Глава 17

Кирилл. Ростов-на-Дону. Пройдено 1076 км

Не сказать, что, планируя поход, Кирилл серьезно рассчитывал на лояльность местных жителей. Того, что южане кинутся навстречу чужакам с распростертыми объятиями и предложением помощи, не ожидал. Но и обнаружить в каждом поселке странную и, судя по всему, крайне жесткую зависимость от «Матери Доброты» и ее умений карать и миловать тоже, мягко говоря, не рассчитывал.

— Я одного не понимаю, — задумчиво проговорил на привале он. — Тот, кто насаждает этот странный культ — чего он добивается? Вот, хоть убейте, не вижу корыстного интереса. Я бы понял, если бы люди подносили этой Матери какие-то дары, выполняли для нее какие-то работы — но ведь нет! Благодать в виде младенцев поступает в поселки бесплатно. Причем одариваются, судя по всему, действительно достойные люди... Такое ощущение, что кто-то реально пытается построить рай на земле.

— А я не понимаю, чем мы этому кому-то мешаем? — проворчал Джек. — Строишь — ну так строй на здоровье! Хоть рай, хоть загон для курей. Идем себе, никого не трогаем. Матери ихней, и то в круг ни разу не насрали — хотя, по-хорошему, надо бы. О том, что детей строгать и без божьей помощи умеем, они наверняка знают. С чего взяли, что нам своей мелкоты мало?

— А вдруг, как раз не знают? — вмешался Эрик. — Что у нас тоже дети есть? Мы все-таки уже далеко ушли.

Кирилл покачал головой:

— Все равно должны знать. Мне кажется, на Мать Доброты весь юг подвязан — до самого Дона, а то и дальше. Информацией поселки точно обмениваются, засаду ведь устроили. Значит, кто-то всполошился и вперед поскакал, чтобы соседей предупредить насчет нас.

— Зачем? Мы ведь их не трогали?

— До сегодняшней ночи нет.

— Так сегодня они сами полезли!

— Вот и я не пойму, — кивнул Кирилл. — Одно дело, от ограды шугануть — ну мало ли, у кого какие тараканы, может просто чужаков не любят. А человека зарезать или засаду устроить, с явной целью перебить, это уже совсем другое. Нас ведь сегодня не напугать, нас реально угробить пытались. А уж с собой покончить, чтобы в плен не сдаваться — это вообще ни в какие ворота! Я о таком и не слышал. — Кирилл помолчал. — А что этот берсерк говорил, вы вообще не запомнили?

Олеся качнула головой:

— Там не слыхать было.

Джек, подумав, добавил:

— Не слыхать, да... А по виду — похоже было на то, как Ольга Павловна с Талицы бормочет, когда крестится.

Кирилл присвистнул. Обреченно протянул:

— У-у-у... Ну, значит, я все-таки прав.

Джек молча пихнул его локтем в бок. Это означало «не выделывайся».

— Сейчас, — поморщился Кирилл. — Подожди, дай мозги собрать... У меня самого пока не все устаканилось. — Он потер виски.

— Жека, камень, — вспомнила Олеся. — Покажи бункерному.

— Блин, точно. — Джек принялся шарить в карманах. — Ушибленный перед тем, как выстрелить, камнем в меня швырнул. Я еще думаю, на хрена швыряться, когда ствол в руке? Потом магазин проверил — а у него, оказывается, один патрон оставался. Нам пожалел, для себя сберег. И камень-то не простой. Смотри.

Джек протянул камень Кириллу. Плоский серый голыш с нацарапанным на нем кругом. Окружность обведена волной, рисунок перечеркнут. Если этот символ что-то и означал, Кириллу он до сих пор не встречался.

— Ну? — требовательно спросила Олеся.

Кирилл пожал плечами:

— Все, что могу сказать — это, несомненно, что-то значит... Итак. — Он снова потер виски, сосредотачиваясь. — Что мы имеем? Мы имеем свежепровозглашенную религию, не больше не меньше. Поскольку поведение местных дико для нас, но вполне нормально для религиозных фанатиков — так когда-то называли людей, объединенных слепой общей верой. Настолько неколебимой, что сама мысль о том, чтобы подумать, будто в чем-то можно усомниться — уже греховна. И носитель этой мысли не имеет права на существование. Человечество воевало за веру со времен крестовых походов — сколько людей до того как все случилось погибло в религиозных войнах. А в нашем случае символом веры является так называемая Мать Доброты. Чей вывихнутый мозг выбрал в этом качестве портрет танцовщицы кабаре, понятия не имею, но это и не важно. Если вера крепка, поклоняться можно хоть фонарному столбу. А религиозное учение в нашем случае заточено на то, чтобы сделать человека лучше. Рычаг воздействия — появление детей. Того, что в этом мире востребовано больше всего — логично, в общем-то. За возможность обзавестись ребенком ты хоть в черта лысого поверишь! И тот, кто затеял шоу, не мог не понимать, что люди будут готовы верить чему угодно и согласятся на любые условия. А условия в нашем случае таковы: дети рождаются редко, такие случаи единичны. Возможно, поэтому дети не остаются с родителями, а передаются «достойным». То есть, право растить ребенка — по логике того, кто придумал эту систему — надо заслужить. — Кирилл помолчал. — Если рассматривать рациональную сторону вопроса — здравый и справедливый подход. А по-человечески — лично я не представляю родителей, которые добровольно согласятся расстаться с родным дитем.

— Так, может, им просто деваться некуда? — предположил Эрик. — Родителям, то есть? Может, порошок, который тут в ходу — не как у нас, на всех подряд действует, а только на некоторых?

— Тех, кто может рожать — мало, — подхватил Джек, — тех, кто не может — в разы больше. Вот и держат тех, кто может, в загоне, как скотину.

— Ерунду не пори, — поморщилась Олеся, — не бывает такого, чтобы с людьми, как со скотиной.

— Да? — огрызнулся Джек. — А светящиеся круги вокруг нарисованной бабы — бывают? А в башку себе шмальнуть вместо того, чтобы перетереть по-людски — это как? Я вот, ей-богу, уже ничему не удивлюсь.

Кирилл покачал головой:

— Вряд ли как скотину. Я бы предположил, что как раз наоборот — на женщин, способных родить, разве что не молятся. А может, и правда молятся, у этих не заржавеет. Есть Мать Доброты — а есть, к примеру, какие-нибудь ее Дочери. Или сестры, подруги — неважно. Думаю, что среди них промывка мозгов идет на более высоком уровне, чем среди остального населения. И при таком раскладе, вполне возможно, женщины добровольно расстаются с детьми.

— А ведь в натуре может быть, — протянул Джек. — Пряники-то иной раз получше кнута работают. Себя вспомни, каким из Бункера вышел.

Кирилл хмуро кивнул:

— О чем и речь. Причем, что характерно, мне тогда тоже желали исключительно добра... Ладно, это дело прошлое. Сейчас основная задача в том, чтобы выйти на контакт с местными. В идеале, на создателя Матери Доброты. Я все-таки надеюсь, что происходящее — недоразумение, а не злой умысел, цели-то у человека вполне благородные! И если объяснить ему, что мы не будем мешать и пытаться внедрять здесь свои порядки, а просто пройдем мимо — возможно, получится договориться.

— Гладко, — подумав, кивнул Джек. — Одна фигня — где ты его искать собрался, того создателя?

— Я почему-то думаю, что, если встретим — опознаем. Поселок, где он живет, наверняка один из самых крупных. — Кирилл вытащил карту. — Очень надеюсь на Ростов, до того как все случилось это был большой город.

— На Ростов мы и раньше надеялись, — напомнил Джек, — лошадей хотели местным оставить, если моста нету.

Планируя поход и размышляя, отправляться в него верхом или пешком, отряд дружно проголосовал за «верхом» — это и быстрее, и барахло не на себе тащить. Понимали, что, когда доберутся до Дона, придется решать вопрос с переправой — если, конечно, местные жители не восстановили мост, на что надежды мало. И решили, что лошадей оставят в каком-нибудь из близлежащих поселков. Лошади у отряда хорошие, выносливые — кто ж откажется заполучить таких в хозяйство? Реальность внесла в планы свои коррективы. Оставалось надеяться лишь на то, что гнаться за ними, слив засаду вчистую и получив вместо четырех бойцов четыре трупа, местные жители не рискнут. Ну и, конечно, на то, что население Ростова окажется более дружелюбным, чем северные соседи.

***

После стычки в лесу лошадей у отряда осталось две. Подумав, решили разделиться. Кирилл с Олесей, забрав самую тяжелую поклажу, верхом отправились вперед, Джек с Эриком, оставшись налегке, должны были догнать верховых на берегу Дона через двое суток.

— Ну и прикроем вас, если им в бошки ударит догонять, — добавил Джек. — Дольше трех ночей не ждите, переправляйтесь.

Кирилл был бы рад возразить, но понимал, что Джек прав. Если они с Эриком не появятся через три ночи, то с вероятностью процентов девяносто не появятся никогда.

— Не каркай, — проворчал он, — всё нормально будет.

Ударили по рукам и разошлись.

Реальность превзошла ожидания — Ростов-на-Дону, бывший город-миллионник, оказался необитаемым. Мосты смыло, судя по всему, еще во времена «когда все случилось», сейчас уже даже обточенные водой опоры были едва видны.

«А река полноводная, наверное, до сих пор по весне разливается — будь здоров, — понял Кирилл. — Мостов нет, коммуникации разрушены... При таком раскладе, конечно, проще где-то еще осесть, чем возвращаться».

Убедившись, что Ростов необитаем, Кирилл с Олесей сместились вдоль Дона южнее, в пригород.

Поделили ближайший, стоящий на возвышенности и оттого не сильно пострадавший от воды, поселок напополам и принялись обшаривать строения на берегу — искали лодки. С собой была единственная надувная, переправляться на ней всем отрядом с вещами пришлось бы в несколько приемов.

Кирилл со своей половиной поселка управился быстро — лодки, если они где-то и были, унесло половодьем.

Пробираясь от дома к дому, он внимательно смотрел под ноги — полуистлевшие деревянные и проржавевшие металлические, давным-давно рухнувшие на землю столбы и пролеты заборов затянула трава, идти приходилось осторожно, чтобы не споткнуться. Покосившиеся дома скалились голыми, промытыми водой и выбеленными солнцем фундаментами. Уцелевшие в пролетах двери в свое время так разбухли от воды, что намертво вросли в косяки — Кирилл не сумел расшатать ни одну. Из окна крайнего в поселке дома грустно помахал лоскут чудом уцелевшей занавески. Город был давно и безнадежно мертв.

Кирилл вернулся к тому месту, где разошлись с Олесей, и обнаружил, что молчунья еще не вернулась. А ведь должна уже, — кольнуло Кирилла. С некоторых пор он начал нервно относиться к опозданиям.

Посвистел, Олеся не откликнулась. А в следующий миг Кирилл метнулся под прикрытие ближайшего дома и распластался на земле — увидел, как закачались кусты возле дома напротив. Выхватил пистолет, понимая, что стрелять на поражение нельзя, сначала нужно выяснить, что с Олесей. Замер, выжидая.

Дождался.

Кусты издали громкий хрюкающий звук, и на открытое пространство выкатился дикий кабан. То есть, как быстро понял Кирилл, кабаниха — вслед за матерью из тех же кустов, так же деловито похрюкивая, выбрались трое полосатых кабанят. Принялись деловито копаться в земле. До Кирилла кабаньему семейству определенно не было никакого дела.

Кирилл нервно хихикнул. Тихонько поднялся, обошел выводок по дальней дуге. Ругнулся сквозь зубы:

— Три поросенка, блин! Волка на вас нет.

С трудом удержался от соблазна подобрать с земли шишку и запустить в нарушителей спокойствия. Смех смехом, а спина была мокрой — вспотел от волнения. Но где же Олеська?

Отойдя подальше, по-прежнему крадучись вдоль домов, Кирилл снова посвистел. Повторял свист возле каждого дома, отчаянно прислушиваясь — тишина. Так и шел бы дальше, если бы не привитая в незапамятные времена Олесей привычка — обращать внимание на странности.

К одному из домов вела едва заметная в высокой траве тропинка. Неутоптанная, узкая — пользовались ею нечасто. Кирилл положил руку на кобуру, пригнулся. Снова осторожно свистнул. И услышал в ответ слабый, едва различимый свист. Приглушенный, как будто свистеть пытались сквозь подушку — если бы Кирилл не прислушивался, не разобрал. Покрутив головой, понял, что неприметная тропинка упирается в крыльцо невысокого бревенчатого дома. А в следующий миг обругал себя за то, что не обратил внимания раньше: окна дома оказались заколоченными. А свист шел, кажется, из-за закрытой двери.

До крыльца Кирилл донесся в несколько прыжков. Рванул с разбегу дверь, собираясь влететь внутрь. Если бы не крик Олеси:

— Стой! — наступил бы ей на руку.

Олеся лежала на полу, прямо у порога. То есть, лежала верхней частью тела, ноги уходили вниз, в подпол.

— Помоги, — просипела девушка.

Кирилл сел на корточки. Заглянул в темный проем и не удержался от вскрика.

Нога Олеси наделась на металлический штырь. Заостренный кусок арматуры пронзил бедро насквозь и торчал, окровавленный, наружу. Штанину залила кровь.

— Не могу выбраться, — сдавленно проговорила Олеся, — как на вертел насадилась.

Приглядевшись, Кирилл понял, что Олесе в каком-то смысле повезло — из подпола торчало аж восемь штырей, два ряда по четыре. Нога Олеси прошла между двумя крайними, и удар пришелся в мягкие ткани. Упади девушка чуть правее — нанизалась бы на штыри животом и грудью.

— Что это? — вырвалось у Кирилла. — Зачем здесь... ох, прости. Сейчас.

Он выдернул из чехла нож и осторожно обрезал ткань вокруг ран. Примерился, как ловчее подхватить Олесю. Предупредил:

— Терпи.

Одну руку завел под Олесино бедро, другой обнял за талию. И потащил тело девушки вверх. Олеся не стонала и не плакала, молча стиснула зубы. Когда Кирилл опустил ее на пол, увидел, что девушка без сознания.

Объяснил непонятно кому:

— Болевой шок... Может, так оно и лучше.

Приводить Олесю в сознание не стал. Поясную сумку с набором бинтов и самых необходимых лекарств по старой привычке носил с собой, отправляясь в любую вылазку. Обработал рану, думая о том, что Олесе очень повезет, если не схватит столбняк: арматура — ржавая насквозь.

***

К тому моменту, когда Олеся очнулась, Кирилл успел привести к дому лошадей и вскипятить воду на печке-буржуйке. Что произошло с Олесей, он уже и сам догадался, девушка только подтвердила выводы.

— Нас ждали, — очнувшись, проговорила она.

Кирилл кивнул:

— Я понял. У порога выпилили доски и застелили дыру половиком, так? — Половик он снял со штырей, когда осматривал ловушку. — А ты шагнула и провалилась.

— Угу. — Олеся помолчала. — Хорошо, что я пошла, а не ты.

— Почему?

— Потому что тебе бы точно брюхо пропороло. Я-то тощая, и очухаться успела, к краю рванула. А ты тяжелее, и в кости шире.

— И реакция у меня не твоя, — закончил Кирилл. Передернул плечами. — Нда... А зачем ты вообще в этом дом полезла?

— Так, тропинка же, — удивилась Олеся, — и окна заколочены. Я решила, что на приют похоже. Кругом обошла, принюхалась — людей нет. Ну, и зашла. Кто ж знал, что они такую подставу приготовят.

— А ты знаешь, кто — «они»? — сам Кирилл ответ уже знал.

— Те, кто поселковых науськал засаду устроить? — предположила Олеся. — Больше вроде некому.

Кирилл кивнул:

— Ну да. Нам даже привет оставили. Смотри.

Приподнял и наклонил тяжелый, сколоченный из досок стол, столешницей к Олесе. Стол недовольно заскрипел.

— «У-хо-ди-те, — по слогам прочитала Олеся вырезанное на столешнице послание. — Не гне-ви-те Мать Доб-ро-ты!» Зашибись. — Девушка застонала, шевельнувшись.

— Сейчас, — Кирилл торопливо опустил стол. — Подложить под ногу что-нибудь?

— Не надо. — Олеся с усилием села. — Тут ничем не поможешь, только ждать, пока заживет... Вот же козлы. Да?

Кирилл кивнул.

— Смотри, что они еще оставили. На столе лежал, — разжал кулак и показал Олесе камень-голыш.

На камне был выцарапан круг, обведенный по краю волной. Круг пересекала широкая полоса.

— Как тот, — узнала Олеся, — который ушибленный в Жеку швырнул.

— Угу.

— И что это значит?

Кирилл развел руками:

— Вероятно, еще первый камень должен был нам объяснить, что дальше идти запрещено. Но мы не поняли, и нам оставили второе послание. Вместе с ловушкой и надписью на столе.

Олеся помолчала, потом упрямо сжала губы. Объявила:

— Да пусть корябают что хотят! Назад не пойдем. Рана — в мякоть, быстро заживет... Ничего.

Кирилл покачал головой:

— На самом деле, проще и логичнее всего — именно повернуть назад. Уже ясно, что мы столкнулись с религиозными фанатиками, которые за здорово живешь чужаков на свою землю не пустят. То есть, мы должны либо в принципе забыть о переселении, либо идти сюда большим вооруженным отрядом. Захватить ближайший к нам населенный пункт и требовать на переговоры создателя Матери Доброты.

— Так, и? — в том, какой из предложенных вариантов выберет Олеся — и выбрал бы на ее месте Джек или Рэд — Кирилл не сомневался.

И отрезал:

— Нет. Воевать мы не будем.

— Почему? Сам сказал, что это логично!

— Потому что не всегда и не во всем следует опираться на логику. В кого мы превратимся, если выберем этот путь? В захватчиков? В оккупантов?

Олеся угрюмо молчала.

— Мы идем дальше и будем искать создателя культа, — закончил Кирилл. — Попробуем объяснить, что цели у нас не враждебные. Ложись, чего ты вскочила?

К утру у Олеси поднялась температура. Организм отчаянно боролся с воспалением.

Загрузка...