Полюс Доброты

Глава 36

Эри. Туапсе. 1524 км от Бункера

Эри наконец разглядела его как следует: раненный адапт оказался таким же худым и изможденным, как Кирилл. Из ворота рубахи выпирали ключицы, руки висели плетьми, темная кожа обтянула скулы так, что глазницы походили на провалы. А со дна провалов насмешливо сверкали светло-серые глаза.

— Что потеряла, красавица?

— Я ищу Джека. Вы не знаете, где он?

— Рожа смазливая, шрам вот тут? — уточнил адапт. И коснулся шрама на виске.

— Д-да, — неуверенно кивнула Эри, — наверное.

— Не, не видал. — Адапт развел руками и огляделся по сторонам.

Эри тоже машинально огляделась.

«Твой отец здесь, — сказал ей Кирилл, когда пять минут назад зашел в приемный покой, где Эри и Лазарь примостились на кушетке. — Это Джек. Понимаю, что в Бункере меня проклянут, но молчать не могу. Ненавижу секреты».

И на дальнейшие расспросы Эри не отвечал, предложив все узнать у Джека самой. Вот она и пришла узнавать.

— Глянь, может, под койку спрятался? — предложил адапт. Кивнул в сторону соседней кровати.

Спрятаться под высокой кроватью на четырех металлических ножках сумело бы разве что привидение — пространство под ней отлично просматривалось.

— Не морочь девочке голову.

Эри оглянулась и увидела, что в дверях стоит Кирилл.

— Да кто морочит, — возмутился адапт, — чистую ж правду говорю!

— То есть, все-таки вы — Джек? — уточнила Эри.

— Ну. А что, не похож?

— А почему же сказали, что его не видели?!

— А как ты думаешь, давно я себя видел? Тут, по-твоему, в каждом бараке зеркала висят?

Эри растерянно замолчала, не зная, что ответить. А подошедший Кирилл положил руку ей на плечо:

— Жека, знакомься. Это твоя дочь.

***

— Расскажите, как я появилась — попросила Эри.

После первого шока, в который поверг рассказ Кирилла — когда оказалось, что ее отец вовсе не погибший Эрик, а вполне живой Джек, острота всего последующего как-то притупилась. За время пути Эри слышала о Джеке немало и успела нарисовать для себя вполне определенный образ — весельчака и пьяницы, которого Серый с Мраком считали едва ли не своим ровесником. Уж главным соратником по части проказ, точно. Самым сложным для Эри оказалось поверить в то, что ее отец — именно этот человек. Которого трудно было представить не то что стоящим рядом с Еленой Викторовной, а в принципе живущим с ней на одной планете! Они были не похожи друг на друга настолько, насколько вообще могли различаться, но все же Эри поняла, что слова Кирилла — правда. Глядя в насмешливые светло-серые глаза, поняла.

— Я была одним из первых экспериментов, да? — продолжила она. — В котором решили скрестить ваши гены и гены Елены Викторовны? А когда оказалось, что эксперимент неудачный, вам пришлось уйти из Бункера?

— Чего? — изумился Кирилл. — Что за бред?

— Во-первых, еще раз «выкнешь» — башку оторву, — глядя на Эри, серьезно пообещал Джек. — А во-вторых, кто тебе нагнал такой хрени? Вадя?

— Нет, — Эри потупилась. — Это мои догадки, я их ни с кем не обсуждала. Да я вообще всю жизнь думала, что росла в инкубаторе — так же, как другие! А потом нечаянно подслушала разговор Елены Викторовны с Григорием Алексеевичем. Ну, я рассказывала, — повернулась к Кириллу.

— Мамку — по имени-отчеству? — хмыкнул Джек. — Круто.

— Подожди, — поморщился Кирилл. — Будь добра, напомни, о чем они говорили?

— Что я... — Эри помялась. — Появилась на свет в результате насилия, и упоминали при этом адапта. А потом заспорили. Елена Викторовна утверждала, что это так, а Григорий Алексеевич с ней не соглашался. Я не поняла, о чем они, и решила, что был какой-то эксперимент...

— Насилия, значит. — В глазах у Джека загорелся нехороший огонек. — А доктор, значит, не соглашался?

— Жека, — Кирилл предостерегающе положил руку ему на плечо.

Джек ее сердито сбросил. Наклонился к Эри и четко, отрывисто произнес:

— Вот что, лапушка. Не знаю уж, чего ты там себе напридумывала, но лучше сразу скажу, чтобы потом не плакала. Я не ангел небесный! Грехов за мной — как отсюда до Бункера, и то не все поместятся. Но чтоб я хоть раз с бабой без ее согласия — никогда такого не было! И, если тебе кто врать будет, что я насильничал...

— Жека, — снова вклинился Кирилл, — уймись! Она тебя не понимает. — В ответ на недоуменный взгляд пояснил: — Она не Серый, не Мрак, и даже не его младшие братишки. У нее абсолютно невинный разум — вспомни, каким был я! Вспомни Дашку. В ее понимании естественное зачатие у людей — в принципе нонсенс. И, говоря о насилии, она скорее всего имеет в виду другое. — Кирилл повернулся к Эри: — Продолжай, пожалуйста. Итак, ты услышала что-то про насилие. И что же ты решила?

— Что мой эмбрион был создан против воли Елены Викторовны, — пробормотала растерянная Эри. — Что на его создании настоял Вадим Александрович. А когда не получилось...

— Охренеть. — Эри не поняла, чего в голосе Джека больше, возмущения или сочувствия. Он придвинулся ближе к ней. Взял за плечи и, глядя в глаза, проговорил: — Чушь это все, понятно? Про эмбрионы, там... Да подойди ко мне Вадя со своей пробиркой — я б ее знаешь, куда ему засунул?! Мы с... твоей матерью просто были вместе. Потому что она этого хотела, и я этого хотел. Вот и все.

— Вы... — голос у Эри дрогнул, — были вместе, чтобы появилась я?

Джек покачал головой:

— Нет, лапушка. Уж прости, но нет. Думать не думали, что ты появишься.

— Это было, когда мы уже начали применять катализатор адаптации, но не знали, что он работает, — пояснил Кирилл.

— То есть... Мое появление — случайность? — Эри почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

— Ну да, — кивнул Джек, — случайность и есть. А чего ревешь-то? — потрепал Эри по волосам. Мотнул головой в сторону соседней палаты: — Вон там еще две случайности сидят — и ничего, не ревут.

— Серый и Мрак? — сообразила Эри.

— Ага. Была б ты парнем, сказал бы «третьим будешь». С тобой-то им бухать — так себе интерес, конечно. Ну, так не рыдать же из-за этого?

— Мы не знали, что, помимо Серого и Мрака, есть еще дети, — добавил Кирилл. — Ни Вадим, ни Елена о тебе не рассказывали. Впрочем, в первое время после моего ухода и отношения с Бункером были... Скажем так, не слишком доверительными.

Эри кивнула. Думая о том, что давно минувшие «отношения» ей неинтересны. А интересно другое.

— Ты любил Елену Викторовну? — глядя на Джека, спросила она.

Здесь и сейчас было почему-то очень важно это узнать. А еще вдруг появилась уверенность: Джек ответит, он не станет увиливать. Чем дольше Эри разговаривала с ним, тем все больше уверялась: это действительно ее отец. Человек, которого так упорно искала. И ерунда, что он совсем не похож на бункерных взрослых. Да и в принципе на взрослого, если уж честно. Смеется над всеми, дурачится, рожи строит... Ну и что! Зато он ответит на все вопросы. Не будет врать.

Краем глаза Эри заметила, что Кирилл поднялся и ушел. Должно быть, понял, что стал лишним.

— Любил, — спокойно и твердо сказал Джек. — Не любил — так не полез бы... Блин, вот как тебе объяснить? Это ж, пока сама не попробуешь, не поймешь... Когда накрывает, всегда любишь, ясно? И, если кто тебе будет другое свистеть, не верь. Потом, когда отпустит — да... Потом разное может быть. А в сам момент — ничего вокруг нету. Кроме того, что тебе хорошо, и женщине в твоих руках хорошо. Так что не сомневайся, ты по любви получилась. Да чего болтать? Сама ведь можешь услышать.

Эри не сразу поняла, о чем он. Поняв, сглотнула.

— Ты... разрешаешь мне послушать, что сейчас чувствуешь?

Джек кивнул.

— А тебе не будет неприятно?

— Нет. Наоборот — всю жизнь думал, что один такой, мешком ударенный. А тут на тебе! Дочка есть.

Эри, не сдержавшись, все-таки расплакалась.

— Ладно, реви, — привлекая ее к себе, великодушно разрешил Джек. — Чай, не каждый день папашу находишь.

Однако нареветься вдоволь и наговориться с внезапно обретенным отцом у Эри не получилось: дверь палаты скоро распахнулась, и в проем нырнула голова Серого.

— Батя спрашивает, вы всё? — обратился к Джеку он. — Говорит, что мы здесь больше десяти часов уже. И что население, конечно, дрессированное, но чем раньше с Шаманом разберемся, тем лучше.

— Ну, так тащи сюда Шамана, — отстраняясь от Эри, буркнул Джек. — Я-то пока не больно ходячий.

Парни привели Шамана, усадили на стул. Напротив него, взяв еще один стул, сел Кирилл. Серый и Мрак плюхнулись на свободную койку, Эри осталась сидеть рядом с Джеком — решила, что ни на шаг от него не отойдет.

— Только не тяни кота, бункерный, — попросил Джек, — а то знаю я тебя. Давай сразу в лоб: слышь, Шаман? Откуда детишки?

— А ты не понял? — обернувшись к нему, удивился Кирилл. И остановил взгляд почему-то на Эри. Она вздрогнула — за секунду до того, как произнес это слово, вдруг поняла, что именно скажет. — Из Бункера. Больше неоткуда.

— Пап, ты чего? — теперь даже Серый вздрогнул.

Джек, кряхтя, приподнялся. С укоризной спросил у Серого:

— Ты чем, хлопчик, батьку опоил, что такую херню несет? Плесни и мне, что ли? — Повернулся к Кириллу: — Алё! Ничего, что до Бункера полторы тыщи километров — через реки, через горы?

— Тем не менее, мы сюда пришли. — На Джека Кирилл не смотрел. Смотрел на съежившуюся на стуле квадратную фигуру — ставшую, казалось, еще меньше ростом. — Через реки, горы, и несмотря на препятствия, которые нам чинили. А если в каждом жилом поселке будут встречать стол, кров и свежие лошади, дорога займет гораздо меньше времени. Так, Шаман? — и вдруг твердо приказал: — А ну, сними плащ.

Шаман поднял голову. Выкаченные глаза зло уставились на Кирилла.

— Тебе мало унижений, которые причиняешь беспомощному, неполноценному человеку? — проскрипел он. — Непременно нужно раздавить меня окончательно?

— Тебя раздавишь, — фыркнул Джек. — Начнешь давить, так поскользнешься... Серый, Мрак! Помогите дяденьке.

Серый и Мрак одновременно поднялись. Шаман, скривив брезгливую гримасу, взялся за завязки плаща.

Когда сбросил его, Эри обомлела — кривые, короткие ноги венчало поджарое и мускулистое тело атлета.

— Ну, как я и предполагал, — кивнул Кирилл. — Мои поздравления, отлично выглядишь. И сколько занимает дорога до Бункера и назад? Думаю, пару месяцев, не больше.

Шаман молчал.

— Не знаю, какие сказки рассказывают людям твои Посланники, которые весь год снуют по округе, — продолжил Кирилл. — Но факт то, что, когда ты выдвигаешься в путь, скачешь без промедлений. А для того, чтобы не встречался с местными, Мать Доброты ввела комендантский час. Пока не перевернется девятка — я правильно запомнил? — люди сидят по домам и нос высунуть не смеют. Не исключаю, что даже к окнам не подходят — у твоих посланников было время позаботиться о том, чтобы весть об ослушниках, пораженных «неведомой болезнью», прокатилась по всей округе. Власть имущие, возможно, догадываются, для кого они, повинуясь божественному Слову, готовят еду и лошадей, но расспрашивать не рискуют. Подозреваю, что вовсе с тобой не пересекаются. Просто в одну прекрасную ночь приготовленная где-то в укромном месте провизия исчезает, вместе со свежим конем, а его место занимает уставшее животное. Зато через какое-то время в Лунном Кругу появляется младенец. Ну, либо не появляется, тут уж как повезет. Разумеется, в каждом поселке надеются, что в этом году повезет именно им, и очень стараются угодить.

Шаман молчал. Эри понимала, что возразить ему нечего. Все обстоит именно так, как рассказал Кирилл. Но понимать — это понимать! А верить...

— Не может этого быть! — крикнула она. Поняла, что смотрит на Кирилла так же, как незадолго перед этим смотрел Шаман. — Я не верю! Зачем Вадиму Александровичу отдавать детей?

Кирилл развел руками:

— Ну, твердо на этот вопрос может ответить только сам Вадим Александрович. А я пока вижу единственный ответ — нехватка ресурсов. Это мы, находясь на поверхности, можем осваивать все новые и новые площади — для проживания, для посевов. А Бункер рассчитан на строго определенное количество жителей, содержать и прокормить больше он попросту не в состоянии.

— Но... — начала Эри.

Кирилл поднял руку:

— Позволь мне закончить, спорить будем потом. Так вот. Вадим Александрович — отличный ученый. Я говорю без иронии, это действительно так. Я читал в дневнике Сергея Евгеньевича, что мой отец очень его ценил и предсказывал «талантливому юноше» большое будущее. И сам я, несмотря на наши разногласия, Вадима Александровича искренне уважаю. Как ученый, он, несомненно, гениален. — Кирилл помолчал и твердо закончил: — А вот как администратор и хозяйственник — увы. То, о чем Сергей Евгеньевич подумал бы в первую очередь — а хватит ли нам ресурсов? — Вадиму Александровичу даже в голову не пришло. После создания инкубатора он был окрылен успехом — все работает! Эмбрионы растут и развиваются! И, видимо, с закладкой первых... гхм, партий, переборщил. Потом, когда детишки начали подрастать и требовать все новых затрат, начиная с молочных смесей и заканчивая посудой, разумеется, схватился за голову. Сел за расчеты и определил точное количество воспитанников, которое может позволит себе Бункер. — Кирилл повернулся к Эри: — Сколько детей живет у вас сейчас?

— Двадцать. — Эри не задумалась, цифру знала точно.

— Старшим около шестнадцати, так?

— Да.

— А самым младшим?

— Семь.

— Десяти лет не прошло, как поток пришлось остановить, — кивнул Кирилл. — Стало быть, двадцать человек — это предел для Бункера.

— А вот и неправда! — сообразила вдруг Эри. — Серый, Мрак! Помните того мальчика, который мне ботинки принес? Он говорил, что у них в поселке есть пятилетний ребенок! Он еще сказал «пять годов» — помните? А Серый поправил, что не годов, а лет.

— Нестор, — сказал вдруг Мрак. — Я имя запомнил, уж больно дурацкое.

— Вот! — Эри торжествующе повернулась к Кириллу. — А вы говорите, что Вадим Александрович остановил инкубатор! Откуда же тогда в поселке взялся пятилетний ребенок? Значит, вы ошибаетесь, и Бункер тут не при чем?

Кирилл смотрел на Эри почему-то с сочувствием.

— Я не сказал: «остановил инкубатор».

— То есть... — начала Эри. И осеклась. Почувствовала, что холодеет. — Вы имеете в виду...

Кирилл кивнул:

— Никто ничего не останавливал. Дети по-прежнему рождались — просто не оставались в Бункере, а отправлялись жить прямиком на поверхность. Тебе когда-нибудь разрешали заходить в помещение, где находится инкубатор?

— Нет, — пролепетала Эри. — Туда могут заходить только Григорий Алексеевич, Вадим Александрович и... ой.

— Ну, вот. Лишнее подтверждение моим словам. — Кирилл повернулся к Шаману: — Первых детей ты забрал около четырнадцати лет назад, верно? Хочешь, расскажу, как было дело?

Шаман хмуро молчал.

— До тебя дошли слухи о том, что на севере начали рождаться дети. Не знаю уж, сам ты об этом узнал или доложили твои проповедники, ну да неважно. Ринулся к нам — теперь уже лично, разумеется, такую серьезную операцию больше никому бы не доверил. Все это время меня сбивало с толку то, что тебе каждый год приходилось бы надолго уходить, бросая поселок, — посетовал Кирилл, — поэтому до недавних пор я эту версию всерьез не рассматривал. Не верил, что можешь надолго оставить свою паству, вот и не связывал тебя с Бункером. А теперь, когда знаю, что на самом деле вас двое и ты мог на время своего отсутствия доверить поселок Ангелине, все встало на свои места. Ты добрался до Егора — полагаю, что поддерживал с ним отношения и раньше. Узнал о детях, наших и бункерных. Ко мне не стал обращаться, вероятно, потому, что восстановление репродуктивной функции как таковое тебя не интересовало. Тебе нужно было чудо — а что чудесного в том, что женщины рожают детей? Привезти ограниченное количество порошка и прививать только избранных — не вариант. Слухи о том, что здесь, на севере, мы применяем катализатор без ограничений, рано или поздно просочились бы, а это неизбежный бунт. Нет! Такой расклад тебя категорически не устраивал. И ты отправился в Бункер. Оказался там, судя по всему, очень вовремя. Вадим уже понял, что Бункер буквально трещит по швам, а в инкубаторе наверняка зрели новые зародыши. Скольких детишек ты увез с собой?

— Троих, — сквозь зубы выдавил Шаман. — Ариадну, Борея и Виссариона. Я знаю и помню каждого из детей! Для нас они — великая ценность, окружены добротой и любовью! Мы не учим их драться и владеть оружием, — он кивнул на адаптов, — не заставляем заниматься физическим трудом наравне со взрослыми. Деяния наших детей добры, помыслы чисты и невинны! Я пообещал человеку из Бункера, что никто и никогда не посмеет причинить детям вред, и я выполнил обещание. Это подтвердят в любом поселке.

— Нет, — сказал вдруг Серый. — Одного пацана зимой в лес погнали. Он заблудился и замерз.

— Это единственный вопиющий случай! Глава поселка серьезно наказана.

— Верю. Только пацану, который замерз, от этого не легче.

— А с вашими детьми все хорошо? — вкрадчиво спросил Шаман. — С каждым из них?

— С ка... — начал Серый. И замолчал.

Вспомнил, как год назад в соседней Купавне два пацана в реке утонули. Вспомнил рассказ Лары, незадолго до его ухода, о том, как не сумела помочь роженице: умерли и мать, и младенец. Серый знал, что это не первый случай. И Лара тогда горько сказала, что наверняка не последний.

Кирилл устало вздохнул и потер виски.

— Я не говорил, что у нас все хорошо. Более того — знаю, что и я во многом неправ. Пустил рождаемость на самотек, в результате чего через пять лет после того, как мы начали применять прививки, едва избежали повального голода. Мы не в состоянии дать детям нужный уровень образования и воспитания, медицинского обслуживания. Во многих семьях дети растут, как трава под забором — хорошо, если под присмотром старших братьев и сестер. У родителей не хватает времени, они заняты на полях, в производстве и строительстве. Я очень во многом неправ, и очень многое сейчас переиграл бы. Но, знаешь... Меня ведь тоже когда-то вырастили чистым, невинным мальчиком. А потом выпустили из сказки в реальность. Зачем — долго рассказывать, просто поверь: выжил я чудом. И то, каким стал потом, мне нравится куда больше, чем то, каким был.

Шаман смотрел настороженно.

— Для чего ты мне это говоришь?

Кирилл пожал плечами:

— Не знаю. Возможно, потому, что каждый раз до последнего верю: люди могут услышать друг друга. Сколько раз за это по башке получал, а все равно верю.

— Вот и я говорю, мало получал, — вмешался Джек. — Чего ты с ним дальше-то трешь? Все вроде ясно. Выводи на улицу да расстреливай.