Полюс Доброты

Глава 26

Кирилл. Туапсе. 1524 км от Бункера

Когда Шаман, в заключение памятной беседы, не потребовал немедленного возвращения путников туда, откуда пришли, а позволил Кириллу и Джеку передохнуть и даже снабдил картой и провизией для того, чтобы они могли продолжить путь, Кирилл обрадовался.

Ну, не сошлись в жизненных концепциях — бывает. Ну, не хочет Шаман рассказывать, откуда на самом деле берутся в Лунном Кругу дети. Может, сам не знает и искренне верит в Мать Доброты. А может, прекрасно знает, кто стоит за Матерью, но не хочет делиться информацией? Как бы там ни было, то и другое вполне объяснимо. В конце концов, у Шамана есть полное право хранить молчание. Человек он неординарный, это несомненно. Цивилизация на юге, под его руководством, процветает, население по-своему счастливо. Кириллу и Джеку Шаман ясно дал понять, что идти своей дорогой им не помешает. Так чего еще-то требовать?

Кирилл был благодарен уже за то, что Шаман не попытался их остановить. И решил не обсуждать скользкий момент с испорченной переправой над пропастью. Не стоит портить подозрениями отношения, которые едва удалось наладить — тем более, что Шаман тут, скорее всего, не при чем. О приближении чужаков он, безусловно, знал — не просто так ведь отправил им навстречу Ангелину. Но, спрашивается, что стоило отправить вместо хрупкой женщины дюжих мужиков с оружием — если уж хотел избавиться от незваных гостей? Это всяк проще и надежней, чем колдовать над крюками. Кирилл понимал, что при желании их, всех троих, могли перестрелять во время переправы легко, будто куропаток. Над пропастью они, двигающиеся по узкому карнизу, были абсолютно беззащитны, никуда бы не спрятались и ничего не сумели бы сделать.

Но их не тронули. Их встретили, проводили в поселок, дали кров и постель. Рассказывать Шаману о своих подозрениях — тогда, две недели назад — показалось Кириллу верхом неблагодарности, и он промолчал. Они обсудят это позже. Время еще будет — так думал Кирилл, даже не догадываясь, что по возвращению попадет в плен.

***

Когда Кирилл и Джек возвращались из Сочи — определив место будущего поселения, обсудив с Виктором детали и пообещав вернуться как можно скорее — их снова встретили на дороге, все та же Ангелина. Проводила в тот же дом, из которого ушли две недели назад. Рассказ Кирилла о том, что происходит у Виктора, выслушала внимательно, но на встречные расспросы по-прежнему не отвечала, лишь кротко улыбалась.

Горшки и кувшины с едой уже стояли на столе, заботливо укутанные полотенцем, чтобы не остыли. Сколь-нибудь необычного привкуса ни Кирилл, ни Джек в еде не заметили — хотя та, судя по всему, содержала мощное снотворное. Через полчаса они оба вырубились намертво. А потом Джек — он проснулся первым — обнаружил, что рюкзаки, одежду и оружие гостей унесли. Вместо камуфляжных брюк и маек на спинках кроватей висели уже знакомые домотканые рубахи и штаны.

Джек растолкал осоловелого Кирилла. Подергал дверь — собирался выскочить и сказать первому же встречному спасибо за то, что с них хотя бы трусы не сняли. Ну и в туалет сходить не помешало бы. И в целом уточнить, что за хрень.

Но дверь оказалась запертой. Джек метнулся к окну, раздернул занавески. Кирилл, с трудом продравший глаза и наблюдающий за другом пока еще обалдело, готов был поклясться, что в прошлый их визит в рамы были вставлены стекла. Сейчас стекол в рамах не оказалось, а снаружи окна были забраны металлическими решетками.

— Зашибись. — Джек попробовал пошатать решетку. — Ссать, что ли, тоже в окно?

Кирилл сел на кровати. Кивнул на ведро в углу — тоже новый элемент декора, прежде его в доме не было:

— Вон туда. Наверное.

— Зашибись, — повторил Джек. Подошел к ведру — жестяному, помятому, явно из времен до того как все случилось. Поднял с пола, осмотрел — внимательно, изучив даже дно. Объявил: — Если попыхтеть, можно на полосы разорвать. Край острый получится, по горлу полоснуть — в самый раз.

Кирилл вздрогнул:

— Не смей! Ты чего?

— А они чего? — Джек кивнул на окна, закрытые решетками. — Ты еще не понял? Хрен нас отсюда выпустят!

— Подожди. — Кириллу очень хотелось верить в собственные слова. — Скорее всего, это какая-то ошибка. Помнишь, в Новосибе нас тоже поначалу в подвале заперли? Придет Шаман, мы поговорим, и все станет ясно.

Джек недоверчиво хмыкнул. Но спорить не стал.

— Ну, окей. Ждем Шамана.

Однако Шаман не появился.

Ближе к утру пришла Ангелина, которая принесла ужин. В сопровождении двух крепких мужиков — на вид, ровесников Кирилла и Джека. И мелодично озвучила условия:

— Мы предлагаем вам погостить у нас.

— Ага, — кивнул Джек, — мы так и поняли, что погостить. Тоже всегда гостям на окна решетки ставим, а в угол — парашу.

— Мать Доброты любит всех. — Ангелина смотрела на Кирилла, Джека по-прежнему игнорировала. Кроткий голос звучал напевно и мелодично. — Нам жаль, что сейчас вы не готовы принять Доброту. Но, возможно, жизнь здесь и служение во благо Матери поможет вам встать на Истинный Путь. — Кириллу показалось, что женщина выделяет голосом слова, которые писала бы, иди речь о письме, с большой буквы.

— Я правильно понимаю, что мы в плену? — уточнил он.

— Вы в гостях, — все так же кротко отозвалась Ангелина. — И пробудете здесь столько, сколько потребуется для того, чтобы принять Мать Доброты.

Кирилл постарался улыбнуться:

— А может, давайте считать, что мы уже ее приняли? Честное слово, ничего не имеем против ваших... э-э-э... верований.

— Мать Доброты сама заглянет в ваши души, — непреклонности в мягком голосе Ангелины хватило бы на пятерых Германов в лучшие годы. — Ужин, пожалуйста. — Женщина расставила на столе принесенные с собой горшки и кувшины. — Питайтесь и отдыхайте. Завтра, после Вечерней Доброты, за вами придут.

— Ух ты! — обрадовался Джек. — А кто придет? Расстрельная команда?

Ангелина не ответила. Тихо скользнула к двери. Мужчины — за ней. Дверь заперли снаружи, судя по звуку, на засов.

А вечером за «гостями» действительно пришли. Как и обещала Ангелина, после Вечерней Доброты — то есть псалмов, дружно исполняемых населением поселка ежеутренне и ежевечерне у Лунного Круга, молельни Матери Доброты.

Псалмы потрясали своей корявостью. Человек, сочинявший их, едва ли имел хотя бы приблизительное представление о стихосложении.

Кирилла и Джека участвовать в хоре не приглашали — эту честь, вероятно, нужно было заслужить. В отличие от другой возможности участвовать в жизни поселка — Ангелина, которая и в этот раз явилась с двумя сопровождающими, оставила на столе завтрак и предупредила, что у гостей есть полчаса на то, чтобы его съесть. После завтрака их позовут «служить Матери Доброты».

Служение Матери оказалось банальным рытьем канавы. Кириллу и Джеку выдали по лопате, приставили к ним хмурого дядьку с калечной, высохшей рукой, размечавшего рытье с помощью сантиметрового полотна — когда-то скрученного в рулетку, а сейчас намотанного на щепку — и сказали, что копать надо отсюда и до обеда. Дядька оказался полуглухим и с рабочей силой общался преимущественно жестами.

После обеда «служение» продолжилось — до ужина. На следующую ночь ситуация повторилась. И на следующую тоже.

Джек бесился, Кирилл, как мог, его утихомиривал. Пытался поговорить с Ангелиной, но так и не получив в ответ ничего, кроме «это наказ Матери Доброты», потребовал на переговоры Шамана.

Шаман не пришел. Кирилл объявил, что сегодня рытья не будет.

В ответ Ангелина — она навещала гостей по-прежнему в сопровождении охраны — все так же кротко улыбаясь, убрала со стола принесенный завтрак и ушла. Обеда и ужина в ту ночь Кирилл с Джеком не дождались. Возможности вынести ведро с отходами жизнедеятельности — тоже. Им даже воды не дали.

А на следующий вечер Ангелина снова, с выжидательной улыбкой, появилась на пороге. В руках она держала запотевший кувшин.

— Нет, — отрезал Кирилл.

Пить хотелось страшно. Они с Джеком попытались соорудить дистиллятор — растянули на дужке, вынутой из ведра, кусок простыни и выставили за окно — в надежде, что на ткань осядет ночная роса, которую можно будет собрать. Приспособление не прожило и часа. К окну подошел один из охранников, сопровождавших Ангелину, и молча вырвал дужку вместе с простыней.

Ангелина улыбнулась еще ласковее, чем улыбалась до сих пор. Развернулась и ушла. Охрана — следом. За дверью бряцнул засов.

— А сколько человек может без воды прожить? — глядя на захлопнувшуюся дверь, спросил в пространство Джек.

— Около трех суток. — В горле пересохло, Кирилл закашлялся. — Надеюсь, они хоть что-то предпримут.

— Угу. Пристрелят, чтоб не мучились. — Джек повалился на кровать.

Надежды Кирилла не оправдались. Следующие сутки к ним по-прежнему никто не заходил. Пленникам не принесли ни еды, ни питья.

— Сдохнем нахер, — резюмировал Джек, — а им до звезды. Поди, даже закапывать не станут — перемелют на удобрение и разбросают под яблонькой. Во славу Матери Доброты. — Он длинно выругался.

— Значит, голодовка — не выход. — Кирилл разговаривал с трудом. Пересохшие губы едва разлеплялись.

— Где тут выход, я тебе покажу. — Глаза Джека нехорошо сверкнули. — Дай только до лопаты добраться.

На следующую ночь от принесенного завтрака пленники не отказались. У Кирилла уже не было сил на то, чтобы выхватить из рук Ангелины кувшин с водой, иначе непременно бы так и сделал. Он с трудом заставил себя сесть.

Слова Ангелины:

— Мать Доброты ждет вас, — долетели будто издалека.

Скидок на изнуренность пленников двухдневной жаждой и голодом адепты Матери Доброты не сделали. Кирилла и Джека ждала все та же канава — не прибавившая за время их отсутствия и сантиметра.

— Ну, погодите, твари, — прошипел сквозь зубы Джек, получив из рук равнодушного надсмотрщика лопату, — дайте оклематься.

***

Через трое суток Джек счел себя и Кирилла «оклемавшимися». Вечером, когда их снова выгнали на «служение» и выдали лопаты, приставил свою к шее надсмотрщика. Пообещал:

— Дернешься — позвонки перешибу. Была б лопата поострее — горло бы вскрыл, но тебе и того, что есть, хватит. Веди к Шаману.

Именно тогда они увидели Шамана, в первый и единственный раз после возвращения.

Он стоял на крыльце своего дома — должно быть, о бунте пленников уже знал. На лицо надвинут капюшон, руки скрещены на груди. Рядом, в полушаге позади, застыла Ангелина — сопровождавшая Шамана везде и всегда, неизменно, будто тень.

— Чего ты хочешь? — Шаман обращался к Кириллу, Джека, держащего в захвате заложника, словно и не видел.

— Отпусти нас. Иначе твой человек погибнет.

— Пусть погибает. — Кириллу показалось, что в мягком голосе Шамана прозвучали нотки недоумения — стоило его беспокоить из-за такого пустяка. — Все мы когда-нибудь умрем. И те из нас, что вели праведную жизнь, попадут в чертоги Матери Доброты. Они не будут знать ни горя, ни страданий, ни тяжелой работы... Мать Доброты ждет тебя, — повысив голос, прокричал он глухому надсмотрщику, — ты готов предстать перед ней?

— Да, — прохрипел тот.

А Кирилл запоздало вспомнил, что дядька даже не пытался сопротивляться. К дому Шамана шел молча и едва ли не торжественно.

— Еще вопросы? — все так же мягко осведомился Шаман.

— Есть, ага, — кивнул Джек.

Отшвырнул заложника в сторону и с лопатой наперевес ринулся к Шаману. Обступившая крыльцо толпа — и когда успели собраться?! — ахнула.

Шаман вскинул руки — ладонями к Джеку.

Тот не добежал до него около метра и вдруг остановился, застыв в странной позе — тело как будто продолжало бег. Пальцы Джека разжались, лопата из них выпала, тюкнув черенком по ботинку. Лицо Джека налилось кровью, на висках проступили вены. Он явно силился что-то сказать, но не мог.

Кажется, из всех присутствующих только Шаман и Джек сразу поняли, что происходит. Кирилл сообразил, что Джек пытается бороться с Шаманом на каком-то неведомом, простым смертным не доступном, уровне, лишь несколько мгновений спустя. И бросился к Шаману сам. Боковым зрением успел заметить, что Джек отмер, пошевельнулся. Сделал шаг вперед, почти дотянувшись до Шамана.

Но обрадоваться Кирилл не успел. Его вдруг накрыла головная боль.

Невыносимая, голову будто сдавило гигантскими клещами. Кирилл остановился. Понял, что кричит. Схватился за виски и почувствовал, как по рукам потекло горячее — из ушей хлынула кровь. Ноги подкосились, Кирилл упал на землю.

Подняться уже не смог. Давление усиливалось, и скоро Кирилл перестал слышать собственный крик. А потом наступила темнота.

***

После этого случая пленников разделили. Кирилл очнулся в том же доме, но Джека рядом уже не было.

— Он жив, — это было все, что сказала Ангелина. — Шаман позволил вам остаться и искупить зло, которые вы причинили, служением Матери Доброты.

Стоит ли говорить, что служить Матери нужно было по-прежнему с лопатой в руках.

— Покажите мне Джека, — потребовал Кирилл. — Я хочу убедиться, что он жив.

— Я сказала, что это так. Моих слов достаточно.

— Для меня нет.

— Не верить — твое право. Он будет жить до тех пор, пока ты вновь не решишь взбунтоваться. — И Ангелина удалилась, все с той же кроткой улыбкой на губах.

Кирилл внезапно понял, что до зарезу хочет схватить ее за голову и стереть с губ улыбку. Заставить эту женщину отвечать на вопросы! Заставить говорить правду, не прикрывая каждое слово велением Матери Доброты.

Но он беспомощен, и Ангелина об этом знает.

Что он может предпринять? Объявить голодовку? Уже пытался. Шаман явственно дал понять, что ему все равно, живы пленники или умрут. Пока живы, могут приносить поселку пользу — весьма сомнительную, в необходимости рытья Кирилл сомневался чем дальше, тем больше. Это, скорее, показательная порка. А если умрут, то не останется и того — хотя, судя по всему, Шамана едва ли огорчит потеря.

«Ему претит прямое убийство, — понял вдруг Кирилл. — Он не может пристрелить или зарезать человека — это противоречит учению Матери Доброты. А вот если мы с Джеком умрем своей смертью — от голода, например, или надорвавшись на тяжелой работе — это другое дело. Тут Шаман уже как бы и не причем... Так вот почему нас не убили на перевале! Вот почему позволили добраться до Сочи.

Шаману нужна информация. О том, что происходит у нас, и о том, что творится у Виктора, отказавшегося от его покровительства. А я ведь все рассказал Ангелине по дороге... Идиот! В отличие от Шамана, просчитавшего каждый мой шаг. Уж он-то точно не дурак. Он свое получил, и теперь может расслабиться. Мы ему больше не нужны».

Кирилл безнадежно выругался, воткнув лопату в землю.

Если бы убедиться в том, что Джек действительно жив! Если бы наладить связь... Но Шаман, разделив пленников, еще раз показал себя прекрасным стратегом.

Каждый из них переживает за другого больше, чем за себя — и Шаман об этом, несомненно, догадался. Ни один не рискнет бежать в одиночку, потому что понимает: от этого пострадает другой. То, что Ангелина сказала Кириллу, она наверняка повторила и Джеку: «Он будет жить до тех пор, пока ты вновь не решишь взбунтоваться».