Петр Третий. Огнем и Мечом

Глава 4 Король и Император

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ОРАНИЕНБАУМ. ПАРК. 15 сентября 1757 года.

— Христиан Август, по-моему, вы преувеличиваете, — пытался я остудить пыл своего обер-камергера, — дядюшка Адольф слишком осторожен чтобы принять британцев.

— Ваше Величество, Питер, епископ Любекский, старается сам ничего не решать, — продолжил вещать мне мой старый наставник, — но его супруга Амелия очень активна и благоволит своему брату, она может без согласия попытаться вмешаться и переправить своих соотечественников в Гольштейн…

Вчера до нас дошла весть о подписанных в Цевене условиях выхода из войны Ганновера. Пришло через французов. Так что я пока не особо верил всему ими сказанному. Уничтожение нами прусского корпуса под Гросс-Егерсдорфом и оккупация Восточной Пруссии, конечно, растянула к востоку прусские силы. И Берлин не мог пока помочь Ганноверу. Принц Уильям Август, конечно, та ещё падаль, но, как бы не обзывали его шотландцы Камберлендским мясником, командующим он был не плохим и мне трудно было поверить в подписание им фактически полной капитуляции его армии перед французами и дармштадцами. Ганновер выходил из войны, его войска отплывали в Англию, союзные же им разоружались. Французы, по условиям «Цевенской конвенции», до конца войны размещались в германских владениях моего царственного брата Георга, а также в Гессен-Касселе и Брауншвейг-Вольфенбюттельде. Пруссия оказывалась в кольце врагов, вступивших в её границы. И у неё мог появиться соблазн метнуться на помощь ганноверцам, прихватив «по пути» и мои родовые земли. Но, у нас там не всё так просто.

— Полноте, Броксдорф, переговоры шли при посредничестве Дании, а у нас там такая чересполосица, что даже если Амелия сможет провести англичан по воде из Штаде, то французы не последуют за ним чтобы не обидеть посредника, — меня уже забавлял сегодняшний напор престарелого генерала.

— Но, Ваше Величество, даже если так, то момент для дальнейшего наступления очень удобный, — продолжал упорствовать Христиан Август фон Брокдорф, — мы сейчас можем своим наступлением принудить и пруссаков к сдаче, и французов, не желающих отдать нам Берлин, от Гольштинии отвлечём.

Кто же так накрутил моего генерала? Вчера мне было не до беседы с ним. Воздвижение Креста Господня — двунадесятый господский праздник, у меня полдня на службы ушло, а вторая на арсеналы да госпитали. И, главное, зачем паниковать? Даже если Ганновер пал, то нам только польза. Война фактически заканчивается. Пруссию мы с Францией и Англией быстро дожмём. Может даже без нас справятся.

Конечно, я рассчитывал на большее. И в части земель и тренировки армии. Но, с другой стороны меньше денег потратим, и людей сохраним. А с нас и Восточной Пруссии хватит. К присяге мы тамошних обывателей привели, Царство Прусское в титул мой включили, Канта на факультет философии в Москву наняли, осталось только Кёнигсберг переименовать. В Царск или Королевец, а может в Балтийск. Никто против не будет. Швеция вернёт себе Штеттин, Австрия Силезию, Франция кое-что в колониях и может ещё Клеве с Бергом прихватит. Так что…

В целом, битва при Гросс-Егерсдорфе родила новую Легенду, вдобавок к Легендам Маастрихте и Гельсингфорса. И пусть я не командовал непосредственно войсками в Гросс-Егерсдорфе, но всё понимали, что без меня эта победа бы не состоялась или была бы не такой блестящей. В общем, мой авторитет снова вырос.

Вообще же, мы и при Елизавете Петровне готовились, и при мне готовились. Я не стал повторять некоторых её ошибок. Например, не назначил Апраксина командовать армией, сразу назначив Салтыкова. Подготовка к сражению была проведена намного лучше, а то тот же Апраксин, имея кратно превосходящую пруссов армию, умудрился даже не провести разведку местности перед боем и растянул сильно свои силы, дав пруссакам возможность занять лучшие позиции и активным внезапным манёвром серьезно потрепать наши войска на марше. Да и полно других ошибок наделал Апраксин, осторожничая и уверенный в том, что Фридриха победить невозможно.

С графом Салтыковым я потратил много времени на подготовку к сражению. И к войне в целом. Перед войной возможные (и памятные мне) места сражений посещали наши дипломаты, военные и купцы, внимательно изучая местность. Во время марша и во время сражения мы активно использовали воздушные шары с наблюдателями. Шары двигались вместе с войсками, привязанные к подводам, гружённым камнями и песком, которые тащили вперед четыре или шесть лошадей в упряжке. Темп движения колонны был сохранён, а голубиная почта давала Салтыкову и его генералам информацию о реальной местности вокруг и не допускала внезапного удара по нашим войскам. Кроме того, летучие отряды гусар и калмыков обеспечивали непосредственные данные с поля, корректируя данные от наблюдателей воздушных шаров. С воздуха тоже не всё видно. Леса и овраги с кустами могут прятать неприятеля и их батареи. Так что доразведка проводилась со всем тщанием, давая возможность отцам-командирам ясно видеть местность, противника, учитывать всякие моменты и вносить поправки в схему сражения.

У нас было кратно больше пушек, чем у прусской армии. Полковая артиллерия, артиллерия полевая, секретные дальнобойные гаубицы числом в сто единиц. У нас было намного больше боеприпасов и для пушек, и для ружей, и для оружия кавалерии, по сравнению и с войском Пруссии, и несостоявшейся армии Апраксина. Благо российская промышленность могла производить предостаточно и вооружений, и боеприпасов, а выстроенная железнодорожная, речная и морская логистика позволяла накапливать это всё счастье на складах ближе к западным границам. Я помнил ситуацию в русско-шведской войне, когда у шведов на бумаге всё было хорошо, а потом, внезапно, склады оказались пусты. Мы старались категорически этого не допускать.

Заводы Сестрорецка, Тулы, Петербурга, Москвы, Нижнего Новгорода, Екатеринбурга… клепали оружие и боеприпасы. Конечно, армия и война — это только оружие. Солдата нужно одеть, накормить, спать уложить и дать развлечься. Иначе это не армия, а унылая уставшая толпа с оружием. Да, мы по-прежнему уступали прусской армии в выучке стрелков, но наша армия была лучше вооружена и обучена, и нас, элементарно было намного больше. Так что, если война закончится быстро, весь этот массив войск и припасов придётся применять в другом месте. Полностью обученная и снаряжённая армия не может просто стоять. Иначе пушки начнут стрелять сами по себе.

И, да, армия наша умеет воевать не только вне распутицы весны и осени в летний сезон, но и обучена воевать зимой. Серьезно и быстро воевать, что является ещё одним нашим преимуществом перед противниками и союзниками.

Можно ли считать Русскую Армию ныне лучшей в Европе? Не знаю. Одной из лучших — да. Готовы ли мы сейчас воевать со всей объединённой Европой? Особенно, если европоиды присоединят к коалиции против нас ещё и Османскую империю? Скорее нет, чем да. Проблемы Крымской войны середины XIX века актуальны и для нас нынешних. Главный затык — логистика. Мы можем быть сколь угодно сильны в одном или нескольких направлениях, но мы не можем оперативно перебрасывать войска с одного театра военных действий на другой. От Швеции и Пруссии до Крымского ханства, Османии и Кавказа. А если ещё из степей Туркестана двинут в набеги местные племена, да ещё и внутри России начнутся бунты, типа Пугачёва или Разина, то нам будет ничуть не лучше, чем было Николаю Первому в Крымскую войну.

Поэтому, РАЗДЕЛЯЙ И ВЛАСТВУЙ. Старый римский принцип. Но, и наши враги отнюдь не дураки. Будут разжигать и стравливать. И вести переговоры об объединённом союзе против «варварской Московии». Потому торопиться побеждать нам не стоит. Пусть сначала наши противники и союзники ослабят, а лучше истощат друг друга…

Брокдорф вернул меня на грешную землю.

— И всё же, Петер, — надо бы хотя бы флот к Килю отправить, и тысяч пять солдат послать, — продолжает барон фон Брокдорф, — и выдвинутся бы хотя бы к Данцигу.

Кто-то ему всё же напел. Надо узнать кто. Голландцы или австрияки?

— А вот это идея хорошая, генерал, — останавливаюсь я, заставляя долговязого старика сделав по инерции ещё несколько шагов развернуться ко мне лицом, — флот туда наш пойдет, и не один, время не спокойное, студентов и труппу «Русского театра» надо сопровождать.

Смотрю как вытягивается и без того длинная Христиана Августа физиономия.

— Французы или пруссаки если на Киль пойдут, то и десяти тысяч солдат не хватит, — поясняю я барону, — потому герцогство наше и не воюет, а гастроли в Киле, Ростоке и Копенгагене покажут, что и не собирается, для солдат же у нас сражений ещё хватит.

По листьям засеменил собиравшейся с утра силами дождь. К удаче.

Мы уже молча поспешили к Дворцу. Бабье лето — закончилось. А война — нет.

ПРУССИЯ. ШТЕТТИН. 17 декабря 1757 года.

— Ваши задачи Генрих, просты, — вещал Фридрих Прусский генералу фон Мантейффелю, — вы продолжаете шведов в Штральзунде держать и смотрите что бы русские не появились в Померании.

— Ваше Величество, после пленения корпуса Левальда, и с учетом возможных десантов русских у нас мало сил для решения этой задачи, — барон фон Мантейффель склонил голову перед монархом и продолжил, — но я сделаю всё возможное что бы не подвести Вас.

— Генрих, я знаю, что у вас мало сил, — с досадой сказал король, — наши планы здесь расстроило это досадное поражение под Гросс-Егерсдорфом, но перед вами нет сейчас достойных противников.

— Но, мой Король, шведы получили субсидию от Франции и к весне нарастят свои силы, — возразил барон, — а поход русского кайзера на Рейн в сорок восьмом показал их стремительность и непредсказуемость.

Фридрих II поморщился. Голштинский принц вырос. И все увещевания придворных, что Петер Третий случайно прославился под Маастрихтом, да ещё и Германию любит, нисколько не убедили Старого Фрица. Мальчишка прекрасно играл в шахматы и на скрипке, уже одного этого было достаточно для понимания, что правитель Московии очень умен и настойчив. Ещё личный бой Петера под Гельсингфорсом показал Фридриху, что у этого мальчишки за маской зубрилы скрыта настоящая ярость. Почти, как у братца Генриха. Тот, впрочем, слишком осторожен, а вот Петер… Жаль, что от Левальда не вырвался никто из того боя. Что же ещё изобрёл это «Сюрприз московский»?

Иоганн фон Левальд

— Барон, я разделяю Ваши заботы, но, может ли сравниться полученная нами от англичан и французская шведам субсидия? — Фридрих начал прохаживаться перед генералом, — шведы даже называют её подачкой.

В Стокгольме некоторые даже смеются. Письма бывшей принцессы Цербсткой отцу лучшее тому доказательство.

— Русские встали на зимние квартиры, в Данциг, мой Король, — осмелился сказать фон Мантейффель, — флот же активно курсирует между Ригой и Килем.

— Барон, в эту зиму русские не собираются здесь наступать, — Фридрих постарался сказать это уверенным голосом, — Салтыков увел основные силы в Познань, у нас там стоит резерв в Кюстрине и мы его сможем быстро перебросить если они пойдут к вам, а не в Силезию, к тому же, вы знаете, что в мы намерены французов из Ганновера прогнать, а для этого нужны все свободные силы.

Генерал поклонился. Он понимал, как крутится в Нижней Саксонии, после почти состоявшегося предательства англичан, принц Фердинанд Брауншвейг-Вольфенбюттельский. Но, Генриху фон Мантейффелю и своих проблем не мало. Да и судьба пленённого кузена и убитого племянника заставляла опасаться русских.

— Мой король, французы не умеют зимой воевать, — начал он осторожно, может перебросить часть сил к Лауэнбург, тогда Петер вынужден будет русский корпус в своё герцогство морем послать…

— Оставьте, Генрих, Гольштейн не воюет, — махнул рукой Король Прусский, — мне уже предлагали захватить Киль и потом его на Кёнигсберг поменять, только Петер так меняться не будет.

— Почему? — удивился барон.

— А Вы сами стали бы в его положении менять? — саркастически заметил Фридрих, — для него Гольштейн балласт.

— Но ведь этого его родовые земли, — уточнил генерал.

— Ну и что? Он без них как был Императором, так и будет… — Фридрих вздохнул и не стал уточнять, кто он сам будет без короны Восточной Пруссии, — выхода по суше у него туда нет, в океан же мимо Зондских проливов там ходить поля и леса мешают. Я даже, вообще, думаю, что он его бы как раз устроил обратный размен, только у Пруссии туда тоже прямой дороги в океан нет, её союзный пока Ганновер преграждает.

Петер Дритте изобретательный человек! Похитрее даже его деда Петера Великого. Одно слово — немец. Фридрих понял, что его в Киль приглашают, когда услышал про направленный туда вместо войск театр. Но, он постарше этого петербургского мальчишки будет. И призадумался. Молодой голштинец уже много чего наизобретал и сделал. Прожекторы вот для связи в эту войну вся Европа пользует. Ну и термосы хороши и новое обмундирование. Гаубицы были интересны у него в Голландии. Чем-то новым наверно и Левальда удивил русский немец. Эх. Знать бы чем. Уж не эти же чадящие «паровозы» он на войну приволок. Они и в мирной то жизни только зря дрова сжигают.

МОСКВА. ПЕТРОВСКИЙ ДВОРЕЦ. ОПЕРАТИВНЫЙ КАБИНЕТ. 9 января 1758 года.

Традиция ездить в Москву важная, но очень муторная. Санкт-Петербург конечно забрал все высшие инстанции себе, но Москва третье столетие реальный центр. Здесь центр торговли и реальные нити управление, переплетённые родовыми узами кланы русского купечества и боярства. Санкт-Петербург пока витрина, убежище власти, он только при Елизавете Петровне, светлая ей память, начал расцветать. А реальная жизнь, по-прежнему здесь — в Москве. Здесь зимует большинство моего нетитулованного исконного дворянства. А в них пока опора государства. Так что Императору Всероссийскому нельзя старой столицы не посещать.

Смотрю из окна. За колоннами парк, Моховая, стены и башни Кремля. Место хорошее — мне даже видно Ивановскую и Соборную площади. Надо будет ещё ели вдоль кремлёвских стен рассадить. Голубые вроде из Айдахо? Или из Колорадо как жуки. Надо дать задание очередной готовящейся в те края экспедиции. Найти и привезти. Ели конечно. А то как-то даже непривычно.

Два года как закончил Ухтомский наконец весь комплекс моего Петровского дворца. Пожары, случившиеся в Москве в дни гибели тётушки моей Императрицы Елизавета немного освободили участки вокруг Ваганьковского холма. Я их оперативно скупил, а проект Дмитрия Васильевича подправил и расширил. Денег было жалко, так что пришлось и с предложенной Ухтомским барочной лепниной и позолотой повоевать. Князь даже отстранился немного, стал своих учеников к воплощению моих псевдоантичных идей привлекать. В результате у меня первый, пожалуй, почти неоклассический дворец от Петра Никитина с элементами русского стиля и привнесённой Матвеем Казаковым псевдоготикой. Молодых проще было убеждать. Даже вдохновлять скорее. Потому у меня снаружи хоть и чуть эклектично, но строго и красиво. Внутри же лаконично, функционально и удобно.

Вот и этот зал под куполом не просто хорошо освещён и отоплен, но и позволяет большие совещания собирать. Оперативный кабинет. С рабочим и деловым кабинетом Императрицы и моими Большим и Малым их совершенно не спутать. Комната для совещаний. Даже скорее стратегических игр. Мозговой центр Империи. В Санкт-Петербурге такой же я думаю в новом дворце создать. Даже лучше. Место тоже высокое. В прежнем будущем там Таврический дворец. А сейчас предместье, где мое конногвардейцы квартируют.

Но, это после войны, а сейчас мы тут собрались чтобы эту войну обсуждать. Оперативным кабинетом, в оперативном кабинете.

Перед нами стол с картой Европы, глобус ещё большой, из Киля, чтобы можно и другие земли обозревать. Я ж не зря титулуюсь владетелем всякого рода Обеих Алясок и Гавайев с Антарктидой?

Через пять минут начнём. Вижу уже что прибыла карета вице-адмирала Льюиса.

Иду к столу. Здесь у нас по-простому. Случайных людей нет. Потому камердинеру не надо двери открывать и каждого представлять. Лестницы парадной на этот этаж нет. Внизу проверили и на лифте подняли. Гидравлическом. Электрического варианта пока нет. А скрежет винтового или гул парового лифта мне тут без надобности.

Отрываю взгляд от заснеженного Кремля. Красота. На Боровицкую бы ещё часы воткнуть. Наблюдал бы прямо из окна. Но, не сейчас. На Спасской после войны восстановим, а тогда уж здесь. Сажусь. Остальные встают. Напольные часы начинают последнюю минуту отбивать. Входит Льюис. Видно, что устал. Может не стоило старика утруждать? Но, здесь часто до смерти своей служат. Да и не сам он шел на четвёртый этаж.

— Здравствуйте, Государь.

— Здравствуйте, Виллим Фомич, проходите, — делаю приглашающий жест, — присаживайтесь господа.

Что ж пора начинать. Чувствую мы до темна сегодня протолкуем.

— Алексей Данилович, — говорю встающему генерал-поручику Татищеву, — сегодня начнём с вас.

— Государь, в глубинных землях Ваших всё спокойно, татей да разбойников мы ловим, — начал мой генерал-полицмейстер, — только чечены ещё бунтуют, генерал фон Фрауендорф с приданными силами и отрядами соседей пока к покорности их не принудили, но как снега на перевалах убудет — усмирим мы это разбойное племя.

Киваю. И не верю. Не верю, что горцев к покорности принудят. Ещё два с половиной века те точно будут восставать.

— А как с комплектацией провинциальной полиции? — спрашиваю генерала.

— В центральных губерниях нашли толковых на усиление, а Кунгур да Сибирь пока не смогли послать, — разводит руками Татищев.

— Людей нет?

— Есть, Государь, учим, — поясняет генерал-полицмейстер, — смелые-то там и свои есть, а знающих указанные вами науки пока только в столицах можно перенимать.

Киваю. Понимаю я его трудности. До недавних дней на Москве вообще в первых сыскарях был Ванька Каин. Тот ещё тать. Поймали, изобличили. В крепость посадили. Там он новых криминалистов моих и учит. Повесить я его всегда успею, но знаний, как у Ваньки, я сам не смогу передать.

— Спасибо за службу, садитесь, — говорю Татищеву, — в вам Василий Иванович есть что нового здесь сказать?

Суворов встаёт, говорит кратко и сухо.

— В моём ведомстве всё по-прежнему, новых угроз Державе Вашей нет, Государь.

С главой Тайной Канцелярии мы ещё вчера всё обсудили, в том числе список тех, кто здесь будет. Не всё так безоблачно, но нет того что всем здесь надлежит знать.

— Благодарю бургграф, садитесь, — закрываю тему.

А отец-то будущего князя Италийского, принятую от Александра Шувалова, ношу тянет. За то и титул. Нашел бы он мне ещё следы Иоанна Антоновича, я бы и на графа не поскупился. А вернул бы бывшего Императора, так и князя мог бы дать. Но, пока нет вестей об Иване III пусть с немецким титулом походит. Французских «маркизов» да «баронов» я решил пока не раздавать.

— Христофор Антонович, — обращаюсь я к своему премьеру.

— В прошлом году недороду не было, доходов с таможен да от податей больше намеченного собрали, Государь, — начинает поднявшись Миних, — армейские запросы и прошения от ведомства Императрицы Елизаветы Алексеевны удовлетворены полностью, чугуна и стали сделали на двадцатую часть против прошлого года больше, золота даже на восьмую с приростом, сукна тоже больше произвели и продали, пароходы на Волге и Исети строим, железную дорогу к Кунгуру ведут от Усть-Утки, даже ещё Демидовы свою к Чусовой с Тагила тянут…

— В общем год у нас хороший? — останавливаю главу моего Кабинета министров, в бумагах, лежащих на столе у всех нужные цифры есть, а старый инженер на память может ещё час продолжать.

— Именно так, Государь, — отвечает Христофор Антонович, — прогноз на начавшийся год хороший, если какой засухи или мора не будет, то ещё прирастём.

— Даст Бог таких сюрпризов не будет, — завершаю диалог, — спасибо маркграф.

— Пётр Семёнович, — говорю начинающему генерал-фельдмаршалу Салтыкову, — обрадовали вы нас в прошлом году победами, готова ли армия снова наступать?

— Государь, армия рвётся к сражениям, — отвечает с поклоном граф, — в провианте и припасах боевых, да оружии нам отказа нет, готовы, как австрияки в прошлом октябре, по весне хоть Берлин взять.

Старый вояка говорит с юмором. Но, настроения в армии отражает верно. Вдохновили моих солдат взятие Мемеля и сдача немцами после разгрома под Гросс-Егерсдорфом всей Восточной Пруссии вместе с Кёнигсбергом. Только вот Фридрих Прусский умеет такие горячие порывы охлаждать.

В целом, битва при Гросс-Егерсдорфе показала и нашим войскам, и всей Европе, что Русская Армия и Россия в целом стали намного сильнее и организованнее. Мы скрывали подготовку к войне, как только могли, всячески занижая наши успехи и возможности, но, хорошо обученная и вышколенная в манёврах и походах, восьмидесятитысячная экспедиционная Армия не рождается вдруг и на пустом месте.

Четыре года я на Троне и моя Армия — это не только солдаты. Это промышленность, это наука, техническое развитие, логистика, это инициативные генералы и офицеры, это деньги, это передавая военная наука в конце концов!

Война и подготовка к ней — это всегда чудовищно дорого. И будь экономическая ситуация в России ощутимо хуже, то мы бы не вытянули ни войну, ни предвоенные мероприятия.

— Ещё раз Вам и всем воинам русским спасибо, Пётр Семёнович, — благодарность за такое дело никогда лишней не будет, хоть я за все победы щедро всем причастным отдарился, — чуть позже мы все тут обсудим, как нам Берлин лучше взять, да не так как гусары генерала Хадика, а, чтобы долго не отдать.

Все улыбаются, зашедший на полдня в Берлин словак Андрей Хадик уже стал притчей во языцех. Но, нас, «пограбить» не устраивает. Нас устаревает чтоб Берлин без нас не мог головы поднять.

Показываю рукой садиться.

Смотрю на вице-адмирала. Англичанин встаёт.

— Ваше Величество, Флот Российский в полном порядке, кроме неизбежных на море приключений, — начинает глава Адмиралтейств-коллегии, — в Балтике мы со Шведами хозяева. Ни британцев, ни пруссаков в наших водах нет, на Каспии пока лёд, а в дальние колонии мы плаваем беспрепятственно.

Пока моряки ещё здесь по морю не ходят, а плавают. И главное толк от них есть. Как и «неизбежные приключения». Чуть два линкора под Новый Год не угробили. Маневрировали в проходе косы у Пиллау, да не выманеврировали — бортами встретились. Неосвоенный видите ли фарватер. Ладно. Разберутся. Научатся. Время у них ещё есть.

— Благодарю, адмирал, — повышаю условно докладчика в чине, — садитесь.

Надо бы ему что ли действительно звание дать. Хотя, ему скоро на покой. Я «первым лордом Адмиралтейства» стараюсь никого дольше года не держать. Ладно отличится флот в этом году в Померании — дам этому давно русскому флотоводцу титул. А адмирала получит при выходе на пенсию. Не долго её ему ждать.

Что ж время доклада канцлера. Год выдался в дипломатии удивительный, но граф Воронцов всегда находит возможность впечатлять.

Киваю президенту Иностранных дел коллегии. Воронцов бодро встаёт. Самый он тут за столом молодой. Ну, если мои годы из прошлой жизни считать.

— Государь, — начинает канцлер, как принято у меня здесь так «по-простому», — год и для наших союзников выдался успешным, но осенью они были пруссаками не один раз биты, после смены командующего в Ганновере им с англичанами удалось французов из этого королевства прогнать, Стокгольм просит в долг амуниции и помочь им летом с наступлением на Штеттин, Вена просит направить наш корпус в Силезию, Париж тоже просил выступать активней, но, субсидию, хотя бы в суммах что он выделил Швеции не торопится нам предлагать.

Далась Михаилу Илларионовичу эта субсидия. Откусить от неё я бы ему много не позволил. Хватает и тех взяток что ему иностранные послы заносят, а он с моего благословения принимает, не стесняясь половину на благотворительность жене моей отдавать. Мою установку он знает. Потому мы, в отличии от Стокгольма, у Луя XV денег и не просили. Свои есть. На них воюем. За своё, а не за интересы чужие. Знаем мы, как потом эти невозвратные субсидии приходится разным луям отдавать.

Что же до хотелок союзников в части помощи. То дядюшке моему любимому — королю шведскому помогу чем смогу. За денежку. Французскую. Но Стокгольм и остальные пусть пока сами повоюют. А нам есть куда войска направлять.

Показываю рукой Воронцову садится. На своё место. Кресло главного дипломата, занятое им, как раз то, что мне нужно. Пока война не кончилась менять его точно не буду. Некем пока. Не выросло моё поколение до такого места. Эту войну мне со старыми кадрами выигрывать.

— Спасибо, господа, за вести и за службу, — подвожу черту под введением, — а теперь посмотрим на лежащую перед вами карту, особенно на Кольберг, Цорндорф, Берлин, Штеттин.

Встаю не спеша. Остальные тоже поднимаются «что бы лучше карту видеть», ну и из-за к моей Императорской персоне почтения. Не положено сидеть, когда Государь соизволят стоять.

— В этом году мы с вами должны решительнейшим образом добиться выполнения Решения Сената от пятьдесят третьего ещё года. А именно: «не только оказывать сопротивление все возрастающему могуществу прусской державы, но и воспользоваться первой же возможностью, чтобы подавить превосходными силами Бранденбургский дом и низвести его к прежнему состоянию среднего государства», — обвожу глазами всех собравшихся, — так вот, господа, момент этой «первой же возможности» настал и желания упускать её у меня нет.