Петр Третий. Огнем и Мечом

Глава 11 Рождение Новороссии

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. КИЕВ. ИМПЕРАТОРСКАЯ СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО. 21 мая 1760 года.

Для чего Император в Киеве? Руководить войсками? Нет. Я это мог делать и из Петербурга. Световой Телеграф не слишком задерживает сообщения между Киевом и столицей. Войсками я отсюда не руковожу. У меня для этого есть генералы. Уж, тем более, я не собираюсь уподобляться Фридриху, который схватил знамя и лично повёл свои полки в атаку. Это героическая глупость.

В моё, ещё советское время, существовала историческая байка (а, может, и не байка). В общем, Курская битва. Где-то прорыв и немцы уже танками утюжат первую линию обороны. Позиции на грани. Генерал, срывается из штаба и едет в точку прорыва. Подхватывает знамя и лично возглавляет атаку. Позиции отбиты. Идёт рапорт в Москву. Ответное сообщение из Ставки: «За оставление штаба во время сражения генерала (Имярек) разжаловать в рядовые. За проявленный героизм рядового (Имярек) наградить медалью 'За отвагу».

Фридрих и проявил себя как этот самый (Имярек). Глупейшим образом. Я понимаю эпоху и всё такое. Но, спрашивается, зачем тебе генералы? Ордена носить? Ты сам в каждую бочку затычка? Сиди на холме и делай умное лицо, давая ценные указания. В данном случае, мой «холм» — это Киев. Театр военных действий — десятки тысяч квадратных километров. Территория, которую предстоит взять — сотни тысяч квадратных километров. Я должен лично быть везде?

Так зачем я в Киеве тогда?

Причин несколько. Во-первых, Государь в Киеве. В Ставке Верховного Главнокомандующего. Не в Санкт-Петербурге. Что означает — Император лично на войне, а не балы проводит в столице, вкушая рябчиков. Во-вторых, Пётр Третий по-прежнему, лично руководит войной. Для армии, для солдат, это очень важно. Мой авторитет в войсках, слава Богу, пока велик. В-третьих, Государь Император именно там, где и должен быть — на командном пункте всего. А не шляется героически по всяким оврагам и подворотням. Как говорили в моё время — бегущий генерал в мирное время рождает смех, а в военное, рождает панику. А что рождает в войсках суетящийся и паникующий Император?

Пока я не видел смысла ехать на передовую. Там и без меня есть кому командовать. Шведская и Маастрихтская кампании, текущая европейская война, подняли из глубин и проявили множество молодых инициативных блестящих командиров. Я их тщательно взращивал, бросая из огня в пламень, опуская в лёд студёной воды, когда необходимо. Жаловал чины и титулы, поднимая вверх ступень за ступенью. Или низвергал вниз. Премию Дарвина тоже никто не отменял. Я растил новую Армию и новый Флот. И битва за Новороссию — это проверка не только их умений, но и моих подходов. А они проверяются только в реальном деле.

Год за годом. Десятилетие селекции. Ведь главные битвы у нас всё ещё впереди. И большинство генералов времён Елизаветы Петровны уйдут на покой окончательно. Большинству из них я не доверю даже кафедру в военном училище. Они будущих командиров научат только вчерашнему дню. Не зря говорят, что генералы вечно готовятся к прошлой войне. Особенно, генералы армии-победительницы.

Поэтому — в топку. В смысле, с почестями на пенсию. Моей Армии и моему Флоту они не нужны. Пусть дают балы, выдают дочерей и внучек замуж, пристраивают сыновей и внуков. Сидят по-стариковски, играют в домино. Зря что ли я его внедрил в обиход. Модная штука стала. Генерал, Осел, Козёл… Многим трудно в шахматы играть.

Моя мануфактура выпускает эти плоские костяшки тысячами наборов в год.

Красиво. Стильно. Дорого. Престижно.

Очень модно в высшем свете.

Мне карманные деньги тоже нужны, и я множу их где и как только могу. Pecunia non olet, так сказал римский император и я с ним согласен. Деньги, действительно, не пахнут. Да, я сейчас самый богатый человек в России, если считать просто личный капитал, но, от лишних трёх рублей я тоже никогда не откажусь. Мне, как сказали бы в Одессе, таки есть на что их потратить. Казна не резиновая. Часто приходится финансировать большие проекты самому. За свой счёт.

Ничего. Дам балов меньше. Построю меньше дворцов. Мне и Лине тяга к роскоши абсолютно чужда. Ровно в рамках приличий. Не более.

Повезло мне с женой.

И, в этом плане, мне Фридрих по духу ближе и понятнее, чем Людовик номер пятнадцать, с его бесконечными безумствами в части роскоши и балов всяких с маскарадами. Франция в долгах по уши и катится в пропасть революции. Как там сказала (якобы) Мария Антуанета? «У них нет хлеба? Пусть едят пирожные!» И покатилась её голова в корзину у гильотины.

Вполне заслуженно, кстати. Надеюсь не допустить того, чтобы наши с Линой головы украсили Лобное место в Москве. Павлу, возможно, повезёт, но нас с Линой точно кокнут вдруг что.

А приезд мой под Ачкалу — Очаков или Одессу — Хаджибей ничего не решит и не изменит. Ну, кроме криков: «Виват!». Тем более что мы там пока только неплотно осаждаем, но не воюем. Пусть полевой Телеграф неповоротлив и приходится линии дублировать, но он мобилен. Переносные малые станции Телеграфа перевозятся на телеге и развёртываются в течение часа. Да, это не Башни Телеграфа. Таких лёгких передвижных станций требуется много. Они ненадёжны. Горизонт у них предельно низок и зависит от складок местности. Но, в Новороссии, в основном степь, лесов почти нет. Зато есть холмы и можно организовать связь. Иногда с использованием воздушных шаров, когда местность не позволяет. Сообщения передаются оперативно. Насколько возможно. Связь — это моё оружие, в котором мы опережаем наших противников лет на десять. Не пушками едиными. Пусть у меня нет дронов и танков, но у меня есть системы Телеграфа.

Зря что ли я создал в своей армии прообраз будущих войск связи? Их подразделения движутся вместе с войсками, и, по мере движения вперёд, оставляют за собой мобильные станции Телеграфа и команду охранения. И таких параллельных линий минимум три по каждому направлению. Так что, более-менее, информацией с мест я владею и мои повеления до мест доходят. Нет смысла рыпаться в герои.

А вот в деле будущего освоения Новороссии я тут действительно нужен.

Подхожу к окну. За окном ночной Киев. Отнюдь не огни моего времени. Лишь отдельные огоньки кое где.

Спит Город.

Великий Город, которому так часто не везло. Проходимцы у власти — это бич. Возможно даже Бич Божий. Я не Десница Господня. Это просто город моей Империи. Один из. А как оно будет в дальнейшем — не мне решать.

Я в прежней жизни был в Киеве десятки раз. Прекрасный город. У меня были любимые места. Я наслаждался ими, всякий раз гуляя там. Но, не сложилось.

Что ж, я брал на штык много городов. Взял бы и Киев, если бы он уже не был моим. Сын в прошлой моей жизни не успел, хотя рядом был. Мне лишь остается попробовать сделать так, чтобы этот Город русским больше не приходилось штурмом или измором брать.

Киев.

Изменилось ли что-то оттого, что я здесь? И да, и нет.

Здесь Ставка. Центр военного управления. Временный центр. Но, отнюдь здесь не столица. Есть ошибочное мнение, что столица там, где Государь. Это не так. Столица там, где столица. Там, где все государственные органы управления. Император вне столицы — это плохо. Император вне столицы — это некий акт. Эпатаж или демонстрация. Будут чиновники ездить каждое утро ни свет, ни заря в Версаль, Царское Село или какое-нибудь Марфино, трясясь в дороге от холода и страха. Но, всё равно, столица от этого не переместится в Версаль, Царское Село или какое-нибудь Марфино. Или в Александровскую слободу. Так это не работает.

Император вне столицы — это плохо.

Потому Императрица сейчас неотлучно в столице, в Санкт-Петербурге, в своём дворце. Не уезжает в Царское Село, Ораниенбаум или Москву. Лина держит в руках все нити государственного управления, пока я в отъезде на войну.

Мой дед, Пётр Великий, уезжая в Европу с посольством, оставил власть князю Ромодановскому. Повезло. Получил власть обратно по возращению. Я бы не оставил власть никому. Пётр был молод, восторжен и глуп. Я оставил власть жене, и то, обеспечив балансы всякие и контроль процесса. В том числе и через Световой Телеграф, хотя история с гибелью Елизаветы Петровны показала, что и на старуху бывает проруха. В общем, пусть текущая власть у Лины, но, вся Власть, у меня. И Лина ничего сделать не сможет против меня, даже если захочет. Мне истории одной, не случившейся, Екатерины Алексеевны достаточно.

Помню.

У меня и против Павла Петровича есть механизмы. И против Екатерины Антоновны. И против Елизаветы Антоновны тоже. Равно как и против Иоанна Антоновича тоже.

Я не мальчик с улицы.

Оборачиваюсь. Стойка со шпагами.

Вынимаю свою.

Взмах.

Звук рассекаемого воздуха.

Смотревшие всякого рода фильмы с мушкетёрами не понимают, что такое шпага. Шпага — это меч. Полтора килограмма сверкающей стали. В полтора раза тяжелее снаряжённого пистолета моего времени. И шпагой нужно ещё и рассекать воздушное пространство. И тыкать этой железкой в тушку противника.

Рассечь врага пополам у вас шпагой не выйдет. Тут тяжелый меч нужен. Но, шпага — это тоже меч. Пусть и лёгкий.

Павел, вне дома, почти всегда в броне и при шпаге. Может, это и мальчишество. Нравится ему эта бравада. Этот милитари-шик. Нравится? Хорошо. Я только за. Он вырастет. А с ним вырастет и размер его кирасы. Зато Армия всё время видит Наследника. Видит того, кому она присягала. Не жеманного мота и любителя утончённых непотребств. Армия и Флот присягали не мальчику, но мужу, который с ними на каждой войне. Солдаты видят его. Самозванцам (и не самозванцам) будет сложнее отнять у него Корону. Елизавета Петровна смогла свергнуть Анну Леопольдовну трёмястами даже не головорезами, а просто тремя сотнями не пойми кого. И при этом Армия, Флот, и, главное, Гвардия — бездействовали. Я же пытаюсь создать систему, когда дворцовый переворот возможен, но всегда чреват выступлением войск, которые поднимут на штыки того, кто попытается свергнуть или свергнет монарха. Но, тут важно чёткое понимание Престолонаследия.

Шпага встала на своё место. Тут не Зал Клинков. Тут Киев. Тихий провинциальный город. Но, это Киев. Великий и легендарный. Один из центров русской культуры и Веры Православной.

Сегодня вот, с Павлом, открывали новое архитектурно-строительное училище. Вроде мелочь. Очередное училище. Мало ли их теперь в нынешней России? Немало. Но, специализация киевского, ко всему прочему, строительство храмов. Тоже нешуточный вопрос. Нам вновь нужно осваивать эти земли. Ставить мосты. Строить города. И окормлять людей.

Южнее Кременчуга и Переволочны у нас просто Дикая степь. Нет, там есть и запорожские казаки, и население кое какое в Черкассах и прочих, но цепи наших крепостей нет пока. Новую Сербию и Бахмут татары сожгли. Надёжна только старая линия южных опорных городов, отстоящая от Днепра восточнее. Они опираются на прежнюю, ещё времен Московии, Засечную Черту, прикрывавшую тогда ещё Русское Царство от набегов. Прикрывавшую не всегда и не обязательно надёжно. В конце концов Москву сжигали во время набегов. И не только поляки. Кочевники Крымского Ханства, в союзе с нашими прекрасными союзниками из Сечи Запорожской, тоже сжигали и грабили Москву и всю нашу Русь. Украинская линия, идущая южнее и восточнее Изюмской Засечной Черты, как показал последний поход крымцов и ногаев, сильно расстроена.

Конечно, я сделаю то, за что в моё время всякие украинские деятели-историки проклинали несостоявшуюся здесь Екатерину Великую — разгоню всю эту пьяную лихую вольницу — Запорiжську Сiчь к чертям собачьим. Такие союзники, которые готовы ударить в спину в любой момент и которым Россия априори должна всегда и за всё на свете, и должна ещё повиниться при этом, мне тут ненадобны. Нет-нет, ребятки, все на фронт. На Кубань. На Днестр. Остров Хортица и Днепр как-то обойдутся без вашей беспробудной и бессмысленной вольницы. Докажите свою верность России. Или становитесь русскими людьми. Никак иначе. Другие вы мне не нужны. Приходите. Принимайте Присягу Императору Всероссийскому. Даже закрепощать не стану. Но, Сiчь — это туда. В дальнюю Степь. За горизонт. Я слишком хорошо знаю историю после. Вы мне тут не нужны с дулей в кармане.

Вообще, в Новороссии будущей, крепостное право мной не предусматривалось ни для кого. Да, его тут толком и не сделаешь. В моей истории России понадобился почти век на то, чтобы нормально заселить эти земли. У меня лично нет столько времени, хотя я, как всякий нормальный правитель и государственный муж, мыслю столетиями вперёд, не теряя нить времён, памятуя столетия прошлого своего народа и своей земли.

И у меня нет времени, и у Российской Империи его нет. России нужен хлеб, нужен уголь, нужна руда, нужна металлургия и прочие фабрики. А для этого всего нужны рабочие руки. Вольные рабочие руки. Пример Урала и Поволжья показал-доказал, что крепостные — это не выход в данной ситуации. Эффективность слишком ограничена. Но, и отменить крепостное право я пока не могу. И не только потому, что меня просто задушат гвардейским шарфом. Российская экономика этого просто не выдержит сейчас. Только поэтапно и на новых землях, не ломая хозяйственный уклад, который уже как-то сложился в стране.

Вообще, это только в киношках и книжках про попаданцев можно «Священным Авторским Произволом» учредить что угодно и провести любые реформы. Увы, попробуйте провести радикальные реформы в СССР 1970−1980-х годов. Один Меченный дурак уже пробовал. А у меня тут всего лишь 1760-й год от Рождества Христова.

Вот взять, к примеру, моё желание ограничить срок службы в Армии и на Флоте хотя бы до двадцати пяти лет выслуги вместо пожизненного служения. А лучше до двадцати для рядового и унтер-офицерского состава. Вы думаете, что солдат обрадуется этому? Да как бы не так! Нет! Плюньте либеральным радетелям о счастье народном, типа тех же декабристов (прости Господи), в их хрустобулочные морды! В их фантазии безумные! Они же о себе любимых пекутся! Для них Царь-Батюшка ненавистен именно потому, что он сдерживает их порывы закабалить всех и вся! Поверья народные о Добром Царе взялись отнюдь не на пустом месте. Народ чутьем своим глубинным понимал, что лишь Богопомазанный Царь может хоть как-то защитить простых людей от ЭТИХ.

Да. Жалует Царь, но не жалует псарь. И страшно представить, что сделают с людьми псари без Царя. Их не будет сдерживать вообще ничего. Бога они не боятся, а на земле им бояться будет некого.

И восстания типа пугачёвского — это просто лишь фон. Да, у нас не 1917 год, революции не случится, но…

Но, даже, возвращаясь к ограничению срока службы в Армии, это будет воспринято теми же офицерами-дворянами, как послабление (можно не всю жизнь служить, а, к старости, нахватав наград и почестей, отправиться пить наливочку в своё собственное пожалованное имение), но вот солдатами и унтерами это будет воспринято яро злобно и крайне агрессивно. Жизнь солдата и моряка в Империи (любой) всегда намного вкуснее и надёжнее, очень гарантированнее, чем жизнь вечно голодного крестьянина, тем более крепостного. Многие молодые парни с радостью записывались в солдаты, только чтобы вырваться из этого бесконечного цикла — бесконечный, практически каторжный труд в поле, голодная жизнь, и беспросветность для тебя, и семьи твоей.

В Армии, и, особенно на Флоте, сравнительно, прилично кормили, одевали. Для вчерашнего простого крепостного, жизнь вполне себе надёжная и удачная. Не говоря уж, что солдат за время своей службы повидает новые земли и края. У него даже мыслей нет о том, чтобы вернуться назад в свою голодную глухую деревню. Фантазии и мечтания о беззаботном детстве — это просто фантазии. А тут, вдруг, говорят солдату — двадцать пять лет отслужил, и ТЫ СВОБОДЕН! В деревню!

Да они меня на штыки поднимут за такое кидалово.

Угробил солдат или матрос всю жизнь молодую, служа Императору и Империи, а их на старости лет выбрасывают на помойку жизни этой самой? Это благодарность такая? В эти времена сорок лет — это очень серьезный возраст. Тем более после битв и бесконечных походов. Пятьдесят лет — почти старик почтенный. На завалинке патриархом рода сидеть. Вот я могу их так «освободить и осчастливить»? Что будет делать такой, уже сильно немолодой, мужчина, вернувшись в свою деревню? У него нет ничего. Ни реальных знаний крестьянской жизни, ни, главное, здоровья. Для общины он обуза. Отношение к нему такое же. Жениться разве что на вдовушке. Дети? Не факт. Может быть. Но они не подспорье семье. Когда они подрастут, мужик уже одряхлеет совсем. Что солдату-ветерану делать с ЭТОЙ СВОБОДОЙ?

ОСЧАСТЛИВИЛ Я ИХ, ДА?

Да буду я трижды проклят, с их точки зрения, за такую СВОБОДУ!!!

И тут явится Емелька Пугачёв или Иоанн Третий и пообещает мужику и солдату… Армия не станет ждать своей заслуженной пенсии (прости Господи).

Так что вернуть ветеранов обратно, в их деревни, вообще не вариант.

Но, и без отмены (пусть и поэтапной) крепостного права — тоже не вариант. И отмена не вариант. На том же Урале, на Волге остановятся заводы, верфи и фабрики. Нет сейчас столько свободных рук. Рабочий класс ещё нужно формировать. И это, не говоря уж о крестьянском труде в части производства хлеба насущного. Экономика Империи просто рухнет с такими прожектами.

Стук в дверь кабинета.

— Да!

Флигель-адъютант полковник князь Барятинский доложился:

— Государь, срочная депеша.

— Давай.

Читаю. Ну, что сказать. В Константинополе новый султан и халиф. Добравшиеся до османской столицы татары вместе с янычарами придушили миролюбивого Мустафу III. Восставшие посадили на трон, томившегося в Кафесе с другими наследниками, Баязида так же номером Третьего. Тот сразу войну России и объявил. Событие ожидаемое. Но, были надежды, что французы от последнего шага турок удержат. Хотя, маршал де Ришелье и преуспел с избиением Ганновера, сейчас наше возвращение к избиению Пруссии Парижу кажется неуместным. Так что турки нас займут в ближайшее время.

Были у меня надежды, что, хотя бы, год — полтора у нас есть в запасе, чтобы разнести войну против Крыма и Константинополя с новой европейской. Но, не всё так, как мы хотим в этой жизни.

Даст Бог, султану не отсыпали много денег на эту войну. И в Париже и в Лондоне с ними сейчас не густо. Но, могут и поскрести по сусекам. А значит, снова надо гнать в Средиземное море флот. Бурбоны борьбу ирландцев и без нас поддержат.

Что ж, война так война.

Видит Бог — я не хотел.

Не из-за миролюбия нашего. Отнюдь. Османы — серьезный противник.

Мы не готовы. Как всегда. Одно дело гонять татар кочевых по Крыму, а другое дело сцепиться с, пусть региональной, но сверхдержавой. Во всяком случае, на Чёрном море османский флот господствует безраздельно. Да и в целом. Одних турецких крепостей сколько в том же Крыму.

И война — это про деньги. Их всегда мало. Рубль к рублю, но миллиона всё равно не хватает.

У нас даже походная телеграфная линия доходит только до Перекопа. Донская эскадра вполне уже годная, но на Днепре достроенного флота почти и нет. Пороги.

Все планы боёв и строительство надо ускорить.

— Иван, — позвал я своего флигель-адъютанта.

— Да, Ваше Императорское Величество, — князь Барятинский возник в моей двери.

— Извести членов Ставки что я собираю всех, — дал я распоряжение, — через четыре часа. И сообщи каждому приватно, что турки войну объявили, ступай.

Полковник «взял под козырёк». Иван Сергеевич расторопен и смел, отдавая ему поручение или приказ я всегда был уверен что они будут исполнены.

ОТТОМАНСКИЙ ХАЛИФАТ. АЧ-КАЛА. 14 июня 1760 г.

«Ну-ка гренадёры — надевай мундёры»…

Колонна Первого гренадерского полка пела слажено.

'Проверяй затворы, расправляй усы!

Только-бы пуля, да буря-непогода

С дуру не попортила нашей красы!'

Иван оглядел вверенный ему третьего дня второй батальон. Орлы! Все как на подбор с иголочки. Под камзолами легкие стальные кирасы. На суконных митрах стальные же, с начищенными до блеска двухглавыми орлами налобники с кожаным козырьком. У самого комбата такая же митра, только кожаная да орел позолоченный и кираса попрочнее. Позолота, офицерский горжет, да три звезды на погонах подполковника не сильно его заботят. Даже если есть у турок его вчерашние коллеги-меткачи, то отличие Анучина от своих солдат трудно будет рассмотреть. Будь он с фузилёрами так приметен, был бы его эспонтон с серебряной кистью. А у его солдат в строе каждый десятый тоже с удобной для бомбард рункой. Попробуй её со стены от эсподона отличи. У остальных ружья с примкнутым штыком. Зарядка с казны. Так что можно хоть на ходу перезарядить. Но пока не до того. У унтеров и офицеров штуцера есть и пистоли. До них и бебутов дойдёт, как удастся стены пройти.

Пока комбат рассуждал, песня пошла по новому кругу.

' Эй, гренадёры, отставить разговоры,

Запевала нашу запевай

И не щадея глоток и не жалея пяток

В направлении Берлина выступай.'

Анучин попал в батальонные командиры из госпиталя. Его орлы где-то под Керчью, а он-то, как по весне простудился, так два месяца в Казы-кермена в госпитале у дивизионного врача Полетики и пролежал. Еле выкарабкался, спасибо Ивану Андреевичу. Побольше бы таких русских врачей.

В конце мая турки объявили войну. В госпиталях готовились к приему новых раненых. Выздоравливающих отправили долечиваться в осадную армию. Четыре дня назад Иван сюда и прибыл. Старый его знакомец, граф Румянцев, командовавший осадой Ач-калы поставил его временно на батальон гренадерского полка. Прежний комбат сейчас полком командует, а генерал-майор Чернышев повышен до командира дивизии и ведет их «вторую колонну» на штурм крепости. Вот и доверили Ивану батальоном командовать. Так вот строевым командиром Анучин и стал.

Не его профиль? Ну, так зря что ли на Стратегических курсах учился? Да особой нужды ему тут изворотливость ума применять не надо. Солдаты обучены, дисциплинированы. Офицеры боевые: все или у Цорндорфа бились или на Маастрихт хаживали. Так что, немало и знакомцев. Труса уж точно не будут праздновать.

Вот и ведет он своих солдат к огрызающейся турецкой крепости. Ключу от Днепровского лимана. Начали на рассвете тихо, но турки быстро опомнились и первую атаку отбросили. Потому и поют сейчас гренадеры не таясь. Но, турки их не слышат. Ворота и стены русская артиллерия сносит. Окопались артиллеристы за год хорошо, так что пока ими и заняты пушкари турецкие. С моря вон тоже грохот доносится. Значит какие-никакие корабли из Белховича дошли и не дают турку с моря по гренадерам стрелять.

Впереди с грохотом рухнула стена.

Судя по доносящимся командам, первый батальон вошел в зону обстрела турков.

— Разомкнуть строй! Дистанция вытянутой руки! Интервал по удару штыка держать! Быстрей шагать!

Авангард полка уже подобрался к низу пробоины и начал карабкаться по битому камню. С уцелевших частей стен зазвучали частые хлопки. Идущие по флагам гренадеры стали часто оседать.

— С пятой шеренги по бойницам, по готовности, пли! — скомандовал Анучин.

Первым шеренгам патроны в стволах могут и понадобится. А у следующих может ещё быть время что бы перезаряжать.

Захлопали выстрелы гренадеров. Не прицельные. Но плотность была достаточной чтобы остудить стрелявших в первый батальон турок. Пользуясь передышкой авангард полка почти добрался до вершины насыпи. Но, чуть раньше туда подоспели защитники крепости. Как только первые их головы показались из-за битого камня, ближние к ним ряды гренадер начали разряжать свои фузии. Турки тоже стреляли. Но редко. Преимущество казнозарядок снова было несомненно.

Следующие волны защитников гренадеры приняли уже в штыки. Будь против них янычары или хумбараджи, наступающие бы вперед не прошли. Но откуда лучшим войскам султана взяться в отдалённой крепости их империи? Ополченцы-азапы и добровольцы-делы, состоявшие к тому же в немалом числе из бежавших в крепость и спешенных там ногаев, сдержать наступления кадровых русских частей не могли. Лавина наступавших ворвалась в город и забралась на его стены.

Бой был жестокий. Сопротивлялся кажется каждый дом. Старший из офицеров на два сводных уже полка Анучин принимал капитуляцию Бекир-паши трёхбунчужного коменданта Ач-калы в текущем кровью камзоле, с багряной кисточкой эспонтона и хлюпающим в ножнах бебутом. Пистолеты его и поломанная сабля лежали где-то в городской грязи среди десятков тысяч тел турок и тысячи русских воинов. Время Ач-калы истекло, золотое знамя с двухглавым орлом гордо реяло над новым городом Российской Империи.