мы не можем. Нет топливных станций в достаточном количестве. Да, мы их строим на верфях Петербурга и Стрельны, но это больше отработка опыта и некий запас на будущее. Для нормальной войны их много нужно. Но, повторюсь, главное — пушки. И для Флота, и для Армии. И припасы к ним в избыточном количестве.

— В избыточном?

Киваю.

— Опыт военной жизни показал мне, что припасов всегда в реальности мало, даже если тебе кажется, что за всю войну столько не израсходовать никогда. Пройдёт полгода и склады наши покажут голый пол и стены. Хорошо, если полгода. Поэтому я гоняю наши заводы — больше! Больше! ЕЩЁ БОЛЬШЕ ядер, пороха и прочего. Порох ведь тоже не вдруг где взять. На барахолке не купишь. Целое дело. Особенно во время войны. Сама знаешь. Его произвести нужно из чего-то. Хранить порох тоже искусство.

Зачем я гружу женщину этой неинтересной ерундой? А затем, что я не сижу на месте. И, вдруг что, она — и.о. Царя. То есть Правительница Империи. Она должна понимать, что и как в этой Империи происходит, откуда берётся и куда девается. И зачем. И почему.

Помолчали.

— В Тулу собираешься?

Вздыхаю неопределённо.

— Чай опять остыл. Надо Яру кликнуть. Нет, в Тулу я пока передумал. Боюсь уезжать далеко от Петербурга. Я бы вообще перенёс Ставку Верховного Главнокомандующего куда-нибудь в Ригу. Или ещё дальше. Поближе к фронту. Телеграф телеграфом, но личное присутствие рядом с местом событий может быть решающим. Фридрих там близко, а я аж в Петербурге. Могу не успеть среагировать вдруг что, а Фриц ещё тот выдумщик. Я надеюсь на графа Салтыкова, но доверяю только себе. И тебе.

Лина мило улыбнулась, отсалютовав мне чашкой.

Взаимно.

— Петер, так что ты хотел в Туле?

Каролина очень основательный человек и не упускает ничего, пролетающее мимо, даже если её это на первый взгляд не касается.

— Тула? А Тула вчера сама ко мне приезжала. Привозили образцы новых казнозарядных ружей. Пока сыро и очень много вопросов. Штучно получаются неплохо, а по лекалам пока — хоть свет туши. Может лет через двадцать дозреем. Или десять. Тут как Бог даст. На днях ещё броню будем испытывать.

Кивок.

— Да, ты рассказывал свою идею. Это так подстегнёт военную мысль?

— Подстегнёт? Ха! Это новое слово в военном деле! Но, многое нужно ещё сделать. Так что пока это фантазии на будущее. В этой войне мы сможем даже проверить образцы в деле, но, на ход самой войну это не повлияет.

Усмешка.

— Милый, так ты и про воздушные шары говорил, а ведь пригодились. Или я не права?

Неопределённое.

— Ну, да. Но, идея-то была не в этом. Идея была управляемо летать по небу и сбрасывать бомбы на боевые порядки и тылы неприятеля.

Любящая улыбка:

— Петер, тебе кто-нибудь говорил, что ты — фантазёр?

Киваю.

— Ты. Постоянно.

Смех.

— И ты, любимый мой, всякий раз мне доказывал, что ты не фантазёр, а очень умный провидец!

— Чего не сделаешь для любимой женщины!

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ ПОЛИГОН ВОЕННОГО МИНИСТЕРСТВА. 9 июня 1758 года.

Идёт война.

Я вновь на испытательном полигоне.

Если кто-то думает, что война побеждается на фронте, то он не совсем прав. Часто совсем не прав. Честь и хвала нашим солдатам, но воевать палками они не будут, грызть кору с деревьев они не будут и питаться пойманными крысами тоже не будут. Мы так и не смогли догнать Фридриха по частоте залпов в минуту. Но, обошли кое в чём другом. И стараемся обходить на повороте не только его.

Да, идёт война. Тем больше усилий нужно для обеспечения армии всем необходимым. В том числе и оружием. В том числе и бронёй. Да, нынешние кирасы — это не композитные многослойные бронежилеты моего времени со всеми наворотами. Но, я пытаюсь и из них извлечь максимум.

Не всякая современная мне сейчас пуля пробивала кирасу. Зависит от расстояния, угла атаки, кучи факторов, включая везенье. Кирасы тяжелы. Неслучайно пехота первая отказалась от них. Они банально тяжёлые, а в линейном бою могут и бывают опасны тем, что сковывают движения. А топать в кирасах десятки километров, неся их на себе — в бой можно вообще не вступать, если тебя перехватят, не дав разбить лагерь и обустроиться за пару дней. Отдохнуть заодно.

Кавалерия кирасы носила дольше. И вес на себе не таскаешь, для этого конь есть, переходы не нужно преодолевать с грузом на плечах. И для рубки он мешает не сильно. Да и пулю чаще принимает конь под тобой во время атаки. Но, всё больше это для парадов. Мой любимый кирасирский полк сейчас пытался мне доказать обратное. И мои инженеры тоже. Да и я сам.

Бах!

Смотрю в подзорный бинокль.

Вмятина на кирасе. Пробития нет.

— Ещё.

Бах!

Бах!

Бах!

— Результаты.

Побежал к мишени корнет.

Прибежал.

— Государь! Одно пробитие сквозное, одно пробитие внешнее, две вмятины!

Киваю.

— Благодарю, граф.

Юный корнет с энтузиазмом убежал на своё место.

Я прошёлся вдоль смотровой площадки.

Одно пробитие внешнее — это понятно. Одно пробитие сквозное — плохо. Не так чтобы совсем, да и бой такая штука, что может и в лицо просто попасть, но, всё же.

Мы испытывали местный вариант бронежилета. Материалов, современных мне у нас нет, но логика построения конструкции есть. Эффект не тот, но пробовать надо.

— Принесите.

Тут не корнет побежал, он офицер связи, а два простых солдата.

Принесли.

Осматриваю.

Две вмятины. Пробитие, но с обратной стороны нет. Хотя удар был таким, что минимум синяк, а то и рёбра поломает. Две пули кираса выдержала.

Нет, мы не изобретали новые материалы. Мы пользовались моими знаниями и тем что есть под рукой. Металл кирасы. Слой войлока. Слой внахлёст чешуек из металла. Вариант современного поддоспешника за кирасой. Многослойная защита разных сред и свойств. Пуля должна завязнуть в слоях. Завязли не все. Конечно, одно сквозное пробитие из четырех — это уже результат. Но смысл был в том, что первые ряды будут одеты в такие кирасы и примут на себя первые залпы.

Да, сие тяжёлая броня. Но и моих солдат никто не принуждал тащить к месту сражения их на себе. Кавалеристы доверяют коням, а пехотинцы будут полагаться на обозы обеспечения и их подводы. Если новые кирасы снизят мои потери хотя бы на треть, то можно считать, что я выставил на поле боя на треть большую армию. Это вам не шесть выстрелов в минуту.

— Господа. Новое испытание. Офицерские кирасы.

Бах!

Бах!

Бах!

— Принесите.

Тут лучше. Но, дорого. Слои шёлка между войлоком и чешуйками внутреннего слоя ощутимо поглощали энергию пули. В Корее умудрялись целые кирасы делать из многих и многих слоёв шёлка. Пуля европейского оружия шёлковые слои пробивала не всегда. Но, там, было слоёв сто. Почти как на наших генеральских кирасах. Самые лучшие кирасы у меня и у Павла. И, у Лины, конечно. Стрелять она тоже умеет. И шпага у неё не декор совсем.

Русское Августейшее семейство — это совсем не про балы.

Да.

А доспехи новые… Ну, что доспехи? Мы уже ушли от средневековых рыцарских доспехов, но ещё не пришли к полному броннику моей эпохи. Так чтобы с наплечниками, набедренниками и напашниками. После Семилетней войны и наших пристрелок по генералам и офицерам военная мысль качнётся и в эту сторону.

Солдатам в массе может и не надо. А офицерам и генералам вполне пригодится.

Сменят треуголки на шлемы если что.

Кардинал Ришелье при осаде Ла Рошели