Поход

Глава 31. Разрешите доложить…

Когда подписываешь какую-нибудь очередную бумажку о неразглашении, допуске и т. д., а дело это достаточно знакомое и рутинное, — молчишь себе спокойно: это ведь чужая тайна, которую тебе доверили. А тут — тайна своя! Информация ценнейшая: есть проход в другие миры, есть, оказывается, разные статусы, короче — есть много такого, чем совершенно необходимо поделиться. И хочется это сделать побыстрее, донести эти знания руководству, не расплескав. А то мало ли…

Такие сведения не должны пропасть, поэтому по ночам нашептывал всё, что хотел сказать, Сандре. Пусть будет дубль, копия. Со всеми моими мыслями и выводами. А на её возражения ответил просто — ты должна помнить оба варианта. Свой — рассказывай потом, как хочешь, со своими мыслями и эмоциями, а для моего ты — запасная память, «флэшка». Сбрасываю тебе своё видение на всякий случай.

Хотелось, конечно, рвануть в Замок и выложить всё там, но есть проза жизни. Сандра работает на кране, заменить её здесь некем, приехавшего крановщика отправили назад, ему сноровки не хватало, тормозил процесс. Транспортное плечо — длинное, в сутки получается сделать только полтора рейса: трофейный вольвовский восьмитонник, загруженный станками и критичным ассортиментом, идёт сразу в Замок, а остальной металл, метизы и прочую мелочёвку разгружают в Берлине, вручную. Так что Газ и Опель встают под погрузку каждое утро, а Вольво — через день.

А грузовики надо сопровождать, так что с ними всегда едет пара охранников на квадроцикле. Здесь, соответственно, на охране людей остаётся меньше, чем планировалось, и нам с Иваном и Норой надо лежать в секретах, посматривая на реку, и бродить патрулём по окрестным лесам, высматривая следы. Заодно всеми выданными мне и имевшимися у Гонты гранатами закрыл несколько направлений, где можно было попытаться нас обойти. А если учесть, что зверьё здесь хоть и немного напуганное, но бегает интенсивно, растяжки пришлось городить очень вдумчиво, в основном с верхним зацепом — два дня провозился.

Коррекция продолжает действовать. Организм, скажем так, явно посвежел. Сегодня с утра сумел ногой сбить палку, которую поставил на уровне своего носа. Не скажу, что с лёгкостью, но пару недель назад подобный мах и пробовать бы не стал. Завтра утром ещё одну провокацию организму устрою: попросил привезти из Берлина пива. Раньше, со своей язвой, мог только смотреть и облизываться.

А если приглядеться, можно заметить даже внешние изменения: на лысине начала пробиваться растительность. Не особо интенсивно, но что-то прорастает. Главное — без боли… А вот зубы всё портят. Они ещё только лезут, неполноценные пока, — но протезы уже не наденешь. Да и болючее это дело, оказывается, особенно если все сразу. А жевать как?

Иван — полдня на погрузке, потом в секрете, Нора — то на квадре уезжает в сопровождении, то с нами в секрете. Пару раз, правда, на кране поднималась, на подвеске. Долго висела, высматривала что-то в бинокль (ага, стабилизация изображения при болтанке на высоте в тридцать метров — дело такое…). И теперь клянётся, показывая мне фотографии, что в одном месте наверняка ещё локалка должна быть. Но — вот совсем не до того сейчас. Во-первых, как туда добраться? Высмотренная ею перспективная поляна — километрах как минимум в пяти от дороги. А если учесть, что фотографии сильно искажают расстояние, изрядно его сплющивая, так по ним точно не определить, где это на самом деле…

Но даже если там действительно что-то есть — как вывозить? Даже просто съездить и посмотреть — откровенно некогда, да и некому. Дорога-то непростая. Кроме вполне вероятного пещерника, медведей обыкновенных, волков и рысей никто не отменял, не говоря уже про хоть и менее кровожадных, но не менее опасных кабанов и лосей. Так что если идти — то только всей четвёркой нашей, не меньше. А кто же нас отпустит? Да и у самих чувство ответственности зашкаливает… Вот такая у нас нынче служба.

Дугин, хоть лично уже и не присутствует, постоянно подгоняет процесс дистанционно. На второй день, когда колонна пришла, я его сводил на берег к Карьеру, чтобы посмотрел на притопленный угольщик и оценил уровень судостроения Альянса. Женя резко поскучнел, сказав, что нам такое недоступно. Ну, сделать, наверное, сумели бы, только пришлось бы забросить все остальные дела. Так что там, в Стокгольме, всё серьёзно, а на Карьере народ ковыряется, хотят корыто поднять. Аквалангист ныряет, затыкая дырки снаружи, готовятся начать откачку воды.

Мы решили, что пока всё не вывезем, ситуацию по возможности не обострять и в войнушку не лезть. Они, видимо, поступили аналогично. Боятся, и это хорошо. Гонта категорически запретил радиообмен, отобрав рации у всех, кроме своих. Те не болтают.

А ещё и разборка строительной впереди. Это она по сравнению с металлической кажется второстепенной, а так-то — там тоже масса нужного и полезного. Сколько же ещё тут сидеть? Эх, надо идти к Гонте, у него сейчас наша станция с пакетной связью, пусть вызывает хотя бы ещё пару человек, а нам с Сандрой надо в Россию. С докладом. А потом, по результатам, уже видно будет. Что решат: надо будет — и здесь караульную службу нести можно, надо — пойдём к Санаторию. Или вообще никуда не пойдём. Я здесь человек новый, так что стратегические решения — это не ко мне. А вот дать информацию для этих решений — надо обязательно, это я знаю точно.

А кто на кране «большой фокус» показывать будет? Без Сандры всё гораздо медленнее идёт…

Ладно, Санаторий без нас стоял — и ещё постоит, на него пока никто не покушается, так что не мельтешим, свою работу работаем.

Вот так, в душевных метаниях, работе и службе прошли девять дней. Пока нас, наконец, не отозвали для доклада.

До дома добирались весь день. Чтобы не гонять вхолостую, на Штайр загрузили листовой металл — триста кило примерно, да и двинулись в паре с Вольво. И веселее вдвоём, и безопаснее. Быстро не едем — и грузовик загружен, что называется, «на все деньги», да и для меня эти килограммы — не пустячок: движок-то слабенький, так что идём до сорока. По пути замечаю изменения, произошедшие за время нашего отсутствия. Временный мостик после Шпрее исчез, насыпь восстановлена. На перекрёстке с Зусулкой стоит указатель: налево — Аддис-Абеба, направо — Берлин, вдоль дороги знаки появились. Цивилизация однако.

Вкусно поели в Берлине, платы с нас не брали, за экипажи постоянно снующих туда и обратно машин платил централизовано Замок. И уже ближе к вечеру заезжали на специально под это дело организованный склад.

Сотникова перехватил, когда тот уже поднимался в радийку на традиционные вечерние посиделки, оно же неформальное совещание.

— О! Добрались, наконец. Вот только вас и ждём, не начинаем. Поднимайтесь, там уже собрались все, всё сразу и расскажете.

— Алексей Александрович… Давайте, нас сегодня не будет. Вы сначала посмотрите сами — протянул ему телефон, — а потом уже решите, стоит ли рассказывать всё, и кому именно. Папка «Санаторий». Там фотографии и видео с нашими комментариями.

— Всё настолько серьёзно?

— Знаете, я не могу судить о реальной степени серьёзности. И не знаю критериев секретности, да почти ничего не знаю во «внутренней кухне». Поэтому — посмотрите сначала сами, чтобы я чего лишнего не сболтнул. А мы пока отмоемся, переоденемся. А то прямо с дороги. А для железной отмазки — пошёл лечить зубы. Это без выдумки. Не, лечить их не надо, но вот показать — стоит. Для доказательства.

— Зубы? Для доказательства чего?

— Они выросли. До этого были протезы.

— И это напрямую связано с результатом вашего выхода?

— С результатом нашей разведки. Это была самодеятельность, напрямую не связанная с выполняемой задачей. Образовались незанятые сутки, вот и решили покататься, посмотреть окрестности. В итоге нашли… мы назвали это место «Санаторием». Дальше надо смотреть, словами будет непонятно и неубедительно.

Сотников задумался, покачивая в руке телефон.

— А, ладно! Андрей, можете посмотреть вместе со мной, комментарии будете давать и пояснения?

— Могу. Сандру позвать? У неё собственное видение событий.

— Нет, пока не надо, вас вдвоём будем слушать уже более официально. А сейчас так, для понимания. Пошли ко мне, я сейчас предупрежу остальных, чтобы не ждали. Спустившись, отправил дежурившего молодого парнишку, как их здесь называют — нукера, гулять по своим молодёжным делам, и жестом показал — заходи.

Стол в кабинете у Командора, конечно… Садясь за такой, сразу же проникаешься почтением к его хозяину. И возникает некий душевный настрой на серьёзность. Вот как-то не хочется шутить, за таким сидя. Сотников быстро подсоединил телефон к своему компу, чтобы не вглядываться в маленький экранчик. На здоровенном экране, явно предназначенном для совещаний, смотреть, конечно, приятнее.

Пошли первые снимки, общие виды, здание, сам водопад. Это всё проскакивало быстро, да и комментировать было нечего. Первая остановка возникла, когда появился снимок панели управления, пока — просто камня, неактивного.

— Пошли! — Сотников открыл дверь в соседнюю комнату. «Святая святых», как понимаю. Канал. Скатерть-самобранка, как в сказках. А может, и совсем даже не в сказках? Может, это была просто запись увиденного своими глазами, а потом искажённое во многих пересказах и принявшее сказочный оттенок?

— Похоже?

Плита. Такая же или очень похожая… Я потрогал тёплую поверхность, посмотрел с такого же расстояния, как видел ту, что под водопадом…

— По ощущениям, когда касаешься, то же самое. Во всяком случае, очень похоже. Освещение другое здесь. Даю процентов семьдесят за идентичность.

— Хм…м. Аккуратный ответ. Ладно, смотрим дальше. Сейчас, насколько понимаю, начнётся самое интересное?

Видно было, как напрягся Сотников. Хотя нет, не так. Стал в стойку, наверное. След почуял. Кураж поймал. Такое состояние азарта перед событием.

— Да. Видео сейчас посмотрим. Только звук потише сразу сделайте. И водопад сильно шумит, да и потом тоже громко будет.

Всё оставшееся время просмотра, к моему удивлению, просидели молча. Вопросов не было. Командор только несколько раз останавливал видео, вчитываясь в надписи. Только когда запись и фотографии закончились, спросил:

— Копии ещё есть?

— Нет. Только здесь, на телефоне.

— А кроме зубов, ещё эффекты есть, Странник?

— Странник я для них. Здесь остался тем же. Есть. Пиво могу литрами хлестать, раньше язва протестовала. Ну и вообще, такое ощущение… лёгкости, что ли.

— Лечит, значит, коррекция…

— Не только. Сандра заговорила по-русски. Это уже точно не здоровье. Или, правильнее, не только здоровье.

— Кстати, о здоровье. Сотников снял трубку телефона, набрал номер.

— Маргарита Эдуардовна, добрый вечер. Нет, всё нормально, ничего не случилось. Вы не могли бы зайти ко мне ненадолго? Да, лично надо. Это ненадолго. Хорошо, жду.

И опять ко мне:

— Завтра придётся день потратить на благо науки. Думаю, вам и самими интересно будет узнать, что изменилось. Не только по субъективным ощущениям, а и по анализам и приборам, я сам не разбираюсь в этом, но есть кому. Наш медцентр, наверное, лучший на всей планете.

Да уж наслышан. Знаю, что в Замок едут лечиться отовсюду. За что капают разнообразные ништяки. Интересно, а на Санаторий с минеральной водой как отреагируют? Кстати, водичка у меня во фляге, набрал специально, для анализа.

Зенгер появилась очень скоро, и в зал зашла… в общем, это не шагом. С чемоданчиком в руке, но без халата.

— Как я вижу, спасать никого не нужно. Вид у обоих достаточно здоровый, у одного, правда, присутствует лишний вес. И к чему тогда такая спешка?

— Маргарита Эдуардовна, каюсь, некогда собой заниматься, но речь сейчас не об этом. У меня к вам несколько неожиданный вопрос: насколько вы лично — универсальный врач? Дело требует комплексного обследования, но привлечение дополнительных специалистов крайне нежелательно. Сможете в одиночку осмотреть двух человек и вынести потом свой вердикт?

— Алексей Александрович, давайте без загадок и предисловий. Вы же знаете — я была врачом на зимовке. Многое умею, не всё, конечно. Что нужно сделать, кого смотреть, и почему возникла секретность такого уровня? Что, они нашли раненых Смотрящих? И у них слепота третьего глаза, или рога шелушиться начали?

Нормальный такой напор. Сотников открыл было рот, потом задумался на секунду, махнул рукой.

— Покажи.

Да запросто. Оскалил зубы, и провел по ним ногтем. Звучно так, со щелчками. До конца не выросли ещё, но для такого достаточно.

Зенгер смотрела с недоумением. Потом отреагировала

— И что? Руки-то хоть давно мыли?

Молча полез в карман и достал коробочку, в которую положил свои зубные протезы. Открыл, показал. И ещё раз прощёлкал ногтем. Сотников, не давая начмеду опомниться, произнёс:

— Маргарита Эдуардовна! Я хочу отдать вам его и Сандру… эээ… а как у неё отчество?

— У итальянцев нет отчества. Не принято.

— Отдать Андрея и Сандру на день в ваши руки. Только в ваши, чтобы дальше эта информация никуда не вышла. Обследование на предмет… наверное, необычности. Отклонения от общепринятых медицинских показателей. Так понимаю, они же недавно обследование полное проходили? Значит, отклонение от результатов этого обследования. Через сутки доложите результаты в узком кругу. Знать об этом будут только три человека. Вы — четвёртый.

Зенгер побагровела, набрала воздуха, собираясь было возразить, но, постояв, приобрела нормальный цвет лица и буркнула:

— Завтра к восьми утра вдвоём ко мне. Натощак. Сдадите анализы, тогда на завтрак пойдёте. Я свободна, Алексей Александрович? Мне нужно теперь успеть подготовиться.

— Да, конечно. И вы, Андрей, можете идти. Послезавтра в пятнадцать часов жду вас двоих здесь. Постарайтесь вспомнить все мелочи, которые не были отражены. И Сандра тоже. Разговор будет длинным.

Люди делятся на тех, кто не верит в домовых, и тех, кто с ними постоянно имеет дело.

Объяснить первым, что домовые — это совершенно нормальное и обычное явление, практически нереально. Впрочем, ровно до тех пор, пока не столкнутся с шуточками ближайшего домового. И через некоторое время им ничего не остаётся, кроме как перейти в лагерь вторых.

Андро (всё же так привычнее) из тех, кто не верит… Бабманю чуть ли не в шарлатаны записал. А она — потомственная знахарка, ха-ха, попросту — ведьма. Не злая колдунья, а — ведунья, ведающая. Живущая в природных ритмах, в природных энергиях. Кто ещё смог бы так, в одиночку, среди леса, ничего и никого не боясь?…

Ей, вернее — Анечке, Бабманиной дочке, этот дар тоже достался, только по молодости не раскрылся полностью, да и было кому в семье его нести, а это нелёгкая ноша… Ну вот, а потом он достался ей, Сандре. Впрочем, он же у неё и был всегда…

Теперь она вполне понимает, как она — итальянка-горожанка — так легко приспособилась к жизни в лесу. Андро помог, конечно, у него опыт и знания, но ведь ей самой могло быть тяжело без привычного комфорта, а она вросла в эту лесную жизнь…

Анечка… Интересно, какие ещё сюрпризы она приподнесёт? Сандра чувствовала, что русский язык как родной (со всем шофёрским его многообразием, которое она, как и Анечка, старалась не демонстрировать) — это ещё не всё, что в ней прописалось с той коррекцией. Просто чужая душа «срослась», наконец, с её телом — и Анечкины знания и умения стали её, Сандры, знаниями и умениями. А Анечка была девушкой талантливой — с ведьмиными-то генами…

Эх, распросить бы Бабманю… Можно, конечно, настроиться и попытаться с ней поговорить так, как она умеет, без слов, но для этого нужна тишина, спокойная обстановка, а ей сейчас некогда: работа, люди, поездки…

Да и про Портал Бабманю надо бы распросить: похоже, знает она о нём не понаслышке, так уверенно указала им путь, ещё и странниками назвала. Знает, бывала там и руку на плиту клала, иначе откуда бы «странники»…

Кстати, узнать бы, занималась ли Анечка музыкой… Почему-то свои впечатления от самого места, от шума водопада, от того едва слышимого, но такого явного звона, ей хотелось описать в музыкальных терминах — она их как будто знала, но пока не могла вспомнить…