Петр Третий. Огнем и Мечом

Глава 12 Наследие и Наследники

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. КИЕВ. 17 августа 1760 года.

Киев, в сущности, совсем небольшой город по современным представлениям. Отнюдь не Москва. Про столичный Петербург говорить не приходится, ведь там сочетание имперского стиля и размеров нового города. Но, Киев-то город очень древний. Древний и давно пришедший в упадок. Жизнь ещё идет — торговая да студенческая. Три ярмарки в год, таможня, Киево-Могилянская Академия…

Павел слегка пришпорил коня, и вся кавалерийская процессия прибавила шаг, следуя за Цесаревичем по улицам старой столицы Древней Руси.

По узким улицам ходили люди. Немало останавливалось поглазеть на всадников. Многие уже видели Императора и Наследника на улицах, а потому и узнавали. Кое кто махал приветственно рукой, кто-то смотрел молча, кто-то шушукался и переговаривался.

Обычный, глубоко провинциальный город, каких немало в России.

Отец, как-то назвал Киев Матерью городов Русских. Почему? Отец на вопрос лишь улыбнулся, пожав плечами. Мол, так говорят. Выражение такое.

Почему? Потому что столица бывшая? Так ведь не первая столица и не последняя. В конце концов, почему Мать, а не Отец? Мать, уж скорее, — Москва. Но, история — тёмное дело. Царственный родитель уж два десятка лет опекает группу тех, кто сочиняет историю. Почему сочиняет? Потому что, в основном, в истории этой сплошные домыслы и догадки, которые сам Император одобряет или отметает. И если про времена вековой давности или, хотя бы, времена Ивана Грозного или Смуты той же, ещё есть записи и какие-то свидетельства, то что было во времена Древней Руси — это сплошные догадки и рассуждения, которые толком ни на что не опираются.

Вот был Рюрик? Или Рорик? Может какой и был. Многие рода России ведут свою родословную от него. Или, к примеру, Софийский собор. Говорят, что построил его то ли Ярослав Мудрый, то ли ещё кто, но это не точно. Старый собор, в общем. Каких-то покрытых мхом времён. Что представлял собой Город тогда? Не сильно отличался от Москвы, когда в ней весь град состоял из Кремля, Китай-города, Белого города и Земляного города. Да и то, больше по названию. Деревянные города всегда горели и горят хорошо сейчас. И от нашествий, и сами по себе. Пойди разберись, что и как было даже сто лет назад, не говоря уж про лет пятьсот.

На пожары списывают отсутствие записей. Мол, даже монастыри горели. И даже Александрийская библиотека сгорела. Так говорят.

Пытливый ум Цесаревича искал ответы среди догадок о прошлом. Не может же быть, что всё сгорело и пропало? Вот и сегодня он отправился в экспедицию по Киеву, разглядывая старые укрепления и сохранившиеся церкви. Ему даже местных знатоков старины подобрали, чтоб объяснять, что и где в незнакомом Наследнику городе.

Не сказать, что Киев Павла разочаровал, но он ожидал большего. Когда Цесаревич пожаловался отцу, тот лишь рассмеялся. Сказал: «Запомни, сын. Историю пишут победители. Почти каждый новый правитель в любом государстве велит исправить что-то в истории, чтобы он и его предки, часто выдуманные, выглядели в глазах потомков героически и основательно. Поэтому не верь всему, что тебе рассказывают. Всё было не так. И до меня исправляли историю, и я исправляю, и ты будешь исправлять, и потомки твои будут. Успокойся на сей счёт». Потом добавил, что более-менее подтверждаемой истории Руси лет двести-триста. А на пятьсот в целом достоверной хронологии нет. Да и то с поправками на постоянные исправления и переписывания летописей. Нет и оригиналов, которых, кроме писавших их монахов до Татищева, никто из историков не видел. В них многое противоречиво и спорно. Киевская летопись Святополка Окаянным величает, узурпатором, а ведь он Владимиру Святому старший сын. Законный наследник. О последнем и наша летопись говорит, а немецкие и польские это прямо отмечают. Даже в новгородской летописи Ярослав четвёртый в списке наследования, а Святополк — первый…. Но тогда сын рабыни Ярослав победил. Святополка с женой полячкой и её духовника, епископа Колобжегского, в темницу посадил. Как было и не узнать сейчас, но, хотя бы, что происходило можно понять из летописей разных стран. Западных, византийских, арабских… Русских хроник раньше Лаврентьевского списка нет. Всё остальное — народные сказания в вольном изложении переписчиков.

Но, Павел не был удовлетворён словами отца. Павел искал ответы. Он — Наследник. Это его Отечество. Как он может править, не понимая страну свою и народ свой?

«Откуда есть пошла Земля Русская?» Так написал Нестор в своей «Повести временных лет». Или не написал? Поди знай. Но, визит Августейших в Киев не принёс Павлу ответов. Ни в монастырях, ни в документах, ни в сказаниях народных.

Ничего.

Пусто.

Нет ничего, что можно было бы не просто принять на веру. Мол, верь, так и было, отрок!

Павел не любил такие допущения. Слишком часто история переписывалась прямо у него на глазах. Отец правил её безжалостно, сметая целые пласты в мусорный ящик. Отец создавал новую Россию и её легенду.

Помойка. Мусорный ящик. Да. Есть такой. В Кремле. Куда относят всё, что отличается от официальной истории. Таково повеление Императора. Когда-нибудь, какой-то новый Император решит, что пора явить миру эти записи. Когда-нибудь. Если эти времена вообще когда-либо наступят.

Записи сии крайне неприятны. Позорны и постыдны. Павел их читал. И точно не прикажет их показывать.

Никогда.

История Европы тоже полна допущений и приписок. Но, там, хотя бы, монастырей больше, где переписывались книги. Их тоже чистили и правили все правители, но, всё же. В России с этим куда печальнее.

Впрочем, при каждом европейском (и не только) Дворе, есть своя помойка знаний, вроде библиотеки Кремля. Ватикан, например.

Но, хочется знать.

Государь Наследник-Цесаревич Всероссийский вздохнул. День прошёл зря. Снова придётся довериться словам учёных мужей, которые сами ничего толком не знают. Лишь умные мысли на челе их изображены.

Хотелось бы поехать в Рим, Константинополь, Иерусалим. В Афины те же. В Александрию Египетскую. Но, как тут поедешь? Замятня с Турцией, в Европе идёт война, да и, вообще, кто отпустит юного Наследника в такие дали? Мама точно будет против. Да и отец тоже.

В общем, Киев не оправдал его надежд на новые знания, к которым он так стремился. Алексею вот достался возрождённый герцогский Померанский Престол в Кольберге — Колобжеге. Он же ещё в трёх пограничных с Померанией анклавах Великий Князь Словинский. Может, как вырастет он, по Европе что нового из истории о Руси вместе найти удастся. Он-то будет для них совсем свой. Все же Померания — часть Священной Римской Империи. Может что и сохранилось что. Хотя бы на европейский взгляд.

А вот и здание Ставки. Приехали.

Здание совсем небольшое, потому и путь не был дальним. Коридоры, вытянувшиеся смирно посты, вот и дверь кабинета Императора.

— Его Императорское Высочество Государь Наследник-Цесаревич Павел Петрович!

— Проси.

Зашел.

— Здравствуй, пап.

— Привет, сын. Как дела?

— Профессора латынью весь мозг извели. День впустую.

Усмешка.

— Опыт, даже печальный, тоже опыт. А у нас новость — турки Билхович пожгли, десант наши их сбросили, так что я завтра на юг в Таванскую Ставку еду.

— И я?

— Нет, студент, учись, к людям приглядывайся, месяца через два, как разберусь, вызову, там Строганов должен прибыть, вот с Александром Сергеевичем и приедешь. Пока там тебе нет науки.

КИЕВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ПОЛТАВСКИЙ ПОЛК. КЕЛЕБЕРДА. 10 октября 1760 года.

— Ну, что Иван Гаврилович, всё обошли? — спросил Строганов маркшейдера.

Куроедов был приставлен к графу в столице, когда Государь вызвал компаньона к себе. И в целом Алексей Сергеевич рад был обществу опытного горного инженера. Претензии у него были только к необходимости ехать в эту опасную глушь. Но ему хватало ума не сознаваться даже себе в недовольстве таким Императорским приглашением.

Можно конечно и поюлить. Строганов вернулся из Европы и не успел даже насладится вдоволь оставшимся от батюшки положением. Но, оно же и обязывало. Да и скучна стала столица на фейерверки и балы. А все эти концерты и преставления граф уже и в Европе видел. Причем в лучшем исполнении. Вот же батюшка услужил! Быть частным компаньоном Государя конечно солидно и денежно… Но, охота же и для себя пожить. Пока молод. Суетятся с поручениями пусть стряпчие да управляющие. Александру было тягостно, что он фактически оказался в их положении.

Куроедов, поднимаясь в гору, с ответом не спешил. Но граф и сам видел что геодезисты уже сворачивают свои приспособления.

— Обошел, Александр Сергеевич, — ответил став рядом маркшейдер, — да не всё.

— Что ж сворачиваетесь? — удивился граф.

— Тут за раз всё не обойдёшь. Богатое месторождение.

Да богатое. Как Государь и говорил. В читанном ими во время поездки сюда отчете берг-мейстера Келлера значится ещё три: у Кобеляк, Кременчуга и по Псёлу севернее. Оттого и погнал компаньона здесь «первые колышки» вбивать. Мол, река здесь рядом, климат лучше, да и ближе чем с Урала. Зачем в чужие руки рудные жилы отдавать? Верно, конечно. Но, кто будет эти залежи копать? Татары, и те сбежали или где к стройке приложены. Но, Петр Фёдорович явно требует ускорения.

— Жила широкая, ровная, видно, что и на север, и на юг за Днепр идёт, — продолжил Куроедов, — залегание неглубокое. Где с аршина прямо начинается, но, в среднем, метров двадцать нужно будет копать, а где и пятьдесят.

— А выходов таких много? — показал граф на блямбы красных кварцитов взгорка, на котором он наблюдал за мерным реки течением.

— Есть и такие. Возле них как раз лучше и вскрывать, — обнадёжил маркшейдер, — если Государь бульдозеры и экскаваторы по весне подбросит, можно хоть сразу начинать разработку месторождения.

Да. Эти машины чудо как хороши. Если верить инженерам, то после установки новых броневой стали подшипников они и ломаются уже не часто. Но топлива им не будет хватать. Леса нет. Редкие ивняки у рек, та тальники. Отчеты говорят, что ниже, в сечевых землях, уголёк есть хороший на Волчьей реке. Его пароходом можно сюда будет таскать. Благо река Самара, в которую впадает Волчья, сама впадает в Днепр выше порогов. А значит, уголь с шахт у Волчьей можно будет вести по реке беспрепятственно. Государю можно верить. Он и машины поставит, и людей на них работать умеющих. Но, одними «операторами» руд здешних не поднять. Население здесь жидкое. Дворцовые деревни переселить и к новому руднику и заводу Государь не хочет приписать. С Урала много не возьмёшь. Там все при деле. Придется видно немцев силезских да саксонских приглашать. Там мастеров горного дела много, а от идущей войны у них полное разорение.

Да и вольные они. Платить им будет надо. Обустраивать….

Эх. Что горевать! Никуда же не денешься!

Сказано после войны ещё под Керчь сплавать. Там, мол, тоже хорошие руды есть. С народом там погуще, да и море рядом. Но, видно, придется и англичан из Шеффилда таскать. Демидовы в столице хвалились, что сыны их с хорошими мастерами с тех мест приехали. Государь даже разрешил за застрявшими отпрысками конкурента целых два фрегата сгонять, по согласованию с Георгом III, конечно. Так что в порт Гринсби дорожка русскими накатана. И в этом-то Государь себя не будет обделять. И компаньону перепадет конечно.

— А что химики? — спросил Строганов, смирившись с неизбежным, — подтвердили состав?

— В полевых условиях? — хмыкнул маркшейдер, — могу сказать только, что образцы с исследованными в Санкт-Петербурге совпадают, да и по виду в этих магнитудах железа до половины, доедем до Кобеляк, там, в крепости, и произведу измерения.

Граф кивнул. Показал на соседний раскладной стул. В ногах правды нет. Ещё не меньше четверти часа работнички собирать приборы и сворачивать лагерь будут. Батюшка же покойный учил, да и Государь требует, выказывать к таким знающим людям, как Куроедов, искреннее расположение.

Полезно сие.

Для дела полезно.

МОСКВА. ПЕТРОВСКИЙ ДВОРЕЦ. КОРОННЫЙ ЗАЛ. 24 декабря 1760 года.

Сочельник.

Семейный праздничный вечер.

Мы опять в Москве. Августейшая зима в Первопрестольной — старая добрая Традиция. Ну, не только Традиция, ведь в России две столицы. Голова в Петербурге, а сердце здесь, в Москве.

Мы здесь минимум два раза в год — зимой и летом. Мои и Павла проезды туда-сюда не в счёт, ведь это просто рабочие командировки. А вот так, основательно и семейно — зимой и летом.

Мероприятие плановое. Все службы в Санкт-Петербурге переведены на усиленный режим работы, контрпереворотная операция проводится в штатном режиме. В Москве тоже не так, чтобы лишь сплошное веселье. И Генерал-прокурор Шаховский, и мой Президент Кабинета министров Миних, и даже Обер-прокурор Синода князь Щербатов работают со мной в Москве. Я ещё тот параноик. Не люблю неприятных сюрпризов. Нет, люблю, конечно, но от себя любимого врагам своим.

В Коронном зале установлена шикарная карельская ель. Всё как положено. Везли Царю-Батюшке со всем почтением и глубоким уважением.

Чем мы заняты сейчас? Банально продолжаем донаряжать ёлку. Слугам мы не разрешили к нашей Рождественской Ели даже прикасаться. Это наше семейное Древо.

Конечно, мы не успели к Сочельнику. Ель большая, а нас не так много в семье. Десять человек всего. Ничего. Две стремянки нам в помощь. Главное, чтобы, не дай Бог, не упал никто. Остальное ерунда. Сколько успеем нарядить, столько и будет. Ещё Новый год впереди.

В Кремле я бываю редко. Только по сильно официальным поводам. Нечего там делать. Вот, кроме как посмотреть ход реконструкции, вообще нечего делать. А реконструкция, кстати, забавные результаты приносит. То потайные комнаты обнаружатся, то лишние слуховые отверстия, то скелеты какие. Библиотеку Ивана Грозного, увы, не нашли. Может это просто миф. Зато подземелья и ходы из Кремля — сколько угодно. Всё методично документируется и засекречивается.

В общем, Кремль практически «разбирается по кирпичику» и собирается заново. Чтоб без сюрпризов. Потому фактическая официальная Императорская резиденция — Петровский дворец на холме через реку Неглинную. Прямо напротив Боровицкой башни. На ней уже установили часы, русской работы, чтобы мне было видно из кабинета. Отлаживают. Через пять с половиной дней куранты на Боровицкой башне отобьют впервые Новогоднюю полночь. На Спасской старые английские часы ещё чинят. Пока разместили только додедовских времен ещё циферблат со славянскими и арабскими цифрами. Года на два ещё в башне работы.

Стоящая на соседней стремянке Императрица выдыхает.

— Фух! Хочу глинтвейн!

Усмехаюсь.

— Приказать, чтобы тебе доставили прямо на лестницу?

Фырканье.

— Я думала, что ты меня любишь. А если я кувыркнусь отсюда, кто будет тебя любить?

— Тогда отложим глинтвейн на после застолья.

— Договорились. Ловлю на слове.

Смех.

— А куда я от тебя денусь?

Кивок.

— Никуда. Ты попал, как ты выражаешься.

Да, словечки из будущего, так или иначе, просачивались в это время. Я болтну, семья подхватит, за семьей придворные, потом Двор, и пошло-поехало по всей России. И не только.

В том числе и завтра.

Большой Рождественский Высочайший приём.

Почти эпохальное событие. Получить приглашение — это большая честь и большая удача. Приглашения высылаются за два месяца по всей России. Лучшим людям. Лучшим, с нашей точки зрения. Титулы и должности значения не имеют. Только то, что ты сделал за год для Отечества нашего. Поэтому тусовка достаточно демократична.

Конечно, к нам, в Москву, едут. И из Петербурга едут. И из Нижнего Новгорода. И из Екатеринбурга. И из Киева того же. Отовсюду едут.

Даже сам факт того, что Приём не в столице, а в Первопрестольной, придаёт ему некий полуофициальный, камерный характер. Даже не в Кремле. Просто Петровский дворец. Для своих. Для доверенных. По-домашнему.

И ёлка. Ёлка, которая наряжена руками самого Августейшего Семейства. Лично. Никаких слуг. Каждую игрушку с Древа потом продадут на аукционах по всей России. Особенно «верхние игрушки», которые наряжались руками Императора и Императрицы. Конечно, деньги полностью уйдут на благотворительность. На приюты. На сирот и инвалидов. На вдов. На стипендии для тех, кто хочет и способен учиться, но у кого нет денег на это.

Ведь Рождество.

Время чудес. И чудеса должны исполняться.

И завтра тоже будут приниматься благотворительные взносы. Это не обязательно, но Высочайше приветствуется. Вся собранная сумма тоже уйдёт на благотворительность. Рождество ведь. Мы с женой из своих положим больше всех. Добавит и Наследник. А дальше от каждого по мошне его. Самый большой шик — положить на рубль меньше Императора. А я не жадный…

Вчера взяли Кефе — бывшую генуэзскую Кафу. Столицу османского в Крыму пашалыка. Это подарок мне.

Ждем весны. Флот надо-таки в Средиземку довести. Без него ни Ахитияра, ни Хаджибея нам не отбить. Да не факт, что удержим даже Кафу эту.

Вся эта кровавая проза сейчас далеко. К счастью.

Здесь же — счастливая жизнь. У нас Сочельник. Время семейных чудес и сказок. Коробки с подарками ждут всех наших детей от мала до велика. Каждому свой. Личный. С изюминкой. Мы с Линой долго обсуждали каждый подарок. Так происходит каждый год перед Рождеством.

Рождество. Волшебный праздник.

Павел снизу подаёт игрушки мне, чтоб я повесил на хвойные ветви. Катя подаёт маме. Младшие наряжают ёлку внизу.

Лина улыбается. Поворачивается лицом к Кате.

— Катенька, что ты счастливая такая сегодня? Никак замуж собралась?

Рука дочери дрогнула, и она раздельно произнесла:

— Мама. Папа. Спуститесь, пожалуйста, с лестницы. Я боюсь…

Она действительно как-то растерялась. Лина расстроила сюрприз?

Спускаюсь. Подал руку жене.

Смотрим на Катю.

Та выдохнула:

— Папа. Мама. Князь Барятинский сделал мне предложение. Я так счастлива. Я прошу вашего родительского благословения.

Что ж. Рождество. Время чудес.

Обнимаю дочь и говорю бесшумно, но так, чтобы она видела мои губы:

— А я думал, что он никогда не решится. Смелый поступок. Стать зятем Императора — это не в атаку сходить.

У Катерины покатилась счастливая слеза и она кивнула. Да, она всё понимает. Зять Императора — это не только головокружительная карьера и почести. Тем более, зять мой и Лины. Тёща с тестем ещё те подарки. Рождественские.

Лина тоже обняла Катю.

— Я так рада за тебя. Конечно, мы благословим. Будь счастлива, моя девочка. Барятинский — хороший человек.

— Спасибо, мама.

Вмешиваюсь в идиллию.

— Так, а я не понял, а сам князь где?

Екатерина промокнула платочком глаза и улыбнулась.

— На своём посту. Где же ему ещё быть.

Громко требую:

— Князя Барятинского! Срочно!

И негромко слугам:

— Икону мне. Быстро.

Быстро — это про князя. Он ждал призыва.

— Иван Сергеевич.

Склонённая голова.

— Да, мой Государь и моя Государыня.

— Нам Екатерина Антоновна сообщила весть о том, что вы просите её руки.

Кивок.

— Да, мой Государь и моя Государыня. Я имел честь сделать вашей дочери предложение. Мы просим благословить наш брак.

Катя встала рядом с ним, взяв его за руку.

Тут и икону принесли.

Подушки не принесли, так что Иван и Екатерина опустились на колени просто на пол.

Гляжу на жену. Та кивает.

Что ж. Рождество. Время чудес.

Конечно, для нас с Линой это не было таким уж сюрпризом. Всё к этому шло. Но, всё равно, всё равно… Событие.

Теперь у Кати появится фамилия. У неё никогда не было фамилии. Как и у всех нас. Гольштейн-Готторопы и Брауншвейг-Вольфенбюттели — это не фамилии. Дома. Роды. А Катя после замужества станет княгиней Барятинской Великой Княгиней Романовой. Высочайший Титул её дети не унаследуют, но у неё его никто забрать не может.

Кровь Императора священна.

Аминь.

Беру икону.

— Дети мои. Благословляю ваш брак. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Будьте счастливы.

«Новогоднее угощение».

Великая княгиня Ольга Романова, младшая дочь Императора Александра III. 1935 г.