Петр Третий. Огнем и Мечом

Глава 14 Безумству храбрых

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ЦАРСКОЕ СЕЛО. 20 марта 1761 года.

Павел смотрел на иконы в углу и губы шептали по-русски молитву:

— От сна воста́в, благодарю́ Тя, Свята́я Тро́ице, я́ко мно́гия ра́ди Твоея́ бла́гости и долготерпе́ния не прогне́вался еси́ на мя, лени́ваго и гре́шнаго, ниже́ погуби́л мя еси́ со беззако́ньми мои́ми; но человеколю́бствовал еси́ обы́чно и в неча́янии лежа́щаго воздви́гл мя еси́, во е́же у́треневати и славосло́вити держа́ву Твою́. И ны́не просвети́ мои́ о́чи мы́сленныя, отве́рзи моя́ уста́ поуча́тися словесе́м Твои́м, и разуме́ти за́поведи Твоя́, и твори́ти во́лю Твою́, и пе́ти Тя во испове́дании серде́чнем, и воспева́ти всесвято́е и́мя Твое́, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Троекратно перекрестившись, Цесаревич поднялся с колен. Сегодня будет трудный день. Петербург. Потом дорога в Москву. Дальше опять на юг. К отцу. В расположение.

Вести с войны шли своим чередом. В тех краях весна уже полным ходом. Так что и турки активничают, и наши не сидят. Осады, манёвры, стычки. Генерального сражения пока нет. Решающего перелома тоже нет, хотя всем ясно, что русские эту войну выиграли. Не всем в Европе это по нраву, но, пока они заняты сами собой.

А турки заняли Россию, чтоб не мешала европейским державам увлекательно убивать друг дружку.

Что ж, всем свой черёд и всему своё время. У отца грандиозные планы. Конечно, Павел в курсе всех (или основных) их. Прадед Цесаревича был Великим, но, отец его, не менее велик. И, главное, Павел чувствует, как родитель гранит его самого, как ювелир гранит алмаз, превращая его в сверкающий бриллиант. Паша чувствовал огромную разницу между собой и наследниками других держав и корон, с которыми он общался немало. И лично. И письмами переписывался. Мама настаивала, что лично знать тех, с кем, увы, придётся союзничать или против кого посчастливится воевать, очень важно с младых ногтей. Отец кивает. Говорит, что многое опирается на личные отношения и договорённости. Но, мама более категорична. Порой Павлу даже страшно представить, если бы мать правила полновластно. Она бы Европу порвала на куски. И не только Европу. Папа более умерен и постепенен. Мол, не всё сразу. Широко шагать — штаны лопнут. Женщинам и шотландцам в этом смысле проще.

Иногда папа прав. Иногда мама.

По ситуации.

Стук в дверь!

— Ja!

— Endlich die Kaiserliche Hoheit! Es ist Zeit, auf die Straße zu gehen!

Цесаревич поморщился и перешёл на русский. Павел часто не думает, на каком языке думает и на каком говорит. Оба языка родные. Но, он же — русский Kronprinz!

— Да, Карл. Я помню. Пора в дорогу.

Адъютант кивнул.

— Так точно, Государь! Паровоз уже под парами!

Павел огляделся. Вроде ничего не забыл важного. Остальное купим, как выражается отец.

— Едем!

Четверть часа спустя их короткий состав тронулся. Три вагона всего. Собственно, вагон Цесаревича и вагон сопровождения. Штаб и всё прочее. И третий вагон — его Атаманцы и Собственная Охрана. Вообще, существовало четыре Именных вагона — Императора, Императрицы и Наследника. И просто Августейший. На нём путешествовали прочие члены Императорской Семьи. Нет, чаще всего, когда они ездили все вместе, то собирались в каком-то одном вагоне. Не обязательно Императорском или Цесаревича. Тут не было правил и излишний почтений. Но, вот, как сегодня, когда Наследник едет один, у него свой собственный вагон.

Путь в Петербург не так далёк. К сожалению, дороги в Москву пока нет. И в Елисаветпорт тоже нет. Никуда пока нет. Только старая довоенная дорога Петербург-Царское Село. Почему старая? Да и обновлять пора, да и видел Павел новые проекты, так что смотрит на сие с известной грустью. Почему единственная? Отец запретил тратить деньги на строительство большой железной дороги. Война очень дорого обходится. Не до шика. Даст Бог, разобьём в этом году турка и случится пауза в войнах, тогда и дорогу до Москвы и Елисаветпорта строить начнём. По плану должны за десять лет построить. Цена, конечно, чудовищная — по смете тридцать, а то и сорок миллионов рублей серебром. Понятно, что отец запретил пока такие траты. Хотя дорога железная очень нужна России.

Но, нет. Пока нет.

Не сейчас.

Проплывали мимо станции. Именной поезд шёл без остановок.

Проплывали мимо Башни Телеграфа. Телеграф охватывал уже все основные направления России и Империя во многом уже перестала быть совершенно непонятной и необъятной. Конечно, расстояния никуда не делись. Но, когда ты в течение пары часов получаешь вести хоть с Архангельска, хоть с Алтая, держава как-то… ближе вся становится. Вот, например, вести с фронтов Цесаревич получает, как выражается отец, в режиме реального времени, а не через месяц после событий.

Европа, разумеется, учла новшество и полным ходом строит свои станции телеграфа, но весьма отстаёт от России в этом деле. Хотя расстояния у них меньше. А вот турки почти не строили у себя телеграф, потому войну и проиграют.

МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ДВОРЦОВОЕ СЕЛО ИЗМАЙЛОВО. ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ ПОЛИГОН ДЕМИНСКИЙ ЛУГ. 27 марта 1761 года.

— Ваше Императорское Величество⁈ — удивлённо оборачивается барон Нартов, — мы только завтра вас ждали…

Вот же «святая простота». Что в голове, то и на языке. Наверно за это его Катарина и ценит.

Катя. Моя Катя… Не понимаешь ты, Андреич… Почти два десятка лет «не понимаешь»…

— Спешу, Степан Андреевич. Война, знаете ли… Сегодня, что же, ничего не покажете?

— Покажем, как не показать! — с гордостью говорит Нартов, — Андрей, Семен, Коська!

Ветер в лицо, но голос у Степана зычный. К нам направляется молодёжь, толпившаяся возле летательного аппарата.

— Здравствуйте Ваше Императорское Величество, — неровно приветствуют меня подошедшие.

— Добрый день, над чем колдуете авиаторы?

— Над катапультой Государь, — говорит за всех старший.

В университете вроде должен быть. Хотя, отец-то у него там же профессором механики… Ну как отец. Породу мылом не отмыть. Степан знает, Лина знает, я знаю, да и у парня глаза есть. Может потому усы и отращивает. Хотя высший свет уже давно и не шепчется. У Лины ко мне претензий нет. До неё то случилось. По нынешним временам это нормальное дело. Случилось и случилось. На наследование никак не влияет. Пусть будет.

— А где она? Я только планер вижу, — отвечаю отпрыску.

— Да она на холме стоит, — отвечает Семён, — могу проводить.

Средний Степаныч бойкий, в мать. Ямочки у него на щеках Катины.

— Ну Сусанин, веди.

Нартов делает приглашающий жест. Мальчишки спешат на взгорок. Мы за ними идем степенно.

Интересуюсь у Степана:

— Как дела в целом?

Барон пожал плечами:

— Вот скажи, Пётр Фёдорович, если я скажу, что всё хорошо, ты поверишь?

Усмехаюсь:

— Тогда я крикну: «Бегите все быстрей сюда! Спешите видеть довольного барона Нартова!»

Кивок.

— Этого не случится, уж поверь.

— Верю. Так что у нас?

Тот молча достал из кармана сложенный лист бумаги и протянул мне.

Пробегаю глазами по списку.

— Однако! Губа у тебя не дура, Степан!

— Это минимум. Надо больше.

— И золотом посолить?

— Обязательно, — откликается барон, — но лучше бальзой.

Усмехаюсь на скромный ответ. В моё время бальсовая древесина была ценна, а сейчас она стоит дороже платины.

Холм уже лыс — без снега стоит. Да и в полях под ним проплешины. Пехорский пруд вдали ещё подо льдом. Позже приходит весна в восемнадцатом столетии. Тем более на широтах Москвы.

Подхожу к металлической балке. «Рынды» мои расходятся по «номерам». Анучин со здешним безопасником говорит. Секретность здесь строжайшая. Для болтунов убийственная. «Режимный комиссар» здесь очень зоркий и ответственный.

— Вот, Пётр Федорович, наш аппарат, — начинает Степан, — с резиной у нас не получилось, да и с паром как вы предлагали не заладилось, старший вот предложил иначе решить. Экспериментируем.

Да. С резиной сейчас труба. Бразильцы её не делают. Да и в Панаме тоже какой-то молочай местный изводят на спортивные мячи. Каучуконосы и рядом есть. Та же бруслина скажем. Вот только она ядовита. В казахскую степь пока нашим ботаникам хода нет, остается радоваться, что Крым теперь наш и там вроде находили подходящие одуванчики. В общем, собираю понемногу и отовсюду. «Для опытов». Подходящую гевею конечно мои ботаники ищут. Но без фанатизма. Сейчас она мне без острой надобности. Пока у меня на экваторе и колоний-то нет. Будут. Моряки и дипломаты очень стараются. Справимся.

Позже.

— А что с паром не зашло? — спрашиваю старшего Нартова, — герметизации нет?

— Нет, — покачал головой Степан, — но это мы обошли, давления всё одно мало, даже пустой планер не летит.

Да, проблема. Тоже пока не сможем её решить. Впрочем, не к спеху и это.

Станок, вроде, на предложенный мной, похож. Направлявшие, тянущий крюк…

Поворачиваюсь к Андрею.

— Ну, студент, что изобрёл объясни.

— Так это, — немного смущаясь начинает потомственный механик, — в направляющих, на роликах в гнезде сложного профиля, размещён крюк, на нем свободной петлёй канат крепится, канат тянет планер на тележке по эстакаде, а в конце разбега петля в прорезь спадает и аппарат взлетает по инерции.

Умно.

— А кто канат то тянет?

— Так, паровая машина, Петр Фёдорович, — изумляется студент, — она там ниже стоит и на вал мотает канат ускоренно.

Подхожу к задранному концу станины. Действительно. Метрах в десяти стоит паровик и бухта для каната.

Оборачиваюсь. Смотрю на возмужавшего Андрея. С начала войны я его не видел. Я всё в походах, а у него школа Инженерно-артиллерийская…

Андрей.

Что тут скажешь? Живой портрет герцога Карла Петера Ульриха Гольштейн-Готторопского по прибытию оного в Россию на коронацию… Глаза только добрые — Катины. От Нартова тут только скромность и тяга в Небо. Но, это воспитание и пример.

— Канат от трения не горит? — спрашиваю изобретателя.

— Нет, — улыбаясь отвечает Андрей, — у нас смазка нефтяная из Ухты.

— А не полыхнет пенька то? — удивляюсь ответу.

— Да, не. Нет там пеньки, — улыбается студент, — канат у нас стальной, ваших заводов выделки.

Последнее мог бы не уточнять. Кроме нас со Строговым никто стальные канаты сейчас и не делает.

Пора давно парня Двору представлять. Ну, не Двору, конечно. Мне, Лине и Павлу. Но как? Да-а. Надо с женой посоветоваться. Она, конечно, к Андрею холодно относится, но вопрос всё равно надо как-то решать, ибо не дело сие.

— Молодец! — хвалю Андрея, — и далеко планер летит?

Господи. Как же хочется его обнять. Внезапно. Прям наваждение. Хочу, но не могу. Никак.

— Половинного веса пролетает до двухсот метров, — вырывает меня из морока старший Нартов.

— А полного?

— Как раз завтра собирались с пилотом запустить, — отвечает Степан.

— А сегодня?

— Боимся, что и на десять метров без попутного ветра не взлетит, — разводит руками мой начальник полигона, — да и пилота сейчас подходящего нет.

Десять метров. Граница, с которой можно восходящие воздушные потоки ловить. Сейчас как раз южная сторона холма черна от земли, прогрета. Но ветер действительно — «вмордувинт». Может до вечера сменится.

— Па, как это нет пилота? А я? — вступает в разговор Коська, — Вы же обещали, и оказия есть.

А младший хоть и тих, но настойчив.

Прижимаю к себе «пилота». Тот поднимает на меня лицо. Глаза на мокром месте.

— Я тебя услышал, Константин Степанович, — говорю ему, — не спеши, ты обязательно полетишь, и не один раз и будешь летать долго.

— Правда, дядь Петь?

Дядя… Ну пусть так.

— Правда, — ободряю я отрока, — и ты полетишь, и Степан, и Андрей, и даже я с отцом твоим, веришь мне?

— Верю!

Насколько я ещё в этом времени? Бог весть. Но мы полетим. Дорога показана. И с неё не свернут ни Константин. Ни Степан. Ни Андрей.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. МИЛЛИОННАЯ НАБЕРЕЖНАЯ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 27 марта 1761 года.

Карету, Павел, привычно проигнорировал. Что может быть лучше коня? За ним его отряд цокает по брусчатке. Прохожие приветственно машут. Барышни так вообще. Явно стараются выделится на фоне общей массы красоток.

Дело привычное. Цесаревич приветственно машет и барышням, и их мамашам, и почтенным мужам.

Сейчас пойдут по столице разговоры: «Наследник вернулся». Вернулся. Проездом. Но, публике о сём знать не следует.

Улыбаемся и машем, как выражается отец.

По Телеграфу сообщили, что мама не в Итальянском дворце, а в Зимнем. Что ж, поедем туда.

Двери распахнуты.

— Его Императорское Высочество Государь Наследник-Цесаревич Павел Петрович!

В кабинете мамы какие-то барышни. Встали. Реверанс. Всё, как положено. Заслышав имя вошедшего, каждая из барышень постаралась показать себя во всей красе с самой выгодной стороны.

Цесаревич с интересом оценивающе оглядел с интересом смотрящих на него барышень.

— Привет, мам.

— Привет сын. Позволь представить тебе соискательниц магистратуры нашего Петербургского университета. Княжна Екатерина Романовна Елецкая.

Реверанс.

— Государь.

Наследник кивнул в рамках этикета.

— Рад знакомству, княжна.

— Княжна Наталия Михайловна Белосельская.

Реверанс. Этикет.

— Государь.

— Рад знакомству, княжна.

Благо барышень мало. Чай не бал и не официальный приём. Но, всё равно напрягает одно и то же.

Императрица продолжила:

— Княжна Екатерина Петровна Трубецкая.

— Мечтала о встрече с вами, мой Государь!

— Рад знакомству, княжна.

Знакомое лицо.

— Герцогиня Каролина Фридриховна Гольштейн-Готторопская.

«Кузину», точнее «троюродную сестру», Павел знал и кивнул:

— Приветствую в Петербурге, кузина. Как дела в Померании?

— Всё хорошо, мой Государь.

— Отлично.

Мать представила ещё одну милую барышню с цепким взглядом.

— Графиня Екатерина Романовна Воронцова.

Наследник кивнул. В рамках проклятого придворного этикета.

— Рад знакомству, графиня.

— Я счастлива, Ваше Императорское Высочество!

Барышни все как на подбор. Залюбуешься. Настоящий цветник. Возможно, даже умные. Но, красивые — точно.

Императрица улыбнулась, понимая эффект.

— Сын, ты хоть на обед останешься?

— Ну, разве что на обед. Экспедиция уже ожидает.

— Фронт не убежит. Войны приходят и уходят. Отобедай. Я и так тебя редко вижу.

Цесаревич довольно вольно рассматривал девиц. Да и они не особо стеснялись, стараясь произвести впечатление. Тихонь тут не было. Да и что тихоням делать в университете…

КЕРЧЕНСКИЙ ПРОЛИВ. БУХТА КАМЫШ-БУРУН. 17 мая 1761 года.

В «вороньем гнезде» было уютно. Конечно эта небольшая площадка на макушке грот-мачты боевого брига была меньше марсовой площадки на фоке, но она была заметно выше — под самым флагштоком. Впрочем, Оське и в этой широкой бочке было удобно. При желании он мог здесь, свершавшись калачиком, даже спать. Борта у фок-марса высокие, да и пристёгивающийся к мачте ремень не дал бы во сне даже при сильной качке «выпасть из гнезда». Потому Осип оборудовал свой пост любовно. Со всем тщанием.

Почти четыре года назад забрал его брат у егерей. Ну, как у егерей. Из госпиталя. Под Грос-Егерсдорфом Осип, уже после сражения, с вяза упал. Поскользнулся. И неудачно. Командир егерей секунд-майор Анучин родителям о том написал. Хвалил в письме, мол глазастый, но для их дела громкий. В море же как раз ценят голос звонкий. Но, у егерей, да. Там нельзя себя выдавать.

Третий год Осип во флоте. Уже все службы изучил. «Варяг» — второй его корабль. Брат его, Иван Абрамович, как с бомбардирского корабля «Самсон» перешел, так и Осипа с собой забрал. Корабль еще в Таганрогской верфи стоял. Всем экипажем тогда помогали достраивать, в каждую щель лазили. Интересно же. Боевой пароходофрегат — дело новое.

Оська как-то случайно ведро краски в открытый люк угольной ямы свалил. На глазах у боцмана. У Филофеича аж гудок изо рта выпал. Не будь дурак, Осип сразу голыми пятками вверх по грот-мачте до самой брам-реи и сиганул. Трудного в том нет ничего когда свободные фалы висят — не на голую елку же влезать? Взобравшись Оська увидел, что снизу стоит боцман, капитан и брат. Разговаривают. Махают чтоб слез. А куда денешься? Стоя в доке, в море не получится сигать. Спустился. Оправился. Подошел за наказанием. А капитан Синявин боцману и говорит: «Филофеич, не серчай! Арапчонок, блин, марсовый! Как закрепят, будет в „вороньем гнезде“ обитать! Даже если дымом зацепит — сильно не запачкается». Все на палубе со смеху и легли. И брат. А он поболее Осипа будет шоколадным.

В общем прижился здесь Осип Ганнибал, за эту войну в подшкиперы уже выбился. Сейчас вот помогает вице-адмиралу Овцыну течения изучать. Ну как помогает. Сидит у себя на марсе и за силой и направлением воздуха следит. Записывает в журнал и по рупору вниз сообщает. Лепота. Корабль на четырёх якорях едва качает. Ветер тёплый. Уверенный. Из гнезда и крымский, и таманский берега хорошо видно. Солнце далеко над морем. А что там появилось с Оста?

Паруса. Один, два, три…

Осип прильнул к подзорной трубе.

Большие корабли. Четыре, пять шесть…

Турки!

Осип гудит в свисток.

— Фалундер! Вижу семь вымпелов Ост-зюйд-ост, — кричит он уже в рупор.

На корме старший офицер Чичагов вскидывает свою подзорную трубу. С палубы едва ли ещё видно.

— Флаги слева по борту, — подтверждает сообщение Ганнибала фок-марсовый.

Чичагов сам спешит на фок-марс. Что-то кричит в рупор. Осип плохо слышит что происходит внизу. Но видно, что все забегали. Выбирают лоты, вытягивают измерительные бочки. Нет. Рубят их канаты. Синявин, Овцын, Чичагов совещаются.

Осип смотрит в окуляр.

Турок можно уже не только посчитать, но и по силуэтам различить. А за ними…

— За кораблями противника вижу суда десанта! — кричит Ганнибал в медный раструб.

Десант или не десант пока не ведомо. Но зачем восмидесятишестипушечные корабли и пятидесятипушечные фрегаты столько мелочи притащили? Да и по парусам видно, что не боевые кораблики.

Снизу снова забегали.

Появившийся в трубах дым говорит о начале прогрева машин. На юте расчехляют свой фонарь сигнальщики. Если поставить паруса и принять к берегу, то даже не разводя паров можно успеть уйти к Ени-кале или хотя бы к строящейся на Ак-Буруне крепости. Оттуда можно и до Азова успеть добежать. Если угля хватит и при попутном ветре. Турок много. В основном линейные корабли и фрегаты. Двух стоящих в керченской бухте бригов и баркентины остановить их точно не хватит.

Со стоящего в десяти кабельтовых пинка «Тавров» что-то промигали фонарщики. Осипу особо некогда смотреть. Видит только, что на берегу не было пока вспышек сигнальщиков. Может просто светового телеграфа там ещё нет. Откуда ему-то знать?

Снизу что — кричит Овцын. Сигнал взлетает флагами на грот-мачте. Неудобный для марсового ракурс. Но, можно разобрать что адмирал приказывает пинку срочно уходить к Керчи. Своих предупредить. А вот ответ. Капитан Хметевский не хочет покидать флагман.

Снова обмен сигналами. Тут Осип уже следит за набором флагов. «Керчь подготовить к десанту. Флот сохранить. Овцын».

«Тавров» ставит паруса и отваливает.

Пинки суда медленные. Течение у крымского берега встречное. Но, ветер сейчас попутный. Должен успеть. Да и помогли бы «Варягу» двадцать тавровских пушек?

«Варяг» вытравил якоря и дал ход. Поднятые грота-гаф-трисель и кливеры. Ветер наклонил корабль мористее, к попутному течению. Два стотридцатисильных паровых двигателя понесли шестидесятипушечный бриг навстречу противнику.

НОВОРОССИЙСКОЕ НАМЕСТНИЧЕСТВО. БИЛХОВИЧИ. УКРЕПЛЕНИЕ АЛЕКСАНДР-ШАНЦ. ИМПЕРАТОРСКИЙ ПЕРЕДОВОЙ КОМАНДНЫЙ ПУНКТ. 17 мая 1761 г.

Война шла своим чередом. Руины и пепелище на месте города. Не знаю, как будет называться новый город. Может, Херсон. Может и нет. Не решил ещё. Усть-Днепр, Борисфен, Павломорск, Павлопорт, Павлополь. Склоняюсь к последнему варианту.

Карабаглы Сулейман-паша с флотом в двенадцать кораблей выжег мне все Белховичи, вместе с верфью и строящемся портом. Почти достоенный артиллерийский пароход тоже сгорел. Орудий на нем еще не было. Охранявший его лейтенант Креницын сам взорвал машины, и с оставшимся экипажем и мастеровыми, смог отступить, за то и был награждён мной вчера Георгиевским орденом. Сулейман-паша же успел ещё и Кинбурн почти снести, а сейчас даёт нам прикурить у Хаджибея. Пока у нас здесь нет флота, турок нас будет бить. Не будет нам покоя у моря. Построить Черноморский флот мы сейчас не успеваем. И это, и то, что я своими «успехами против Англии и Франции» нашей Балтийской эскадре путь в Средиземное море закрыл, мы уже с сыном обсудили. Как и многое другое. Что и на старуху бывает проруха. Не учёл я этот аспект геополитики. Нет нам хода в Средиземку. Теперь хлебаем ситечком проблему за проблемой.

Павла сейчас же интересовал другой вопрос:

— Пап, а зачем ты повелел создать Третье отделение Собственной Твоего Императорского Величества канцелярии, а при нём Отдельный корпус жандармов? Есть же Генерал-квартирмейстерское бюро и Тайная канцелярия? Нартова, да и генерал-аншеф Корф в твоей Императорской курьерской службе тоже не сбором пожеланий на Рождество занимаются.

Черчу прутиком фигурки на земле.

— Ну, ты же знаешь что генерал-квартирмейстер Веслитский в ГКБ только военной разведкой занимается?

— Знаю, хоть ты так четко раньше и не говорил, — отвечает сын, — но, баронесса Нартова-то точно не военными секретами занимается, да и Николай Андреевич явно не только в иных землях свои дела ведёт, мне конечно никто не говорил, но у меня и свои глаза есть, а его ИКС только на тебя замыкается.

Умный у меня сын. Зоркий. Меня вот не таится. Но, если забалует, то я не дед мой, чтобы в Сенат семейные проблемы выносить. Да и в домах моих венценосных братьев тоже у меня потребности кого приморить случаются. Корф понимает, как такое сообразить. Вдруг. Случайно. При этом на моё участие ничто не должно указывать…

— Ну, о бароне Корфе и его делах я тебе позже расскажу. Он немного другим занимается. А все другие, кого ты отметил, вместе ведут политический сыск. Но, сын, тут нельзя в одну корзину все яйца сложить. Они и за друг другом приглядывают и у каждого своя делянка есть. Вот Тайная канцелярия — занимается, если так можно сказать, отдельными делами. Точечно. Особо важными. И далеко не всегда политическими. Заговоры только часть её задач. Политический сыск должен стать системным. Близятся смутные времена, сын.

— Хуже даже, чем сейчас?

Хмыкаю.

— Сейчас тишь, да гладь, да Божья благодать. Война — это ерунда. Внешний враг не так страшен. Но, сам знаешь, сколько лет мы готовились к европейской войне и к нынешней с турком. И ошиблись со Средиземкой. И как готовимся делить Польшу, возвращая наши исконные земли. Но, это всё текущие задачи, вполне решаемые текущим аппаратом государства. Страшнее внутренний враг.

— Заговоры?

Киваю.

— Заговоры. Бунты. Самозванцы. Недовольное дворянство. Помещики. Вольнодумцы всякие.

Мы сидели на бревне у костра, и, как обычно, болтали о всяком. Житейском и жизненном. Как отец с сыном и сын с отцом. Часто о мелочах. Иногда и не о совсем мелком и мелочном.

Павел подлил из термоса в мою чашку чай.

— И кто будет бунтовать? Крепостные?

— Спасибо. Нет, крепостные в последнюю очередь. Да и не страшен для власти бунт крепостных. У них нет организации, оружия и знания военного дела. Пожгут какие-то поместья, да и всё. Разбегутся при приближении войск.

— Тогда кто?

— Дворяне и помещики в первую очередь. И заграница денег даст на сие. Казачки могут и наверняка будут. Они люди лихие, с оружием дружны, вольница опять же. Но, помни, казаки не за освобождение крепостных крестьян. Они их людьми-то и не считают, и всячески презирают. Как говорили древние: «Хочу, чтобы все люди были свободными и у каждого было не менее трёх рабов». Вот, это про казачков наших как раз.

Вспомнился мне тот же Дон, где было чёткое деление на казаков и пришлых. Примерно та же история везде.

— И, сын, помещики, как ты здраво понимаешь, тоже отнюдь не за освобождение своих крепостных. Они их могут отпустить сами в любой момент. Показав пример просвещения и исполнения Божьих заповедей.

Цесаревич хохотнул.

— Они? Божьих заповедей? Да они отца и мать своих продадут, если им предложат цену.

Циничный у меня сын. И это хорошо. Полезно для будущего правителя.

— Вот именно. Дворяне и помещики недовольны существующей политикой Императорской власти. Им хочется всего и побольше. Земель, имений, главное — крепостных побольше. А я не даю. Устроить заговор сейчас не так просто, как при Матушке Елизавете Петровне. Но, они готовятся.

— Баронесса Нартова докладывает о крамольных разговорах в домах дворян и помещиков?

— Да, сын. Заметь, среди купцов таких разговоров меньше. Пока. Не созрело у нас купечество до требования первых ролей в государстве, но дозреет.

— Когда?

— Трудно сказать. Пока замятня им не очень интересна. Это плохо влияет на торговлю. А вот в Европе вполне уже. Буржуазия набирает вес. И хочет прав. Буржуям дворяне вообще не нужны. Лишние они при распределении денег. Так что революция в Европе неизбежна.

Павел помолчал.

— И где, думаешь, случится сие?

Если б я знал. Нет, историю моего мира я знаю, и тут готовлюсь, но, всё же меняется.

— Не знаю. Возможно, Франция. Или Англия. Там тоже чёрт знает что сейчас. Обе державы долгах по уши.

— А Австрия и Бранденбург?

— Всё может быть, сын. И у нас может быть. Потому и создаю Третье отделение. И жандармов к нему.

— Чтобы предотвратить?

Продолжаю чертить фигурки.

— По ситуации. Предотвратить. Или, наоборот, спровоцировать. Гнойник нужно вскрывать вовремя. Но, не сомневайся, крови с гноем польётся много. Очень много. Я — хирург. Моя рука со скальпелем не дрогнет. Будь готов к этому.

Отпиваю чай. Павел молчит, переваривая сказанное.

— Мы можем победить турок сейчас?

— Нет.

— Почему? Мы же сильнее.

— Ну, мало ли что, что сильнее. Мы их даже с юга Крыма выдавить не сможем сейчас. Турецкий флот полностью контролирует Чёрное море. Подвоз припасов и продуктов гарнизонам в Крыму на севере Причерноморья идёт полным ходом. И мы ничего сделать с этим пока не можем.

Киваю в сторону руин и пепелища.

— Будем строить тут город и порт. И верфи. Нам нужен большой флот на Черном море. А пока его нет, мы можем только жать турок вдоль берега. Даст Бог — дойдём до устья Дуная, но сомневаюсь. Не в этот раз, видимо. Да и со Средиземным морем не сложилось у нас, сам знаешь. Эскадры у Ирландии и Голландии не могут быть перебазированы в Средиземку. У нас нет там баз и дружественных портов. А флот без обеспечения не может воевать. А у осман там огромное побережье с портами и базами. И сильный флот. Так что, скорее всего, русско-турецкие войны будут продолжаться своим чередом. Одна за другой. С паузами. Даст Бог, лет за двести справимся.

— Так долго?

— А ты как хотел? Учись мыслить столетиями. Это полезно для будущего Императора.

— Ваше Императорское Величество! — прерывает меня подбежавший Барятинский, — срочное донесение из Керчи!

— Читай, — князь, конечно, мне практически зять, но порядок знает, и, если уж позволил наш конфидент с Наследником потревожить, значит случилось что-то действительно важное.

— Турецкая эскадра, не менее чем из семи крупных вымпелов, вошла в Керченский пролив, — четко начал Иван Сергеевич, — вице-адмирал Овцын приказал привести к обороне крепости и флот уводить…

Корабли нам там нужно сохранить. А крепости отобьются. Это Овцын верно отметил. Но. Рубать-колотить! Как же это мои «квартирмейстеры» не проследили⁈

— Сам же лично находясь в южном проливе принял бой на «Варяге», — закончил мой флигель-адъютант.

Абзац. Приплыли.

— Auf Deck, Kameraden, all' auf Deck!

— Was, Vater? — Спрашивает Павел

— Heraus zur letzten Parade!

Эмм…

Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»!

Пощады никто не желает!

Сын с лёгким удивлением смотрит на меня. Но потом, кажется, понимает что у меня очередное «озарение».

— Vater, надо известить об опасности Азовский и Таганрогский гарнизоны, — напоминает мне сын.

Смотрю на Барятинского слегка расфокусированным взглядом.

— Полковник Суворов приказал сообщить приазовским гарнизонам о нападении сразу после сообщения, — отвечает мне на не заданный вопрос Барятинский.

Не по инструкции. Но, не буду своего дежурного по Ставке офицера ругать сейчас. Получит нагоняй позже. У нас война. Всё в Уставах не пропишешь. Но, порядок должен быть. Барятинский мне хоть и почти зять, но, при исполнении. Службу должен знать. Иначе бардак. А Александр Васильевич всё правильно сделал.

Мысли хаотично стучатся о стенки черепной коробки. Хорош сидеть.

Киваю.

Протягиваю руку. Павел помогает мне встать с бревна.

— Иван, прикажите тут всё затушить, а то загорится степь, — говорю я флигель-адъютанту, — пошли сын.

Перешагиваю бревно и иду в Ставку.

КЕРЧЕНСКИЙ ПРОЛИВ. У МЫСА АРЧИК. 17 мая 1761 года.

«Варяг» медленно выбрался из направленного на юг течения и, влекомый уже ветром начал уверено сползать на норд. Южная коса, идущая цепью островов и отмелей от Тамани, перекрывала проход в Азовское море. И туркам не оставалось ничего как идти через глубоководную узость между мысом Арчик и островом Дальним, точнее отмелью Южной косы тянущейся за этим островом. Может турки бы и прошли меж наносными островками, но, как говорил вице-адмирал Овцын, «турки не заморачиваются измерениями». Осип уже знал, что Дмитрий Леонтьевич был лучшим на флоте гидрографом. Да и мог ли вчерашний юнга опытному вице-адмиралу не верить?

Подрабатывая малым колесом и парусами русский паровой бриг застыл между течениями. Наличие двух движков давало возможность подруливать поперечным колесом. При этом большое колесо, продольное, продолжало давать ход. Из четырёх труб валил сероватый угольный дым, смешанный с водой в искрогасителях. Двойной корпус, прикрывавший расположенные внутри него колёса, встречал набегающие на нос волны.

Турки уже шли почти прямо на них. Из своего «вороньего гнезда» юный Ганнибал мог уже уверено определить, что головной турок это не «Бурчи-Зафир». Три дня назад, как сообщили им на поверке, турецкая эскадра, ведомая этим восьмидесятишестипушечным кораблём под флагом Карабаглы Сулейман-паши, сожгла Белховичи. С ними сгорели и строящиеся суда русского флота. Вчера вроде видели того турка у Хаджибея. Значит это другие.

Осип пригляделся к приближающейся эскадре. Головной «Нехенжи Бахри» или «Анкай Бахри». Они новее, но пушек на них меньше. «Нехенжи» — флагман капудан-паши. Таких как этот корабль линии в надвигающейся массе два. Значит наверно и Нишли Мехмед-паша командующий турецким флотом наверно здесь. К добру ли это? Турецкий адмирал из янычар. Соли морской ранее не глотал. Но силы турок собрал здесь немерено…

Но не его подшкиперское дело о том гадать. На это адмирал и капитаны есть. Осип проорал вниз названия кораблей, оставив при себе собственные размышления.

И новый флаги. На фок-мачте.

«Остановитесь. Ваш курс ведет к опасности».

Находящиеся на марсах видели, как смеются османские капуданы. Будь бы у Осипа Абрамовича его штуцер… Но Осип уже давно не егерь с позывным Сыч. Да и что уж себе льстить два корабля так качает, что и Хумай, то есть майор Анучин бы не попал. А вся армия знает, как он оставил короля Фридриха без треуголки.

Турки стали поворачивать к «Варягу». То ли опасаются отмелей у косы. То ли хотят наказать дерзкого русского. Выкинули сигнал. Дали залп из носового.

«Сдавайтесь. Или будете уничтожены».

И второй.

«Остановитесь для приема трофейной партии».

Семь против одного. А уж по орудиям… Расклад для турок ясный. Вот и идущие за флагманами стараются стройно поворачивать. Крайние отворачивают от косы. Прожимаются к метелотам. Глаза капитанов начинают на новый курс смотреть. Зря. Мористее от косы сильное течение. И камни…

«Варяг» сползая к северу практически стоит. Передние турки неспешно раскрывают орудийные и якорные порты. Осип видит, как снизу цейхвахтер с боцманами уже закрепили бронещиты на баке. Борта тоже подняли бронекозырёк. Какая — никакая, а защита. По бортам «Варяг» дубовыми брусами ещё при строительстве до бархаута укреплён. Выше до румпеля бруса меньше, но перед ним решетка из стали. Осип сам на неё столько краски извел… Ржавеет броня. Но лучше уж ржа, чем лужи крови.

Играют «Все по местам!»

«Варяг» стреляет из передней правой каронады. Марсовые сообщают наблюдения по углу и дальности. Осип тоже сообщает их для брата. Иван Абрамович всего на семь лет старше, а уже лейтенант и старший артиллерийский офицер. От его канониров сейчас зависит что будет дальше.

На палубу вынесли икону.

Новый сигнал на фок-мачте.

«Шапка», «Живете», «Аз».

Осим снимает свою унтерскую шляпу-гречаник. Молится.

'Яко Ты, Господи, упование мое, Вышняго положил еси прибежище Твое.

Не приидет к Тебе зло, и рана не приближится телеси Твоему. Помилуй мя грешного. Аминь.'

Снизу пошел черный дым. Видно плеснули кочегары к углю местной чобечикской нефти. Кливера свёрнуты. Всплески волн говорят, что оба двигателя работают на ходовое колесо. «Варяг» устремляется к туркам.

На фалах фок-мачты рвутся вперёд флаги:

«Погибаю, но не сдаюсь».

Только мы ещё посмотрим кому сегодня умереть.

Турки палят неточно. «Варяг» успевает сделать четыре залпа из носовых каронад. Сбрасывает ход и начинает медленно проплывать между двумя флагманскими турками. Турки не ожидают такой прыткости от странного брига и даже не успевают встать на якоря и открыть нижние пушечные порты. «Варяг» же, притормаживая задним ходом, палит из стоящих по обоим бортам двадцати бомбовых пушек и двадцати бомбовых единорогов. «Нехенжи Бахри» или «Анкай Бахри» получают десятки брандскугелей на правый или соответственно левый борт. При этом первый турок идет впереди второго на половину корпуса и половина орудий борта даже не начинает стрелять.

Разрывные снаряды русских пробивают высокие турецкие борты. Турки же успевают только пробить грота-гаф-трисель «Варяга» и погнуть пару бронещитов над верхней палубой. Соскользнувшее с них на шкафут ядро быстро гасится.

Осип молится. Наблюдает. Докладывает.

Проскочив корму турецкого флагмана, бронированный бриг снова сбрасывает ход и резко поворачивается, подняв стаксели и бросив по левому борту задний якорь. Кормовые каронады бьют по рулю и полуюту «Нехенжи Бахри». Промазать с такого расстояния трудно. Но флагман, с пожаром в адмиральской каюте и со снесённым кормовым флагом, успевает проскочить вперёд. А идущий вторым «Анкай Бахри» успевает получить попадания в корму и на палубу. Курс он держит. Но, этот курс протаскивает его тыл перед бортом «Варяга». Простая статистика говорит, что трудно так не повредить руль. Это и случается, одна из гранат, выпущенных из русского единорога, взламывает гельпорт. Невезучего турка тянет течением от метелота, но тот пытается развернуться правым бортом на бешенного русского. Курсы у турок сходящиеся. Но, они похоже это замечают.

Пока линейные корабли стараются не встретится, выруливая против ветра и течения, «Варяг» начинает огонь по подходящим фрегатам пятидесятипушечникам. Турки не отвечают, опасаясь перелета по флагманам.

Снова машина дает полный ход. Овцин или Синявин выбрали новой жертвой второй от берега турецкий фрегат. До него уже достают носовые каронады. Турок пытается отвернуть. И толкает правого своего соседа на мель. Третий от берега турок тоже отворачивает и пытается закидать идущего под косыми парусами русского книппелями. Двойное ядро звенит цепями обняв мачту Осипа ниже грот-брамселя.

Второй и третий турок начинают нещадно палить по «Варягу» проходящему между ними. Выносит пару пушек по правому борту. На корму тоже попадание. Но Осипу не до нижней суеты. Он смотрит и помечает всё что потом попадет в Шханечный журнал. Сообщает на палубу только о том чего не видят другие. Например, сейчас лишившийся управления «третий» турецкий фрегат срезает «четвёртого». И эти похоже не вырулят.

На палубе явно что-то горит. Но это не проблемы марсового. «Варяг» вырывается на десантные корабли. При них какая-то каравелла. Но, главное, что у турок замешательство. Ветер и течение гонит их к «Варягу» вдоль косы. После начала боя половина транспортов сгрудилась. Остальные сбросили паруса. Может и на якорь встали. Но, на них тоже пушки должны быть. Так и есть, стреляют. Мелкашки. Может даже ядра каменные. Ловя косыми парусами нужные галсы и напрягая машины, «Варяг» идет вдоль строя смешавшихся турецких кораблей. Бригантина благоразумно от этой массы отвалила. Может просто течение её так несёт? Хотя скорее всего там даже орудия не заряжены были. Транспорты горят. Отворачивают к берегу. Но, там — мели. Да острова. Ближний и Средний. Наиболее шустрые пытаются между ними и косой проскочить. Может кто и прорвётся, Аллах бывает милостив. Ставшие на якорь у самой косы турки, пытаются уйти. Выбирают якоря. Но, куда же вы при таком ветре и течении денетесь? Мимо несущейся по морю паровой смерти не проскочить. Тут разе только на берег.

Снаряд с последнего турка сносит марс с фок-мачты. Турки за кормой. «Варяг» разворачивается. Теперь по течению и при полном парусном вооружении. Кроме сорванного грот-стень-стакселя. Грота-гаф-трисель прорван, но дыра невелика и им можно пока рулить.

Есть минутка вниз посмотреть. Снесена одна труба, пара больших подпалин на палубе. Левый борт без трёх единорогов стоит. Деферентов вроде больших нет. Что там под верхней палубой Осипу не видно. Но он наверху первым знает куда корабль наклоняется.

На юте кровь. Синявин на месте. Чичагов на носу руководит. Брат тоже цел вроде. Филофеич в дудку дудит. Живой значит. Адмирала не видно. Но, может, он в машинное спустился или на вторую палубу. Тела погибших канониров завернули в парусину, спускают в трюм.

Транспорты османские что побойчее, да не сильно повреждены успели мористее уйти, пока «Варяг» разворачивался. Но, много и на берегах да мелях. «Анкай Бахри» у Дальнего острова чадит. Не сильно, но заметно. Между ним и мысом идет бой. Видно шнявы «Башкир», «Черкес» да баркентина «Эллин» подошли. Там вроде оставалось всего два целых турка. Да и «Тавров» должен тогда там быть. Туркам бы и корабельного секретаря Клокачёва и лейтенанта Бешенцева хватило. Боевые капитаны у «Башкира» и «Черкеса». А уж в четверо против двух должны справится. А где «Нехенжи Бахри»?

Осип отнял глаза от подзорной трубы. Турецкий флагман нашелся мористее. Он видно смог увернуться от столкновения. Там течение должно было его южнее понести. Вот и смог развернуться и снова по ветру в нужные воды войти. А вот и «четвёртый» за ним спешит. Видно капудан-паша боится плыть в Стамбул после такого избиения. Каперанг Синявин что-то внизу кричит. Из заштопанной трубы снова начинает валить дым. Сейчас за русских и ветер, и течение. А если прибавить к ним семь узлов от поровых машин… Алексей Наумович видно не хочет турка упустить. «Варяг» идет с «Нехенжи Бахри» на сближение…

НОВОРОССИЙСКОЕ НАМЕСТНИЧЕСТВО. БИЛХОВИЧИ. УКРЕПЛЕНИЕ АЛЕКСАНДР-ШАНЦ. ИМПЕРАТОРСКИЙ ПЕРЕДОВОЙ КОМАНДНЫЙ ПУНКТ. 17 мая 1761 г.

Смотрю на сводки. Световой телеграф медленный. Отнюдь не спутниковая группировка онлайн. Сообщение последовательно получают, записывают и передают на каждой из стоящих через двадцать-двадцать пять вёрст станции. А это время. Уйма горячего времени.

Уже понятно что турки не прошли. Потеряли пять больших кораблей. Половина десанта выброшено ими у Тамани, но они даже не атакуют, пешком пытаются отойти к турецкой ещё Анапе. Нам их некем там преследовать.

Наши захватили севший на мель «Анкай Бахри». Серьёзно пострадала наша баркентина «Эллин». О «Варяге» точных известий нет. Сообщают что на горизонте видят пожар и слышат редкие залпы каронад.

Но чем бы всё не кончилось адмирал (да, уже адмирал!) Овцын, похоже турок разбил. Дам ему третьего орла на погоны и «Георгия» второй степени. Да что уж там! Князя за такое не жалко! К тому же Дмитрий Леонтьевич — Рюрикович. Да и остальных моряков посмотрю, чтобы награды не обошли. Чувствую, что «Варяг» дал в этой войне решающее сражение.